Меня часто спрашивали: за что я люблю Америку? Как же ее не любить, если она дает людям такие возможности! Я смотрел на мою Ирину и думал о том, что хотя львиная доля в этом миллионе была моей, но ведь это ее усилиями наши деньги сделали деньги.
Утром на работе я отозвал в сторону администратора Мошела:
- Эйб, помнишь, что ты сказал мне, когда я начал свою частную практику?
- Конечно. Я сказал: "Владимир, я сделаю тебя миллионером".
- Так вот: вчера я узнал, что у нас уже есть миллион.
- Мазл Тов! - воскликнул он по-еврейски.
Интеллектуальна ли Америка?
…И лишь посредственность одна
Нам по плечу и не странна.А.Пушкин
К середине 1990-х в густом потоке беженцев из России стало приезжать все больше высокообразованных, интеллигентных иммигрантов-пенсионеров. Они оставляли насиженные места и посты. Некоторые ехали к своим взрослым детям, эмигрировавшим раньше: те уже успели пустить корни в Америке, стали докторами, юристами, программистами.
Почти все пенсионеры провозили разными путями крупные суммы денег, вырученных от продажи квартир, дач и автомобилей, скрывая их от иммиграционных властей. Декларировать эти суммы им было невыгодно - тогда они автоматически лишались пособия, дешевого жилья и, главное, медицинской страховки. Этот их "секрет" был известен всем, в том числе и властям, но доказать обман было невозможно. И упрекать людей за него тоже было бы неправильно, потому что провозимых денег все равно было недостаточно для обеспеченной американской жизни.
Приехав, пожилые русские интеллигенты сразу попадали в число нуждающихся в помощи по программе "Велфер", начинали получать хоть и низкое, но регулярное пособие, въезжали в квартиры в домах для бедноты. Большей частью они селились в районах Бруклина и Квинса. Полуизолированное окружение напоминало добровольное гетто. В очередях за получением пособий и "фудстемпов" (бесплатных талонов на продукты) чуть ли не через одного стояли профессора, доктора и кандидаты наук. Прилично одетые и держащиеся с достоинством, они толпились вперемежку с черной беднотой, часами ведя между собой интеллигентные разговоры. Странная и грустная это была картина.
Люди они были разные, но одно у них было общее - мало кто из них говорил по-английски.
Приехали и некоторые мои московские знакомые, ученые, доктора, профессора, которым теперь было за шестьдесят. Они тоже привезли деньги, тоже их скрывали и тоже не знали английского. Я радовался встрече со старыми друзьями и старался поддерживать их чем мог.
Эти пожилые иммигранты часто обращались ко мне за медицинской помощью.
- Мне в Москве профессор N. прямо сказал - поезжайте в Нью-Йорк к Голяховскому, он вам сделает операцию лучше, чем ее могут сделать в России.
Я охотно откликался на просьбы моих коллег, лечил больных и беседовал с ними, стараясь узнать от них побольше об атмосфере жизни в обновлявшейся России. Многие из них доверительно говорили:
- Знаете, в Америке, очевидно, нет интеллигентных людей - просто не с кем поговорить.
Или:
- Американцы слишком заняты своим бизнесом, с ними неинтересно общаться, беседы на интеллектуальные темы их вообще не интересуют.
Или даже такое:
- Странное общество в Америке: страна технически очень высоко развита, а люди какие-то недоразвитые.
На самом деле это недовольство и недоумение объяснялись тем, что "американский круг" их общения ограничивался мелкими чиновниками да кассирами, выдававшими им пособие. Ну как при незнании языка и при жизни в русском гетто Бруклина они могли встретиться и побеседовать с культурными американцами? Я мягко объяснял:
- Пройдет немного времени, вы освоите английский язык, войдете в жизнь американского общества и тогда, я уверен, сможете встретить интеллигентных американцев.
Ответы на это были разные. Один мой знакомый говорил:
- Да, надо уважать страну, которая дала нам приют, поэтому надо выучить ее язык.
Формулировка странная, я бы сказал как раз наоборот: надо перестать уважать себя, если не выучить язык страны, в которой живешь.
Другие возражали мне:
- Как я смогу учить язык в моем возрасте? Память уже не та!.. Вам хорошо говорить - вы-то приехали уже со знанием английского.
- Нет, я его совсем не знал, выучил здесь.
- Да? Ну, вы же были моложе.
- Ненамного. К тому же я еще и работал, и сдавал экзамены.
- Не знаю, как вам это удалось. Наверное, у вас к языку особые способности.
- Нет, обычные. Просто мне без языка было не обойтись.
В действительности все дело в том и заключалось, что мне язык был необходим, а им - совсем не нужен. Они не хотели или не умели себя заставить сконцентрироваться на таком непривычно занятии, как запоминание слов. Хотя при этом одна из тех интеллигентных иммигранток с уверенностью заявляла:
- Английский язык беднее русского, в нем намного меньше слов. (Для справки: в английском - самое большое количество слов.)
Трудно заставить себе изучить чужой язык, да еще в пожилом возрасте. Они не давали себе такого труда и легко удовлетворялись привычными интеллигентскими сборищами на кухне (то, что молодежь называет словом "тусовка").
И тот мой знакомый, который говорил, что "надо уважать страну, давшую тебе приют", английский тоже не выучил. И все они оставались при том мнении, что интеллигентных людей в Америке мало, всех интересует только бизнес и ничего больше.
Когда я только собирался эмигрировать и задумывался о своих возможностях вписаться в американское общество, я говорил Ирине:
- Я верю, что Америка - страна больших интеллектуальных возможностей.
На это она мне резонно отвечала:
- Да, если выучить английский.
Вот интересный вопрос: насколько хорошо может освоить английский язык человек, приехавший в Америку в немолодом возрасте и активно вовлеченный в жизнь?
Изучение языка - дело не такое трудное, если только в него погружаться полностью. Язык должен окружать тебя, звуча по радио, на телевидении, в газетах, журналах и особенно в разговорах. Очень скучно постоянно заглядывать в словарь, учить слова, учиться их писать, отрабатывать произношение. Но нельзя останавливаться, к языку надо иметь интерес.
Одним из моих первых крупных везений в Америке была встреча с истинным американским интеллектуалом, юристом Элланом Графом. Он в метро услышал наш с Ириной разговор, подошел и заговорил с нами по-русски, с характерным американским акцентом. Я спросил:
- Откуда вы знаете русский?
- Я его выучил, читая Пушкина и Толстого, а потом два раза побывал в России.
Про Эллана и его помощь нам я писал в книге "Русский доктор в Америке". Потом у меня были еще встречи с интересными людьми, и я даже мог их понимать, но все еще не умел говорить. У американцев есть поговорка: "If your vocabulary is limited your potential for success is limited" - "Если твой словарный запас ограничен, твой успех ограничен тоже". Мой словарный запас был так ограничен, что я ощущал себя почти немым и очень страдал от этого. Ведь самое большое моральное удовлетворение приносит образованному человеку возможность самовыражения. Первые годы в Америке у меня ушли на изучение языка. Мне помогала Ирина, она знала английский хорошо, но продолжала его усовершенствовать. Она сказала мне: как бы там ни было, но считать в стране, в которой живешь, необходимо только на ее языке - иначе кто тебя поймет? Я это стал делать и продолжаю делать каждый день во время утренней зарядки. Теперь мне даже трудно произнести по-русски номер своего телефона.
Пополняя словарный запас, я часами сидел с наушниками, слушая по радио доктора философии Бернарда Мельцера. Люди звонили ему со всех концов Америки, задавали вопросы по любым поводам, и он всем давал советы. В этом был для меня особый интерес: не только слушать английскую речь, но слышать ее от разных людей, а заодно знакомиться с разными проблемами американской жизни. Каждый час его передачи слушали шестьсот тысяч людей и, наверное, хуже всех понимал его я. Но все равно слушал и слушал - пока не стал понимать. В английском есть глагол "persevere", означающий "упорствовать". Вот что надо для изучения языка!
Английский по-настоящему стал поддаваться мне, когда я поступил на первую работу, техником в госпиталь. Каждодневное общение с американцами отшлифовывало мой ломаный английский. Я схватывал слова буквально из воздуха, на лету: из вопросов ко мне, из услышанных разговоров. И я старался сразу их применять. У одного из молодых докторов, Дэниса Фэбиана, было красивое и ясное произношение, я любил слушать его. Однажды я услышал, как он сказал:
- I appreciate this.
Перевести эту фразу можно как "Я ценю это" (в смысле благодарности и уважения). Слово "appreciate" я прежде не слышал, и в произношении Дэниса оно мне очень понравилось Я стал повторять его про себя, как бы медленно пропуская через большой круг своего кровообращения, пока слово не осело в клетках мозга. С того дня я его уже не забывал и часто применял (возможно, даже не всегда к месту). И так бывало почти с каждым новым словом. Для моих изношенных мозговых клеток это оказалось тяжелой нагрузкой. Зато когда мне потом выпадала возможность побеседовать с интеллектуальными американцами, я уже не чувствовал себя немым, я мог выразить себя. Тогда-то я понял, что в Америке, особенно в Нью-Йорке, есть много интеллектуалов, с которыми интересно говорить на различные темы.
Иммигранты-интеллигенты из России необоснованно обвиняли американцев в сугубо деловом настрое ума. У большинства американцев действительно практицизм ума превалирует, они любят и умеют делать деньги. Но вправе ли обвинять их в этом интеллигенты из бывшего Советского Союза, которые сами никогда не имели возможности успешно заниматься бизнесом из-за бедности жизни?
До XX века Америка была молодым государством, изолированным от остального мира двумя океанами. Свобода и природные богатства страны привлекали все большее число иммигрантов; люди бежали в Америку от голода и притеснений. При таком составе населения в ней не было устойчивых культурных традиций. Поэтому в интеллектуальном развитии Америка долго отставала от Европы. Но она всегда была и оставалась страной возможностей - и американцев сплотила традиция делать деньги. Их интеллектуальный уровень поднимался вслед за быстрым индустриальным и социальным развитием. А когда в Европе началась Вторая мировая война, интеллектуальные силы Америки сделали резкий рывок вперед и страна вдруг стала научным и культурным лидером в мире. Во многом этому, конечно, способствовал прилив новых беженцев - интеллигентов преследуемых фашистами из Германии, Италии, Франции, других стран. В Америке поселились Альберт Эйнштейн, Энрико Ферми, Зигмунд Фрейд, Лион Фейхтвангер, Томас Манн и много других знаменитостей. О том периоде сложили афоризм: "Гитлер благословил Америку" (дав ей приток инттеллектуалов). К концу века больше половины всех Нобелевских премий по науке было присуждено американским ученым.
Американское классовое общество представляет собой пирамиду, вершину которой занимает финансовая и интеллектуальная элита. Научная и культурная жизнь страны финансируется в основном из частных источников. Такие богачи, как Джон Рокфеллер, Эндрю Карнеги, Джон Пьерпонт Морган, Генри Фрик, Соломон Гугенхайм, Пол Гетто, Уолтер Анненберг, интеллектуалами, возможно, не были. Но они жертвовали сотни миллиардов долларов на создание библиотек, музеев, галерей, театров, концертных залов, природных заповедников, университетов и научных центров. Эти пожертвования дали возможность комфортно жить и плодотворно работать многим поколениям ученых, писателей, художников и артистов. Некоторые из них приехали из Европы безвестными молодыми людьми, но получили образование в американских университетах и достигли успеха.
Америка - очень большая страна с неравномерным распределением интеллектуальных сил, что, впрочем, характерно и для других стран. Интеллектуальная, научная и артистическая элита концентрируется в Нью-Йорке, Бостоне, Лос Анжелесе, Далласе и еще в нескольких городах. В остальной Америке интеллектуальный уровень заметно слабее. В центре страны есть штаты с таким низким средним культурным уровнем, что в них до сих пор не признается и не преподается эволюционная теория Дарвина! Это фундамент пирамиды общества, позволяющий сохранять устойчивость и подниматься еще выше к интеллектуальной вершине.
В Америке не только общество, но и уровень образования резко расслоены. Здесь нет уравниловки - "все для всех". В лучшие колледжи и университеты (так называемая "Ай Ви Лига", традиционная группа избранных высших учебных заведений) принимаются отборные молодые силы. Там выявляются наиболее перспективные ученики, им создаются наиболее благоприятные возможности, на их образование тратится львиная доля средств. Остальные студенты получают по способностям образование среднего уровня. Такая послойная система создает атмосферу соревнования. На самый верх могут попасть и наиболее успешные молодые иммигранты, включая молодежь из России.
Зайдя в любой книжный магазин большого американского города, можно сразу понять, какое изобилие интеллектуальных знаний предоставляет читателям Америка (не принимая во внимание, конечно, художественную макулатуру). И какие великолепные издания!
Несколько раз я пытался уговорить своих интеллигентных знакомых из России:
- Давай заглянем в "Барнс энд Нобель". - Это - крупнейшая книготорговая фирма.
- Зачем?
- Посмотрим новые издания.
- А книги на русском там продаются?
- Нет, только на английском.
- А-а, на английском. Тогда для чего мне туда идти? Мне это не надо. У нас на Брайтоне тоже полным-полно хороших книг, и все на русском.
Чего ж удивляться, что некоторым интеллигентам из России общество Америки представляется недостаточно интеллектуальным - они его не знают и знать не собираются.
Внучка
Моей Ирине исполнилось шестьдесят - в это трудно было поверить. Впрочем, мы всегда поражаемся изменениям первой цифры нашего возраста и трудно привыкаем к мысли, что позади еще одно десятилетие…
Когда мы встретились, ей только что исполнился двадцать один - это было в 1953-м. Я окончил 2-й Медицинский институт и перед началом работы в Карелии приехал отдыхать в Дом творчества писателей "Гагра", на Черном море. Лавина жизни катилась мне навстречу, впереди маячили докторская карьера, писательские свершения, может, и еще что-то. Но о чем я тогда не помышлял - это о большой любви и о семье.
Ранним утром 31 июля я вышел на пустынный пляж - поплавать до завтрака. Ленивые ласковые волны набегали на гладкую гальку берега, вдали, за буйком, стилем "кроль" плавала какая-то девушка. Нельзя было рассмотреть ничего, кроме белой купальной шапочки и взмахов рук, но я понял, что она новенькая в нашем санатории. А что может быть привлекательней новенькой для отдыхающего на море молодого парня? Хоть я и не очень хороший пловец, но вдохновенно кинулся в воду и поплыл в ее направлении стилем "брасс".
- Девушка, почему вы заплыли так далеко одна? - спросил я, кружа вокруг нее.
"Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде плеснула". И улыбнулась. Ту улыбку я запомнил на всю жизнь. Улыбка была очень милая и умная. Пораженный ею, я влюбился мгновенно и навсегда. Так Ирина стала моей Золотой рыбкой. Спустя много лет мать Ирины показала мне ее письмо тех дней: "Есть здесь один симпатичный молодой человек, кончил медицинский, пишет стихи". Чего же больше: симпатичный! Говорят, что "браки заключаются на небесах". Если это так, то ангелы на небесах порешили наш будущий брак, неведомо для нас обоих, именно в момент ее улыбки в море. На земле нам пришлось ждать еще три года, пока я не вернулся в Москву после работы в Карелии. Оттуда я писал ей страстные письма, любовные стихи и сонеты в подражание Шекспиру:
Ты не цени во мне поэта, Когда найдешь удачным стих, Согрет он лаской глаз твоих, Твоя, твоя заслуга это. Но оценить любовь сумей, Моей поэзии начало, И, чтоб строка смелей звучала, Люби, люби меня смелей…
Когда я вернулся, нас вихрем завертела такая бешеная волна страсти, что мы сами не осознали, как через месяц стали мужем и женой, без всякой свадьбы. А через год Ирина родила сына, Владимира-младшего.
И вот - прошло тридцать девять лет с момента той улыбки. Нам досталась большая и сложная жизнь, многое происходило за эти годы с нами и вокруг нас: мы достигали и теряли, под пятьдесят начали жизнь сначала, были бедными и стали состоятельными, я два раза становился профессором хирургии и написал несколько книг, Америка нас приняла, а наша бывшая страна развалилась. Но самое главное было в том, что мы всегда были вместе, ни при каких обстоятельствах не покидая друг друга. Наша привязанность друг к другу с годами росла, и между собой мы даже шутили, что, как сиамские близнецы, срослись друг с другом. А ведь сколько людей расходились на наших глазах! В XX веке священное единение людей - семья - перестало быть священным. Но мы сохранили святость нашего союза.
И все было бы у нас хорошо… кроме одного: не было у нас внуков. Тридцатипятилетний наш сын не женился и о детях не помышлял. А есть такая прекрасная житейская истина: доживешь до внуков - считай себя счастливым. Одно из самых естественных желаний старости - видеть маленьких деток твоих детей. После шестидесяти начинаешь сильно беспокоиться - может, внуков тебе никогда и не дождаться.
Моей Ирине уже шестьдесят. А она все еще хороша, весела, остроумна - все еще дама во всей красе. В Америке по традиции мужчины никогда не празднуют свои дни рождения, зато женщины празднуют всегда и возраст свой не скрывают. Я предложил:
- Давай, в честь твоего юбилея устроим ужин в "Зале Эдварда", в отеле "Плаза".
Когда-то, в 1979 году, мы праздновали в этом роскошном ресторане золотую свадьбу моих родителей - последний праздник отца. Тогда для нас это было безумной роскошью, мы решились на нее, скрепя сердце и опустошив карманы. Теперь этот ресторан был местом наших привычных встреч с людьми.
Незадолго до праздника сын преподнес нам большой сюрприз:
- Эй, вот какое дело: моя гелфренд Линда беременна, и мы решили пожениться. Что вы об этом думаете?
Вопрос, конечно, был риторический: сначала сын поставил нас в известность о своем решении, а потом спросил нашего совета.
- Раз вы так решили, следуйте вашему решению. Это ваша жизнь, мы желаем вам счастья.