Музыкальный вечер в немецком владетельном доме. (С картины Маттьё, 1761 г.)
Австро-венгерское дворянство жило привольно, как нигде в Европе. Оно владело обширными поместьями, из которых извлекало баснословные доходы. Попытки Иосифа II несколько умерить жестокую эксплуатацию крестьянства были встречены сопротивлением; абсолютистской власти не удалось умерить аппетиты помещиков Австрии, Венгрии, Моравии, Каринтии и Чехии. Вена, где жили или куда съезжались на зиму знатные семьи, была городом-поместьем: многочисленные дворцы "правящих" князей, графов, баронов сохраняли все особенности сытого феодального быта, основанного на отсталом хозяйственном строе и рабской подчиненности народа. Мелкой буржуазии, многочисленной дворянской челяди жилось, впрочем, неплохо: подачки с барского стола кормили не одну тысячу "маленьких людей".
Венцы были очень музыкальны. Песни раздавались в домах ремесленников, на базарах, ярмарках, во дворах, на многочисленных народных гуляньях в Пратере. Уличные певцы и певицы распевали песни под аккомпанемент гитары, арфы, скрипки. Процветали танцы - лендлеры и вальсы. Многоязычная империя несла свои музыкальные дары в Вену, где раздавались звуки песен и плясок тирольцев, штирийцев, где чешская полька соперничала с польским краковяком, а венгерские и цыганские напевы приобрели полное право гражданства. Народные мелодии и танцы проникали в быт раззолоченных салонов. Рейхардт писал: "Весь жизнерадостный народ принимал участие в этом веселом искусстве. Легкий нрав, чувственный, любящий наслаждение характер требовали разнообразия, требовали музыки, дающей радость". Венские композиторы дышали этим воздухом, и народные музыкальные жанры вливались в их музыку совершенно естественно и неприметно для них самих, а заодно и для их аристократических слушателей.
Ознакомимся поближе с венскими меценатами, среди которых жил и творил молодой Бетховен. Частые концерты происходили во дворцах Лобковица, Лихновского, Лихтенштейна, Эстергази, Кинского, Апони, Броуна, Эрдеди, Фриса, Зичи, Тун, русского графа Разумовского и других.
Князь Антон Эстергази, богатейший венгерский магнат, приобрел печальную славу в истории музыки тем, что распустил свою прекрасную музыкальную капеллу и уволил на старости лет великого Гайдна, который тридцать лет служил семейству Эстергази в Эйзенштадте (Эстергаз) в качестве руководителя капеллы и придворного композитора. Наследник Антона Эстергази, Николай Эстергази, восстановил капеллу. Это был страстный любитель католической церковной музыки. С ним Бетховен неоднократно встречался, но их отношения оставались официальными.
Горячим поклонником Бетховена был князь Карл Лихновский, ученик и друг Моцарта. Князь Лихновский, тонкий ценитель музыки, содержал струнный квартет из четырех юных виртуозов. Первым скрипачом и руководителем квартета был выдающийся музыкант Игнац Шупанциг, которому в 1792 году исполнилось пятнадцать лет. Этот добродушный толстяк впоследствии сделался приятелем Бетховена, над которым композитор беззлобно, хотя и не всегда тактично, подшучивал. Второму скрипачу Сина, альтисту Вейсу и прекрасному виолончелисту Крафту было по четырнадцать лет. С князем Лихновским и с его женой Марией-Христиной Бетховен в течение нескольких лет был в дружеских отношениях. Два года (1794–1796) он жил в их дворце, бывал в их имении в Чехии, причем всегда держался с таким чувством собственного достоинства, что князь, относился к композитору с величайшим уважением и даже несколько перед ним заискивал.
Нужно упомянуть еще об одном меценате, с которым встречался молодой Бетховен. Это был ван-Свитен содержавший большую капеллу и вскладчину с другими вельможами устраивавший большие концерты при участии хора и оркестра. Он слыл знатоком музыки и был законодателем музыкальных вкусов среди венской аристократии.
Деятельность ван-Свитена в музыкальной жизни Вены приобретала особое значение еще и потому, что он усердно насаждал вкус к Генделю и Баху, почитателем которых он сделался, еще живя в Берлине. Сам Свитен сочинил двенадцать симфоний ("таких же тупых, как он сам" характеризовал их Гайдн). Оценив гениальное исполнительское дарование Бетховена, ван-Свитен нередко заставлял юношу играть ему на сон грядущий прелюдии и фуги Баха.
Особенной любовью пользовалась в Вене камерная музыка. Сонаты для разных инструментов - в это понятие включались также сонатные ансамбли, в том числе и квартеты, - писались десятками и сотнями, посвящались владетельным особам и для них же исполнялись. Но и симфонии были не редкостью, хотя услышать их бывало труднее.
Наиболее знаменитым инструментальным композитором в то время был чех Леопольд Кожелух. Его квартеты и камерная музыка были известны далеко за пределами Вены. Бетховен его не любил и однажды назвал "miserabilis" ("жалкий", "ничтожный"). Очень уважал Бетховен композитора Алоиса Ферстера, высокообразованного мастера камерной музыки, скромного и честного человека. Бетховен называл его своим "старым учителем". Ферстер проявлял к Бетховену отеческую нежность и высоко ценил сочинения своего молодого друга. По-видимому, Бетховен некоторое время учился у Ферстера квартетной композиции. Квартеты Ферстера оказали большое влияние на Бетховена.
Известным инструментальным композитором был также Иоганн Вангаль, в свое время оспаривавший как симфонист пальму первенства у Бетховена. Назовем еще Антона Эберля, выдающегося пианиста, с которым Бетховену пришлось соперничать, и известного пианиста тоже неудачливого соперника Бетховена, плодовитого автора вариаций - аббата Гелинека, о котором знаменитый немецкий композитор Карл-Мария Вебер сказал:
Все темы на земле
Варьировал твой гений;
Ты, худшая из всех, -
Одна без изменений.
Приехав в Вену, Бетховен сразу направился к Гайдну, который еще в Бонне обещал с ним заниматься. Биограф Бетховена Тайер дает описание встречи двух великих музыкантов: "Маленький, худощавый, смуглый со следами оспы на лице, черноглазый и черноволосый двадцатидвухлетний музыкант прибыл в столицу, чтобы усовершенствоваться в своем искусстве у маленького, тщедушного, смуглого, с лицом изрытым оспой, черноглазого одетого в черный парик, старого мастера. Бывший патрон Гайдна, старый князь Эстергази называл композитора "мавром". Эта кличка как нельзя более подходила и к молодому пришельцу из Бонна".
Занятия Гайдна с Бетховеном продолжались с перерывами немного больше года, так как уже в январе 1794 го Гайдн вторично уехал в Лондон и позже не возобновлял более занятий с Людвигом.
Уроки с Бетховеном, вначале увлекшие Гайдна, вскоре надоели великому старцу, вступившему в полосу позднего творческого расцвета, занятому сочинением своих симфонии и оратории и мало склонному заниматься скучными элементарными упражнениями по контрапункту. А между тем, молодой боннский музыкант настойчиво требовал именно этого. Не имея достаточного музыкально-теоретического образования, Бетховен жаждал упорядочить свои знания; для овладения техникой музыкального письма он готов был снова пересмотреть все уже усвоенное им, начать с самых азов под опытным и, как он полагал, твердым руководством старого композитора.
Гайдн вел занятия "по-старинке" - так же, как учили его самого. Вначале он восторженно отзывался о своем ученике. С мягкой иронией писал он знакомым в Бонн, что теперь не будет сочинять опер, а поручит это сложное дело Бетховену.
Но вскоре у Бетховена появилось глухое раздражение против своего маститого учителя. Людвиг шел к Гайдну не для того, чтобы черпать у старого композитора творческие идеи. Их было достаточно у него самого; к тому же все то, что в музыке Гайдна могло бы оказать влияние на Бетховена, было известно молодому композитору еще с отроческих лет.
И вот, благодаря чистой случайности, Бетховен узнал, что Гайдну неинтересно с ним заниматься. Вышло это так. Автор известных немецких зингшпилей Иоганн Шенк однажды встретился в 1793 году с Бетховеном в доме аббата Гелинека и был совершенно потрясен импровизацией Людвига. В своей автобиографии Шенк так описывает эту встречу: "Мое сердце с радостью отдалось восприятию музыки, когда Бетховен, весь предавшись своему воображению, с юным жаром смело вторгался в отдаленные тональности, чтобы выразить могучие страсти. Вот он начал путем приятных модуляций подготовлять небесные мелодии - высокие идеи, часто встречающиеся в его произведениях. После того как артист так мастерски показал свою виртуозность, он изменил нежные, печальные, страдальческие, трогающие эффекты на радостные звуки, доходя до шутливой небрежности. Во всей этой импровизации не было ни бледных повторений, ни бессодержательного склеивания неподходящих друг к другу мыслей, ни, тем более, лишенного силы дробления аккордов на арпеджио. Это был ясный день, полный света". Вскоре после первой встречи Шенк посетил Бетховена. "На его конторке я увидел несколько простейших упражнений в контрапункте и сразу обнаружил ошибки, не исправленные Гайдном…" Взбешенный Бетховен тут же согласился на предложение Шенка заниматься с ним втайне от Гайдна. После исправлений Шенка Бетховен переписывал упражнения заново и относил их Гайдну.
У Гайдна, в свою очередь, накапливалось раздражение против Бетховена. Как бы сухо и формально ни велось преподавание контрапункта, отношения учителя и ученика не могли замкнуться в эти тесные рамки. Страстный свободолюбец и поклонник революции, ученик пугал резкими мнениями и выходками старого, богобоязненного, исполненного величайшего уважения к князьям Гайдна. При всей почтительности ученика к учителю у юноши нередко вырывались слова, оскорблявшие Гайдна. К тому же - и это, пожалуй, самое важное - Гайдну не могли нравиться полные революционного пыла музыкальные идеи его ученика. Так, например, в 1793 году юноша исполнял у князя Лихновского свои фортепианные трио. Среди приглашенных присутствовал и Гайдн. Он очень сдержанно отозвался о третьем трио (до минор) - с нашей точки зрения бесспорно лучшем и наиболее характерном для Бетховена - и - не рекомендовал издавать его в таком виде. Бетховен огорчился и заподозрил Гайдна в зависти. Между тем, старик выразил лишь свое искреннее мнение. Он чистосердечно не сочувствовал пламенному духу музыки Бетховена.
После отъезда Гайдна прекратились также и занятия с Шенком.
Однажды, летом 1794 года, Шенк пришел к Бетховену и нашел его записку: композитор в теплых выражениях прощался со своим учителем, благодарил его за помощь и обещал отплатить ему тем же. Он не мог предупредить Шенка заранее, так как ему пришлось неожиданно выехать в имение Эстергази. Несмотря на сердечный тон, в этом письме сквозил решительный отказ от дальнейших занятий. Бетховен начал заниматься у Альбрехтсбергера и Сальери.
Иоганн-Георг Альбрехтсбергер, капельмейстер католического собора святого Стефана, был одним из ученейших музыкантов Вены. Автор ценного учебника композиции, глубокий знаток контрапункта, Альбрехтсбергер был дельным, строгим педагогом и сухим, посредственным композитором. Бетховен занимался у него около полутора лет и прошел с ним почти весь курс контрапункта. Бетховен учился ревностно, но явно раздражал Альбрехтсбергера своим упрямством. Известен резкий отзыв Альбрехтсбергера о Бетховене, высказанный значительно позже: "Этот ничему не научился и ничему не научится". У Бетховена мы не находим никаких упоминаний о суровом учителе.
Сальери. (Рисунок Реберга, 1821 г.)
Совершенно иными были взаимоотношения между Бетховеном и Антонио Сальери.
Знаменитый, уже пожилой композитор, известный в история музыки как один из лучших представителей музыкально-драматической школы Глюка, с вниманием и симпатией относился к молодому Бетховену, который в продолжение нескольких лет изучал под руководством итальянского маэстро искусство легко, свободно и выразительно писать оперные голосовые партии. Бетховен упорно стремился овладеть итальянской манерой сочинения для голоса. Но, добившись цели, претворил это искусство в жизнь по-своему, никогда не опускаясь до подражания. Существовавшими жанрами вокального сочинения, как и приемами различных национальных школ, Бетховен овладел в совершенстве. Он был большим мастером вокальной композиции, но его требования были своеобразны и, в конечном счете, расходились с требованиями итальянского bel canto (пение полным, открытым звуком). Максимальная драматическая выразительность, - голосовое напряжение в крайних регистрах служили новыми средствами выражения. Истинным продолжателем дела Бетховена в этом отношении был Вагнер.
Занятия с Сальери давали большое удовлетворение Бетховену. Его хорошее отношение к Сальери оставалось неизме нным и после прекращения занятий. Как-то в 1809 году, зайдя к Сальери и не застав его дома, Бетховен оставил записку следующего содержания: "Сюда заходил ученик Бетховен".
Глава десятая
Венский виртуоз
Вначале Бетховену жилось в Вене трудно. Его первое жилище находилось в полуподвале. Юноша страдал от сырости и холода. Надо было думать о мебели, инструменте, взятом напрокат, о дровах, парикмахере, надо было приобрести сапоги, надо было позаботиться о том, чтобы выглядеть прилично, - иначе ни о какой карьере в Вене нечего было и думать, а денег было мало.
Появились и непредвиденные столичные расходы. Людвиг начал учиться танцам. Однако это искусство давалось Бетховену с трудом: несмотря на уроки у танцмейстера, гениальный музыкант никогда не научился хорошо танцевать. Он был весьма неуклюж и "прославился" тем, что в пылу разговора легко мог опрокинуть стакан, графин и все, что подвертывалось под руку. Учился Бетховен и верховой езде. Его стала увлекать светская жизнь. Слегка опьяненный своими успехами пианиста, композитор на время приобрел элегантный вид.
Через два года после приезда в Вену материальное положение молодого музыканта улучшилось. С 1794 по 1796 год он гостит во дворце князя Лихновского, оказывавшего композитору большое внимание. Бетховен держался в доме Лихновских независимо, редко обедал с княжеской четой, не желая стеснять себя этикетом, и предпочитал трактир изысканной столовой мецената! Из чувства гордости композитор завел слугу (учитывающего странности своего барина и ловко его обирающего) и даже содержал собственную лошадь, подаренную ему одним из его почитателей, графом Броуном. Впрочем, Бетховен забывал о том, что лошади, как и всякому живому существу, нужно пропитание. Ловкий слуга пользовался этим и представлял хозяину неслыханные счета за корм животному, так что композитор в конце концов вынужден был подарить лошадь своему вороватому слуге.
Средства Бетховена складывались из подарков аристократов, в салонах которых он выступал, а позже и из авторских доходов. Ему удалось начать печатать свои произведения чуть ли не с первых шагов композиторской деятельности в Вене, что было тогда делом нелегким.
В первые годы пребывания в Вене доходы Бетховена пополнялись также открытыми концертными выступлениями и концертными поездками. Он охотно бывал в обществе, любил компанию, шутки, вино. Несомненно, что в эти годы у него было много мимолетных романов, которые он, однако, скрывал настолько умело, что даже буржуазные биографы, как известно, очень интересующиеся этим предметом, почти ничего не смогли установить определенного. К педагогической деятельности Бетховен относился с отвращением, но все же давал уроки. Знаменитый пианист обучал преимущественно молодых девушек-аристократок. Обычно они брали уроки музыки до выхода замуж, а затем почти забрасывали свои занятия. Но надо отметить, что среди венских женщин, в том числе и учениц Бетховена, были незаурядные, одаренные пианистки (Тереза Брунсвик, Доротея Эртман).