- Сколько же еще их тут сажать? - осмелилась я произнести, стоя под развесистой сосной. О Господи, опять что-то попало в глаз - сосновая иголка. Мои глаза забиты пылью и иголками, исколоты ими. Недоставало еще и ослепнуть!
Сэнди хлопотала над корнем - это был куст, с которым я не справилась.
- Тут ничего невозможно сделать, Сэнди. Он уходит далеко в землю.
Она стала ломать корень, но ничего не получалось.
- Вот видишь…
- Попробуй еще раз, - сказал Дэвид. Она послушалась.
Корень оборвался.
- Еще раз, - настаивал Дэвид. Она попробовала - опять оборвался.
- Бесполезно, - сдался наконец Дэвид. - Давайте посадим белый. Доведем дело до конца. Ветер уж больно неприятный, да?
Надежда? Неужели свет в конце туннеля? О, это прогресс…
И опять неторопливый, обстоятельный процесс подготовки: разрыхления, извлечения саженца из горшка, выпрямления корней, внесения удобрения - пауза…
Дэвид:
- Почва тут сплошной песок и камень. Нужна садовая земля. - Он взглянул на меня.
- Дай-ка подумать… Да, сейчас привезу - у нас есть куча кое-чего.
- Я пойду с тобой, - сказал Дэвид.
Я привела его к куче. "Нет, это удобрение, дорогая… Или что это такое?" Бог его знает. Я знала, что у меня есть перегной на верху полки, на которой стояли горшки с амариллисом, даффодилисом и нарциссами.
- Здесь, наверху.
- О да, хорошо.
Я зарылась - в самом деле зарылась - руками и набрала столько, чтобы хватило на три ямы. Мы вернулись к насыпи. Сэнди все еще копалась.
- Ты прямо, как я. Не можешь остановиться.
- Я знаю, - сказала она. - Мы чокнутые. Надо добраться до ствола.
- Уверена, ты знаешь, что надо делать.
- Да.
- Посоревнуемся?
- Я могу работать больше твоего.
- Да, но мои требования начинают снижаться.
- Ну, ты скажешь…
- Нет, действительно, - снижаться. Хотя нет. Надеюсь, что нет.
И я начинаю работать спустя рукава. Оставляю часть корня - ничего страшного, сойдет и так. Не долью воды - вроде нормально.
Дэвид неодобрительно смотрел на меня.
- Но, Кейт, ты не выполняешь основные правила, пытаешься обмануть природу. К примеру, полив, его надо проводить очень тщательно. Нельзя обольщаться тем, что почва влажная на поверхности. Пользы от этого никакой, только вред - корни начинают тянуться вверх, чтобы вобрать в себя влагу, вместо того чтобы проникать вглубь и пить из-под земли. Лучше уж не поливать вообще - тогда корни, если они вообще приживутся, будут поневоле уходить вглубь. И не заливай саженец - просто дай ему возможность впитать в себя все, что он может. Корни как люди - они не терпят насилия, они должны прорастать вниз, чтобы обеспечить себе будущее. Но для этого им необходимо тщательно создавать среду.
Ну все… Работа сделана. Наступил вечер. Я уже приняла душ, улеглась в постель. Размышляла. Ну вот, теперь ты знаешь правду о самой себе. Родители дали тебе замечательную основу. Ты росла на хорошей почве - подкормленной, политой, тщательно унавоженной. И тебя выпустили в мир. Удача улыбалась тебе. Бесспорно, ты добилась успеха. Но осуществила ли ты все, что могла - при такой данной тебе основе? Нет, ты легкомысленна. Ты не постигла сути вещей. Не можешь сделать того, не можешь сделать сего. А ведь могла бы, если бы сосредоточилась, проявила упорство и не жалела бы себя. Теперь поздновато. Но урок таков - если делаешь что-то, делай это как следует. Выкорчуй те сорняки. И сажай старательно.
Таков конец истории о благоустройстве южного склона насыпи.
Я послала один экземпляр этого рассказа Дэвиду, один его бутафору. Доставила ему удовольствие.
Спустя некоторое время я встретилась в Нью-Йорке с бутафором. Он был в восторге от моего рассказа.
- У меня для вас есть еще одна история о Дэвиде, о том, как он, раз поставив перед собой какую-то цель, бьется до тех пор, пока не достигнет того, к чему стремится.
Снимаем сцену в Шотландии. Большой роскошный дом. Видим, по аллее к парадному входу подъезжают машина за машиной. Наконец подкатывает белый красавец "роллс-ройс". Из него выходят люди, машина отъезжает.
- Послушайте, - говорит Дэвид, - готов держать пари, что, когда "роллс-ройс" остановится, двойные "Р" по центру колес окажутся направленными вертикально вверх.
- И угадал?
- Конечно, - подтвердил бутафор. - Совершенство, оно и есть совершенство.
Через год.
- Привет, Дэвид! Вы приехали? Склон получился изумительно. Он просто великолепный: айва, желтый ракитник, белый, карликовая сосна, плющ, червячная трава… Все просто чудесно. Я вспоминаю вас обоих каждый раз, когда прохожу мимо, - просто замечательно, роскошно… Бахчевые? Что с ними? О, вы имеете в виду бахчевые. Нет, мне так и не довелось выяснить, что это было на самом деле. Они погибли.
Вилли Роуз и его "Мазератти"
Уильям Роуз написал "Женевьеву", "Женоубийц" и другие вещи. Это был по-настоящему талантливый и остроумный человек. В 1966 году Стэнли Крамер собрался снять фильм по его новому сценарию "Угадай, кто придет к обеду".
Сценарий был написан для Спенсера и меня. Моя племянница Кэти Хаутон должна была исполнить роль нашей дочери. По сценарию ее звали Джой. Мне такое имя показалось не слишком удачным, и я настаивала, чтобы Вилли изменил его.
Он взорвался. Позвонил Крамеру. Сказал, что возвращается в Джерси, а весь авторский гонорар пусть отдадут Кэтрин Хепберн…
Крамер позвонил мне. Велел мне просто-напросто прикусить язык.
И я прикусила. Все это было так глупо.
Мало-помалу по ходу съемок мы подружились с Вилли. Он действительно был очень занятный мужчина лет пятидесяти. Американский писатель, переехавший жить в Англию. У него был дом - симпатичный каменный дом на острове Джерси, построенный в конце XVII века. (Он жил там, чтобы не платить английских налогов.) Вилли был разведен. Довольно часто и изрядно закладывал за воротник. Потом, чтобы сохранить свою визу, он уехал в Канаду, поскольку срок его пребывания в Соединенных Штатах был ограничен.
Спенсер умер спустя несколько недель после окончания съемок "Угадай, кто придет к обеду".
Я корпела над книгой Марджери Шарп "Марта" - пыталась сделать по ней сценарий. Писала я его совместно с Ирэн Селзник, выступавшей в качестве продюсера. Предполагалось, что режиссером буду я. Нам помогал молодой писатель Джим Придо. Спустя некоторое время Ирэн решила, что будет лучше, если я буду работать одна. Мы действовали соответственно, пока не был готов сценарий. Собрались в Лондон, попытаться уговорить известную своей тучностью сестру Ванессы Редгрейв - Линн Редгрейв - сыграть главную роль: по сценарию героиня действительно была тучной.
Приехав в Лондон, мы узнали, что Линн утратила былую свою особенность: стала весьма худенькой. Найти же полных молодых актрис крайне трудно - фактически невозможно. Потом я сказала самой себе: ведь где-то здесь недалеко живет Вилли Роуз. Интересно, не согласился бы он просмотреть сценарий? Ирэн сказала, что она поедет со мной.
Мы приехали в Джерси. Вилли был в плохом состоянии и оценил сценарий как безнадежный. Так и сказал. Ирэн же считала, что безнадежный - он сам. И уехала обратно в Лондон.
Меня очень обеспокоило состояние Вилли, который уже не первый день не просыхал. Мне показалось, что он страшно одинок. Беспрестанно говорил о "мазератти" - машине, которую хотел приобрести себе в Италии. Он попросил одного их официантов ресторана, в котором обедал, перегнать ему эту машину.
- А мы сами? Почему бы нам самим не поехать и не купить ее?
Так мы и поступили.
Это было очень забавно, и мне подумалось, а почему бы не сочинить весьма занятный киносценарий, в котором была бы рассказана история актрисы, которая сначала влюбляется в молодого сценариста, а потом водит его за нос, получив более выгодное предложение. Потом, по прошествии лет, у нее возникают серьезные трудности в карьере, и, в надежде упросить его написать для нее сценарий, она отправляется вместе с ним в путешествие, чтобы подобрать ему машину.
Такова моя версия нашего путешествия.
И вот мы в Лондоне. Последние документы для машины - милый консульский сотрудник. Счастливая примета, не правда ли?
Это я пишу для того, чтобы просто освежить твою память, Вилли. И чтобы позабавить самое себя. Разумеется, я вовсе не думаю, что моя память лучше твоей.
Ты помнишь?
Это был какой-то сумасшедший день. С Дэвидом Лоу, моим английским шофером, и Филлис мы поехали в аэропорт. На сей раз у меня был внушительный багаж. У тебя, Вилли, насколько помню, было два весьма солидных чемодана. У меня - один чемодан фирмы "Виттон" и две туристских сумки, тоже от "Виттона". И конечно, две большие сумки, которые я носила через плечо.
Ты был восхитителен, и мне подумалось: какое дивное создание. Такое симпатичное, мужественное, наивное. Что?
По радио объявили, что в Милане гроза, и что, по всей вероятности, нам придется садиться либо в Генуе, либо в Венеции.
В Генуе я никогда не была, зато Венецию знала. Поездка из аэропорта "Лидо" в Венецию была ужасной. Как найти гараж, где, в случае удачи, можно было бы взять в аренду машину. О Боже!
- Нет-нет, - сказал Вилли. - Мы садимся в Милане. Совершенно в этом уверен.
Ты потянулся и взял меня за руку.
Мы встали и пошли по длинному-предлинному коридору к самолету.
Судьба обещала нам счастье на двоих.
В сущности, инициатором этой поездки была я, так как считала, что Вилли сам должен подобрать себе "мазератти", и тогда она действительно будет его. Его так мало что-либо по-настоящему интересует, но машины, видимо, и вправду представляют для него какую-то ценность. А эта "мазератти" не будет представлять для него особой ценности, если ее выберет один из официантов ресторана.
Кроме того, если он не покинет сейчас Джерси, то никогда уж не вернется к своему ремеслу. "Хочу, чтобы на моем надгробии было одно слово - ПИСАТЕЛЬ", - сказал он как-то.
И вот теперь мы сидели в самолете. С бокалами шампанского в руках.
Вилли никогда не трусил. И мне думалось: какой блестящий, какой очаровательный человек - такой сильный, уверенный в себе. Вновь навстречу жизни. Замечательно.
Мне и вправду хотелось чувствовать себя в этом путешествии слабой женщиной.
Он так блистательно жонглировал словами и мог вести разговор едва ли не на любую тему - я слушала его с замиранием сердца.
Коль скоро я говорю "слушала", так оно, значит, и есть.
Он очень обижался, когда я прерывала его монологи в наиболее интересных местах неуместным комментарием и тем самым нарушала ход его мыслей.
Конечно же, не надо было, не надо было перебивать его, но движение его мыслей, пожалуй, было единственным движением, которое влекло нас к цели.
Нет, мне не следует говорить или думать о нем так. Взгляните на него. Он действительно выглядит необыкновенно. Спит ли на своем сиденье рядом со мной, рисует ли безобразную и обидную карикатуру или спрашивает, почему я не ношу очков, - ведь я, вероятно, ничего не вижу. "В твоем возрасте надо носить очки".
Но все в эту минуту делается с любовью, с шармом и юмором. Чирикающая птичка. Конечно, у него потрясающие мозги. Подавляет меня своим интеллектом. Временами это чуточку раздражает, потому что я привыкла считать себя очень яркой личностью. Но с ним я почти всегда забываю это. Только иногда, когда я говорю о его проблемах, о нем самом, он допускает вероятность того, что у меня могут быть мысли, достойные его слуха.
Мы над Миланом. Боже, тучи рассеиваются. Мы садимся. Вилли, милый Вилли, ты прав. Честное слово, ты прорицатель, ты провидец, ты - чудо!
Мы приземлились. Носильщик забрал наши сумки.
Земля, конечно, была покрыта снегом дюймов шесть глубиной, а снег все валил и валил. Была половина первого, а может, и час ночи. Мой итальянский - в тогдашнем его состоянии - довел нас до "Службы проката" - есть такой удобный вид услуги в миланском аэропорту. Аэродром находился рядом с большой автострадой, по которой можно было добраться до Модены, где и выпускаются эти "мазератти". На завтрак у меня были припасены сандвичи и бутылка вина, которые я захватила с собой, уезжая из дому, из Элм-Плейс. С собой был атлас автодорог и "Путеводитель по Северной Италии" на итальянском языке.
Мы тронулись в путь на "фиате", взятом напрокат. Мне предстояло играть роль гида.
Куда? Сначала под мост, потом - первый поворот налево, потом направо…
Вилли. Ну, ты не пересказывай мне весь маршрут. Просто по ходу. Вот сейчас, например, что мне делать? Куда теперь поворачивать?
Кейт. Налево.
Вилли. А мне показалось, ты сказала - направо.
Кейт. Сказать-то я сказала, но я ошиблась. Направо нельзя. Правила запрещают. Давай налево. Примерно через километр поворачивай все налево и налево, пока не проедешь аэродром. Тогда на первом повороте повернешь направо. Проедешь под мостом, потом налево на…
Вилли. Я не настолько остроглазый, чтобы видеть карту. Вряд ли и ты что-нибудь в ней видишь, без очков-то.
Кейт. Я уже говорила тебе, что не ношу очков. У меня зрение отличное!
Вилли. Понятно…
Кейт. Налево наверх, еще метров сто семьдесят.
Вилли. Куда?
Кейт. Туда, туда.
Вилли. Но это же прямо противоположное направление.
Кейт. Ну да. Это то, что надо. Мы едем назад мимо аэропорта, потом…
Вилли. Нет нужды так подробно рассказывать. Просто будем надеяться, что ты права.
Кейт. Разумеется, права.
Вилли. Надеюсь.
Кейт. Будь уверен, дорогой.
Вилли. Не по той ли местности мы едем сейчас, над которой рассеивались тучи, когда мы приземлялись?
Кейт. Ты гений.
Вилли. Ты вроде бы определила, что нам нужно будет ехать через Венецию?
Кейт. Ну да. Но, слава Богу, ошиблась!
Вилли. Ничего себе ошиблась.
Кейт. Рада за себя, милый.
Вилли. Ты славная девочка.
Кейт. Благодарю.
Вилли. За что, за "славная" или за "девочка"?
Кейт. Осторожней. Не дерзи.
Вилли. Не понимаю, чего ты стесняешься своего возраста.
Кейт. Стесняюсь, и все, так что заткнись.
Вилли. Да нет, серьезно. Когда тебе исполнится сто двадцать пять, мне стукнет сто четырнадцать. Не такая уж большая разница.
Кейт. Мне не дано этого узнать. Равно как тебе.
Вилли. Если наши пути пересекутся еще раз, ты сможешь просто сказать, что твой муж неотразимо привлекателен для поздней-препоздней игры.
Кейт. Очень забавно!
Вилли. Ты пьяна?
Кейт. Нет, я счастлива.
Вилли. Возьми мою руку. Можно включить радио?
Кейт. Конечно.
Вилли. Прикури мне сигарету.
(Прикурила.)
Кейт. Не хочешь перекусить?
Вилли. Что же ты не спросила об этом до сигареты?
Кейт. По недомыслию.
Вилли. По чему?
Кейт. Я сказала - по недомыслию.
Вилли. Ах да!
Кейт. Я ожидала услышать от тебя: "Ну что ты, нет!" Вилли. За сколько мы туда доедем?
Кейт. Думаю, часа за три.
Вилли. Да что ты! Понимаешь, по этой дороге можно ехать с любой скоростью, с какой только пожелаешь.
Кейт. Откуда ты знаешь?
Вилли. Я здесь уже бывал.
Кейт. Правда?
Вилли. Да, несколько раз. Мне нравится Италия.
Кейт. Один?
Вилли. Что значит - один?
Кейт. То и значит, что сказала. Ты путешествовал один?
Вилли. Нет, вообще-то я был с…
Кейт. Не говори мне.
Вилли. Почему? Фактам мы обязаны смотреть прямо в лицо.
Кейт. О, "фактам", говоришь? Во множественном числе?
Вилли. Надеюсь, ты не сравниваешь мою бедную изломанную жизнь со своей.
Кейт. Вилли!
Вилли. Что?
Кейт. Как насчет вина и сандвича?
Вилли. Отлично. На ходу?
Кейт. Ну, да. Вино откупорено. Я стащила два стакана.
Вилли. Благодарю. Здорово. Что у нас в меню?
Кейт. Цыпленок. Мясо.
Вилли. Тогда - цыпленок.
Кейт. Ты доволен?
Вилли. Не то слово. Ты молодец.
Кейт. Ты тоже.
Вилли. Я всегда считал, что я так себе. Теперь - как бы заново на свет народился.
Кейт. Нет, правда, независимо от чувств, которые я к тебе питаю, ты милашка. У тебя замечательное лицо. Мне приятно на него смотреть.
Вилли. Ты умница. Подвинься. Нет - ко мне.
Кейт. Ну, разве это не рай?
Вилли. Конечно, рай.
(Он увеличил громкость радио.)
Предместье. Мне кажется - это Модена. Мы едем не по той дороге.
Кейт. Что ж, давай повернем обратно.
Вилли. Нет… проедем еще немножко.
Кейт. Мне кажется, ты попусту тратишь время. Спроси-ка лучше вон того мальчишку.
Вилли. Как, черт побери, я его спрошу?
Кейт. Ну давай я спрошу.
(Мы остановились.)
Perdoni, scusi - Modena? Usine Maserati?
(Мальчик указал в том направлении, откуда мы приехали, и что-то сказал по-итальянски.)
Кейт. Grazie.
Вилли. Ты поняла, что он сказал?
Кейт. Нет, не совсем. Но все равно поворачивай обратно.
Вилли. Слушай, может, я все-таки сам буду вести машину, а? Я поверну там, где будет безопасно повернуть.
(Я как раз отыскала в сумочке карту Модены. И определила местонахождение завода Мазератти, не обозначенное на карте.)
Кейт. Поворачивай на… Там, там…
(Мы въехали в город. Увидели полицейского).
Тормози, полицейский!
Вилли. Какой смысл останавливаться, раз ты не понимаешь, что тебе говорят?
Кейт. Да уж как-нибудь поймем что надо.