Третьей жертвой борьбы за установление единоличной, неограниченной власти Александра, превращавшегося в восточного деспота, стал историк Каллисфен – племянник Аристотеля. Долгое время он создавал красивую легенду об Александре, писал о многочисленных чудесах и знамениях, отстаивал право молодого царя быть гегемоном эллинов, осуждал Пармениона. Каллисфен обосновывал право Александра называться сыном Зевса-Аммона и законным наследником Дария. Тем не менее, историк был категорически против того, чтобы победители были уравнены в правах с побежденными. Победителями же он считал не македонян, а эллинский мир, его он противопоставлял рабскому персидскому миру. Пока Каллисфену казалось, что царь несет с собой на Восток греческую культуру, он готов был служить ему пером и сердцем. Когда же ему показалось, что эллинские обычаи, наоборот, уступают персидским традициям "рабства", Каллисфен стал выражать свое недовольство. Проскинеза, уже упоминавшийся нами обряд коленопреклонения, был ненавистен этому воспитанному в демократических традициях пропагандисту.
Оппозиционные настроения придворного историографа не укрылись от Александра. На одном из пиров он попросил Каллисфена сначала произнести речь во славу македонян, а затем обвинительную речь в их же адрес. Это было традиционное риторическое развлечение, но в данном случае царь подготовил ученому ловушку. После второго, обвинительного, акта представления Александр сказал: "Искусство тут ни при чем, оратор выдал свою затаенную недоброжелательность". Каллисфен и в самом деле мог увлечься, противопоставляя македонским традициям эллинские, поскольку ценил он именно вторые. Инцидент был плохим предзнаменованием. Теперь царь, похоже, лишь искал повод устранить "отбившегося от рук" историка. Такой случай представился в связи с так называемым "заговором пажей". Пажами называли молодых аристократов, которых отдавали в услужение царю. По идее, они должны были готовиться к занятию высших государственных должностей – пажи, например, знакомились с литературой и философией. Кроме того, они стояли в карауле, водили к монарху наложниц, сопровождали его на охоте. Пороть их мог только сам царь. Поэтому, когда по приказу Александра один из пажей был наказан розгами, он затаил на царя смертельную обиду. Был составлен заговор – молодые люди действительно собирались умертвить своего повелителя. На своих сходках пажи повторяли то, о чем давно ходили разговоры в армии, – Александр обращается со своими соотечественниками как с рабами, он забыл обычаи предков. Заговор был раскрыт, а на допросе пажи показали, что их мятежные речи охотно слушал Каллисфен, который, однако, не был посвящен в детали заговора. Историка судили и заковали в кандалы – именно в таком виде он отправился в индийский поход. Он умер через семь месяцев, по официальной версии – "от ожирения и вшей". Процесс над Каллисфеном привел к охлаждению в отношениях между Аристотелем и Александром, а последователи великого философа относились к фигуре завоевателя резко отрицательно.
Судьба пажей была не менее печальной – после мучительных пыток они были казнены. Это случилось в 328 году до н. э. Главным придворным мудрецом стал теперь философ Анаксарх, чьи речи куда лучше удовлетворяли амбиции Александра. Анаксарх говорил, что древние мудрецы потому сделали справедливость сопрестольницей Зевса, что все, что бы Зевс ни совершил, творится по справедливости. Точно так же и то, что исходит от царя, следует считать справедливым, во-первых, самому царю, а затем и другим людям.
Весной 327 года до н. э. Александр столкнулся с еще одним проявлением свободолюбия – отказалась сдаться расположенная на отвесной скале Ариомаза. Жители города на ультиматум ответили, что пусть Александр перед началом штурма раздобудет крылатых коней. Их уязвленный царь не достал. Зато прекрасно сработали его горные части, которые под покровом темноты с помощью топоров и веревок достигли вершины. Крепость пала. В Ариомазе Александр захватил семью влиятельного владыки местных земель Оксиарта. Его дочь Роксану царь выбрал себе в жены. Не исключено, что она стала единственной настоящей любовью Александра. Объяснения историков по поводу того, что именно женитьба на этой девушке укрепляла связи царя с согдо-бактрийской знатью, что было очень важно для прекращения мятежей, представляются нам недостаточно убедительными. Так или иначе, Барсина с сыном была покинута. Свадьба Роксаны и Александра состоялась в крепости Хориена по традиционному македонскому обычаю. Брат Роксаны вошел в состав корпуса гетайров – приближенных царя.
Средняя Азия стала одной из частей державы Александра Великого. Опасаться удара оттуда в ближайшее время не приходилось, и царь мог приступить к реализации еще одной своей заветной мечты – покорению Индии, за которой, по его представлениям, начинался Океан. Македонский "бог войны" решил подержаться за край ойкумены.
* * *
Последний этап своих завоеваний Александр осуществил в Индии, о которой в Греции ходили самые невероятные легенды. Страна представлялась сказочно богатой, много говорили и об индийских мудрецах. Желание и узнать эту страну, и стать ее властелином воплотилось у македонского царя в еще один восточный поход. Непосредственным поводом к войне явилось то обстоятельство, что западные области Индии в долине Инда считались восточной окраиной Ахеменидского государства, а следовательно, должны были принадлежать новому "Царю Азии".
К этому времени Александр располагал уже армией в 120 тысяч человек, правда, значительную его часть составляли вспомогательные войска, обозное охранение и т. п. Были произведены серьезные реформы в структуре войска, возглавляемого людьми, многие из которых выдвинулись сравнительно недавно, в частности, в ходе борьбы против реальной и мнимой оппозиции, – Птолемей, Селевк, Пердикка и др.
Выступив из Бактр, войска Александра преодолели Гиндукуш. Половина армии с обозом под командованием Гефестиона и Пердикки пошла на юг ущельем Хибер. Царь же отправил посла к правителям областей, находившихся на правом и левом берегу Инда, предлагая им выйти навстречу и продемонстрировать покорность. Не все из них сразу подчинились, но мы опять должны признать, что перечисление городов, царей и народов, которые были покорены по дороге к Инду самим Александром и его полководцами Леоннатом, Птолемеем и Кратером, вряд ли вызовет большой интерес у читателя. Скажем лишь, что представление о географии похода можно составить, если найти на современной карте Азии такие области, как Кафиристан, Баджаур и Сват. Быстрые переходы, четкая координация действий, умелые действия конницы и инженерных частей – все это вместе давало Александру решающее преимущество над растерянными и разобщенными индийцами. Царь продолжал свою политику привлечения на свою сторону местной аристократии, сохраняя за городами широкие права автономий и набирая в армию местных юношей.
Покорив несколько стран и обеспечив, таким образом, свою безопасность с тыла, Александр со своей частью армии спустился на построенных солдатами из местного леса кораблях по Инду к тому месту, где Гефестион и Пердикка уже навели мосты. Особое рвение в попытке завоевать расположение царственного пришельца проявил правитель одной из областей Северо-Западной Индии Амбхи-Таксил, который хотел с помощью Александра подчинить себе ряд левобережных правителей и в первую очередь – царя Пора (Паурава), владевшего землями между реками Гидасп (современный Джелам) и Акесион (ныне Ченаб). Весной 326 года до н. э., перейдя не без помощи Таксила Инд, войска македонцев вторглись в Пенджаб. Таксил получил от Александра ряд соседних земель, а энергичный македонянин уже двигался дальше.
С армией Пора Александр встретился на Гидаспе, здесь в апреле – мае 326 года до н. э. состоялось последнее крупное сражение под руководством македонского завоевателя. Индийская армия имела около 30 тысяч пехотинцев, 3–4 тысячи всадников, 300 боевых колесниц и около 100 слонов. Македонские войска вместе с союзниками насчитывали до 30 тысяч человек, в том числе 6 тысяч тяжелой пехоты, 5 тысяч конницы. Армия Пора расположилась лагерем на левом берегу Гидаспа, македонцы сосредоточились на противоположном берегу.
И снова Александр проявил свой выдающийся полководческий талант. Он видел, что армия Пора готова к отражению возможной переправы. Тогда македоняне стали время от времени инсценировать форсирование в разных местах, не собираясь, на самом деле, переправляться на другой берег. Индийцы же послушно снимались с места и направлялись к месту "переправы". Наконец Пор перестал обращать внимание на происходившее в том или ином месте небольшое движение, бдительность его была усыплена. Оставив в лагере напротив основных сил противника некоторую часть своего войска под командованием Кратера и приказав им "вести активную жизнь", Александр с основной частью своих сил отправился севернее. Ночью во время грозы македонская армия на судах и шкурах, набитых соломой, начала форсировать Гидасп. От патруля на противоположном берегу их переправу скрывал остров посреди реки. На рассвете воины Александра приблизились к берегу, который, к их сожалению, этим самым островом и оказался. С трудом найдя брод, македонцы переправили на левый берег 6 тысяч пехоты и 5 тысяч конницы. Пор выслал навстречу 2 тысячи всадников и 120 боевых колесниц под командованием своего сына, но македоняне разбили этот отряд. Тогда Пор двинул все свое войско навстречу, оставив небольшой отряд для охраны лагеря.
Силы индийцев были построены в боевой порядок на ровном песчаном месте: в первой линии – боевые слоны, во второй – пехота, часть которой находилась также в интервалах между слонами. Македоняне применили свое обычное построение – фаланга в центре, кавалерия на флангах. Правое крыло вел в бой Кен, левое – Александр. Македонская фаланга двинулась против слонов, стрелами и дротиками снимая вожаков, лишая слонов управления. В конце концов огромные животные были загнаны в узкое место, где стали давить своих же хозяев. К вечеру сопротивление индийцев было сломлено. Очень своевременно македонский царь ввел в бой гипаспистов. Удивительную стойкость проявил лично индийский царь, продолжавший отстреливаться из лука от наседающих македонян, когда был уже несколько раз ранен.
Александр окружил конницей всю линию противника, которого окончательно добило то, что через реку Гидасп переправились оставшиеся в лагере отряды македонской армии. В результате битвы индийцы потеряли 12 тысяч человек убитыми, в том числе погибли два сына царя. Девять тысяч, включая самого Пора, попали в плен. Македонцы же потеряли лишь тысячу человек. Александр, восхищенный смелостью индийского царя, помиловал Пора, заключив с ним союз и даже присоединив к его владениям кое-какие земли. Вообще, создается впечатление, что Александр с большим уважением относился к этому из своих многочисленных поверженных врагов. Пор стал представителем империи в Индии, получил больше полномочий, чем другие сатрапы.
На берегах Гидаспа было заложено два города – Никея в честь победы и Буцефалия – в честь умершего тут любимого коня полководца. Затем был захвачен ряд территорий к востоку от реки Гидраот (современная Рави). Теперь царь намеревался перейти через еще одну из пяти рек, давших имя Пенджабу – Гифасис (современный Биас), и продолжить поход в долине Ганга. Но в этот момент он впервые столкнулся с открытым проявлением неповиновения в армии.
Что толкало Александра на все новые и новые походы? Он действительно хотел стать властелином мира? Возможно. Но мы бы обратили внимание еще на две вещи. Первое – это страстное желание узнавать мир. Хорошо рассуждать нам о том, что не стоило переходить через еще одну реку. Мы-то знаем, что было дальше – Ганг, Тибет, Китай… Даже никогда не побывав там, мы вряд ли будем испытывать то нервное возбуждение от самих слов – "Дальний Восток" или "Океан", охватывавшее Александра, до которого никто из европейцев, по всей видимости, так далеко не доходил. Второй фактор – это привычка. Чем, собственно, умел заниматься этот тридцатилетний "хозяин Азии"? Где чувствовал себя как рыба в воде? В чем видел свою миссию и как реализовывал себя в этом мире? Александр хотел идти за Гифасис, поскольку именно походы ему пока удавались особенно хорошо.
Вот только походную лихорадку Александра не разделяли его отчасти более ограниченные, а отчасти более трезвомыслящие подчиненные. Солдаты македонского владыки устали от бесконечной войны, одежда их износилась, и они давно ходили в захваченной у народов Центральной Азии; шли беспрерывные сезонные дожди, люди устали пробираться сквозь густые тропические леса, где их поджидали наводившие ужас своей многочисленностью змеи. Позади у них была возможность воспользоваться наконец нажитым в походах добром, насладиться плодами побед. Впереди – бесконечные километры утомительных переходов, опасность быть убитым или покалеченным, которая лишь возрастала с количеством сражений, тысячи и тысячи новых врагов, а главное – отсутствие конкретной цели. Напрасно Александр взывал к воинственному духу македонян, рисовал в их воображении богатейшие земли и Мировой океан, заманчивые перспективы создания великой державы "от моря до моря". Перспективы эти интересовали уже, похоже, только его. Итог обсуждению подвел, казалось бы, один из наиболее преданных Александру командиров Кен: "Домой!" Три дня македонский царь провел у себя в палатке, никого не принимая и не выходя к войскам, и наконец вынужден был отдать приказ о возвращении из Индии.
На берегу Гифасиса царь приказал установить дюжину огромных алтарей, палатки, рассчитанные на каких-то великанов, вокруг было разбросано специально изготовленное гигантское оружие. Так царь-македонец хотел предупредить возможное вторжение индийцев из восточных областей. На Гидаспе Александра ждала флотилия, он собирался плыть вниз по этой реке и далее по Инду к Индийскому океану, основные силы должны были идти пешим порядком: одна часть под командованием Кратера – вдоль правого берега реки, а другая во главе с Гефестионом – вдоль левого. Флотилией командовал выдающийся греческий флотоводец Неарх, давно игравший при дворе Александра заметную роль.
По дороге царь не упускал возможности расправиться с окрестными племенами. В частности, довольно долго он покорял маллов. Во время взятия одного из их городов он был сильно ранен в грудь и, вероятно, так и не смог полностью оправиться от этого ранения. Вообще царю, можно сказать, в этом смысле "везло" – за время своих походов он был ранен десятки раз, например, глубокий шрам остался на его лбу после битвы на Гранике, на Яксарте стрела пробила бедро царя. Все это не могло не отразиться на его здоровье, подорванном и постоянными попойками, и тропическим климатом Индии, и другими трудностями похода.
В середине лета 325 года до н. э. отряды македонцев соединились на юге, в дельте Инда. Армия Александра разделилась на две части: одну повел по суше, через Гедросию (Белуджистан), сам царь, другая на кораблях вдоль побережья по Индийскому океану направилась к устью реки Евфрат – этой флотилией командовал Неарх. Перед выходом кораблей в дальний путь Александр бросил в море золотые чаши, умоляя Посейдона дать возможность флоту счастливо добраться до устья Тигра и Евфрата. Делал он это по "велению своего отца Аммона".
Индия так и не стала полноценной частью империи Александра. Очень скоро после возвращения монарха оттуда стали поступать сведения о неповиновении отдельных правителей и племен. Македонский царь уже не мог и не успел исправить положение. Однако пребывание такой массы людей в "сказочной" Индии познакомило представителей эллинистической цивилизации с этой страной гораздо ближе. Помимо новых географических, зоологических, этнографических сведений, были получены данные и об индийской философии. Источники передают подробности встречи македонян с представителями своеобразной секты обнаженных мудрецов – гимнософистов, – вероятно, представителей джайнизма. К ним был отправлен для беседы киник Онесикрит из свиты Александра. Беседа прошла в теплой и дружеской обстановке. Мудрецы передавали царю, что следует совершать добро обществу… Один же из них – Калан – даже присоединился к лагерю македонского царя. Предание рассказывает о том, что однажды он расстелил перед царем иссохшую шкуру: философ сначала ступил на один ее край, потом на другой – противоположные края, естественно, поочередно поднимались. Затем Калан встал на середину, а вся шкура осталась лежать на земле. Таким образом мудрец якобы хотел показать Александру, что тому следует устроить столицу в центре своей державы. Еще большего эффекта Калан достиг своим показательным самосожжением, когда заболел. Взойдя на костер, мудрец не проронил ни звука…