27 – мой игровой номер. Уже и не вспомню, почему его взял. Он мне сразу чем-то понравился. Может, потому, что семерка – счастливое число, а 27 – это дважды семь. Этот номер все уже связывают со мной. И мне приятно так выделяться. Когда даю автограф болельщикам, ставлю рядом 27. Это число у меня на номере машины, среди цифр телефона, штамповано на клюшках. И поэтому я решил что в моей автобиографии должно быть 27 глав. Это словно мой публичный дневник. Когда-нибудь, ближе к ста годам, я сяду в кресле-качалке у камина, стану перелистывать свою жизнь по страницам. И удивлюсь: черт возьми, мне есть, что вспомнить!
Содержание:
Ковалев, которого мы знаем 1
Детство 1
Динамовская общага 2
Через тернии к звездам 4
Альбервилль 5
Открытие Америки 7
"Рейнджерс" 9
Два раза в ту же реку 12
"Питтсбург" 13
"Монреаль" 14
Солт-Лейк-Сити 17
Турин 18
"Ак Барс" 19
Гретцки, Мессье, Лемье, Ягр 21
Энхаэловцы воюют с ФХР 23
Тактика сборных мирал 25
Мой рабочий день 26
Родители 27
Женя 28
Дети 29
Гольф 30
Самолеты 30
Аккордеон, саксофон, акваланг 32
Путешествия 33
Нью-Йорк 34
Мой друг Ддрюс Каспарайтис 35
Как шутят в НХЛ 37
Мои цифры 38
Послесловие 39
Статистика. Личное дело 43
Алексей Ковалев
АК-27. Автобиография
Ковалев, которого мы знаем
Если разобраться, у каждого из нас – свой Алексей Ковалев. Болельщики со стажем помнят молодого форварда, которого наставник "Динамо" Владимир Юрзинов выставил против энхаэловцев из "Монреаля". "Ставку на него делать было рано – убьют еще, не дай бог. Так Ковалев обиделся на меня на всю жизнь! Не знаю, сейчас простил? Он уже в 17 лет был уверен, что выйдет на лед и порвет этих канадцев!", – улыбается тренер.
Другие вспоминают золотую Олимпиаду в Альбервилле. За два месяца до начала турнира распался СССР. Объединенная команда СНГ не имела родной символики, но не потеряла своего лица. В той команде играл молодой Алексей Ковалев, а вожаком был Вячеслав Быков, нынешний главный тренер сборной России. "В команду пришли талантливые ребята с горящими глазами и с огромным желанием покорить хоккейный мир. Лешка был одним из них. Наша страна тогда переживала сложный период. Но парни вроде Ковалева контрастировали с теми, кто ударился в депрессию. Он чувствовал, что у него появился шанс. Рано? Пожалуй. Ковалеву даже 19 лет не исполнилось. Но он сумел доказать, что имеет право наместо среди элиты", – это уже слова Быкова.
Третьим Ковалев запомнился по финалу Кубка Стэнли-1994. Тогда впервые в нашей стране самые главные матчи НХЛ показывали по национальному телевидению – трансляцию вела компания РТР. Очень яркое зрелище, тот финал заслуженно считается лучшим в лиге за последние 15 лет. И русские в хоккейном спектакле совсем не были статистами из массовки. Павел Буре блистал в составе "Ванкувера", а за "Рейнджере" билась четверка богатырей – Сергей Немчинов, Александр Карповцев, Сергей Зубов и Алексей Ковалев. "Если бы не они, мы бы точно не выиграли Кубок Стэнли!" – уверен знаменитый Марк Мессье, который был капитаном тех "Рейнджеров".
С другой стороны, Алексей Ковалев для всех нас – один. Форвард, который подхватывает шайбу, играет с ней, как кот с клубком, обводит по головокружительной траектории всех, кто попадется на пути, – форвардов, защитников, вратаря. Скажешь про такого – виртуоз, и слово покажется сухим и банальным. Красоту его искусства так просто не перескажешь. Это надо видеть, смаковать. Идти на стадион. И приводить с собой детей. Чтобы те через много лет рассказывали своим детям, что вживую видели, как играет Ковалев.
Те, кто много общаются с Алексеем, говорят – от Ковалева заряжаешься энергией. Хочется вслед за ним сесть за штурвал самолета, нырнуть с аквалангом в Черное море. Как минимум, подтянуть английский язык, на который раньше не находилось времени. А вот Ковалева хватает на все. Я сам это почувствовал, когда мы вместе писали книгу.
Уж не знаю, как Ковалев разгребал время в своем загруженном графике. Но он вырывал по два часа в день, мы сидели в московском или монреальском кафе, иногда у него дома. Я задавал вопросы, а Алексей все говорил, говорил… По сути, автобиография у него давно созрела в голове. Мне оставалось ее только записать – именно тем языком, которым рассказывал Ковалев, с присущими ему словечками и оборотами. Свести воедино темы – хоккей, увлечения, семью. Мы разложили все по полочкам, и получилось как раз 27 глав. Символично – под этим номером Ковалев всю жизнь выходит на лед. Поэтому книга называется "АК-27".
Наверное, это только ее первая часть. Планы у Ковалева наполеоновские – играть в хоккей до 50 лет, стать первым человеком, который провел 2000 матчей в НХЛ, выиграть золото чемпионата мира и помочь сборной России на Олимпиаде в Ванкувере. Когда мы вместе с коллегой Геной Богуславским рассказали патриарху канадской журналистики Рэду Фишеру о том, что Ковалев собирается побить рекорд Горди Хоу по количеству матчей за карьеру, глаза 80-летнего репортера стали больше, чем линзы в его роговых очках. "No way!" – воскликнул Фишер. "Ни за что!". Но если Ковалев снова выкинет что-то эдакое и опровергнет слова журналиста, который повидал все за свою жизнь, я нисколько не удивлюсь.
Прежде чем читать эту книгу, советую вообразить следующую картину – вы сидите с Ковалевым за столиком в ресторане. Заболтались о жизни, спешить некуда. Алексей разговорился и выкладывает вам, как старому товарищу, что накопилось у него на душе. Вобщем-то, это даже не автобиография, а откровенный монолог Ковалева – великого спортсмена, которым может гордиться Россия (это снова цитата из Быкова). Человека, который избрал своим девизом изречение: "Жизнь для того, чтобы жить".
Павел ЛЫСЕНКОВ,
редактор международного отдела "Советского спорта"
Детство
Первые коньки. – Каток в кинотеатре. – Порок сердца. – Самопальная форма.
С чего началось мое увлечение хоккеем? Со двора, конечно! Там я, едва исполнилось четыре года, начал с пацанами с утра до вечера гонять шайбу. Когда чуть подрос, стал ходить на стадион "Торпедо", где зимой заливали футбольное поле. Не могу сказать, что уже тогда влюбился в хоккей. Совсем нет. Коньки надевал неохотно. Они были неудобными, голеностопы можно сломать. Играл и мучился. А потом пришла в голову замечательная идея: у меня же сестра занимается фигурным катанием! Ну-ка, на ее коньки попробую встать. И знаете, дело пошло. Сначала как все начинающие, я не катился, а шел по льду, держась за бортик. Потом поехал. Лезвия у новых коньков были широкими, балансировать на них стало легче.
Мой товарищ Андрей был старше, занимался в хоккейной секции. Я ходил за ним хвостиком, смотрел тренировки. Какой-то интерес начал просыпаться. Но себя на его месте до поры до времени не представлял. Пока однажды не спросил: "А мне записаться в секцию можно?". Андрей поначалу серьезно мой порыв не воспринял. Но пожал плечами и сказал: "Если хочешь, я тебя с тренером познакомлю". Я кивнул головой: "Давай".
Тренера звали Вячеслав Иванов. Он посмотрел на меня, шестилетнего мальчика. И велел получить разрешение от родителей: "Приводи папу или маму. Я с ними побеседую. Если хочешь заниматься хоккеем, этому делу нужно уделять много времени. А тебе в школу скоро идти. Как будешь совмещать секцию и уроки? Тем более я занимаюсь с пацанами, которые на год тебя старше".
Дома я подошел к папе: так и так, хочу играть в хоккей. Отец всегда стремился к тому, чтобы я не по дворам шлялся, а занимался спортом. Приучал меня к борьбе, к тяжестям. Папа сам этим в молодости занимался. Хотел сделать из меня штангиста, но я его опередил. "Тренер хочет с тобой поговорить". – "Что ж, хоккей так хоккей. Пошли в секцию". Разговор прошел удачно, и Иванов велел прийти мне через несколько месяцев – в июле, когда детская команда начинала подготовку к новому сезону.
Хорошо это помню. Лето. Мы с отцом идем на первое занятие. Ребята тренируются "на земле". Тренер жестом показывает: "Присоединяйся!". Понравилось. Через две недели перешли на лед. Папа к тому времени достал мне новые коньки. Они плохенькими были, ногу совсем не держали. Но отец взял толстую кожу и обшил ей задники ботинок. Совсем другое дело! На первой ледовой раскатке я точно не был худшим. Одна проблема – по привычке пытался отталкиваться носками, как на фигурках. Никак не мог перестроиться.
Отец на меня из-за борта кричал, да и тренер указывал: "Не толкайся, не толкайся носками!". Несколько дней ушло на то, чтобы выучить эту прописную истину.
Постепенно поймал ритм. Через месяц меня начали ставить в пример другим ребятам. Останавливали детей, просили меня пробежать по кругу, чтобы все посмотрели: вот какое гладкое катание! Потом уже я много работал с конькобежцами, фигуристами. И постепенно приблизился к тому, что сейчас специалисты называют "фирменным стилем Ковалева". Он в шесть лет начал зарождаться.
Помню еще, Иванов раздал нам листки бумаги и велел к следующему занятию написать, кем мы хотим быть по амплуа. Мол, ему нужно разбить ребят по звеньям, чтобы сформировать команду. Я, конечно, решил стать форвардом! Зачем лезть в ворота или кататься в защите, если забивать голы – это самое интересное?
В девять лет на меня обратил внимание Владимир Гуженков, который тренировал группу 1970 года рождения. Его слова: "Талант у парня есть, а если он будет заниматься с ребятами, которые на три года старше, станет быстрее прогрессировать". Я ходил в третий класс, но среди шестиклассников не терялся. Всегда был крепышом. Старые фотографии смотрю – на полголовы выше ровесников. В новом коллективе освоился быстро.
Но и свою старую группу бросать не хотел. Ездил и с ними на турниры, с одного занятия бежал на другое. А потом еще на улице катался. Такой азарт был, что мог по шесть часов в день рубиться в хоккей. А летом, в межсезонье, записывался в другие секции – плавание, футбол. Был и вратарем, и нападающим. Гонял мяч так усердно, что тренер всерьез советовал перейти к ним. Видел во мне хорошие задатки футболиста.
Но я уже влюбился в хоккей. Во дворце спорта занималось много групп. Лед нам давали или в шесть утра, или ночью: в спорткомплексе ведь еще и кино крутили! И вот когда в полночь заканчивается индийский фильм про Зиту и Гиту или вестерн о ковбоях, нам, малышам, отдавали площадку. Многих ребят ждали родители. Меня же отец с мамой не всегда могли проводить – им в пять утра вставать на работу. Вот и не хотели отпускать на тренировку. А я стоял под дверью и ревел в три ручья, пока родные не сдавались. Хорошо, что мы жили по соседству от стадиона. Я же Тольятти почти не знал, на автобусе катался только в поликлинику, на диспансеризацию. А со здоровьем вскоре начались проблемы…
Я насиловал свой организм перегрузками. А когда прошел очередной осмотр перед сезоном, терапевт сообщил маме неприятную новость: у меня обнаружена сердечная аритмия. Нужно встать на учет и каждый месяц ходить в поликлинику на обследование.
Мы отправились на консультацию к кардиологу. Он снова сделал ЭКГ и подтвердил диагноз – неправильная частота биения сердца. Тогда меня мягко, но настойчиво начали отговаривать от хоккея. Не сразу его бросать, а вставать на коньки хотя бы раз в неделю. Слегка побегать по площадке без хоккейной формы, ради удовольствия. И так два года. Атам, может, порок сердца исчезнет.
Два года без хоккея?! Трагедия! Представить это я не мог и в страшном сне. Это же целую вечность вычеркивать из своей жизни! Я плюнул на все: будь что будет. И продолжил тренировки в прежнем интенсивном ритме. Обошлось… Хотя сердце у меня и сейчас работает неидеально – вряд ли можно изжить до конца ту детскую болезнь. А когда я подрос, то прочитал книгу о Валерии Харламове. И узнал, что у него в детстве были схожие проблемы. Хорошо, что он все-таки не послушался врачей.
Прав был Иванов – совмещать хоккей и школу оказалось крайне сложно. Мы же на турниры ездили, приходилось отпрашиваться у учительницы. Первый раз так сделаешь, второй… А к третьему на тебя уже косо смотрят. Да и успеваемость вниз ползет. Мне тренеры начали выписывать справки: мол, Ковалев не прогуливает, а за детские команды играет, честь нашего города защищает. Но потом и это перестало работать. В самом деле, почему человек в классе появляется по праздникам? Родителей в школу регулярно вызывали. Перестали отпускать меня на соревнования. А я махал рукой и все равно уезжал. Такхотелось играть в хоккей, что важнее цели не существовало. Школа оказалась на втором плане. А что делать? Я жил по принципу: если учеба мешает спорту, нужно заканчивать со школой. В итоге в Тольятти дотянул до восьмого класса. Остальные два закончил уже в Москве, в спортшколе "Динамо".
На турнирах до смешного порой доходило. Однажды организаторы отправили меня к врачу, чтобы он засвидетельствовал, что мне хватит здоровья играть за команду ребят на три года старше. Доктор ни в какую. Но все же удалось договориться. А после соревнований мне вручили приз "Лучшему молодому хоккеисту". Гуженков давал немного игрового времени, но пользу те турниры приносили огромную. Я чувствовал, что расту в мастерстве. Оббивался среди старших, учился чувствовать хоккей.
Многое подсматривал по телевизору. Мы с отцом не пропускали крупные соревнования. Смотрели не только хоккей – зимние и летние Олимпиады, чемпионаты мира по плаванию или легкой атлетике. Но хоккей стоял особняком. Очень нравилась первая пятерка сборной СССР, где выступали Фетисов, Касатонов, Крутов, Ларионов, Макаров. Почти десяти лет это звено доминировало в мире, выиграло Кубок Канады-1981, две Олимпиады, уйму чемпионатов планеты… Я и сейчас вспоминаю те фантастические матчи – например, когда встречаюсь с Валерой Каменским, своим соседом в Нью-Йорке. И снова удивляюсь, как ему удалось забить тот супергол на Кубке Канады-87, когда он проскочил между двух защитников и на вытянутых руках бросил в "девятку"? Очень красиво получилось. Каменского тогда признали лучшим игроком. Я все это запомнил по телевизору. И, конечно, представить не мог, что когда-нибудь буду играть с Каменским в одной команде, выступать в НХЛ.
Больше мечталось, что я попаду в состав тольяттинской "Лады". Когда у нас заканчивалась тренировка, на лед выходили мастера. Я переодевался, шел обратно на площадку. Садился на скамейку штрафников и смотрел из-за бортика. Запоминал, кто как катается, бросает. Пытался разобраться, повторить. Если шайба вылетала за стекло, я ту же секунду летел за ней пулей. Более ценный сувенир в то время придумать было сложно. А уж если кто клюшку сломает и за бортик швырнет – это вообще праздник! Ты ее подберешь, домой отнесешь. Отец починит, подпилит, и у тебя появляется настоящий хоккейный трофей! Нет, дети не голыми руками играли, нам выдавали клюшки "Хоккей". Низкого качества, из прессованной фанеры. А вот у мастеров были "Эфси", "Элита". Серьезный инвентарь. Мечта каждого школьника.
Хорошую форму достать тоже было сложно. Мне ее делал папа. Подшивал коньки. Приделывал пластмассу, чтобы усилить наколенные щитки. Отрезал мои старые болоньевые штаны. Внутри нашивал кармашки, вкладывал в них защиту, вот и получались хоккейные шорты. Мастерил подтяжки… Всю амуницию изготовил своими руками. Жаль, я ее не сохранил. Сейчас был бы главный экспонат в моем домашнем музее. Но раньше ведь как было? Ты позанимался в форме, подрос – отдавай ее другим детям. Можно сказать, она передавалась по наследству.
В секции не все складывалось гладко. Меня часто обвиняли в индивидуальной игре. Почему я передерживал шайбу? Наверное, так во вкус входил, что делиться не хотел. И всегда стремился доказать, что я могу быть лучше, чем другие. Способен стать лидером. Я делал все, как считал нужным. А тренеры ругали меня за самоуправство. Доходило до того, что наставник останавливал занятие: "Ковалев, что ты творишь? Нужно делать так, а не эдак". Давал свисток, но я продолжал по-своему. В конце концов, он выгонял меня с тренировки: "Иди отсюда, раз ты такой самостоятельный".
Я сидел на скамейке и смотрел со стороны, как занимаются товарищи. Обидно было до чертиков. Не мог этого стерпеть и ушел из группы Коновалова, который занимался с моими ровесниками, решив остаться только у Гуженкова. Днем заниматься не получалось – ребята учились в спортклассе, а я в обычном. Но катался с ними по вечерам. А когда до турниров доходило, Коновалов у Гуженкова просил, чтобы меня с его командой на соревнования отпустили. Я же по возрасту подходил. Разумеется, я соглашался помочь…
Бывало, меня на турнире признавали лучшим игроком. Но не часто – в ту пору была сильная конкуренция в детском хоккее. Воспитывались очень талантливые пацаны в челябинском "Тракторе", минском "Динамо", ЦСКА, "Крылышках"… Большая машина, развивающая спорт в Советском Союзе, работала на всю катушку. Все прекрасно помнят, что хоккей считался такой же гордостью страны, как балет или полеты в космос.
Динамовская общага
Приглашение в Москву. – История на вокзале. – Панк Каспарайтис. – Крысиные атаки.
Московские скауты (хотя в ту пору такого слова никто не знал – их называли селекционерами) заметили меня в 1987 году. Тольяттинская команда готовилась к юниорскому турниру в Северодонецке. А перед этим нужно было выиграть отборочные соревнования – кажется, в Электростали. В одной из тех встреч я сломал левую кисть. Меня хотели отправить домой. Но я попросил тренера, чтобы он взял меня с командой в Северодонецк. Так хотелось сыграть на том турнире, показать себя, что я был готов в гипсе на площадку выскочить. К слову, с тех самых лет позитивно отношусь к своим травмам. Не плачу над болячками. Верю в то, что они залечатся в считанные дни, и я быстро вернусь в игру. На мне, как в поговорке, словно на собаке все заживает. Не помню, чтобы даже после серьезных переломов я долго валялся в койке. Один из последних случаев – как в "Монреале" за три недели восстановился после операции на колене. Хотя все говорили, что Ковалеву надо два месяца по врачам бегать.