Честному человеку приходится много врать, чтобы выжить.
Б.Н. войдет в российскую историю не только расстрелом парламента, но и утверждением тенниса в качестве популярного вида спорта.
Дело в том, что никогда раньше в России не было парламента, который стоило бы расстреливать.
Мне нравилось быть в строю до тех пор, пока командиры казались умелыми и честными.
Природа не терпит простоты.
Всем политикам нужна Великая Россия. Можно подумать, что нынешняя для них мала, не по размаху.
Если бы не выборная кампания, страна не узнала бы многих своих прохвостов.
Политики не могут признать, что они иногда хотя бы говорят неправду. Это было бы отступлением от принципа - врать всегда.
Река времен впадает в болото.
Совесть у нас всегда была не в ладу с законом. Получается плохо и так и так - по совести и по закону.
Интересные люди. В их устах даже правда отдает ложью.
В отличие от политиков-мужчин, которые просто неприятны, политики-женщины отвратительны.
Обращение к избирателю:
"Сукин ли ты сын иль мать!
Приходи голосовать!".
Русский язык слишком богат, чтобы говорить на нем только правду.
"Хочешь бабу? Голосуй за блок "Женщины России"!".
Даже Егор стал похож на озверевшего кролика. И ему крови хочется.
Нет больше русского народа. Есть население России.
Свинство - одна из несущих конструкций нашего общего исторического дома.
Край нечаянных миллионеров.
Дали русскому человеку по голосу, а могли бы дать по шее.
В очередной раз изумили мир - выборы прошли без мордобоя.
Мыслящие у нас легковерны, а верующие легкомысленны.
Судя по числу пиров, эпидемия чумы разрастается.
Блоки провалились, а их лидеры избрались. Иными словами, утонул корабль вместе с экипажем, а капитан спасся.
Излишняя умеренность опаснее неумеренного излишества.
"В оппозицию девушка провожала бойца...".
Интеллигент не может молчать. Поэтому ему трудно сойти за умного.
Господь дал им способность рассуждать, но не дал способности думать?
Мне трудно вместить свою теорию в тесные рамки жизни.
Интересно, что было до начала прошлого и будет после конца будущего? (Тревожная предутренняя мысль в канун Нового года.)
Начать бы новую жизнь, да куда там! И на старую-то сил не хватает.
Как быстро изнашиваются годы? Вот и 1995-й выброшен на свалку.
Мы подвели итоги. Итоги подвели нас.
Многие не любят КГБ не за то, что он плохо с ними обращался, а за то, что он на них не обращал внимания.
Не останавливайтесь перед трудностями. Убегайте от них.
ОКТЯБРЬ 1996-го - АВГУСТ 1997 года
Если государственное учреждение не поражено коррупцией, значит, оно никому не нужно.
Дебатируется вопрос: что морально оправданнее - грабить Отечество или продать его иностранцам.
Пресвятая деза!
Премьер сказал, что он был далек от мысли... Подумав, добавил: "От всякой мысли..."
Увольняя А.Лебедя президент что-то промычал. Слово - серебро, а мычанье - золото?
У русских и американцев общая иллюзия - им кажется, что они заслуживают всеобщей любви.
Законы святы, да судьи супостаты.
В России счастливый климат. Ее вожди долго живут после смерти.
Кем был бы сейчас правозащитник Ковалев, если бы его в свое время не репрессировали?
При советской власти пенсионер мог с уверенностью смотреть в будущее - пустые бутылки принимали везде.
Миссия телевидения - свести русского человека до уровня среднеамериканского кретина.
Хорошо смеяться с тем, кто смеется последним.
Врут сквозь слезы...
Схватка пигмеев в тяжелом весе.
Безопасность страны в надежных руках Бориса Абрамовича. Мы, старые чекисты, можем умирать спокойно. Должны умирать.
Если в первом акте на стене висит ружье, то к концу спектакля в зале должен появиться ОМОН.
...всенародно шунтированный...
Российский закон суров. Поэтому каждый гражданин стремится обойти его как можно дальше.
Лобзать и быть лобзимой.
Усоп, усопший... Усопающий?
"...по вечерам в клубе собирались отставные разведчики и, выпив, хвастались былыми провалами..."
Цель политика - убедить людей сменить свои заблуждения на его собственные.
Меня не могло порадовать собственное рождение. Зато не сможет огорчить и собственная кончина. Мир справедлив.
Советская власть медленно скатывалась к воровству. Демократия с него стартовала.
Радио "Маяк": "...мордовская диаспора в Москве...". Вот изумился бы исконно русский человек, мордвин дядя Вася Киселев, узнав, что он диаспора.
Единомышленники - люди, у которых есть по единой мысли.
Ноябрь. Ельцин решил вывести русские войска из Чечни. Выведут ли чеченцы свои банды из России?
Маленький, но горный народ.
Партия честно заворовавшихся людей.
Печальна судьба Солженицына. Он написал и наговорил так много, что всем надоел.
Задача пресс-секретаря - переводить косноязычное вранье на общедоступный язык.
Как это ни обидно, движущей силой истории являются не жулики, а шизофреники. Они подавляют своей энергией и числом.
Странная ценность - время. Чем меньше его остается, тем оно дешевле.
"...а кто мыча к нам придет, тот мыча и погибнет".
Мытариус - налоговый полицейский.
20 декабря. День чекиста: "Мы могли бы спасти Отечество, но обстоятельства не позволили..."
Это баранов гонят. А мы сами идем...
Чубайс умен, но не настолько, чтобы вовремя прикинуться дураком.
Не унижайте отечественных героев их изображением на ничтожных денежных купюрах.
Тощий виден насквозь. А в толстяке может скрываться кто-то еще.
Идем из ниоткуда в никуда и умудряемся плутать по дороге.
Мрак надвигается со скоростью света.
Дружить догмами.
"Егор взглянул в зеркало и, вздохнув, продолжил трактат о рынке с человеческим лицом...".
Молитва: "...и не введи нас во искушение. Но не сейчас, а погодя..."
Не пить - не пей, но знай меру!
Победила демократия. Потерпели поражение русские.
Жизнь настолько скучна, что событием стала болезнь президента. К счастью, его состояние непрерывно улучшается уже года полтора.
Нужно посочувствовать больному человеку, который руководит страной. Но нужно посочувствовать и стране, которой руководит больной человек.
"Карман-газета".
Невесомая зарплата может раздавить любого гения.
Единомученики.
Сенсацией становится каждое соприкосновение президента со своими обязанностями.
Если бы Господь не хотел, чтобы люди смотрели телевизор, он бы его не изобрел. А бес подсунул телеведущих...
Печально, что уходят ветераны. Было бы убийственно, если бы они оставались.
Истина не едина. Понять это невозможно.
НАТО будет защищать иностранные инвестиции в России. Поэтому оно и расширяется.
На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм.
Побежденная Россия пытается простить победившую Чечню. Но Чечня еще не признала Россию.
Всю жизнь берег себя для чего-то большого. Дожил до обширного инфаркта.
Горилка - украинская водка, произведенная в Африке.
Велика Россия, а отступать некому. Армии нет.
Начальный этап восхождения вице-премьера к власти был усыпан цветами. Он ими торговал.
Хамовластие.
Испытанный русский путь - через пень-колоду.
"...у нас своя голова за плечами..." - приписывается премьеру.
Старая гвардия не побежит. Она едва переставляет ноги. И не повернется спиной к противнику - штаны дырявые.
Новый тип экономики - пикирующая.
В стране всеобщего безверия верховодит дьявол.
Вольтеров в России нет. Мы никогда не признаем за оппонентами права на честные заблуждения.
Любите книгу - кладбище мыслей.
Кащей бесцельный.
Русские гордятся своими недостатками и не понимают, почему иностранцы не разделяют этой гордости.
Минус это плюс после встречи с Налоговой службой.
Жгучее равнодушие.
Самое острое орудие лжи - правда.
Реформаторы - чужеземный топор в русском тесте.
Будущего не боится только тот, кто не ведает прошлого.
Секрет популярности КГБ у демократов в том, что человек склонен создавать врага по своему образу и подобию.
"...И ЖИЗНИ МЕЛОЧНЫЕ СНЫ"
ГЕНЕРАЛУ HE СПАЛОСЬ...
Генералу не спалось. Переехал он сюда, в данный домик, именно для того, чтобы отдыхать от городского шума, дышать терпким осенним воздухом, глядеть по утрам, если будет погода, на солнце, поднимающееся из-за леса. С погодой не везло. Который уже день шел, без просвета и без передышки, унылый холодный дождь. Прямо от крыльца до забора простиралась лужа, уходившая другим краем к дороге. Лужу пересекала редкая цепочка кирпичей да длиннющая толстая доска. В темноте не было видно ни лужи, ни кирпичей, ни доски, ни забора, да Генерал и не собирался выглядывать в окно. Просто этот кусок огородного ландшафта стоял перед глазами и напоминал, что завтра вот так же будет дождь и вместо неба над домом зависнет серая хмарь, лужа станет еще шире, а доска поплывет и развернется у берега, как брошенный плот.
Струйки воды, срывающиеся с крыши, постукивали по подоконнику, в темноте что-то постанывало, тихонько-тихонько и жалобно. То ли домовой никак не мог найти себе места и жаловался на жизнь, то ли ветер забивался в щель между досками, то ли поскуливал у двери приблудный щенок. В пустом поселке попадались такие бедолаги - тощие, вечно голодные и пугливые. Еще под вечер, в сумерках, Генералу показалось, что из-за куста у дороги появилась робкая маленькая тень, двинулась было к дому, но когда он легонько свистнул и похлопал себя по колену - к ноге, мол! - тень исчезла.
И вот теперь что-то постанывало, поскуливало, подвывало в сырой непроглядной тьме.
Сон не шел, и не было ни одной мысли, перед глазами стояла лужа, цепочка покрытых водой кирпичей и грязная доска. Генерал поневоле прислушивался к темноте, к скулящей тихонькой жалобе, к жестяному постукиванию капель. Слышалось еще какое-то царапанье.
- Пожалуй, мыши... Хотя что им здесь, в необжитом доме, делать? - подумал Генерал да с тем и заснул.
К утру захолодало. Над лесом, над дорогой, над крышами поселка неслись низкие, свинцово-черные, с четко очерченными краями облака, то здесь то там между облаками вспыхивал синий просвет и быстро задергивался.
Генерал проснулся с ощущением неясного беспокойства, полежал несколько минут, попытался сосредоточиться, понять, в чем дело, но ничего не получилось. Мелькало в мыслях что-то неопределенное, разорванное - воспоминание о виденном сне. Надо было вставать, умываться, растапливать печку, готовить завтрак.
Сухие щепки в печке вспыхнули разом. Генерал закрыл дверцу, и печка радостно и ровно загудела. Сделал ее печник неважно: дрова горят быстро, а тепла не дождешься, лишь часа через два начнут прогреваться изразцовые бока. На газовой плитке засвистел чайник. Все лето, пока домик достраивался, кипятили его на костерке у забора. Чайник прокоптился и не поддавался ни песку, ни особому чистящему порошку, так и остался в черных полосах по белому алюминию.
Генерал заваривал крепкий чай и пил его помногу. Привык к этой травке в далекой стране, где круглый год светило жаркое солнце и люди ходили полуголыми. Хороший чай в Москве редкость, в ярких упаковках продают мусор, то, что сметается с пола чайных фабрик. Этот мусор подкрашивают, он заваривается красно-черным цветом, но нет в нем ни терпкости, ни аромата. Старик, слегка поколебавшись, достал из дальнего угла кухонной полки жестяную пеструю баночку с настоящим дарджилингским чаем: заваривается медленно, листочки разворачиваются в кипятке, и горячая жидкость в стакане светится благородным темным янтарем. Такой чай чуть-чуть обволакивает язык, проясняет голову и бодрит тело.
Дождь кончился еще ночью. Размахивали на ветру голыми ветвями березы, срывались с них последние случайно задержавшиеся листочки. "Вались, вались, по-блекший лист!" - продекламировал Генерал из Баратынского, с удовольствием вдохнул резкий, холодный воздух и подумал, что он пахнет снегом. Предчувствие снега напомнило о небольшом городке в предгорьях Кашмира. Там после сырого порывистого ветра наступало затишье, сыпал крупными хлопьями снег, надевал пушистые белые шапки на высоченные сосны, гнул в дугу молодые деревца. Тогда легко дышалось, радостно было смотреть на ослепительную белизну и проглядывающую сквозь нее густую зелень, знать, что вот-вот вновь выглянет солнце и все вокруг засияет сказочным недолговечным блеском. Жизнь тогда удавалась, казалось, что она еще впереди, что так и будет всегда сверкать ослепительная белизна, сиять на темно-лиловом небе солнце и воздух будет пахнуть снегом.
Вспоминать было приятно. Генерал немного постоял на крыльце, подышал. Лужа за ночь увеличилась. Надо было надевать высокие резиновые сапоги, брать лопату и прокапывать канавку. Не то чтобы лужа мешала каким-то хозяйственным работам, просто она мозолила глаза своей никчемностью и неуместностью. Минут через десять мутная вода побежала по неширокому руслу, размывая и унося с собой комочки глины.
День начинался неторопливо, необременительными трудами: сначала канавка, потом ямы под вишни. Саженцы с укутанными мешковиной корнями лежали у забора.
Утреннее смутное беспокойство прошло. Генерал чувствовал себя бодро, впервые за много дней не щемило сердце и не наваливалась одышка. Немного раздражала глина, тяжеленным комом налипавшая на лопату, обволакивавшая сапоги. Эта серая глина, мутная вода царапнули вдруг Старика совсем другим, печальным воспоминанием: далекая осень, Хованское кладбище. Хоронят Кима Мартынова. Живые идут по липкой грязи, перепрыгивают через лужи. Промокший почетный караул в заляпанных сапогах и оплывающая глиной, залитая осенней водой яма. В яму опустили деревянный, обитый красным ящик с Кимом, так и не успевшим состариться. Хороший был человек, добрый, веселый и умный.
Генерал подумал, что нечаянное воспоминание о старом приятеле надо было бы как-то отметить. Он годами не вспоминал его - и вот на тебе, осень, мокрая глина под ногами, опущенный в яму с мутной водой Ким. На Хованском глина красная, а у нас здесь серая, машинально отметил про себя Старик. Подумалось: не перекреститься ли? Генерал не то что совсем не верил в Бога, у него тут ясности не было, а просто не привык креститься. Сейчас в молчаливом обществе голых обмокших берез, которые уж никак не могли заподозрить его в притворстве, он воткнул лопату в землю, повесил на лопатошник кепку и неловко перекрестился, шепотом помянув покойника.
Настроение упало. Тронутая давнишним прострелом поясница начинала побаливать. Генерал долго мыл сапоги в глубокой придорожной канаве, ворчал на строителей, которые наобещали сорок коробов, да так и не положили дренажную трубу. Ворчалось не всерьез, по привычке. Бывало, задевала каждая мелочь, мешали жить пустяки, все нужно было сделать, доделать, переделать немедленно, сейчас же. Было, да прошло. Можно спешить, бежать, нервничать, требовать, добиваться, ругаться, взывать к совести, гнать себя и других. Можно просто положиться на течение вещей, зная, что что-то будет сделано, что-то не будет, что все это никак не нарушит равновесия жизни и в конечном счете все так или иначе образуется. Старику довелось пожить среди мусульман, и заимствованные у них семена фатализма давали всходы через много лет. Пожалуй, не так уж велика разница между скудной, залитой осенней водой землей Подмосковья и каменистой, иссушенной почвой азиатских пустынь. Там хотя бы дорогих покойников в ямы не бросают. "Тьфу, черт! Вот мысль дурацкая", - выругался про себя Генерал и пошел обедать.
За чугунной дверцей печки еще тлели угольки, брошенный на них пучок тонкой сосновой стружки ожил, зашевелился, пошел дымком и вспыхнул веселым пламенем. Огонь схватил пучок сухих щепок, на щепки улеглись березовые полешки, и печь вновь захлебнулась в радостном гуле.
К Генералу вернулось утраченное было ровное настроение. Он не спеша, но быстро приготовил нехитрый обед - макароны и похожая на мясо розовая субстанция из банки иностранного происхождения. Кое-что осталось и на ужин.
Путешествуя в свое время по миру, Генерал едал вкусную, дорогую, приготовленную отменными поварами еду; с удовольствием резал острейшим ножом сочный бифштекс; брал прямо руками с блюда пряный индийский бириани; наслаждался кабульским шашлыком; большой ложкой накладывал свежую осетровую икру на горячую хрустящую иранскую лепешку- нан. Все это нравилось, приятно возбуждала чинная обстановка, ловкая и бесшумная прислуга ресторанов. Равнодушно глотая макароны, Старик не испытывал тоски по прежним радостям. Все это "снега былых времен", подсовывала ему память строчку Вийона. Но где снега былых времен? Где снега Кашмира, Гиндукуша, Сибири?
Мысль о снеге вернулась не случайно. За окном потемнело, по стеклу застучали ледяные крупинки, испуганной стайкой метнулись над забором ржавые листочки.
Генерал прихлебывал крепкий чай из фаянсовой кружки с выщербленным краем, поглядывал в окно на темнеющий лес, на дорогу, по которой за день не прошла ни единая живая душа. До вечера было далеко, выходить из дома в холодную мокреть не хотелось, браться за книги или за бумагу тоже было рано. Читалось и писалось лучше всего тогда, когда от простой работы уставало тело.
На веранде лежали доски, оставленные плотниками. Недоделок по дому было много, плотники обещали все поправить к зиме. К доскам Старик привык. Смотрел и на них, и на изредка появляющихся плотников без интере-са. Придет время, доски станут на свои места, плотники будут морочить голову другому простоватому заказчику Ребята они веселые, славные, и все их хитрости - немудреные уловки русского мастерового. Все образуется. Насмешливо и печально подмигивал со стены лист бумаги с выведенным персидской вязью изречением: "Ин низ ми-гузарад" ("И это пройдет!").
Досок хватит на все, и Генерал давно задумал смастерить себе книжную полку. На самодельном шатком верстаке, в чугунных старинных тисках зажат обрезок доски, рубанок ходит по шероховатой, с полукруглыми ссадинами поверхности. Пахнет свежеобструганной сосной, стародавней жизнью, когда "рубили деды сруб горючий" и пели о своем Христе. Генерал с сожалением отложил рубанок, освободил гладкую доску из зажима, поднял ее на свет, полюбовался матовым неярким сиянием дерева и позавидовал плотникам, их древнему, как русский лесной человек, уменью.