И в этот момент прямо мне в лоб уперся ствол. Скосив глаза, я разглядел трех человек. Двое – по виду молодые бандюки. Короткие кожаные куртки, напульсники на руках, сломанный, боксерский нос у одного. Третий постарше, в костюме. "По ходу, крутые залетные, – подумал я, – вот попал на ровном месте!" Вслух сказал: "Так парни, я все понял, дайте уйти…" "Лечь на землю, мразь", – услышал в ответ. Тяжело вздохнув, посмотрел себе под ноги – куда ложиться? Там была лужа. Она все и решила. Ложиться в грязную лужу я не захотел. Левой рукой отбил в сторону ствол, корпусом ушел с линии огня, правой выхватил газовый баллончик и пустил струю в рожу отморозку. Баллончик оказался качественный. Противник загнулся, начал тереть глаза. Один готов. Тот, который в костюме, пытался провести какие-то приемы Максу. Я зарядил ему в рыло так, что они оба упали. Оставался третий. Он выхватил пистолет и выстрелил. Лицо опалило. Ствол газовый, не боевой. Рядом под кустиком с пивом на фанерке устроились синюги. Я прыгнул к ним и принялся метать в стрелка пивные кружки, не давая ему выстрелить в упор.
"Оставь хоть одну", – тихо попросила тетка-синюга. Пьянству бой! Последняя кружка полетела в отморозка. Я остался перед ним безоружным. Выстрели он в лицо, и я "приплыл". Вовремя отступить – тоже большое искусство. Мне пришлось спасаться бегством. Стрелок погнался за мной. Бежать с чувством собственного достоинства мне мешали его дикие вопли.
– Стой х…с! Стой п…т!
Маршрут моего стремительного побега проходил по родному району. Не сравниваю себя с Гектором, но тысячелетия назад Гомер написал об этом так: "В бурном беге неслись герои…"
Вот здесь на лавочке возле дома № 2 я, пьяный, разогнал футболистов в 1975-м. В палисаднике дома № 6 нокаутировал очередного дембеля-десантника в 1978-м. А теперь по местам боевой славы меня гонят, как пугливую лань. Добежав до дома № 8, где когда-то проживала моя школьная любовь Галя Шандыба, я понял, что пора остановиться. Ярость, вызванная потоками грязной брани, потеснила осторожность. Я забежал в небольшую рощицу за домом и, согнувшись, уперся руками в колени, изображая крайнюю степень усталости. Правая рука сжимала нож, который скрывало упертое в колени предплечье. Следом за мной в кусты ворвался отморозок. Думая, что перед ним обыкновенный уличный хулиган, к тому же "сдохший", он быстро преодолел несколько метров, которые нас разделяли.
– Давай поговорим, как мужчина с мужчиной, – убирая пистолет, выкрикнул мой преследователь.
– Давай, – согласился я и, сделав шаг навстречу, всадил нож ему в бочину.
Отморозок сразу упал. С чувством исполненного долга я зашагал прочь. Вслед мне прогремел выстрел.
– Ах ты, падло, еще пуляешь!
Тогда я не знал, что стрелял он уже боевыми и запустил в поверженного противника кирпичом. Он нашел силы подняться и заковылял к своим.
А я направился к дому № 12 по Дыбенко, там проживала жена моего подельника по первому сроку Марина Дормидонтова. Постучал в окно на первом этаже: "Марин, дай тряпку какую-нибудь обтереться". Дормидонтиха выставила на подоконник воду и полотенце.
– Что за день такой, – затараторила она, – у меня соседа сегодня менты избили. Представляешь, пошел пива попить, и побили ни за что.
Я навострил уши.
– А где он пиво пил?
– Да на кругу…
Внутри у меня все оборвалось… Баран!!! Как я сразу не понял, что так нагло и беспредельно себя могут вести только одуревшие от алкоголя и безнаказанности менты! Что же делать? Для начала я моментом сорвался с района. У Бубля была однушка на юге Москвы. Там я прокантовался сутки и принял решение свалить в Новотроицк. Старина Вилли всегда был рад меня принять. Бубль был в отъезде, и мне пришлось самому вернуться домой за документами и деньгами.
Я знал, что Дусик и Макс благополучно соскочили с места эпической бойни. Но, оказывается, местные алкаши сдали своего нарколога на следующий день. Несмотря на высокий социальный статус, Дусика молотили как собаку. Менты требовали имя того, кого врач привел на разборку. Изнемогая от побоев, Дусик назвал первые попавшиеся адреса своих одноклассников. У первого, Киселева, жаждущие мести стражи порядка вышибли дверь и уложили на пол обитателей квартиры. Тот оказался заместителем декана института сельского хозяйства. Менты не оценили тонкий юмор нарколога и, вернувшись в отделение, проломили ему грудную клетку.
Следующим, кому не посчастливилось учиться с Дусиком, оказался крупный угрюмый субъект Александр Ионов. Конвой "сорок сабель" ворвался к нему, старший истошно закричал: "Где нож?!" "Оружие я уже сдал", – ответил ошеломленный Александр.
– Кому сдал? Когда? Куда? – наперебой завопили менты, одновременно награждая невиновного человека градом ударов.
Александр Ионов, сын моей классной руководительницы Лидии Ивановны, оказался действующим сотрудником ФСБ, который накануне сдал в оружейку официальный ствол. Оперативники с извинениями удалились. Дусику сломали ребра.
Как бы то ни было, менты узнали, что это был я. В то время еще не было мобильных телефонов и даже пейджеров. Меня никто не смог предупредить. Да и как? Мое лежбище никому не было известно. Короче, я поехал на Речной самонадеянно рассчитывая проскочить.
Дома я спешно собирал шмотки, когда раздался требовательный звонок в дверь. Дверного глазка у нас не было, но возле песочницы нелепо маячил квадратный блондин. Менты! Со свойственным мне изяществом, я элегантно сиганул в окно со второго этажа с тыльной стороны дома. Но сотрудники 126-го отделения милиции тоже были не лыком шиты. Только я пересек дорожку, ведущую вокруг дома, как раздался крик: "Стоять!!!" Я ломанулся, как сохатый… Вслед мне загремели выстрелы. Я втопил еще быстрее. Второй раз за три дня я несся по родному району, спасая свою жизнь. Бег – далеко не моя коронка, негде было бегать, заборы кругом. Но у пузатых, пьющих ментов дыхалка, видно, была еще хуже. Преимущество их состояло в том, что они переговаривались по рации и новые преследователи высаживались из патрульных машин по ходу моего маршрута с новыми силами. В районе 425 школы к погоне присоединился какой-то физкультурник, соскочивший с турника.
– Держи его!!! – обрадовано завопили неспортивные мусора.
– Ну-ка, сдриснул отсюда, пока кадык не вырвал! – задыхаясь, прорычал я.
Но через два-три километра силы мои закончились. Бежать в туфлях было неудобно. Сумка колотила по бедру и замедляла движения. Я остановился и поднял руки. Первым возле меня оказался хмырь в штатском и с первого удара пробил мне "кишку". Через секунду налетели остальные, но сильнее его никто не ударил. Позднее я узнал, что это был не мент, а мастер спорта по боксу адвокат Саша Ефимов с погонялом Таразини. Ярый фанат захватов, он постоянно тусовался в дежурной части и уговаривал ментов взять его на задержание.
Началась расправа. Меня тащили к дому и непрерывно избивали. Стянули с меня штаны. Я давно заметил, что ментам недостаточно победить противника. Им обязательно нужно его унизить. Даже в кино. К примеру, грабителя Соболя в фильме "Прощальная гастроль Артиста" вываливают из кузова грузовика в придорожную пыль. Старый уркаган в финале "Петровки 38" начинает выть, бьется в истерике. Ну, и меня им надо было не только изувечить, но и опозорить. Через несколько часов в кабинет, где я валялся в луже крови, завели Макса: "Посмотри на своего босса…" Во время обыска в квартире начальник розыска Гуматов зло бросил моей, раздавленной происходящим, матери: "Ваш Миша сел квартирным вором, а освободился бандитом, который поднял руку на сотрудника милиции!"
Дальнейшие часы и дни потеряли для меня счет. Сначала меня били те, кто участвовал в захвате. Потом дежурная смена в отделении. Тот, кого я подрезал, выжил. Звали его Ларион и был он инструктором по рукопашному бою ОМОНа Северного округа. Вечером приехали омоновцы, тоже меня месили. На следующий день размяться пожелала новая смена. Я уже ничего не чувствовал и не соображал. Подписал признание. Дескать, да – ударил ножом неизвестного хулигана. Нож выбросил.
Но на третий день, как добрый ангел, 126-е отделение посетил бывший муж моей сестры адвокат Евгений Брагинский, дородный, импозантный еврей средних лет. Увидев, окровавленное, изуродованное существо, он вкрадчиво спросил: "Михаил Петрович, Вы в состоянии были осознавать, что вчера подписали?" – "Об чем речь? Конечно, нет. Ничего не помню", – я сразу "уловил" его тему.
Меня повезли на освидетельствование в травмпункт. В присутствии хитромудрого адвокатера я дал новые показания из серии "никого не трогал, починял примус".
– Да, подрался зачуток, да, кружками швырялся. Я же не знал, что это сотрудники. А потом убежал. За мной погнался один. Может, он на сучок напоролся по дороге. А может, пырнул его кто? Они же на всех бросались. Вот доктора избили… Меня он не догнал. Пьяный же был ваш сотрудник…
Свидетелей нет. Ножа нет. Дусик написал встречную заяву. У пострадавшего Ларика в среде ментов была ужасная репутация. Ветеран боевых действий в Чечне. Контуженный на всю голову. Очень жестокий. Мало того, что регулярно избивал людей, так еще травил задержанных своей собакой – ротвейлером.
Кроме следователя, со мной несколько раз беседовал старший опер по организованной преступности Северного округа Гера Картузов. Он уже понял, что я так и так срываюсь, но, как хороший оперативник, вел свою игру. Но я-то еще поверить не мог, что соскочу с этой прожарки…
– Ты вел себя, как мужчина. Я готов помочь тебе выйти. Но ты должен мне кого-нибудь сдать, чтобы мне к начальству прийти не с пустыми руками…
– Какие у тебя основания предлагать мне откровенную подлость? Кого я тебе сдам?
– Без разницы. Чтобы я мог сказать начальству, что ты пошел нам на встречу.
– Ну, раз без разницы, сдам тебе мешок анаши. Используешь в оперативных целях…
Мы как раз с Валерой Грузином отработали двух барыг из Казахстана. На гоп-стоп отобрали у них отраву. Почти всю свою долю я отдал на общее, а мешочек припас.
Картузов попробовал отыграть назад: "Анаша не пойдет, давай человека".
– Гера, прекрати. Ты сказал – без разницы кого или что.
Короче, низкий поклон Евгению Брагинскому – через четыре дня Бубль встречал меня возле 126-го отделения. Единственное, о чем ломал голову начальник конторы Перцев, так это куда списать девятнадцать выпущенных в меня патронов. Тот самый Перцев, который будучи молодым опером, брал меня с Чумаком в 1979 году.
Через две недели я подъехал к зданию РУОПа на Водном и выкинул в кусты мешок анаши. По звонку спустился Картузов.
– Забирай, вон в кустиках лежит…
Матерый опер заржал: "Не доверяешь…"
– Цыган не купишь, председатель, – сострил я в ответ.
Эти две недели я не мог выйти из дома, настолько страшным было мое лицо. Вечерами сиживал на балконе, надев забрало для фехтования, чтобы не пугать прохожих. Странно, но менты, нещадно избивая меня три дня, ничего не сломали. Лицо – всмятку, так, что в сине-багровых опухолях исчезли и рот, и глаза, и даже уши, а серьезных повреждений – никаких. У бедного Дусика оказались сломаны шесть ребер, проломлена грудь, плюс сотрясение мозга. Да что там говорить, отделался малой кровью. Через пару лет, когда вошел в силу Рушайло, меня бы просто застрелили.
Постепенно сложились отношения с капитаном Картузовым. Во время допроса я спросил его: "Ты чего не бил меня?" – "Я не шакал, что бы добивать раненого льва", – ответил хитрый опер.
Грудь моя раздулась от гордости, как баллон КРАЗа …и… я сразу почувствовал к нему расположение. Представляя однажды меня своему начальству, Гера сказал: "Вот Орский. Избил троих наших сотрудников и выпрыгнул с третьего этажа". Ну с третьего так с третьего, я не стал спорить.
Наше общение длилось много лет. Денег мы ему не платили, в бане, бывало, поляну накрывали. На такие посиделки я неизменно брал кого-то из товарищей. Однажды привез с собой Бориса Сичкина – Бубу Касторского, совсем уже старенького, но бодро залезшего на заказанную проститутку. Менты были в шоке, а молоденькие шлюхи его просто не узнали.
В оперативном плане – никого, естественно, не сдавали. Но вырабатывали общую позицию по каким-то вопросам и движениям в округе. Иногда, случалось, ругались. При мне Гера Картузов дослужился до подполковника и ушел в отставку. Возглавил службу безопасности одного банка.
Последствия, или, правильнее сказать, результаты этой схватки стали ясны не сразу. Во-первых, огромное уважение ментов. Я их почти никого не запомнил, а опера первые подходили на улице: "Здорово, Петрович! Зла не держишь?" Я только разводил руками: "И ты тоже отметился? Сколько же вас…" На них произвело впечатление то, как я убрал трех подготовленных сотрудников и то, что не визжал и не обделался, когда меня три дня топтали.
Во-вторых, мне понравилась работа ножом, и я стал часто его применять. А это, в свою очередь, заставило коллег по ремеслу относиться ко мне с должным вниманием.
Помирились с Ларионом. Менты позднее рассказывали мне: на своих корпоративных попойках, когда доблестные стражи порядка, захмелев, начинали хвастать своими подвигами и ранениями, Ларик молча задирает футболку, показывает шрам и говорит одно слово: "Орский". У меня он слезно просил подарить ему нож, которым я его пырнул. Но во мне крепко-накрепко сидела лагерная установка: "Ментам веры нет". Я помнил, как на "восьмерке" хозяин вызвал лучшего изготовителя "выкидух" на зоне. Протянул ему "кнопарь": "Твой нож?". Зек повертел нож в руках: "Нет, не мой".
– Ну как не твой? Пальчики-то твои…" – полковник Зиганьшин, улыбаясь, взял "выкидуху" салфеточкой и спрятал в стол. Года два бедолаге добавили за изготовление и хранение холодного оружия.
Поэтому от контактов с властью вообще и с ментами в частности я шарахался, как черт от ладана. Герман Картузов – это исключение, подтверждающее правило. Потому что в лагере ни один нормальный блатной не пойдет разговаривать с опером один на один.
– Начальник, сажай, но базарить с тобой я не буду. Хочешь говорить – только вдвоем с любым моим близким. Потому что я от тебя выйду, а мне предъявят: "Ты о чем с кумом шептался?"
Однако лагерь и свобода – две большие разницы. Такая бескомпромиссная позиция была ошибочной. Я, к сожалению, упустил тот момент, когда нужно было переплетаться с чиновниками, наводить связи с управой, префектурой. Мне претило заниматься бизнесом, я долго держал "босяцкую стойку", не зная, что вся организованная преступность давно уже вкладывается в серьезные коммерческие проекты.
А с Лариком мы несколько раз встретились. Однажды на дискотеке во Дворце Спорта Лавочкина его омоновцы стали бороться с моими ребятами на руках. Сам Ларик все просил показать, как я его проткнул. Принимал стойки, приговаривая: "Вот я ставлю ногу, ты меня бьешь справа, я – раз! – делаю захват! А если слева, то – бац! – ставлю блок!" В этот момент он живо напомнил мне великого сенсея Николая Ивановича Курского. Так или иначе, он не держал на меня зла. Не знаю, что с ним стало… Из милиции его через пару лет уволили. Он искал встречи со мной, но я поостерегся. Хотя бандит из него получился бы знатный! Только без погон.
Колдун
В перестройку и последующие девяностые годы развелось бесчисленное множество знахарей, колдунов, гадалок и прочих шарлатанов оккультных наук. Весной 1995 года пустующий кинозал "Невы" арендовала целительница "матушка" Дарья.
Я думал, что на ее выступление соберутся полусумасшедшие старушки, но публика пришла на удивление приличная. Вход бесплатный. В чем подвох? После первых сеансов "матушки" все стало ясно. В фойе кинотеатра два-три афериста торговали приворотами, "заряженными" носками и прочей псевдоцелительной лабудой. В зале она говорила каким-то старославянским языком: "Братове и сестре…", типа: "житие мое…" Все дружно вслед за ней поднимали руки вверх…
На третий-четвертый день "матушку", всегда закутанную в старческий платок, отловила в коридоре моя теща, женщина весьма зловредная.
– Как бизнес? – ехидно поинтересовалась теща.
– Нормально, – запросто ответила целительница, на поверку оказавшаяся молодой девахой.
После чего, я порекомендовал своим амбалам Рюкзаку и Бутузу предложить администратору "уделить нам внимание". Если перевести на понятный язык это казуистическое выражение, явное взятое из арсеналов тюремной словесности, то звучать будет просто: "дайте денег".
Сначала амбалов развернули.
– Петрович, они говорят, что их центр "Дар" работает под Кобзоном.
– Передайте, что мы такого авторитета не знаем. Будут настаивать, скажите: привезем Эдиту Пьеху.
Парни вернулись с деньгами. Через пару недель гастроли "народной целительницы" в "Неве" закончились. А гангстеры только вошли во вкус. Купили "Московский комсомолец", прочитали в объявлениях: матушка Дарья уже на Преображенке. Поехали и там тоже ее обилетили. Заодно посмотрели всю рекламную страницу. Видят, рядом в Измайлово выступает какой-то шаман. Не поленились, доехали. Вот тебе раз! А шаман – тот самый черт, который на сеансах матушки носками волшебными торговал.
– Иди сюда, мил человек, делиться надо!
С "шамана" тоже получили.
Короче, за пару месяцев мы неплохо поправили свое финансовое положение за счет этих заклинателей, "матушек" и "бабушек". Но вскоре Лужков издал Указ о запрете деятельности лжецелителей на территории Москвы.
Кстати, сейчас у меня в подобных вопросах происходит раздвоение личности. Допустим, нам годами платили таксисты у метро, а сейчас Собянин начал щемить нелегальных "извозчиков", и мы лишились реальных, "живых" денег. Обидно. Досадно. Но как гражданин своей страны, я понимаю, что эти меры – правильные. Поэтому – ладно.
Мой товарищ Бубль нацелился проверить закрома белого мага Юрия Лонго. Найти его адрес не составило труда. Шарлатан проживал возле больницы имени Склифосовского в старинном здании на последнем этаже. Олег с товарищами поехал на место, чтобы определить, как брать хату колдуна. Входная дверь в квартиру была надежно укреплена и увешана камерами. Крадуны решили было проникнуть сверху, пробив дыру в потолке, но, поднявшись на чердак, убедились в том, что потолок деревянный. И вдруг, обходя с разных сторон квартиру мага, обнаружили черный вход с фанерной дверкой. Бубль сотоварищи посмеялись над незадачливым колдуном: "Одна дверь бронированная, а во вторую – заходи, кто хочет!" Оставалось выбрать только дату и время работы. В этом вопросе крадунам помог сам Лонго. На улицах Москвы появились его афиши с выступлением в киноконцертном зале "Октябрь".
В назначенный день Бубль и его команда заняла исходные позиции. Часа за два до концерта из подъезда вышла большая компания. Сам колдун, его администратор, какие-то женщины и несколько "подсадных", которые должны были подыгрывать шарлатану во время выступления.
Можно работать. Фанерную дверку, как препятствие, убрали в шесть секунд. Просто вынули нижнюю филенку и на четвереньках нырнули вовнутрь. Квартира "белого мага" поразила видавшего всякие виды Бубля своим бардаком и неопрятностью. Но "танки грязи не боятся", пошла работа. В течении часа хату обчистили.