Реквизит клоуны всегда ищут сами. Это трудно - ведь не существует никаких специальных "цирковых" магазинов или ателье. Однажды, гастролируя в Японии, в одном из ресторанов они увидели огромную шестнадцатилитровую бутылку. Увидели и обмерли - вот бы такую для работы! Клоун Борис Вяткин привез же как-то из Чехословакии полутораметровую мельхиоровую чайную ложку и сделал с ней репризу "Ложечка варенья". Стали наводить справки, где можно купить такую бутылку. Оказалось, что это дело сложное. Но клоуны подружились с хозяином ресторана, и, когда уезжали, он на прощание торжественно подарил им эту бутылку. Из воспоминаний Юрия Никулина: "Мы бережно несли ее на руках в гостиницу. И предвкушали, какая у нас может получиться смешная реприза. Для бутылки сделали специальный ящик, обитый внутри поролоном, и привезли в Москву. Потом бутылка долго стояла у нас в гардеробной. Кто ни увидит, все удивляются, смеются. А репризы нет. Просили авторов придумать что-нибудь с бутылкой, но никто ничего путного не предложил. Только когда мы в Америке купили сувенирную гигантскую зажигалку, а из Финляндии нам привезли друзья громадную расческу, родилась реприза "Увеличитель". В ней маленькие предметы превращались в огромные. Кладут маленькую расческу, вытаскивают полуметровую. Положат обычную зажигалку - вытаскивают громадную. В конце репризы брали четвертинку водки, закладывали в "Увеличитель" и доставали оттуда японскую бутыль. Зал лежал от смеха".
Было немало и трюкового реквизита. Придумать репризу и в ней трюк легче, чем разработать его технику. Сочинить смешной сюжет можно за пару часов, а вот на то, чтобы найти путь к трюку в этом сюжете, клоун может потратить многие месяцы. Например, над приспособлением для табуретки, с которой таинственным образом пропадают куриные яйца, клоуны бились месяца полтора-два. То же самое было и со штанами, куда "выстреливал" бантик, и с рубашкой, когда пущенная из лука стрела должна была пронзить насквозь Никулина. Долго ломали голову и над механическим устройством для тараканов, которые должны были бегать по манежу. Реквизит в основном делал Михаил Шуйдин. Порой гардеробная напоминала слесарную мастерскую. Шуйдин, склонившись над тисками, вечно что-то мастерил. Это пошло еще со времен ученичества у Карандаша, который тоже обычно сам готовил себе реквизит. "Пока делаешь реквизит, - любил говаривать он, - привыкаешь к нему. Думаешь над реквизитом. В руках вертишь, трюки придумываются. И реквизит становится тебе родным. И работать с ним потом легче". Вот и Шуйдин не переставал что-нибудь тачать. У него были золотые руки. А техническая смекалка, навыки владения инструментом у него остались с тех пор, когда еще до войны он работал слесарем-лекальщиком на заводе [49].
В конце артистической карьеры у Никулина и Шуйдина было девять ящиков багажа с реквизитом на полсотни реприз. Для каждой вещи свое место. Бутафорское бревно, деревянный нож, "увеличитель", кирпичи из пенопласта, резиновые гири, пистолеты, змейка, ведра, тросточки, плюшевые собаки и десятки других предметов. А в отдельном ящике лежали всякие смешные вещи, которые еще только ждали, что для них придумаются репризы.
Сегодня не так. У большинства клоунов весь багаж умещается в одном чемодане. Актуальна мобильность. Многие артисты сами ищут контракты, и для них важно иметь возможность быстро собраться и переехать на новое место. Как говорится, "наша аппаратура всегда при нас".
* * *
Для коверного самое главное - репризы. Новые репризы, с которыми можно выходить к зрителям. Смешные репризы, чтобы зрители смеялись. Из воспоминаний Юрия Никулина: "Зритель - первый и самый главный рецензент нашей работы. Мы внимательно прислушиваемся к реакции зала, стараясь почувствовать, где зрителю скучно, фиксируем ненужные паузы. Словом, все наши репризы, интермедии, клоунады мы всегда окончательно доводим на зрителе. Когда кто-нибудь из публики приходит к нам за кулисы, мы охотно разговариваем с ним и стараемся узнать, что понравилось больше, что меньше. И бывает, что одни что-то восторженно хвалят, а другие это же самое ругают. Одни любят лирические, трогательные репризы, другие жаждут "животного смеха".
- Я, знаете ли, - говорил мне один полный, жизнерадостный зритель, - хочу в цирке посмеяться животным смехом. Так, чтобы ни о чем не думать. Лишь бы посмешней! Вот вы водой обливались - это так здорово, что я просто плакал от смеха…"
Но, что касается поисков смешного, Юрий Никулин, несмотря на весь свой опыт, накопленный к 1960-м годам, не мог поручиться заранее, над чем будет смеяться зритель, а над чем - нет. Однажды ему на ум пришло яркое сравнение: поиски смешного схожи с трудом старателей - чувствуешь, что золото где-то рядом, а поди найди. Какую гору песка приходится перемыть, чтобы найти крупицы ценного металла! И клоуны Никулин и Шуйдин терпеливо, день за днем, "намывали" крупицы юмора.
За свою цирковую жизнь Никулин и Шуйдин придумали около шестидесяти реприз. Много это или мало? У Карандаша их было 250! Но у сегодняшних клоунов если шесть-семь реприз наберется, то считают, что это уже очень хорошо. Так что же, 60 никулинских реприз - много это или мало?
Как рождались репризы? Всегда по-разному. Однажды, работая в Запорожье, Никулин и Шуйдин узнали, что в городе уже целый год как нет термометров в аптеках. А была старая довоенная реприза, в которой один из клоунов изображал симулянта, а второй засовывал ему за шиворот кусок льда. На вопрос инспектора манежа, зачем он это делает, второй клоун отвечал: "Измеряю больному температуру. Если лед будет долго таять, значит, нормальная, а если быстро - повышенная". Никулина осенило: можно же совместить эту старую репризу и дефицит градусников в Запорожье! В первый же вечер, как пришла в голову эта мысль, клоуны опробовали ее на публике. После того как Шуйдин на манеже "заболел", Никулин начал льдом "измерять" ему температуру.
- Что ты делаешь?! - закричал инспектор манежа. - Проще же поставить ему градусник!
И Никулин произнес:
- А вы попробуйте в Запорожье достать градусник!
Весь цирк засмеялся.
Или другая реприза: Никулин выходил на манеж с забинтованной рукой и на вопрос инспектора "что случилось?", отвечал: "В очереди за тарелками стоял". Сейчас такая шутка не вызовет никакой реакции, а в 1960-е зал взрывался от смеха, потому что в то время в очередях за посудой дело нередко доходило до драк.
Содержание еще одной сценки сводилось к тому, что Никулин как бы приходил устраиваться на работу. Его принимал Шуйдин, типичный бюрократ. Не глядя на пришедшего к нему человека, он требовал представить справку с места жительства, справку с места предыдущей работы, справку о прививке оспы, справку из школы, где учится сын, и пр. - до бесконечности. Но странное дело, в ответ на каждое требование бюрократа Никулин спокойно отвечал: "Пожалуйста" - и доставал нужную справку. У него их было на все случаи жизни. Бюрократу ничего не оставалось, как застрелиться. Его уносят, а Никулин, следуя за ним, удивленно резюмировал: "За сегодняшний день - третий…"
А вот мимическая сценка "Перш". Ее Никулин и Шуйдин показывали после номера артистов, балансирующих на лбу большим першем - шестом, на котором исполняются сложные акробатические трюки. Клоуны появлялись на манеже, неся на плечах длинный шест, и своими приготовлениями настраивали публику на то, что сейчас повторят немыслимый трюк только что выступавших артистов. Не спеша, они снимали пиджаки, пробовали крепость шеста, после чего Никулин устанавливал его себе на лоб. Прежде чем начать влезать на перш, Шуйдин, надев на себя страховочный пояс с лонжей, подходил к униформистам. Смахнув слезу, он печально пожимал всем руки, как бы прощаясь перед, возможно, смертельным трюком. Потом подходил к Никулину. В оркестре звучала барабанная дробь. А Никулин неожиданно ложился на ковер вместе с шестом, и Шуйдин старательно по нему полз. Реприза примитивная, но в зале смеялись.
Еще была реприза с гирей. После очередного силового номера клоуны с трудом выволакивали на манеж большую гирю. Никулин снимал с себя пиджак и рубашку и оставался в жилетке и брюках, закатанных до колен. Он жестом предлагал партнеру поднять гирю. Шуйдин с огромным напряжением выжимал ее один раз, затем другой. Никулин важно раскланивался - мол, смотрите, какие чудеса творим. Шуйдину это не нравилось, и он предлагал Никулину самому поднять гирю. Тому гиря явно была не по силам. С гирей его "бросало" из стороны в сторону, казалось, он вот-вот упадет. Наконец вес взят!.. И вдруг совершенно неожиданно Никулин изо всех сил ударял своего партнера этой громадной гирей по голове. Зал изумленно ахал - оказывается, гиря-то бутафорская!
Репризу "Водка" многие считали лучшим номером Никулина и Шуйдина. Сценка пантомимическая, слов в ней нет, в ней просто очень много смешных поворотов и трюков, поддерживающих историю, когда клоуны, изображающие двух пьянчуг, никак не могут выпить. А в репризе "Стрельба из лука" Шуйдин на весь зал громко заявляет, что и в темноте попадет в центр мишени. Гаснет свет, а когда он снова вспыхивает, стрела действительно торчит из самого "яблочка" мишени. Никулин без энтузиазма, хотя и покорно, помогает своему энергичному товарищу, но сам он ведет себя, как очень усталый человек - молчит, вяло бродит по манежу. В результате, когда в очередной раз после выстрела Шуйдина зажигается свет, все видят, как Никулин втыкает стрелу в мишень. Из-за своей медлительности он не успел это сделать вовремя. Такое ротозейство, разоблачающее трюк, должно быть наказано. Шуйдин заявляет, что теперь он будет стрелять в яблоко, которое положит на голову Никулину. "Я вам покажу, что метко стреляю!"
Гаснут и вновь загораются прожекторы… И что видит зритель? Никулин стоит и жует яблоко, а стрела… торчит в его груди. "Мимо!" - апатично говорит Никулин и, дожевывая яблоко, уходит с отсутствующим выражением лица, унося стрелу в груди.
А как зрители любили репризу с яйцом! В ней Никулин, усевшись на табурет, читает журнал. Шуйдин хочет подшутить над ним и "подбивает" на это и инспектора манежа. Когда инспектор на секунду отзывает Никулина в сторону, Шуйдин кладет на табуретку яйцо. Ничего не подозревающий Никулин, не глядя, спокойно опускается на табурет с лежащим на нем яйцом и продолжает читать журнальчик. Шуйдин удивлен: а как же яйцо? Никулина снова подзывает инспектор манежа, и все видят, что и табурет, и штаны Никулина абсолютно чистые, а яйцо непонятно как исчезло. Шуйдин снова незаметно кладет на табурет яйцо. Никулин опять на него садится. Но розыгрыша снова не получается: яйцо куда-то бесследно исчезает. Так повторяется несколько раз, причем Никулин настолько погружен в чтение, что совершенно не замечает проделок своего партнера. Вконец озадаченный Шуйдин не выдерживает и уже сам садится на стул… и, естественно, раздавливает яйцо. Как же это было смешно!
Однажды клоуны работали, будучи особенно в ударе, как казалось всем зрителям, сидящим в цирке. Публика хохотала и над "Насосом", и над "Стрельбой бантиками", "Лошадки" вызывали неудержимый смех, не говоря уже о репризе с исчезающими яйцами. Никулин и Шуйдин веселили публику так, что некоторые визжали. И никто в зрительном зале не догадывался, что в это самое время у Юрия Никулина тяжело болеет маленький сын и что дома они не спят уже которую ночь, потому что положение очень серьезное. Что в перерывах представления Никулин звонит своей семье и задает один и тот же вопрос: "Ну как он? Ему легче?"… Всё правильно: люди пришли отдохнуть, посмеяться, им не нужно знать, какие кошки скребут на душе у клоуна…
* * *
Мастерство, которое наработали Никулин и Шуйдин к концу 1950-х годов, позволило им выступать в самом трудном жанре клоунады - лирико-романтических репризах. Когда комический сюжет - там есть и гротеск, и буффонада - замешен на настоящей драме. Юмор в таких репризах всегда пронизан грустью, смех и печаль в них соседствуют, их не разорвать. Всё, как в жизни - смех и слезы в ней всегда рядом, всегда идут рука об руку. Клоунада "Розы и шипы", которую Никулин и Шуйдин исполнили в 1959 году, - классика жанра лирико-романтических реприз.
Клоун (Никулин) хочет подарить любимой девушке цветы, а их нигде нет. Тогда клоун берет у спекулянта (Шуйдина) букет роз, расплачивается и торопится преподнести цветы своей любимой. Но спекулянт хватает его за рукав: мало денег. Никулин выворачивает карманы - ни копейки. Тогда он снимает с себя галстук и отдает спекулянту. Но торговец все равно недоволен, он выхватывает у девушки из рук цветы и, сердитый, уходит. Шуйдин, кстати, был великолепен в образе спекулянта. Девушка (ее играла Татьяна Никулина), естественно, огорчена. Влюбленный бежит вслед за спекулянтом и вскоре возвращается с цветами в руках… но без брюк. Их он отдал в уплату за цветы. И вот что интересно: многие клоуны в разные времена и каждый по-разному снимали и теряли штаны на манеже. Это стало уже штампом. Когда то же самое проделывал в "Розах и шипах" Никулин, то, что обычно выглядело вульгарной проделкой, у него приобретало особый смысл. Это был не просто человек без штанов. Поступок никулинского героя - это и готовность на всё ради любимой, и осуждение скупости, и вызов, брошенный жадному до наживы спекулянту. Долговязый влюбленный по-детски радовался, что все же смог преподнести цветы, и зрители проникались уважением к его чувствам. Зрители смеялись, но в то же время сочувствовали ему, были растроганы и взволнованы тем, что увидели на манеже. Смущенный персонаж Никулина прятался за скамейку, как за ширму. Девушка благодарно ему улыбалась, и, взявшись за руки, влюбленные покидали манеж. Артисты не успевали уйти за кулисы, как в зале раздавались аплодисменты, и зрители сидели потом некоторое время, немного потрясенные, задумчивые [50].
ИНТЕРЕСНАЯ ЖИЗНЬ
В конце 1959 года Никулину снова позвонили с "Мосфильма". Эльдар Рязанов после успеха "Карнавальной ночи" и "Девушки без адреса" собирался снимать свой третий художественный фильм и предложил Никулину попробоваться в нём уже не на эпизодическую, а на главную роль. Фильм назывался "Человек ниоткуда". По сюжету молодой талантливый ученый Владимир Поражаев, веселый, азартный, немного наивный и бесхитростный, мечтает найти некое дикое племя "тапи". Поражаев давно работает в составе антропологической экспедиции и считает, что такое племя есть. Но его начальник не верит в его существование и считает теорию Поражаева выдумкой, бессмысленной и даже в известном смысле вредной. Спор двух ученых разрешается самым неожиданным образом: во время очередной экспедиции Владимир случайно попадает в плен к каким-то дикарям и оказывается, что они и есть то самое племя "тапи". Поражаев решает доказать и начальнику, и всему научному сообществу, что его гипотеза - не вымысел. Используя свое интеллектуальное превосходство, он освобождается от дикарей и с одним из них - он прозвал его Чудаком - возвращается в Москву. Далее сюжет фильма развивается в духе комедии положений с элементами эксцентриады.
Роль Чудака и предлагали сыграть Юрию Никулину. В сценарии было много необычного, романтики, юмора, и Никулин уже представлял себе, как будет играть этого "снежного человека", волею судьбы попавшего в современный большой город. Хотя и понимал, что его могут не утвердить на эту роль, потому что на нее пробовались уже и Леонид Быков, и Игорь Ильинский, и Ролан Быков, и Андрей Попов, и еще несколько артистов. Так и получилось. Из воспоминаний Юрия Никулина: "Через некоторое время позвонил Эльдар Рязанов и сказал: "Мы решили утвердить Игоря Ильинского. Все-таки Ильинский есть Ильинский! Но вас мы все-таки будем снимать. Предлагаю небольшую, но интересную роль болельщика. Этот человек пройдет через всю картину. Такой странный болельщик. Должно получиться забавно"".
Никулин согласился: и сниматься хотелось, и Рязанов ему нравился.
Сцены с болельщиком снимали в Лужниках. Игорь Ильинский, одетый в шкуру снежного человека, бегал по гаревой дорожке стадиона, а болельщик смотрел на него с трибуны.
Познакомившись с Никулиным и узнав, что тот работает в цирке, Ильинский попросил пригласить его с сыном на представление - оказалось, что они оба очень любят цирк. После спектакля Игорь Ильинский зашел к Никулину и Шуйдину в гардеробную сказать, что ему очень понравилось, как они работали. А еще спустя несколько дней великий комик советского экрана сделал Никулину серьезное предложение: перейти работать в Малый театр: "Я буду над вами шефствовать, потихонечку передавать свои роли, всячески помогать вам. В театре вам будет интереснее работать, чем в цирке".
Что мог ответить ему Никулин? "Если бы это случилось лет десять назад, то я пошел бы работать в театр с удовольствием. А начинать жить заново, когда тебе уже под сорок, вряд ли имеет смысл". Была и другая причина, материальная. Из интервью Юрия Никулина: "Я тогда спросил у Ильинского: "Игорь Владимирович, если бы я пришел к вам в театр, то сколько, скажите, стал бы там получать?" Он несколько смутился и сказал, что мне как начинающему артисту театра платили бы столько-то. В цирке же я получал в четыре раза больше. А ведь у меня была семья, рос сын, и материальный фактор был тоже немаловажен. Так что театр в моей жизни не состоялся… Меня приглашали и в Театр Пушкина - на роль станционного смотрителя, но я даже не стал пробоваться. Еще и страх какой-то появился: одно дело - арена, другое - сцена. Мне кажется, что всё это там сложно и ответственно. Я уже привык быть клоуном…"
Привык быть клоуном… Клоун Никулин не мог не хранить верность цирку. Для него цирк за все годы, что он в нем трудился, стал уже родным домом, а не только любимой работой.
Едва начавшись, съемки комедии "Человек ниоткуда" внезапно были приостановлены. Что-то в сценарии картины не устроило руководство киностудии, и фильм отложили до лучших времен. И действительно, в этой картине впервые в истории нашего кино Эльдар Рязанов пытался использовать прием, который сегодня называют "юмор абсурда". А всё новое всегда тяжело прокладывает себе дорогу. Вернулся к фильму Рязанов только через год [51], но теперь уже на главные роли Чудака и Владимира Поражаева он пригласил других актеров - никому тогда еще не известного Сергея Юрского и Юрия Яковлева, который тоже еще только начинал свой звездный путь в кино. Ильинскому пришлось отказаться: уже во время первых съемок стало ясно, что ему физически трудно играть эту роль. По ходу одной из сцен Игорю Владимировичу надо было залезть на памятник Юрию Долгорукому. Артист залез, но сразу понял, что слезть-то с памятника он не сможет - ничего не видит. К тому времени у 59-летнего Игоря Ильинского уже были большие проблемы со зрением.
Персонаж болельщика в новом варианте из сценария картины исключили. Но Рязанов предложил Никулину сыграть маленькую, эпизодическую роль милиционера. Никулин должен был выйти из машины, свистнуть, затем стащить Чудака-Юрского с фонарного столба, усадить в милицейскую машину и уехать.
Из воспоминаний Юрия Никулина: "На съемочную площадку приехала настоящая милицейская машина, за рулем которой сидел капитан милиции. Он вышел из машины и долго меня рассматривал. Я был одет в милицейскую форму, загримирован. Потом он спросил у Рязанова:
- У меня к вам, товарищ режиссер, вопрос. Скажите, пожалуйста, ну почему в кино, как правило, милиционеров показывают идиотами и дураками?.."