Мы движемся дальше вдоль линии подземки. Судя по всему, справа от нас, рядом с бассейном, русские установили пулемет, потому что здесь повсюду валяются мертвые тела - солдат и гитлерюгендовцев. Рядом со станцией "Рейхсштадион" - разбитое противотанковое орудие и его боевой расчет. Несколько солдат и гражданских лиц копают в ближней части кладбища могилы и собирают мертвые тела, главным образом мальчишек из гитлерюгенда. Тех, что ранены, помогают донести до перевязочного пункта, который устроен тут же, на станции метро.
Нам приходится соблюдать меры предосторожности, потому что мы не знаем, как далеко отступил враг. Мы широким фронтом бредем вдоль линии подземки, прочесывая район. Переходим Вестенд-аллее и движемся к станции Ной-Вестенд. Русских здесь нет. Местные жители говорят нам, что враг отступил к Грюнвальду. Прямо за станцией - желтый автобус BVG, окна выбиты, но сам он цел. Врага по-прежнему не видно, но издалека доносится грохот боя. Похоже, что боевая группа, отправленная через Шпандау к Шарлоттенбургу, пробилась в город, и теперь там идут уличные бои. Мы оставляем справа Пройсен-аллее, а слева - Кастаниен-аллее. Последняя ответвляется от шоссе, что ведет к Шпандау, и где-то посередине ее расположена площадь Бранитцер-платц.
На площади Адольф-Гитлер-платц русских также нет, лишь там и здесь валяется русское и немецкое оружие, а также несколько мертвых тел - вот и все свидетельства того, что здесь был бой. Местные жители говорят нам, что враг отступил к станции метро Эйхкамп. Наш командир, капитан люфтваффе, который, судя по всему, понятия не имеет, как действует пехота, отправляет многочисленный отряд к Выставочному комплексу, чтобы узнать, нет ли там врага. Вскоре они возвращаются назад, дойдя почти до Дойчланд-аллее и нигде не попав под обстрел.
Судя по всему, враг занял позиции по обе стороны Кайзердамм и возле радиовышки на Мазурен-аллее. Капитан отдает приказ части бойцов двигаться дальше вдоль туннеля подземки, чтобы выйти врагу в тыл и атаковать его. Другая часть должна двигаться вдоль улицы к "Колену".
Мы бредем в направлении туннеля по пустой и заброшенной станции. На рельсах застыл поезд, кажется, мгновение - и он сдвинется с места. Или вот-вот раздастся крик начальника станции: "Осторожно, двери закрываются!" И вот мы уже под сводом туннеля - темного и затхлого. Мы на ощупь движемся вдоль путей, стараясь не производить лишнего шума, но это получается у нас плохо. Под нашими сапогами хрустит и перекатывается гравий. Жутковато брести в темноте, нащупывая путь, когда впереди - кромешная тьма. Наша путеводная нить - это электрический кабель, который подобно веревкам тянется вдоль стен. Стоит впереди кому-то замешкаться, как я налетаю на того, кто идет передо мной, и тогда у меня из глаз сыплются искры. Но затем мы вновь бредем дальше, двигаясь на ощупь, словно слепцы. Я натыкаюсь на какое-то препятствие и пытаюсь его обойти. Это брошенный поезд подземки, который стоит прямо посередине перегона. Выходит, следующая станция уже совсем близко? Здесь, под землей, любые расстояния кажутся гигантскими. Вскоре поезд остается позади. Впереди на рельсах вижу какое-то светлое пятно. Это отверстие вентиляционной шахты, которая выходит на улицу. Теперь нас от внешнего мира отделяет лишь чугунная решетка. Мне не хочется идти дальше, после кромешной тьмы этот скудный свет - сама жизнь, но на меня сзади напирают, и мы идем дальше.
Каждый раз, стоит нам миновать вентиляционную шахту, как темнота становится еще более пугающей и невыносимой. В любое мгновение жизнь каждого из нас может оборвать вражеская пуля. Нервы у всех на пределе - жутко брести вдоль путей, когда нет ничего, кроме электрических кабелей, которые должны где-то закончиться и быть готовыми к тому, что в любую минуту по нам откроют огонь. А может случиться и так, что там, впереди, немцы, и они могут принять нас за русских. В таком случае они сразу начнут поливать нас свинцом. Наконец туннель становится шире. Теперь по нему тянется не один путь, а два, значит, скоро станция. Но нет, это лишь участок с двойными рельсами. Мы взбираемся на платформу. Обычно путь от одной станции подземки до другой занимает две-три минуты, но мы бредем уже как минимум полчаса. Выходы на платформы перегорожены железными решетками. Несколько ударов прикладами, и путь свободен. В тусклом свете виден указатель с названием станции. Мы на Кайзердамм. Огромный рекламный плакат призывает посмотреть новый фильм, "Opfergang" (Жертвоприношение). Но нам не нужно никакое кино, мы немало насмотрелись в этой жизни, мы видели смерть и сейчас тоже обречены на заклание - тупое, бессмысленное жертвоприношение.
Несколько бойцов вышли на улицу. Со стороны "Колена" доносятся звуки перестрелки, похоже, там также задействованы танки. Мне видно, как вторая часть нашего отряда движется от Адольф-Гитлер-платц. Некоторые из нас ждут, когда они подойдут ближе, другие же вновь спускаются вниз, и мы движемся дальше, прокладывая себе путь в кромешной тьме подземного лабиринта, от тайн которого у нас порой перехватывает дыхание, и тогда начинаешь чувствовать себя полным ничтожеством. Никто не мечтает о солнце и воздухе так горячо, как мы. Здесь, в темноте, нас сковывает первобытный страх. Он словно следит за нами из темноты, словно некое затаившееся злобное животное, готовое в любой момент обрушиться на нас и безжалостно уничтожить.
И вновь у нас на пути очередная вентиляционная шахта, и издалека доносится грохот боя. Где-то там, над нашими головами свистят пули, отчего по туннелю разносится громкое эхо. Вскоре оно перерастает в оглушающий гул, и мы устремляемся вперед, во тьму. Пули отскакивают от стен, впиваются в гравий, и тот взрывается фонтанчиками. Затем перестрелка неожиданно стихает, и нашим ушам становится больно от неожиданной тишины. Мы медленно бредем вперед. Мы не стреляем, потому что можем попасть в тех, кто впереди. Постепенно туннель расширяется, и мы выходим на платформу. На ней - несколько гитлерюгендовцев с фаустпатронами и бойцы войск СС. Это они открыли по нам огонь, приняв нас за русских. Их ошибка стоила нам четырех погибших и раненых. Они говорят нам, что русские заняли район, прилегающий к Рихард-Вагнер-платц. Станции наземки Весткройц и Шарлоттенбург тоже в их руках. А еще русские заняли Бисмарк-штрассе, в промежутке между Софи-Шарлотте-платц и оперным театром, то есть вогнали клин между обеими станциями. Мы бросаем взгляд на улицу. Судя по грохоту, бой там идет нешуточный. Движущийся по улице отряд старается держаться как можно ближе к стенам домов.
Мы делимся на группы и продолжаем путь по подземному лабиринту. Наша задача - незамеченными проскользнуть мимо врага. Те гитлерюгендовцы, что прошли курс специальной подготовки и готовы к подземному бою, идут вместе с нами. Мы спрыгиваем на рельсы и медленно движемся дальше, стараясь держаться ближе к стенам. Подземные туннели то здесь, то там описывают плавный поворот, за которым вполне может скрываться враг. Мы движемся медленно, шаг за шагом. Дойдя до вентиляционной шахты, мы останавливаемся. Грохот боя снаружи доносится до нас подобно отдаленным раскатам грома, и у нас перехватывает дыхание. Похоже, что стреляют где-то рядом, возможно, прямо над нашими головами. Мы идем дальше, прижимаясь к стенам, словно они способны защитить нас от смерти и разрушения. А то, что так будет - сомневаться не приходится, особенно если учесть, что враг уже занял следующую станцию. Мы следуем дальше. Время от времени сквозь решетку очередной шахты пробивается солнечный свет и доносятся звуки боя. Как вдруг происходит то, что должно произойти, и тотчас становится легче на душе, по крайней мере, теперь мы знаем, что нас ждет.
Я бросаюсь на землю и прижимаюсь головой к прохладному рельсу. Он вибрирует, словно по нему приближается поезд. Темнота взрывается ослепительной вспышкой, и грохот взрыва тысячным эхом отскакивает от стен. Кажется, барабанные перепонки не выдержат и вот-вот лопнут. За первым взрывом следует второй, и вновь на мгновение туннель озаряется светом, и видно, как по нему бегут человеческие фигуры. Мы бежим вперед, словно нас притягивает к себе гигантский магнит, стреляя на бегу, спотыкаясь о мертвых и раненых. Из юных глоток наружу рвется дружное, оглушительное "Ура!". Мы несемся вперед, поливая свинцом темноту, ведомые слепым желанием убивать, лишь бы только не быть убитыми.
Выстрелы доносятся из туннеля откуда-то слева и рикошетом отскакивают от стен. Мы бежим вперед под смертоносным огнем. Спотыкаюсь, падаю и ползу по земле, пытаясь найти безопасное место. Неожиданно туннель вновь озаряет яркая вспышка, и на какое-то мгновение мне видны бегущие фигуры, рельсы, тянущиеся кабели вдоль стен и гитлерюгендовец, который только что выстрелил из фаустпатрона в ответвление туннеля. Затем снова возникает темнота. На мгновение кто-то зажигает фонарик, и мне видны лежащие между рельсами тела. Я снова бегу, как сумасшедший, не чуя под собой ног и поливая свинцом темноту. Автоматная очередь неожиданно оборвалась. Магазин пуст - как и тот, что я израсходовал перед этим. Мы натыкаемся на мертвые тела, которых уже заметно больше, в основном это - гитлерюгендовцы, которые шли впереди вместе с эсэсовцами. И вновь на нашем пути вентиляционная шахта. Бой за нашими спинами не стихает. Мы не знаем, куда бежим - то ли прямо в руки врагу, то ли он атакует нас сзади.
Наконец перед нами очередная станция - Немецкая Опера. Теперь можно только воображать, какая жизнь когда-то пульсировала в этих туннелях, как по ним проносились ярко раскрашенные поезда, как они изрыгали на платформы тысячи людей, чтобы взять в опустевшие вагоны новых пассажиров. С трудом укладывается в голове, что теперь вместо этого - нескончаемый забег наперегонки со смертью. Уж лучше сражаться там, наверху, при свете солнца, где хотя бы видишь свою судьбу в виде танка и врага, чем в этих катакомбах, которые уже стали могилой для тех, кого смерть настигла между рельсов. Неожиданно я думаю о том, как нам потом попасть назад в Рулебен - ведь враг наверняка заблокировал этот участок пути, а сам туннель простреливается точно так же, как и улицы наверху. Но времени на размышления у нас нет, мы можем лишь двигаться вперед, если хотим когда-нибудь выйти из этих катакомб и вновь увидеть солнечный свет.
Мы на ощупь бредем вперед. Такое впечатление, что этой тьме не будет конца. Движемся вдоль стен, словно тени в ночи, думая лишь о том, что нас ждет дальше. Бой и не думает стихать. Позади нас стоит оглушительный грохот, от которого делается страшно, а в следующее мгновение из темноты на нас вновь обрушивается адский огонь. То здесь, то там тьма взрывается вспышками выстрелов, несущих с собой смерть. Устремляемся вперед, падаем, вновь поднимаемся на ноги, ищем укрытия за мертвыми и ранеными, потому что нам больше негде прятаться. Стреляем во тьму впереди нас. Схватка жестокая и ужасная. И вновь позади нас ухает взрыв и, подобно волне, грозящей вот-вот накрыть нас, прокатывается эхом по всему туннелю. Ударная волна катит мимо, и у нас вибрируют каски. Что это? Неужели враг взорвал участок путей, оставшийся у нас за спиной? А если он взорвет и те, что впереди? Тогда нам верная смерть, мы угодили в мышеловку, из которой нет выхода. Спотыкаясь, бредем вперед, стреляя, падая и поднимаясь вновь. Перестрелка впереди стихает, и неожиданно перед нами появляется свет. Это взорвана вентиляционная шахта над нашими головами. Кто-то из ребят говорит, что русские несколько дней обстреливали улицу из танков и снесли крышу туннеля.
Наконец мы добрались до "Колена" - темная станция маячит перед нами как тихая гавань, даже если она не такая чистая и опрятная, как раньше. Неожиданно мне на ум приходит соседний с ней театр имени Шиллера - теперь это груда развалин. Мы стоим посреди станции и обсуждаем, что нам делать дальше. Враг еще глубже проник в туннель, но мы наверняка выйдем к своим - говорят, наши войска до сих пор удерживают в своих руках станцию "Зоопарк". В таком случае нам следует поторопиться, потому что враг вернется с минуты на минуту.
Мы идем дальше в туннель. Берлин превратился в огромный, разорванный на части, горящий лоскут. Враг уже в Тиргартене и пытается проникнуть в правительственный квартал, а вот в районе зоопарка по-прежнему немецкие войска, они словно островок посреди наводнения.
Огонь не прекращается. Мы рассредоточиваемся еще больше, и часть из нас остается на месте, чтобы сдерживать натиск врага. Позади станции "Зоопарк" снесло дорожное покрытие, и туннель обвалился. Мы вынуждены прокладывать себе путь среди лабиринта перекореженного бетона, перекрученных рельсов, обрушившихся балок перекрытия и оборванных электрокабелей. При этом мы пытаемся не попасть под огонь преследующего нас врага, огонь, который обрушивается на нас буквально отовсюду. Преодолев очередной разрушенный участок, мы вновь исчезаем под землей. Я не знаю, который час, поздно сейчас или рано. Я полностью утратил чувство времени. Странно, что я вообще еще жив. Наши ряды поредели, но гитлерюгендовцы сражаются остервенело, постоянно подгоняемые своими командирами из войск СС.
Вижу зияющее в потолке отверстие. Улица над нашими головами простреливается, вниз летят камни, и нет никакой надежды преодолеть этот опасный участок. Те, кто шел позади, догоняют нас - их лица испуганы и белы, как мел. Они тотчас устремляются вперед. Враг простреливает вентиляционные шахты противотанковыми ружьями, он уже взорвал отрезок путей за нашими спинами. Мы в западне, и нам отсюда ни за что не выбраться. Затем кто-то неожиданно перепрыгивает через завалы из остатков взорванной крыши, которые наполовину заполнили шахту, и, несмотря на свинцовый дождь, исчезает в полуразрушенном продолжении туннеля. Я следую его примеру, как и он, не обращая внимания на летящие со всех сторон пули. Я падаю и качусь вперед, кое-как поднимаюсь и с силой сжимаю в окровавленных ладонях автомат, пока мне не становится больно. Наконец я у цели. Влетаю в туннель и ложусь на рельсы. Мне хочется одного - покоя, только покоя.
Один за другим все остальные тоже совершают прыжок. Многие остаются лежать, давая скудное прикрытие тем, кто следует за ними. Кто-то ранен и пытается ползком добраться до туннеля. Мы идем вперед, оставляя все позади себя, словно дурной сон. Неожиданно впереди нас раздаются голоса, они эхом отскакивают от стен. Кто-то кричит нам. Мы кричим ответ и ускоряем шаг. Это немцы. Мы дошли до станции Виттенберг-платц.
Садимся на платформу и устраиваем передышку, поджидая, пока к нам подойдут остальные. Один за другим они появляются из темноты и растягиваются на платформе. Они лежат повсюду, словно мертвецы. Солдаты, удерживающие станцию, опасаются, что сюда могут нагрянуть русские. Бой в туннелях метро идет безжалостный, не на жизнь, а на смерть, говорит один из них. В туннелях от своих оказались отрезаны и немцы, и русские. Многие погибли под завалами. Среди жертв гитлерюгендовцы, которые прошли курс противотанкового боя и которых потом послали в туннели. Я спрашиваю про ситуацию на станции "Зоопарк", и кто-то говорит мне, что там самые надежные укрепления - оба бомбоубежища, и что враг постепенно приближается к ним. Он уже достиг площади Ноллендер-платц и под прикрытием танков пробивается дальше.
Между солдатами вдоль стен сидит темная молчаливая масса - это беженцы, которые устремились в метро, чтобы найти здесь убежище от обстрелов. Они наверняка сомневаются в правильности своего решения, потому что выстрелы гремят теперь повсюду. Беженцы вопрошающе смотрят на нас, пока мы проходим мимо них. Матери прижимают к себе сыновей или пытаются закрыть их собой. Неужели они думают, что мы отнимем у этих несчастных их последних детей?
Выходим из станции в вестибюль. Он полон битого стекла, оно лежит на полу толстым слоем, словно ковер. Поверх противотанкового барьера между зданиями на Тауэнциен-штрассе и далее в направлении Ноллендорф-платц доносится отдаленный треск перестрелки. Говорят, будто район вокруг Мемориальной церкви освобожден от врага. Собираемся в кассовом зале и пересчитываем наши ряды. Из пятисот тех, кто вместе с нами спустился в туннель, осталось совсем немного, жалкая горстка. Кто-то откололся от нас на Адольф-Гитлер-платц, кто-то остался лежать в туннелях. Вместе с мальчишками из гитлерюгенда нас теперь меньше сотни человек, и мы не знаем, что нам делать дальше.