Каковы признаки "капитала"? Всем известно, что самым главным отличительным признаком его служит его способность приносить "доход", периодически обрастать прибылью, подобно тому, как овца обрастает шерстью. Когда "капитал" не приносит дохода, он считается "мертвым капиталом", капиталом, утратившим душу, не соответствующим более своему истинному понятию. Спрашивается теперь, указывают ли буржуазные экономисты этот главный признак капитала, когда говорят, что капитал есть накопленный труд, служащий средством для нового производства? Нисколько; а между тем это определение - самое распространенное и наименее несостоятельное. Говорим, наименее несостоятельное - потому что состоятельным признать его невозможно: хорошо определение, упускающее из виду главный отличительный признак предмета! Но если это определение несостоятельно и если мы знаем, почему оно несостоятельно, то какое же новое определение поставим мы на его место? Заметим прежде всего следующее в высшей степени важное обстоятельство: "капитал остается таким же капиталом, возьмем ли мы вместо шерсти хлопчатую бумагу, вместо ржи - рис, вместо железных дорог - пароходы, если только хлопчатая бумага, рис, пароходы, это тело капитала, имеют ту же меновую стоимость… что и шерсть, рожь, железная дорога, в которых он воплощался прежде. Тело капитала может постоянно изменяться, не причиняя этим ему самому ни малейшего изменения" . И оно не только может измениться, не причиняя ему изменения, оно должно изменяться для того, чтобы капитал оставался капиталом. В процессе производства капитал является сначала в виде определенной суммы денег, которая и составляет первую фазу его превращений. Деньги употребляются затем на покупку необходимых для дела производительных средств; эти производительные средства составляют вторую фазу его превращений. Когда производительные средства находятся в наличности, начинается производство, в результате которого являются известные продукты - третья фаза превращения: продукты вывозятся на рынок для продажи, а с рынка капитал возвращается в карман своего обладателя опять в виде денег. Все эти метаморфозы так же необходимы для существования капитала, как для жизни животного необходим обмен веществ в его организме. И в каждой новой фазе своего превращения капитал остается таким же капиталом, каким был во всех предыдущих. Чем объясняется это его свойство? Тем, что всякий капитал представляет собою известную меновую стоимость, а для меновой стоимости решительно все равно, какой товар является ее носителем: "том сочинений Проперция и 8 унций нюхательного табаку могут быть одинаковой меновою стоимостью, независимо от различия потребительных стоимостей табака и элегий" . - Но если всякий капитал непременно представляет собою меновую стоимость, то не всякая меновая стоимость есть капитал, так как не всякая меновая стоимость имеет способность обрастать "доходом". Капитал есть меновая стоимость, ода-ренная способностью к совершенно, невидимому, произвольному возрастанию. Входя в процесс производства в виде данной величины А, она выходит из него в виде новой величины А + а. Мы уже говорили, что это свойство капитала служит его главным отличительным признаком. Теперь нам нужно посмотреть, откуда оно берется.
Мы уже знаем, что меновая стоимость есть определенная общественная форма труда, употребленного на производство вещи. Меновые отношения товаров выражают собою взаимные отношения производителей в общественном процессе производства. Но если это так, то и капитал, эта меновая стоимость, получившая новое свойство возрастания, не может представлять собою что-либо другое, кроме общественных отношений производителей. Все его свойства, как и все свойства меновой стоимости, должны вытекать из особенностей, характеризующих отношения производителей в процессе производства. В этом смысле Маркс и говорит, что "капитал есть общественное отношение производства", и именно отношение, свойственное буржуазному обществу, "буржуазное отношение производства".
Чем характеризуется это отношение? Тем, что в обмен на средства к жизни рабочий продает предпринимателю свою рабочую силу, которая и употребляет в дело запасенные ее покупателем производительные средства. Приобретенная предпринимателем рабочая сила составляет его собственность совершенно так же, как пряжа, машина или какое-нибудь другое "средство производства". Рабочий поступает под власть капитала. "Накопленный", овеществленный в средствах к жизни, труд господствует, таким образом, над живым трудом работника, и только это обстоятельство делает накопленный труд капиталом. С какою целью покупает капиталист рабочую силу - известно всем и каждому. В процессе производства работник создает своим трудом стоимость, превышающую расход на покупку его рабочей силы или, - что то же, - стоимость его заработной платы. Разность между новой, созданной работником, стоимостью и стоимостью его заработной платы называется прибавочной стоимостью. Эта прибавочная стоимость принадлежит предпринимателю и является источником того "дохода", который капитал приносит своему обладателю. Отсюда еще раз видно, что свойства капитала обусловливаются в действительности отношениями людей, а не какими-нибудь таинственными свойствами вещей, употребляемых на дальнейшее производство и называемых в политической экономии производительными средствами. Мы видим также, что будто бы парадоксальное определение: "капитал есть общественное отношение производства" - вполне соответствует фактическому положению дела в буржуазном обществе. Если оно удивляет буржуазных экономистов, то это происходит единственно потому, что они, благодаря своим предрассудкам, не умеют пли не хотят проникнуть в сущность капиталистических отношений. Человеку, считающему буржуазный порядок самым лучшим и наиболее соответствующим "человеческой природе", не легко придти к тому заключению, что приятные и похвальные свойства капитала проистекают в сущности из эксплуатации одного общественного класса другим, эксплуатации ни мало не похвальной и вовсе не приятной, по крайней мере для одного из этих классов. Так объясняются нападки буржуазных экономистов на данное Марксом определение капитала с точки зрения того, что Кант называл психологической логикой. С точки же зрения формальной логики, они объясняются просто тем, что буржуазные экономисты видели только поверхность общественно-экономической жизни, а потому почти никогда не были в состоянии до конца проследить взаимную связь общественно-экономических явлений . Так, например, мы уже знаем, что Милль считал возможным и даже нужным рассматривать "законы производства" совершенно независимо от общественных отношений производителей. Но при таком приеме исследования ему не оставалось ничего другого, как довольствоваться совершенно ничего не определяющим определением капитала. Он и довольствовался им. По его словам, "капиталом называются те продукты труда, которые служат средствами для нового производства". Всегда ли, служащие для нового производства, продукты труда создают прибавочную стоимость - это было не ясно для Милля, да и самый вопрос об этом едва ли становился перед ним, что называется, ребром.
Рассматривая "капитал" независимо от общественных отношений производителей, мы, как и следовало ожидать, не открываем в нем решительно ни одного из тех неприятных свойств, с которыми приходится считаться пролетариату. В качестве "продуктов, употребляемых для дальнейшего производства", капитал есть нечто не только совершенно безобидное, но и необходимое, полезное, "вечное" и "разумное". С этой точки зрения всякие нападки на "капитал" оказываются вопиющею нелепостью. Чернышевский придерживался Миллевского определения капитала. Но в то же время он, как социалист, не мог не признавать правомерности борьбы наемного труда с капиталом. Это было противоречием с его стороны, - противоречием, которое он разрешал таким образом: "Отсталая школа неистощима в панегириках капиталу, - говорит он, - прогрессивная - в проклятиях ему. Но читатель без труда заметит, что тут идет дело не о том элементе производства, который называется капиталом в строгой науке, а собственно только о роли, какую при известных общественных условиях играют капиталисты" . Это напоминает то различие, какое Родбертус пытался установить между капиталом "самим по себе" (Kapital an sich) и "историческим капиталом". Мы уже знаем, что в действительности характер и свойство капитала определяются именно тою экономическою ролью, которую капиталисты играют при общественных условиях, делающих их капиталистами. Отвлекаться от этой роли их значит добровольно закрывать глаза на природу капитала. Чернышевский и сам, по-видимому, чувствует, что принятое им определение капитала не вполне удовлетворительно. Ему хотелось бы заменить слово "капитал" каким-нибудь другим словом. Если он не сделал этого, то лишь потому, что не знал наперед, будет ли его книга "иметь в публике такое значение, чтобы могла утвердить право гражданства за столь большими нововведениями, как замена слова капитал каким-нибудь другим термином" . Мы не знаем, конечно, какой новый термин употребил бы Чернышевский, но уже из предыдущего видно, что этот новый термин вряд ли выражал бы общественную природу капитала. Он нужен был нашему автору именно затем, чтобы придать более подходящее выражение для той абстракции, с помощью которой буржуазные экономисты сводили понятие о капитале к понятию о средствах производства.
ГЛАВА ПЯТАЯ
- Заработная плата
I.
Следуя за Миллем в его определении капитала, Чернышевский следовал за ним и в учении о заработной плате. Он совершенно согласен с тем, что "рабочая плата главным образом зависит от отношения между запросом и предложением труда или, как часто говорят, между населением и капиталом". Читатель, несколько знакомый с историей экономической литературы, знает, какую роль играло в ней это учение, известное под именем учения о "фонде рабочей платы". Оно было главным доводом в пользу солидарности интересов труда с интересами капитала. Когда растет капитал, растет также и фонд рабочей платы, т. е., та часть капитала, которая употребляется на наем рабочих, следовательно, увеличивается и спрос на труд, повышается заработная плата, - говорили вульгарные экономисты, - поэтому быстрый рост капитала составляет необходимейшее условие благосостояния рабочего класса. Все, что вредит первому, приносит страшный вред второму. Сознающий свои интересы рабочий класс должен, именно ради этих интересов, заботливо охранять интересы капиталистов. Борьба рабочих против капитала, даже такая борьба, которая, чуждаясь разрушительных утопий, ограничивается требованием более высокой платы, есть вредная для самих рабочих и притом совершенно безнадежная борьба. К повышению заработной платы может повести только увеличение ее национального фонда, а подобного увеличения не достигнешь, конечно, посредством стачек и союзов сопротивления, которые, вредя капиталу, приводят к совершенно противоположному результату: уменьшают фонд рабочей платы и тем вызывают ее понижение. Развивая эту тему далее, можно, пожалуй, доказывать, что рабочий в интересах своего класса должен довольствоваться как можно более низкой заработной платой. В самом деле, положим, что в известной стране фонд рабочей платы равняется а рублей. Если в этой стране средняя плата работника равняется б рублям, то число рабочих, могущих найти занятие, будет равно а: б. Ясно, что если бы уменьшился знаменатель этой дроби, т. е. средняя заработная плата, - то возросла бы представляемая этой дробью величина, т. е. число нанимаемых рабочих. Если средняя заработная плата уменьшится на половину, то число могущих найти занятие рабочих станет вдвое больше прежнего. Следовательно, довольствуясь низкой платой, рабочий приносит пользу прежде всего своему же брату - рабочему. Возрастающее сознание интересов своего класса и товарищеские чувства должны были бы приводить рабочего именно к большей и большей умеренности относительно заработной платы. Если на деле происходит противное, то в этом виноваты разрушительные учения, к сожалению, имеющие слишком большое влияние на рабочий класс. - К таким выводам почти вплотную подходил сладкоречивый Бастиа.
II.
Учение о фонде рабочей платы придумано для укрощения рабочих. Каким образом Чернышевский мог не видеть его очевидной тенденциозности? Как мог он, при своем сильном логическом уме, не заметить свойственных этому учению вопиющих софизмов и бесстыдных натяжек? Ответ на эти вопросы заключается в указанном уже нами отношении социалистов-утопистов к буржуазной экономии. Раз навсегда произнеся приговор тому порядку, при котором труд является на рынке в виде товара, Чернышевский мало интересовался законами, определяющими цену этого товара. Силы его логики были направлены исключительно на доказательство того положения, что труд не должен быть товаром .