"С курьерской сумкой на груди, двумя пистолетами за поясом, понесся я, сломя голову, в дальний путь. Бич суруджи хлопал, без умолку гремели его нелепые проклятия, дребезжа и стукая, прыгала гигивка по сухой кочковатой дороге, кости мои трещали, тело коробилось под пыткой быстро повторявшихся толчков, я крепился духом и продолжал скакать как подобало курьеру, везущему депеши с перышком на печати, что значило – лететь им быстрее птицы. Благодетельный электрический телеграф тогда еще не был изобретен; сообщались в крайних случаях с помощью курьеров, и от скорости, с которою они умели пожирать расстояние, зависела нередко удача или неудача иного предприятия, зависела иногда жизнь тысячи людей. Если обыкновенное путешествие в валахской почтовой карудзе принадлежало к числу трудных житейских испытаний, то курьерская скачка в этом снадобье решительно могла быть отнесена к самым душегубным способам сокращения человеческой жизни. Отдых, дозволенный в первом случае, во втором положительно не допускался. В виду станции бич суруджи громко возвещал о приближении курьера, быстро выезжала со двора наготове стоявшая карудза, в одно мгновение перекидывали чемодан, курьер перескакивал; ги! га! и лошади с места неслись вихрем до следующей почты". Это – не Бакланов, это Федор Торнау, юный 18-летний немчик, прекрасный офицер и русский патриот, пока прапорщик, а в будущем генерал-лейтенант, получивший все чины "за отличие", а не за выслугу лет, и российский военный агент в Вене. Он почти ровесник Бакланова (всего год разницы) и в одних с ним чинах. И скакал он курьером не в 1828 году, а в 1829-м. Но вряд ли там за год что-то изменилось…
Торнау спешил в Крайову. Это за Прутом скакать верст триста. Путь Бакланова был гораздо короче. Сразу за Галацем переправился он через Серет и свернул к югу по-над Дунаем, низменность которого известна своим убийственным климатом.
Как и все казаки, примечал он по дороге каждую мелочь, и не из праздного любопытства. В тряске стремительной езды разглядел он в Галаце кривые немощеные улицы, низкие одноэтажные дома, лавки азиатского вида, плетни, сады, остроконечные крыши церквей и стены церковные, ярко расписанные. Разглядел даже картины Страшного суда чуть ли не на каждой церковной стене и понял, что народ здесь вороватый, сплошной греховодник, если уж батюшки его на каждой стене Страшным судом пугают.
Господские дома отличались массивностью, широкими террасами и неуклюжими навесами, которые подпирались колоннами неизвестного ордера. Оно и понятно – бояре местные вели свои роды от древних римлян, завоевавших некогда эту землю, именуемую в те времена Дакией. Бакланов ничего этого не знал, но разницу отметил.
Под Браилов он явился 23 мая. По прибытии сдал почту и 10 дней дожидался приказа возвращаться в полк.
Браилов уже более трех недель (с 30 апреля) был осажден русскими войсками 7-го корпуса. 10 тысяч гарнизона удерживали город, выставив на стены и бастионы 278 орудий. На Дунае стояла турецкая флотилия, прикрывая город с юга и востока.
Командовал осадой великий князь Михаил Павлович, фельдцехмейстер, прибывший к городу 5 мая. Осадными работами руководил известный военный инженер Геруа. 7-го числа вечером в блокадный лагерь прибыл сам Государь и остановился в загородном доме браиловского паши.
На другой день Государь с великим князем, фельдмаршалом Витгенштейном и начальником главного штаба графом Дибичем объехал передовые посты и наружные работы. Рекогносцировка показала, что удобен для атаки левый фланг городских укреплений – между 1-м и 3-м бастионами – из-за близости форштадта и садов. Там, прикрываясь зарослями садов и постройками форштадта, уже начал работы Геруа.
1-ю параллель заложили еще до приезда Государя по всем правилам, косо – один край в 150 и другой в 300 саженях от рва. В ночь на 2 мая начали строить осадную батарею. До 13 мая установили на ней 44 орудия. 13 мая артиллерия этой батареи в присутствии Государя разбила Пандурские ворота. Турки отвечали. Несколько 24-фунтовых ядер ударили из крепости в основание возвышения, на котором стоял император и с которого он не сошел до самого прекращения огня.
Неприятельская флотилия, опасаясь попасть под ядра русской артиллерии, отошла.
В ночь на 14 мая русские отрыли 2-ю параллель. А 16 мая били по Браилову столь сильно, что взорвали в крепости пороховой погреб и вызвали мощнейший пожар.
Государя меж тем отвлекли другие, не менее важные дела. Запорожская Сечь, с давних времен существовавшая на турецком берегу Дуная, опять запросилась в русское подданство. Тысяча запорожцев с кошевым атаманом Иосифом Гладким, всеми старшинами и есаулами перешли Дунай и поклялись верою и правдою служить России. Государь их услуги принял.
Меж тем под Браиловом 20 мая в 5 часов утра турецкий гарнизон пошел на вылазку на своем левом фланге, там, где в форштадте и в садах русские саперы рыли траншеи. Вылазку русские отбили и в ночь на 21 мая начали сапой копать подходы к крепости. В ночь на 23 мая заложили 3-ю параллель. Так что, когда юный Бакланов прибыл под Браилов, осадные работы были в самом разгаре.
По прибытии он сдал почту дежурному офицеру, услышал торопливое и рассеянное "Ждите…" и несколько дней дожидался приказа возвращаться в полк.
Жил он все это время при штабе, палатки которого стояли среди осадного лагеря на возвышенности, приглядывался к штабным. Штабные офицеры – цвет армии. Только здесь да в гвардии, да, пожалуй, кое-где в кавалерии, попадались люди образованные. По вечерам на отдыхе газеты читали. Приглядывался Бакланов издали к названиям – "Пчела", "Сын отечества"; тихие и благонамеренные читали "Московский телеграф", спорщики и непризнанные стратеги – "Инвалид".
Рядом, в лагере пехотного полка, стоявшего в прикрытии корпусной квартиры, образования и учености не наблюдалось. Офицеры там – фронтовые служаки и по большей части добрые ребята, храбрые, но ленивые. Если стрельбы и работ не было, весь день бездумно лежали на кровати или в палатке и в потолок смотрели.
Выходило из штабных палаток начальство, смотрело в зрительные трубы на крепость, на разрушенный форштадт, где среди почернелых садов под турецкими пулями и ядрами суетились саперы. Главные работы там шли по ночам.
Как раз по приезду Бакланова, в ночь на 24-е, русские повели подступы сапой к контрэскарпу рва, против прибрежного бастиона и против 2-го бастиона. 25 мая дошли до контрэскарпа и заложили плацдармы. В ночь на 26 мая стали готовить спуски – начали минную войну. Руководил ею инженер-генерал Ден 2-й. В ночь 26 и 27 мая турки два раза делали вылазки. Русские вылазки отбили и 27 мая начали строить еще батареи.
29 мая русская Дунайская флотилия, наполовину состоявшая из черноморских казаков, потомков запорожских морских разбойников, разбила стоявшую у Браилова турецкую флотилию и взяла 12 судов.
31 мая доложили по начальству, что новые батареи готовы, а 2 июня и минные работы были закончены. Под бастион № 1 заложили 300 пудов пороху, под бастион № 2 – 276. На 3 июня назначили штурм…
О Бакланове за повседневной беготней в штабе забыли. Он подходил, но робел спрашивать. У дежурных одной минуты свободной не находилось. Да и самому интересно было на штурм посмотреть.
Как-то вечером он услышал, что вызывают добровольцев (охотников) идти на штурм Браилова впереди атакующих колонн. Пришли офицеры в пехотный лагерь, подняли солдат, стали спрашивать. И Яков Бакланов подошел, стал позади толпы, глядел через головы.
Удивительно. На Дону бы и спрашивать не стали… А уговаривать и подавно. Подраться все готовы. Бывало, при Суворове или еще при ком-то, во времена матушки Екатерины, выедет какой-нибудь мамелюк в белом бурнусе, пандур в красном плаще или из джигитов кто из толпищ своих: давайте, мол, кто смелый… Все смелые. Но надо один на один, и чтоб из своих никто не обиделся. Втыкает тогда ближайший казак пику в землю, съезжаются ребята, человек пять-шесть, и от хозяйской руки начинают своими руками вверх по древку перехватывать. Чей верх, того и пика. Хватай и скачи, коли бусурмана.
Много позже, в последнюю войну великой империи, зафиксировали расплодившиеся газетчики такой случай. Преследовали русские войска бегущего противника, выбились из сил, остановились, выделили сводный отряд, но и в сводном отряде лошади стали падать. Но настаивало начальство: "Дальше, дальше…". На плечах, в чужую землю, прямо в пасть…
Построили начальники отряд: "Надо, ребята… Дело смертельное, но надо… Кто охотником пойдет?" И приданная отряду казачья сотня в следующий миг вся, до единого человека, бесшумно, без голоса и шепота, сделала два шага вперед и замерла по-уставному, не меняясь в лице.
Командир отряда вроде и не обрадовался, хотя и удивился, только и сказал вполголоса: "Оголтелый народ…"
И Бакланов сейчас дождался, когда глянули в его сторону, и из-за голов толпы свою фуражку приподнял и кивнул. Это же везение! Хотел поглядеть, а предложили даже поучаствовать…
– Пойдете, хорунжий?
– Да чего ж, пойду…
"Не рассуждая, какие могут быть последствия, – вспоминал он позже – заявил, что тоже пойдет".
В полночь стояли уже наготове две колонны войск по 2 полка, по роте саперов и 2 орудия. После взрыва предстояло им идти на штурм из 2-й параллели. Вышли на исходные позиции и ждали рассвета.
Вспоминал в старости Бакланов, что на рассвете бросились охотники к главной батарее и закричали "ура!". Подбежали ко рву, но их вдруг подняло на воздух, и он "несколько сажен летел как птица пернатая". На другой день очнулся в палатке раненых…
Биографы писали, что молодой Бакланов попал под взрыв мины, был отброшен и засыпан землей – что, возможно, спасло ему жизнь. Из остальных уцелевших после взрыва добровольцев спасся лишь один унтер-офицер, успевший спрыгнуть в Дунай, прочих всех перебили турки на вылазке. В общем, штурм сорвался, потери громадные…
По официальной версии, 3 июня русские взорвали заложенный под вражеские бастионы порох. После взрыва колонны пошли на штурм из 2-й параллели. Правая колонна из-за рыхлой почвы, образовавшейся на месте взрыва, не могла ворваться в образовавшийся пролом и отошла обратно в параллель. Левая колонна нарвалась на сильное сопротивление и тоже была отбита. Турки шесть раз кидались в контратаки на левый передний плацдарм…
На штурме русские потеряли 3 генералов, 92 офицера и 2655 нижних чинов…
Интересно получается. Расчищая дорогу штурмующим войскам, взорвали пятьсот с лишним пудов пороха. Долбануло и землю раскидало так, что штурмовая колонна на месте взрыва "из-за рыхлой почвы" не смогла продвинуться и отошла. Вот, наверное, фейерверк был!..
Но Бакланов ни о каком взрыве, расчищающем дорогу войскам, не упоминает, зато сам нарывается и говорит, что их вдруг "подняло на воздух" и летел он "как птица пернатая".
Что же получается? Русское командование (да, наверное, те же штабные немцы) рассчитало все до мелочей: взорвут пороховые заряды, и сразу же в проломы, пока турки не опомнились, войдут охотники, а за ними уже из 2-й параллели пойдут колонны. Иначе зачем охотников вызывали? То есть мощнейший взрыв и бросок охотников должны идти впритык, сразу же один за другим. Тут расчет на секунды.
Одного штабные не учли – длинных ног юного Бакланова. Опередил он этот расчет как раз на секунды, и когда прогремел мощнейший взрыв, оказался уже у крепостного рва…
Как он в палатке раненых оказался – тоже вопрос. Кто его туда вынес? Из добровольцев никто не спасся, лишь один в Дунай спрыгнул. Турки шесть раз в контратаки на русские осадные траншеи ходили…
А что ж пишут официальные источники? С утра 4 июня русские открыли огонь артиллерии, чтоб турки не заделали проломы. Турки в 10 вечера начали сильный ответный огонь. 5 июня утром объявили перемирие на 4 часа для уборки трупов. Из крепости, пользуясь перемирием, вышел парламентер с переговорами о сдаче. И 6 июня – договор о капитуляции Браилова.
Только 5-го могли Бакланова подобрать, через двое суток после взрыва. И очнулся он, выходит, 6-го, в день капитуляции.
Пять дней пробыл он в госпитале, капитуляции Браилова и иных торжеств русского оружия не видел и вообще об этом не вспоминает. Мы же удивляемся баклановскому везению и железному здоровью.
7-го стали из города выходить турки. Потери их тоже были велики – из десятитысячного гарнизона остались 8 тысяч при 273 орудиях. По договору о капитуляции, подписанному великим князем Михаилом Павловичем с трехбунчужным пашой Сулейманом, они под прикрытием русских войск уходили за Дунай, в крепость Силистрию.
Закрепившись на левом берегу Дуная, оставив здесь гарнизоны и небольшой отряд генерала Гейсмара (удерживать турок, если полезут со стороны Видина), русские войска устремились на правый берег, где их с нетерпением ждал сам Государь с 3-м корпусом. Осадный лагерь снимался. Волонтеров и задержавшихся курьеров, наделив соответствующими подорожными, рассылали по прежним местам службы.
И, отлежав пять дней в госпитале, Яков Бакланов поскакал обратно навстречу полку. Полк свой он нашел в местечке Рийны (Рении) при впадении Прута в Дунай, пока еще на русской территории. "…Я первым долгом счел рассказать мою отвагу отцу в чаянии получить похвалу; но, увы! вместо похвал отец отдубасил меня нагайкой, приговаривая: "не суйся в омут, когда отдален от своей части, а с ней иди в огонь и в воду"".
Глава 4. Турецкая кампания
Государь за Дунаем ждал подкреплений. С 3-м корпусом он еще 27 мая переправился через Дунай. У руля его лодки сидел сам запорожский полковник Гладкий, бывший двухбунчужный паша, а гребли запорожцы. В короткое время русские войска, как мы знаем, заняли всю Северную Добруджу, крепости Мачин, Гирсово. 12 июня генерал-лейтенант Редигер вступил в крепость Кюстенджи. "Около этого времени Некрасовцы, потомки Донских Казаков, удалившиеся в Турецкие пределы во время смуты, бывшей на Дону при Петре Великом, выслали к Государю депутатов с повинною и вступили в подданство России", – писал историк.
Этим стремительным наступлением русские захватили более 300 орудий и большое число военных запасов. 9 июня в лагере при Трояновом вале на реке Карасу Государь наградил главнокомандующего, фельдмаршала Витгенштейна, алмазными знаками ордена Андрея Первозванного.
Однако в наших войсках за Дунаем после выделения гарнизонов осталось 20 тысяч сабель и штыков. Впереди была сильная крепость Варна, а над правым флангом нависала Шумла, где турки собирали силы для контрнаступления. Государь ждал 7-й корпус, чтоб с его прибытием идти на Варну, а кроме того – 6-й корпус, который должен был в Силистрии осадить бывший браиловский гарнизон.
Южнее русские войска одновременно осадили Варну, Шумлу и Силистрию. Сил не хватало… Тиф и лихорадка терзали армию. Башибузуки терзали ее транспорты и тылы. От бескормицы падали лошади. Две трети кавалерии пришлось спешить. В августе подошла гвардия и вместе с ней 2-й корпус (две пехотные и две гусарские дивизии).
29 августа Варна наконец сдалась, и 2 октября Государь, наградив руководившего осадой графа Воронцова, отбыл морем в Россию. 3 октября Витгенштейн начал отводить войска от Шумлы. Турки преследовали конницей. Наша безлошадная кавалерия туркам противостоять не могла, и 3-й корпус при отступлении бросил все свои обозы.
23 октября ранняя метель замела русские позиции и солдатские землянки под Силистрией, по Дунаю пошли крыги льда. 27 октября пришлось снимать осаду и с Силистрии.
Похоже, что полк Бакланова во всех этих событиях не участвовал. Занимая чужую территорию, русские не снимали пограничных постов по старой границе, главной задачей которых оставалось "охранение от вторжения свирепствовавшей в Молдавских владениях чумной заразы". Да и чужую территорию по возможности расчленяли, перекрывая естественные рубежи – реки и речки – казачьими кордонами, закрывая всякому возможному разносчику эпидемии проход и проезд. Так удавалось на какое-то время уберечь войска от чумы или холеры. Так что для казаков и в тылу служба всегда находилась.
В послужном списке Бакланова-старшего сказано, что с сентября 1828 по май 1829 года полк содержал посты по Троянову валу к Черноводам (Карасу) до Дуная.
Сам Яков Петрович впоследствии вспоминал: "Полк перешел Дунай в Исакчах. 22 октября 1828 года прибыл к крепости Костенжи, занял от нее наблюдательную линию по Троянову валу к Черноводам выше Гирсова на Дунае. Здесь оставался в продолжение зимы…"
Здесь же Петр Дмитриевич Бакланов был произведен 13 апреля 1829 года в подполковники и утвержден в командовании полком.
Крепость Костенджи – это нынешняя Констанца. От нее к Дунаю и тянулся знаменитый Троянов вал, занимая который в многочисленных войнах с турками, русские обычно отрезали и брали под свой контроль все нижнее течение Дуная.
Мимо полка, занявшего линию по Троянову валу, русские войска, стоявшие ранее под Шумлой и Силистрией, возвращались на зиму в Молдавию и Валахию, оставив кое-где гарнизоны для наблюдения за противником.
Победы, описанные в официальных реляциях, впечатляли. За 1828 год русские заняли Молдавию, Валахию и часть Болгарии, пленили 9 пашей и 22 тысячи турецких солдат и офицеров, отбили 957 пушек, взяли 180 знамен, захватили или потопили 17 больших судов и 45 малых. Профессионалы же считали, что кампания проведена в высшей степени неудовлетворительно. Время потратили и силы разбросали, одновременно осаждали три крепости, взяли лишь одну, а от двух других отошли несолоно хлебавши. Понимали, что присутствие и распоряжения Государя сильно стесняли Витгенштейна, совершенно лишенного власти, но помалкивали.
Суровая зима, по воспоминаниям Я. П. Бакланова, прошла мирно. Жили казаки в бурдейках – крестьянских землянках. У этой бурдейки возвышалась над землей одна крыша, утоптанная глиной для стока воды, да плетневая труба в человеческий рост. Местные мужики деревянные дома строили лишь в предгорьях за Дунаем, подальше от турок – а так по большей части в таких вот норах сидели.
За казаками приходилось присматривать. Как писал прапорщик Торнау, среди добродушных и преданных начальству русских солдат "есть также пьяницы, воры и разбойники; война способствует развитию грабежа и бесчинства, образующих мародерство, от которого не избавлена никакая европейская и неевропейская армия. Особенно казаки, дисциплинированные менее линейного войска, любят, как у них говорится, пошарить, причем они не всегда отличают мирного жителя от вооруженного врага".
Биограф Бакланова, В. А. Потто, пишет, что юный Бакланов был переведен временно в артиллерию. "… Зиму он провел в батарее", но затем перешел, "по словам его", обратно в полк. Но перешел после особого случая, имевшего место под Шумлою.
2-я Донская конно-артиллерийская рота действительно принимала участие в этой русско-турецкой войне.