Помню, как Алла вышла петь будущий шлягер Игоря Николаева "Айсберг" - и до того, как она начала петь, ротаровские фаны закричали: давай Ротару! Их, однако, быстро успокоили, пригрозив, что выпроводят из зала. Они вынуждены были замолчать. А когда Алла закончила "Айсберг", зал разразился аплодисментами. Пугачева, памятуя, что телевидение немыслимо без монтажа, позволила себе как бы невзначай повернуться к сектору, где сидели поклонники Софии, и грациозно, с улыбкой показала им большую выразительную фигу.
В третьем "Новогоднем аттракционе" участвовал Джанни Моранди. Он летал под куполом на тросах и пел свою песню, рассекая воздух. Я предложил ему появиться из какого-либо ящика. А он, как всякий солидный западный артист, приехал вместе со своим импресарио. Мой ящик был приспособлен для девушки-ассистентки, а не для Моранди - довольно крупного мужчины. Но он постарался. Несколько раз влез-вылез, в совершенно измятом костюме. В общем, у него с трудом, тем не менее, получилось. Однако после третьей попытки он посмотрел на своего импресарио - в глазах был вопрос: надо ли ему это? Тот отрицательно покачал головой. И Джанни сказал: "Знаете, нет, не буду, не получается".
Я начал с того, что вроде бы телевидение считалось несовместимым с моим цирковым жанром. Что фокусы на телевидении не выигрышны. Что само телевидение, казалось бы, может гораздо больше, чем фокусник. По-моему, это глубокое заблуждение. Увидев в тех же "Новогодних аттракционах" свои трюки, я удивлялся, насколько они эффектны. Технические накладки, огрехи, которые иногда видны в обычном исполнении, на экране - при умелом монтаже и выгодном операторском ракурсе - вовсе не заметны. Все выигрышно, и только выигрышно. Здесь несомненная заслуга телевизионного оператора, большого мастера Сергея Журавлева, снимавшего мои номера. Но дело даже не только в нем. Выяснилось, что телевидение всемогуще украшает наш жанр. Фокуснику надо не бояться телевидения, а, наоборот, с ним сотрудничать.
Я не ставил задачи тиражировать свои номера и свою программу на телевидении. Мне просто хотелось какого-то иного качества. После того как многие говорили, что мне неплохо удалась роль ведущего в "Новогодних аттракционах", хотелось вновь показать себя именно в этом, в общем-то новом для меня, качестве. Пургалин написал сценарий "Утренней почты". В те годы это была очень популярная программа, и редко когда Юрий Николаев уступал свое место кому-либо. Но Борис написал сценарий специально для меня. Руководство согласилось - и в восемьдесят третьем году я провел выпуск "Утренней почты". А перед этим выступлением Пургалин всерьез за меня взялся. Он учил меня, как нужно сидеть в кресле, как, куда и когда нужно смотреть. Подсказывал разные важные телевизионные нюансы. Я с благодарностью всегда вспоминаю уроки Бориса, помимо того что уважаю и люблю этого талантливого, неординарного и остроумного человека.
"Утреннюю почту" с моим участием похвалили в "Советской культуре". Подчеркивали, что у Николаева - просто конферанс, а в эксперименте с Кио все подчинено драматургической идее, хоть и не особо хитрой. Линию тянет непривычный для телеэкрана образ фокусника.
В восемьдесят четвертом году газета "Правда" напечатала рецензию-отчет о работе всех цирков Москвы. То есть - на Цветном бульваре, на проспекте Вернадского, цирке шапито, цирке на сцене, по-моему, на ВДНХ. В те годы публикация в главной газете означала для всех чиновников руководство к действию, как распоряжение ЦК КПСС. Поэтому на телевидении решили: раз "Правда" написала о цирках, значит, нужно сделать программу, посвященную их работе. Естественно встал вопрос - кто этим конкретно займется? Выбор пал на Пургалина.
Как-то мы возвращались ночью со съемок "Утренней почты" - я подвозил Бориса на своей машине, - и он сказал: "Ну все, теперь ты на телевидении человек легализованный". Я не сразу понял, что он имеет в виду. Борис объяснил: "В "Новогоднем аттракционе" ты проходил как цирковой артист, хорошо исполняющий свое прямое дело и удачно нами снятый на своем основном рабочем месте. А сейчас ты впервые всерьез отснялся в чисто телевизионной программе. Сделал это здорово - и теперь признан на ТВ". Я подумал, что он говорит обо мне, как о разведчике, обосновавшемся во вражеской стране. Но вскоре я почувствовал спрос на себя в этом новом для меня качестве. Правда, в первый раз всегда звонили Юрию Никулину. Но Юра уже устал вести передачи, посвященные цирку, и, как правило, отказывался. И однажды после подобного отказа осторожный Борис, в какой-то степени зная, наверное, заранее его ответ, спросил: "А кого бы вы могли порекомендовать, раз сами не сможете?" На что Никулин, который видел "Новогодние аттракционы" - они ему нравились, - сказал: "Ну, я не знаю, наверное, Игорь Кио мог бы это сделать лучше других". И вышло, что я не протеже Пургалина, а рекомендован Никулиным.
Я был ведущим всех трех "Цирковых обозрений". Получились солидные передачи с приглашением гостей - поэта Межирова, космонавтов, Льва Ивановича Яшина и других замечательных людей. Шел серьезный разговор о цирке, показывались фрагменты программ. Эту работу вспоминаю с удовольствием. Она для меня много значила как для артиста и нового на телевидении человека.
Впрочем, мы скоро поняли, что сделать "Цирковые обозрения" постоянными, цикловыми передачами, как, допустим, "Кинообозрение", невозможно. Говорил же Куприн: "Цирк в своем развитии остановился на временах Цезаря". Есть в этом горькая доля правды. В общем-то, цирковые номера дублируют друг друга - и только специалист может определить, какой из них ценнее. Что, словом, есть что. Передачи, к тому же, базировались только на практике московских цирков. Этого было мало. А выезжать специально для съемок на периферию - дорого. Поэтому мы решили порыться в архивах и посвятить свою следующую работу какому-нибудь определенному разделу цирковой истории. А порывшись, убедились, что если о ком-то еще и сохранился интересный материал, то о наших клоунах. К сожалению, не обо всех. И, к сожалению, не в том объеме, в каком бы нам хотелось его иметь.
Признаюсь, самой первой моей идеей было сделать программу иллюзионного порядка и посвятить ее отцу и коллегам. Но выяснилось, что в кино- и телеархивах выступлений отца вообще нет. Мы лишь обнаружили отрывок из какого-то документального фильма о цирке, где отец был на экране секунд тридцать, а то и меньше. Поэтому переключились на клоунов - от них все-таки осталось чуть больше.
Клоуны - моя страсть. Поэтому я с воодушевлением воспринял идею Бориса создать сериал о клоунах. Он предложил и название - "Все клоуны". Но изобразительного, хроникального материала почти не обнаружилось. До обидного мало осталось от таких гигантов клоунады, как Карандаш, Енгибаров. А сколько замечательных, выдающихся коверных клоунов - как, к примеру, Константин Мусин, Мусля - знает русский и советский цирк, о которых ничего, кроме воспоминаний очевидцев их триумфа, не осталось… Но мы не хотели, чтобы вышла искусствоведчески скучная, строго познавательная программа о самых веселых людях цирка, и решили, по примеру "Новогодних аттракционов", сделать эстрадноклоунское обозрение, которое бы я конферировал. Так родился цикл, который живет уже больше десяти лет - телевидение до сих пор повторяет эти программы. Цикл состоит из шести серий, по сорок минут каждая.
Формально автором сценария считался я, но по-настоящему авторами мы, конечно, были вдвоем с Пургалиным. Конспирация, скорее всего, потребовалась из-за того, что он работал в музыкальной редакции, и Бориса сдерживали этические соображения, по которым он остался в титрах "всего лишь" режиссером-постановщиком.
Из эстрадных знаменитостей мы заняли в своей работе таких интересных артистов, как Боярский, Караченцов, Винокур, Леонтьев… В сценарий "заложили" ходы еще для двух, помимо меня, ведущих - белого и рыжего клоунов. Рыжим стал Леня Ярмольник, а Белым - Эммануил Виторган.
Первая серия посвящалась, естественно, Карандашу - как первому классическому клоуну и лучшему в отечественном цирке комику. Мы назвали серию "Комик Московского цирка" - именно так всегда именовал себя Карандаш. Вторая серия - Олегу Попову. Назвали ее так, как назвала нашего выдающегося друга бельгийская королева (а затем с ее легкой руки звали во всем мире), - "Солнечный клоун". Третья, "Клоунский дуэт", - Никулину и Шуйдину. Четвертая серия была про Леню Енгибарова. Енгибаров стал первооткрывателем нового направления в клоунаде. В капстраны Леню не пустили, лишив его тем самым возможности добиться мирового признания. Но, слава Богу, он хоть в странах социалистического лагеря побывал. И в Чехословакии о нем написали: "Клоун с осенью в сердце". Конечно, серия про Леню так и озаглавлена. Серия "Такие разные клоуны" - рассказ о работах Бермана, Вяткина, Акрама Юсупова, Маковского и Ротмана. И наконец, в шестой серии - "Весь вечер на манеже" - появились современные клоуны: Семен Моргулян, Кримена, Диаманди и Ермаченков и другие.
Работу над сериалом не считаю безупречной, многое можно было бы "дотянуть", сделать получше, но мы сами задали себе такие жесткие рамки - всё снять за две недели: у меня начинались гастроли в Ленинграде. Тем не менее признаю без ложной скромности, что эта наша с Борисом работа - единственная серьезная программа на ТВ о цирке. Благодаря ей, столько лет повторяемой, наши лучшие клоуны продолжают свою жизнь. И молодое поколение может увидеть своеобразие их редкостных дарований.
После того как первая серия программы прошла в эфире, дочка Карандаша Наташа Румянцева, профессиональная журналистка, автор нескольких книжек об отце, и вдова Михаила Николаевича Тамара Семеновна вдруг оказались очень недовольны нашей работой. И написали в "Советскую культуру" письмо, которое было опубликовано. Они сетовали: "…Карандаш - великий клоун… можно было всерьез о нем рассказывать, а не устраивать вокруг него какой-то эстрадный балаган…" и так далее. Может быть, в чем-то они и правы, но "всерьез" - это был бы уже другой жанр, а не эстрадно-цирковое шоу. И потом замечу, что вот уже прошло двенадцать лет, и за эти двенадцать лет ни сама Наташа, ни кто другой ничего не создали о Карандаше. И нынешнее поколение могло бы и вовсе ничего о нем не знать, не знать даже имени, а так, худо-бедно, известное представление о суперзвезде отечественного цирка имеет. После критической заметки в "Советской культуре" все остальные наши серии положили на полку. Пришлось поволноваться. Но потом неожиданно, в конце года, в "Известиях" опубликовали рейтинг телевизионных передач по результатам опроса зрителей. И на первом месте в разряде развлекательных программ оказался "Комик Московского цирка". После этого я написал первому заместителю председателя Гостелерадио Леониду Петровичу Кравченко письмо - мол, мы понимаем, что наши фильмы не лишены недостатков, но тот факт, что "Известия" опубликовали рейтинг, где наш "Комик" на первом месте, наверно, дает право сериалу на эфир? Леонид Петрович Принял меня, мы поговорили - и он дал "Всем клоунам" зеленую улицу. С интервалом в месяц, по-моему, или в две недели, не помню точно, наши фильмы пустили в эфир. Но мы, уже наученные горьким опытом с Наташей, предварительно показывали каждую серию их героям. С Никулиным вообще не было проблем, а Олег какие-то легкие коррективы все же внес. Ему очень понравилась одна штука, которую я придумал, желая его ублажить. В шестидесятые годы Попов был на гастролях в Италии, и наши артисты узнали, что где-то поблизости от города, где они работают, отдыхает Чарли Чаплин. Олег с Валентином Ивановичем Филатовым поехали к нему. И увидели его выходящим из отеля. Они подбежали к Чаплину, сказали ему что-то по-русски, взяли его под руки - и тут же нашелся фотограф, который сделал снимок: Олег Попов, в середине - Чаплин, справа - Филатов. И, да простят меня родственники Валентина Ивановича, я отрезал Филатова, оставив Попова с Чаплиным. В конце фильма я говорил, что в гардеробной у Попова всегда много фотографий с самыми разными людьми, но на почетнейшем месте висит фотография, которая особенно дорога Олегу Константиновичу. На ней (камера наезжает и крупно фиксирует) Олег Попов и Чарлз Спенсер Чаплин. Как такое могло не понравиться герою передачи?
Нашу программу стали бессчетное количество раз повторять на ТВ. Мы уже смеялись и говорили друг другу - слушай, это прямо как "Ленин в Октябре"…
Вероятно, все хорошо помнят, что в восьмидесятые годы чрезвычайно популярна была программа Владимира Молчанова "До и после полуночи". Вообще-то после полуночи, по советским понятиям, полагалось спать - утром на работу. Тем не менее на нашем ТВ появилась передача, шедшая столь поздно. Володя находил потрясающие сюжеты, знакомил телезрителей с западными эстрадными звездами.
Случилось так, что Борис Пургалин был занят работой с кем-то другим, а мы с Борисом Салибовым трудились над очередным "Цирковым обозрением". И придумали историю, которую решили предложить Молчанову. Вот сейчас у нас моден Копперфильд. А в те годы много писали о знаменитом американском иллюзионисте Гарри Гудини - Мэлор Стуруа поместил в "Неделе" как бы завещание Гудини - изобретенный кем-то рекламный ход. Гудини при жизни называли только королем цепей, поскольку номера его строились на том, что иллюзиониста заковывали в цепи, засовывали куда-то, а он выбирался отовсюду. Король цепей, король экскопистов, как мы говорим, был еще и королем рекламы. Умер он очень давно, в двадцать шестом году, оставив завещание - когда минет сто лет со дня его рождения, вскрыть какой-то сейф, находящийся в каком-то банке. В сейфе якобы документы, в которых раскрываются, наконец, тайны Гудини. История с завещанием оказалась липой - никакого сейфа ни в каком банке не нашли. Но у нас публикация Стуруа наделала много шума. И грех был не воспользоваться этим для успеха нашей работы. Вот мы и предложили Молчанову идею, за которую он и ухватился.
Я участвовал в двух программах "До и после полуночи". Почему в двух? Объясняю. В первой я - гость Молчанова, мы говорим о тогда уже трудных для экономики временах. Володя твердит: вот вы - волшебник, а у людей наших денег на жизнь не хватает, того не хватает, другого, а вы вот, как волшебник, могли бы помочь нашим экономистам, Абалкину там или кому-то еще, кто у нас тогда считался крупным экономистом. Я не скромничаю, говорю: "А что? Запросто!" Есть такой старый трюк - печатание денег. Берешь два ролика, вставляешь чистый лист бумаги, крутишь - и бумажный лист выползает с другой стороны в виде денежной купюры. Доллары, рубли - все что угодно. И я прямо на глазах у Молчанова и, разумеется, телезрителей проделываю этот трюк. Трюк с деньгами непременно поражает воображение, хоть он до изумления прост. На репетиции я специально зарядил десять долларов - и показал Молчанову. Он, казалось бы, опытный человек - и то, когда вытащил купюру, смотрю, отошел к окну, начал ее разглядывать на свет. И был потрясен: "Ну что, действительно как настоящая". Купился, иными словами. И тут в эфире у Молчанова я "печатаю" деньги и заявляю: "Так вот, если наши экономисты захотят ко мне обратиться, - пожалуйста! Я к их услугам. Могу с утра до вечера сидеть и заниматься только этим. И решить, наконец, наши экономические проблемы". А дальше, по нашему сценарию, Молчанов говорит: "Ну это замечательно, мы порекомендуем использовать вас на экономическом фронте. Но вот сейчас много говорят про Гудини, про его завещание. Рассказывают о его трюках. Как Гудини заковывали в цепи, завязывали в мешок, клали в сундук, сундук запирали и бросали на дно озера. А он все равно выбирался наружу, на поверхность выныривал и так далее. Игорь Эмильевич, вот вы могли бы сделать такой трюк?" Я скромно отвечаю: "А что тут особенного, чудеса-то существуют для зрителей, а не для профессионалов. Секреты всех фокусов, в общем-то, просты". Молчанов, однако, сомневается: "Ладно, ладно, это все разговоры. Вы мне лучше скажите при миллионах телезрителей, которые нас смотрят, сможете ли вы сами повторить трюк Гуди-ни?" - "Ну, смогу, конечно". - "А что вам для этого нужно?" - "Месяцок-другой подготовиться, вертолет, озеро". Молчанов радуется: "Какое еще озеро? Вот же у нас Останкинский пруд рядом". Соглашаюсь: "Ну, пожалуйста". Володя берет быка за рога: "Давайте, без общих разговоров, назначим время. Сегодня у нас, допустим, первое сентября, а мы этот трюк делаем с вами… вы говорите - два месяца на подготовку? Хорошо! Мы с вами повторяем трюк Гудини первого ноября. Договорились?" - "Договорились!" - "Но вы даете слово в присутствии миллионов телезрителей?" - "Даю!"
И мы начали готовить этот трюк. Поехали в Тушино, договорились насчет вертолета. Расчистили площадку перед Останкинским прудом, куда вертолет сможет приземлиться. Привезли сундук…
Хотя публика и так была заинтригована моим обещанием, Молчанов за две недели до объявленного срока устроил мне рекламу - по разным программам интерес к предстоящему трюку непрерывно подогревался: такого-то числа в прямом эфире Кио в таком-то часу сделает для программы "До и после полуночи" то-то и то-то (вертолет, сундук, пруд…). Мы тем временем тщательно репетировали с вертолетчиками. Все, казалось бы, предусмотрели. Меня должны положить в мешок, мешок зрители тщательно завяжут, положат в сундук, сундук закроют на специальные замки, ключи заберут, вертолет подцепит сундук, сделает пару кругов над прудом - и сбросит. Затем вертолет должен опуститься на приготовленную площадку, а из него, как ни в чем не бывало, выйду я.
Мы всё много раз отрепетировали с летчиками. Но не учли эффекта молчановской рекламы. В положенный час у Останкинского пруда собралось свыше пятидесяти тысяч человек. А милиции для поддержания порядка пригласили крайне мало - может быть, человек пятьдесят. При таком-то столпотворении… К тому же ударили заморозки, и пруд покрылся льдом. Что делать? Я поехал к начальнику пожарной охраны Москвы, и он выделил специальную пожарную машину с брандспойтами, которые кипятком пробивали этот лед… Наконец начались съемки. На восток шел прямой эфир, а вечером в этот день, в эту субботу на Москву и европейскую часть страны передавалась видеозапись.
Всё, казалось, мы рассчитали, но когда вертолет подцепил сундук, сделал два круга над прудом и сбросил сундук в прорубь, то вся пятидесятитысячная толпа буквально смела незначительные милицейские кордоны и бросилась непосредственно к берегу, чтобы удостовериться, что Кио утонул и никто их не обманывает. Сценарий, однако, не нарушался - я вовремя оказался в вертолете. Но вертолету теперь некуда было приземлиться - площадку заполнила многотысячная толпа. Я был в полном ужасе - что же делать? Прямой эфир уже идет на Дальний Восток. И тут Шура Авербах доказал, что он не только замечательный художник, но и человек исключительной находчивости. Мой друг экспромтом предложил другой финал номера - я пересел в автомобиль, мы выехали, сигналя, образовали в толпе коридор. И появился Кио не из вертолета, а из машины. Номер был спасен. И его до сих пор помнят, часто меня о нем спрашивают. Кстати, после того вечера у Молчанова, когда я "печатал" деньги, многие люди тоже подходили ко мне на улице и на полном серьезе просили: "Ну, ладно, можешь немножко помочь материально? Что тебе, трудно, что ли? Мы же видели, как ты раз-два - и денежку…"