Загадка фамилии
Работа в Керчи у Раневской не задалась - почему-то публика не оценила по достоинству ни ее актерское старание и кунштюки, ни творческие поиски театральной труппы мадам Лавровской. Неудачи следовали одна за другой с неотвратимой фатальностью…
Надо сказать, что даже происхождение сценического псевдонима Фаины Георгиевны, позже ставшего ее официальной фамилией, - Раневская, также связано с одним довольно грустным случаем. Однажды в Керчи наша героиня шла из театра на гору Митридат с неким "опытным трагиком". По пути Фаина решила зайти в банк (ее мать Милка Рафаиловна иногда тайком от прижимистого мужа Гирши Хаймовича ухитрялась слать дочери из-за границы денежные переводы). И надо же такому было случиться! Когда они со спутником выходили из массивных банковских дверей, нескладная Фаина споткнулась о ступеньку и выронила из рук присланные деньги. Сильный порыв ветра подхватил и понес разноцветные купюры по улице… Увы, их было уже не догнать… А Фаина Георгиевна, следя за улетающими банкнотами, лишь философски вздохнула:
- Денег жаль, зато как красиво они улетают!
- Да ведь вы совсем как Раневская из "Вишневого сада"! - воскликнул ее спутник. - Только Любовь Андреевна Раневская с ее "я всегда сорила деньгами" могла так сказать! Раневская - самый подходящий для вас псевдоним!
Так и прилепилась к ней фамилия чеховской героини.
Надо сказать, творчество Антона Павловича покорило Фаину еще в детстве. Вот что писала она в своем дневнике: "Говорят, любовь приходит с молоком матери. У меня пришла со "слезами матери". Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, - она громко плачет. Я бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку, плачет, плачет, она в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери - газета: "…вчера скончался А. П. Чехов". В газете - фотография человека с добрым лицом. Бегу искать книгу Чехова. Нахожу, начинаю читать. Мне попалась "Скучная история". Я схватила книгу, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. И на этом закончилось мое детство. Я поняла все об одиночестве человека".
Любовь к Антону Павловичу Фаина Георгиевна пронесла через всю жизнь. И, конечно, решение взять фамилию одной из самых знаковых чеховских героинь возникло у нее вполне осознанно, а не по воле слепого случая. Настоящее потрясение она испытала в 1913 году, когда совсем юной девушкой побывала на спектакле "Вишневый сад" Московского Художественного театра, где играли звезды тех лет…
"У нас с чеховской героиней есть что-то общее, далеко не все, совсем не все…" - говорила Фаина Георгиевна. И вспоминая о том случае с унесенными деньгами, произошедшим с ней в самом начале ее театральной жизни, с улыбкой добавляла: "В действительности, я - Раневская потому, что все роняю".
Седовласый мальчик
"Я - выкидыш Станиславского", - иронично говорила про себя Раневская. Константина Сергеевича она боготворила: "В нашем деле он такое же чудо, как Пушкин в поэзии". В годы Первой мировой войны Фаина Георгиевна жила в Москве и смотрела по нескольку раз все спектакли, шедшие в то время в Художественном театре, и прежде всего те, в которых играл Станиславский.
Уже в преклонном возрасте Раневская записала в своем дневнике: "Система", "система", а каким был Станиславский на сцене, не пишут, - не помнят или перемерли, а я помню, потому что такое не забывается до смертного часа. И теперь, через шесть десятков лет, он у меня перед глазами, как Чехов, как Чаплин, как Шаляпин. Я люблю в этой жизни людей фанатичных, неистовых в своей вере. Поклоняюсь таким. Сейчас театр - дерьмо, им ведают приказчики, а домработницы в актрисы пошли. Как трудно без них дома, как трудно с ними в театре".
…Как-то весенним днем 1915 года Фаина шла в Москве по Леонтьевскому переулку, и ее нагнала пролетка, в которой сидел седовласый красавец Станиславский. Переполненная восхищением от встречи с кумиром, начинающая актриса закричала ему: "Мой мальчик!" А ведь к тому времени Константину Сергеевичу было уже за 50! Растроганный столь необычным комплиментом, основатель Художественного театра привстал со своего места и, повернувшись спиной к кучеру, дружески помахал экстравагантной поклоннице рукой.
Счастливый обморок
Судьба подарила Фаине Георгиевне дружбу с великим драматическим актером Василием Ивановичем Качаловым. А их знакомство произошло при весьма нелепых обстоятельствах. Фаина Георгиевна писала: "Родилась я в конце прошлого века (XIX. - Ред.), когда в моде еще были обмороки. Мне очень нравилось падать в обморок, к тому же я никогда не расшибалась, стараясь падать грациозно.
С годами это увлечение прошло.
Но один из обмороков принес мне счастье, большое и долгое. В тот день я шла по Столешникову переулку, разглядывая витрины роскошных магазинов, и рядом с собой услышала голос человека, в которого была влюблена до одурения. Собирала его фотографии, писала ему письма, никогда их не отправляя. Поджидала у ворот его дома…
Услышав его голос, упала в обморок. Неудачно. Сильно расшиблась. Меня приволокли в кондитерскую, рядом. Она и теперь существует на том же месте. А тогда принадлежала француженке с французом. Сердобольные супруги влили мне в рот крепчайший ром, от которого я сразу пришла в себя и тут снова упала в обморок, так как этот голос прозвучал вновь, справляясь, не очень ли я расшиблась.
Прошло несколько лет. Я уже стала начинающей актрисой, работала в провинции и по окончании сезона приезжала в Москву. Видела длинные очереди за билетами в Художественный театр. Расхрабрилась и написала письмо: "Пишет Вам та, которая в Столешниковом переулке однажды, услышав Ваш голос, упала в обморок. Я уже начинающая актриса. Приехала в Москву с единственной целью - попасть в театр, когда Вы будете играть. Другой цели в жизни у меня теперь нет. И не будет".
Письмо помню наизусть. Сочиняла его несколько дней и ночей. Ответ пришел очень скоро. "Дорогая Фаина, пожалуйста, обратитесь к администратору, у которого на Ваше имя 2 билета. Ваш В. Качалов".
С этого вечера и до конца жизни изумительного актера и неповторимой прелести человека длилась наша дружба. Которой очень горжусь".
Незабываемый пирог
Как вспоминала Фаина Георгиевна, в самые тяжелые, голодные годы "военного коммунизма" ее в числе других молодых актеров пригласила к себе домой для прослушивания новой пьесы одна весьма зажиточная авторша. Странно было видеть в ту суровую пору эту заплывшую жирком, кругленькую, как колобок тетушку! Шатаясь от голода, в надежде на возможность хотя бы "заморить червячка", Раневская потащилась в гости (упитанная авторша обещала, что после прослушивания ее "нетленки" обязательно будет чай с вкуснейшим пирогом!) Пьеса оказалась не только бездарной и нудной, но к тому же состояла из целых пяти длиннющих актов. Содержание сего опуса Фаина Георгиевна помнила смутно: кажется, в ней что-то говорилось о Христе, который ребенком гулял в Гефсиманском саду. В комнате пахло свежей выпечкой, и это просто сводило с ума голодных слушателей. Фаина люто возненавидела толстую авторшу, которая очень подробно, с пространными ремарками описывала прогулки сына Божьего. К тому же во время чтения самых драматических моментов она рыдала и пила валерьянку. Терпение молодых актеров, наконец, лопнуло: не дослушав пьесу, все рванули на кухню, откуда разносился аппетитный запах. Дама продолжала рыдать и сморкаться даже во время чаепития. (Кстати, увиденное и услышанное в тот день, впоследствии помогло Фаине Георгиевне выразительно сыграть рыдающую сочинительницу в инсценировке рассказа А. П. Чехова "Драма".)
Финал истории был печальным. Пирог оказался с морковью, которую Фаина Георгиевна с детства терпеть не могла. Словом, это была самая несъедобная, самая отвратительная, самая неподходящая начинка для пирога, какую только можно вообразить!
По словам Раневской, ей было так обидно, что хотелось плакать.
Колумб, председатель месткома
Фаина Георгиевна в своем дневнике описывает грустно-забавный случай, произошедший с ней в Крыму в годы Гражданской войны.
"…Почему-то вспоминается теперь, по прошествии более шестидесяти лет, спектакль-утренник для детей. Название пьесы забыла. Помню только, что героем пьесы был сам Колумб, которого изображал председатель месткома актер Васяткин. Я же изображала девицу, которую похищали пираты. В то время, как они тащили меня на руках, я зацепилась за гвоздь на декорации, изображавшей морские волны. На этом гвозде повис мой парик. Косы поплыли по волнам. Я начала неистово хохотать, а мои похитители, увидев повисший на гвозде парик, уронили меня на пол. Несмотря на боль от ушиба, я продолжала хохотать. А потом услышала гневный голос Колумба - председателя месткома: "Штраф захотели, мерзавцы?" Похитители, испугавшись штрафа, свирепо уволокли меня за кулисы, где я горько плакала, испытав чувство стыда перед зрителями. Помню, что на доске приказов и объявлений висел выговор мне, с предупреждением.
Такое не забывается, как и многие-многие неудачи моей долгой творческой жизни".
Фанни из перефилии
Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая театральная судьба Раневской, если бы случай не свел ее с выдающейся балериной, примой Большого театра, выступавшей в антрепризе самого С. П. Дягилева, Екатериной Васильевной Гельцер. Однажды после спектакля знаменитая танцовщица спросила у как обычно поджидавших ее у выхода многочисленных поклонников: "Кто тут самый голодный?" Самой голодной оказалась Раневская, и самой неустроенной тоже. Гельцер приютила девушку у себя и ввела в круг своих друзей. Она доставала молодой актрисе контрамарки на спектакли в московские театры, показала ей старую Москву, познакомила со своими друзьями: Цветаевой, Мандельштамом, Маяковским. "Меня, Фанни, вы психологически интересуете", - признавалась Раневской танцовщица. Именно Гельцер порекомендовала Раневскую в Малаховский Летний театр под Москвой. И это было большой удачей - на сцене этого дачного антрепризного театра играли лучшие мастера столичной сцены: М. М. и В. А. Блюменталь-Тамарины, И. Н. Певцов, Ольга Осиповна Садовская, Н. М. Радин, И. М. Москвин и его жена А. К. Тарасова, пели А. Н. Нежданова и А. Н. Вертинский.
Фаина Георгиевна называла Гельцер "великолепной и неповторимой". Екатерина Васильевна восхищала ее своим остроумием и неподражаемо забавной манерой говорить. Так, представляя свою новую знакомую Раневскую антрепризе театра, Екатерина Гельцер сказала: "Знакомьтесь, это моя закадычная подруга Фанни из перефилии". Раневская вспоминала: "По ночам будила телефонным звонком, спрашивала: "Сколько лет Евгению Онегину?", или просила объяснить, что такое формализм".
…Уморительно смешна была ее манера говорить.
"Я одному господину хочу поставить точки над "i". Я спросила: "Что это значит?" - "Ударить по лицу Москвина за Тарасову".
"Книппер - ролистка. Она играет роли. Ей опасно доверять".
"Наша компания, это даже не компания. Это банда".
…Детишки ее - племяши Федя и Володя - два мальчика в матросских костюмах и больших круглых шляпах, рыженькие, степенные и озорные - дети Москвина и ее сестры, жены Ивана Михайловича. Екатерина Васильевна закармливала их сладостями и читала наставления, повторяя: "Вы меня немножко понимаете?" Дети ничего не понимали, но шаркали ножкой.
…Рылась в своем старом бюваре, нашла свои короткие записи о том, что говорила мне моя чудо - Екатерина Гельцер… Помню, сообщила, что ей безумно нравится один господин и что он "древнеримский еврей". Слушая ее, я хохотала, она не обижалась. Была она ко мне доброй, очень ласковой. Трагически одинокая, она относилась ко мне с нежностью матери. Любила вспоминать: "Моя первая-первая периферия - Калуга… Знаете, я мечтаю сыграть немую, трагическую роль. Представьте себе: вы моя мать, у вас две дочери, одна немая, поэтому ей все доверяют, но она жестами и мимикой выдает врагов. Вы поняли меня, и мы обе танцуем Победу". Я говорю: "Екатерина Васильевна, я не умею танцевать". - "Тогда я буду танцевать Победу, а вы будете рядом бегать!.."
"Я так любила Вас весь вечер…"
Фаина Георгиевна дебютировала на сцене Малаховского Летнего театра в пьесе Леонида Андреева "Тот, кто получает пощечины", в массовке. Перед спектаклем юная Раневская подошла к исполнителю главной роли, знаменитому драматическому актеру Иллариону Певцову, и спросила, что ей собственно надо изображать на сцене? Певцов, уже загримированный для трагической роли клоуна, посмотрел на статистку изумленно и, подумав секунду, сказал: "Деточка, ничего делать тебе не нужно. Ты должна меня просто очень любить. И пусть все, что со мной происходит, тебя сильно берет за душу. Вот и вся твоя роль". Спектакль прошел с невероятным успехом. Раневская исполнила указания маэстро в точности: она всем сердцем любила Певцова пару часов без остановки. По ходу пьесы молодая актриса все время рыдала, причем не смогла остановиться и выйти из роли, даже когда опустился занавес. Еще целый час после окончания спектакля рыжеволосая дебютантка плакала навзрыд, не реагируя на все попытки коллег ее успокоить. Когда Певцов, уже собравшийся домой, вдруг увидел в коридоре, сидящую на пыльном полу и плачущую молодую артистку, он с тревогой спросил:
- Бог мой, что с вами? Почему вы плачете?
- Я так любила, так любила Вас весь вечер… - горестно вздохнула Раневская, продолжая рыдать.
Знаменитый артист пристально посмотрел на Фаину, тогда еще никому неизвестную в Москве фигурантку (так называют актрису, играющую маленькие роли без слов. - Ред.), и убежденно, взволнованно сказал:
- Запомните эту девушку, друзья мои… Она всенепременно, всенепременно станет великой актрисой!
Фаина Георгиевна называла Певцова своим учителем. С великой благодарностью вспоминала его: "…он любил нас, молодых… Он внушал нам, что настоящий артист обязан быть образованным человеком. Должен знать лучшие книги мировой литературы, живопись, музыку.
Я в точности помню его слова, обращенные к молодым артистам: "Друзья мои, милые юноши, в свободное время путешествуйте, а в кармане у вас должна быть только зубная щетка. Смотрите, наблюдайте, учитесь".
Он убивал в нас все обывательское, мещанское. Он повторял: "Не обзаводитесь вещами, бегайте от вещей". Ненавидел стяжательство, жадность, пошлость. Его заветами я прожила долгую жизнь".
Все мужчины таковы
Всю жизнь Раневская была одинока и по большому счету несчастна: ни семьи, ни детей. Замуж Фаина Георгиевна так и не вышла, возможно, потому, что считала себя хоть и обаятельной, но некрасивой. С горечью она говорила: "Моя внешность испортила мне личную жизнь". А может, слишком горестными были ее редкие увлечения мужчинами… На вопрос, почему она никогда не была замужем, Раневская отвечала, что "от представителей противоположного пола ее удивительным образом тошнит".
В молодости (дело было еще до революции) с Раневской в Баку произошел такой конфуз. Поздним вечером, когда она возвращалась из театра, на темной аллее парка к ней пристал какой-то подвыпивший гуляка и начал откровенно заигрывать, видимо, приняв за уличную кокотку. Пытаясь избавиться от навязчивого кавалера, Фаина Георгиевна воскликнула: "Мужчина, вы, наверное, обмишулились. Я старая, некрасивая женщина. У меня уже дети вашего возраста. Как вам не стыдно!" Повеса обогнал Раневскую, внимательно посмотрел в лицо, теперь хорошо видное в свете уличного фонаря, и произнес: "Вы правы. Дико извиняюсь!"
- Какой подлец! - восклицала Раневская, рассказывая это случай. - Впрочем, все мужчины таковы!
Первое свидание
Раневская уверяла, что на амурном фронте ее всегда преследовали неудачи. Хотя в молодости, по словам актрисы, представители сильного пола часто назначали ей свидания. Вот одна из записочек, полученная Раневской от кавалера во время выступления в одесском театре (дело было в годы революции) - на обороте программки было написано: "Артистке в зеленой кофточке. Жду у фонтана на Греческой в полночь. Попробуй только не прийти!"
Фаине было лет четырнадцать-пятнадцать, когда ее пригласили на первое в ее жизни свидание. Она по уши влюбилась в одного гимназиста. Как рассказывала сама Раневская, тот сразил ее фуражкой, под козырьком которой красовался великолепный герб гимназии, а тулья по бокам была опущена и лежала на ушах. Это великолепие, по словам Фаины, сводило ее с ума. И вот однажды красавчик-гимназист милостиво назначил "малявочке" рандеву. Раневская понеслась на крыльях любви к условленной скамейке в парке и… вместо кавалера обнаружила на ней смазливую девчонку. Как оказалось, свою соперницу. Та потребовала, чтобы Фаина немедленно удалилась - как третья лишняя. Девочки долго препирались, кому из них гимназист назначил рандеву. Явился, наконец, сам юный Дон-Жуан, нисколько не смутившийся при виде их обеих. Гимназист нагло уселся на скамейку между девочками и принялся что-то весело насвистывать. А соперницы рьяно продолжали отстаивать свои права. Фаина заявила, что не тронется с места: "Здесь мне назначено свидание! Я костьми лягу, а никуда не уйду".
Наконец, юный ловелас соизволил сделать свой выбор. И, увы, не в пользу нашей героини. Гимназист и смазливая девчонка о чем-то немного пошептались, после чего соперница подняла с земли несколько увесистых камней и стала кидать в Фаину под одобрительное улюлюканье кавалера. Раневская заплакала и ретировалась с поля боя… Впрочем, тут же нашла в себе силы, чтобы вернуться и ответить обидчикам. Она гневно выкрикнула им в лицо: "Вот увидите, вас Бог накажет!" И ушла, полная собственного достоинства.
Амур был в стельку пьян
Когда однажды Раневскую спросили, была ли она когда-нибудь влюблена, актриса рассказала произошедший с ней трагикомический случай, который напрочь отбил у нее охоту не только влюбляться, но даже и смотреть на "этих гадов и мерзавцев" мужчин. История эта относится ко временам начала ее артистической карьеры. Лет в девятнадцать-двадцать она поступила в труппу какого-то провинциального театра. И тут же влюбилась. И не в кого-нибудь, а в первого красавца труппы, по которому сохла вся женская половина творческого коллектива! Разумеется, он был невозможным бабником, как и положено актеру с амплуа "герой-любовник". Она же, по ее признанию, даже в молодости сторонилась мужчин, поскольку была "страшна, как смертный грех". Фаина влюбилась как кошка: тенью ходила за красавцем, таращила на него глаза… А он, понятно, обращал на нее ноль внимания… Но однажды герой-любовник вдруг подошел к Раневской и нежно прошептал на ушко: "Милашечка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите меня сегодня вечером: буду к вам часиков в семь".
Ликующая Раневская тут же побежала к антрепренеру, заняла денег в счет жалования, отпросилась домой, накупила вина, всякой вкусной еды, надела свое любимое зеленое платье (к рыжим волосам), накрасилась, напудрилась… Сидит и ждет… Час ждет, другой…