- Ты осел, Джондо, - сухо произнес Тенгиз. - Ничего ты не понимаешь, хозяин не предаст нас... Он даже не догадывается, зачем мы здесь.
- О, мой господин, не верьте им, они все христопродавцы. Он все понимает, здешний хозяин.
- Молчи, безрассудный убийца. Убивать надо тоже с головой, - остановил его Тенгиз, топнув ногой. - С этим хозяином надо обходиться вежливо! Понял? Он живет на окраине села... рядом лес. Кто знает, что будет с нами, как сложатся наши дела? Кто тебя, дурака, будет кормить и укрывать?
- Мой господин, - влетел в дверь долговязый парень, посланный обследовать район, где лаяла собака, - на опушке леса за кукурузником обнаружены люди и лошади!
- Их надо уничтожить! - опередил князя Джондо.
- Много их? - спокойно спросил князь.
- По-моему, много. Омех следит за ними.
Я сразу понял, что речь идет о моих родителях. Они, конечно, мирно расположились на ночлег. И, разумеется, не предполагают, что над ними нависла грозная опасность.
Сердце заколотилось так громко, что я невольно прикрыл его рукой, чтобы оно не мешало услышать слова князя Тенгйза, которые должны решить судьбу родителей.
Если князь скажет страшное слово, то спасти моих родителей будет невозможно. Варлам стиснул меня за плечи, как бы стараясь удержать около себя.
Князь Тенгиз медлил с решением. Он встал из-за стола и прохаживался по комнате, о чем-то думая.
- Перестаньте вы жевать! - наконец крикнул он на двух своих товарищей. - Надоело слушать ваше собачье чавканье!
Те, к кому были обращены слова князя, выскочили из-за стола.
Все были теперь на ногах. Тенгиз остановился посреди комнаты.
Несколько секунд стояла тишина. Затем князь повернулся к стоявшему рядом с ним Джондо, смотревшему на своего господина так, как смотрят голодные собаки на хозяина.
- Вряд ли это наши враги, но будем осторожны. На сей раз придется просто уйти, быстро уйти без боя, но в другой раз и в другом месте, а не в этом селе, ух! - князь гневно взмахнул рукой.
Он поспешно опустил засученные рукава чохи, взял висевший на стене карабин и приказал всем выходить.
- Ты, Джаку, сходи потихоньку за Омехом, только смотри, чтоб духа твоего они не почувствовали, убьют - не заступимся. Найдете нас на Большой дороге на Джвари. А ты, - обратился князь к Джондо, - пойди и дай за угощение деньги хозяину.
- Хозяину? Деньги?.. - протянул удивленный Джондо.
- Не будь дураком. Времена теперь изменились. Ясно ведь! Ох, с какими идиотами имею дело!.. Выходить будем налево, чтобы спутать хозяина.
Князь вышел, за ним выскочили все остальные, предварительно сняв со стены свои карабины.
Джондо, выходивший последним, задержал Джаку и громко зашептал ему на ухо:
- Если что, убивай. Надо запугать всю эту сволочь. Кровь научит их повиновению. Не жалей. Наш князь зря уходит, надо бы... - конца его фразы мы не дослушали.
Где-то звонко процокали лошадиные копыта, залаяло разом несколько собак - и все смолкло.
- Бежим к дяде! - схватил меня за руку Варлам. - Расскажем все!
- Бежим скорее! Скорее!.. - почти крикнул я, охваченный страхом за судьбу родителей.
Первым скатился с лестницы я, за мной слетел Варлам. Не видя ничего перед собой, я бросился бежать, сам не зная куда, и тут же наткнулся на дядю.
- Это ты, Яро? Чего ты несешься как сумасшедший?
Мы с Варламом наперебой стали рассказывать ему то, о чем слышали, притаившись на чердаке.
Дядя внимательно слушал. Когда мы рассказали о приказании кровожадного Джондо, он встрепенулся, резко повернувшись, побежал к дому, крикнув на ходу:
- Клянусь всеми богами, надо действовать, немедленно действовать!
Мы поспешили следом за ним. Вбежав в комнату, дядя рывком отбросил в сторону стоявшую в углу замысловатую кровать, раскрыл сундук, вынул кремневое ружье, тут же бросил его обратно со словами: "Пока его наладишь, выспаться можно". После этого он снял со стены длинный меч, попробовал ногтем лезвие и выскочил во двор.
- Сидите дома! Никуда ни шагу! Слышите! - крикнул он нам и исчез.
Что делать? Сидеть сложа руки и ждать событий было невозможно. Бежать вслед за дядей мы не решались.
- Надо как-то помочь взрослым, - наконец произнес Варлам.
- Я тоже так думаю.
- Давай пока зарядим ружье, - предложил Варлам.
Ружье было очень старое, ржавое, как гвоздь, вытащенный из сгнившего бревна. Что с ним нужно было делать, ни он, ни я толком не знали. Некоторое время мы рассматривали ружье. Потом стали делиться воспоминаниями и наблюдениями, стараясь сообразить, как взрослые заряжают ружья.
Нашли небольшую кису и с дульной части ружья засыпали порох, заложили кусок свинца, найденный здесь же в сундуке, заткнули бумагой, чтобы пуля не выпала.
После этого Варлам насыпал немного пороха в отверстие, где расплющенный боек должен был ударить в кремень. Но оказалось, что кремень расшатался, и его надо было укрепить. Сделать это решили веревкой.
Пока Варлам искал веревку, я решил взвести курок.
Все кончилось бы хорошо, если бы в этот самый момент в комнату не вошла тетя Мэайно.
Увидев меня с ружьем, она подняла отчаянный крик. От испуга я случайно нажал курок. Казалось, что в комнате грянул гром и блеснула огромная молния. Я увидел ослепительный свет и полетел в какую-то бездну.
Когда я открыл глаза, в комнате стоял вонючий густой дым. Только после того как он немного рассеялся, я разглядел рядом с собой Варлама. Лицо у него было черным, как у негра. У двери на полу лежала тетя Мэайно.
Неожиданно с обнаженным мечом в комнату вбежал дядя.
- Что случилось? - крикнул он.
- Ружье... взорва... выстрелило, - виновато произнес я.
Тетя Мэайно очнулась и снова подняла неистовый крик.
- Перестань, - остановил ее дядя. - Зови Коцию и Кати, они в кукурузнике напротив веранды.
- Уай, Яро ранен! - вскрикнула тетя и выбежала.
- Я здоров, - пытаясь встать, сказал я. Но голова почему-то кружилась, ноги не слушались, болела спина. Дядя поднял меня на руки, вытер с лица кровь и сообщил, что я ранен в лоб.
Положив меня на пол, он принялся за обследование Варлама. Он оказался невредим.
Запыхавшись, прибежали отец и мать. Они бросились ко мне: мать со слезами, отец с расспросами. Но толком сказать что-либо я не мог. Кроме того, за стеной истошно визжала свинья. Визг ее заглушал человеческие голоса.
- Черт бы положил эту свинью на сковородку! - выругался, наконец, дядя. - Заткните ей глотку!
Тетя Мэайно ушла в хлев.
- Свинья смертельно ранена, - сообщила она, возвратившись обратно. - У нее вывалились кишки.
- Ха-ха-ха! Это Яро решил ее поскорее поджарить! - засмеялся дядя.
Меня вымыли. На рану положили какое-то снадобье, напоминавшее тесто. Я знал, что оно -приготавливается из соли, чеснока и древесного угля. Сверху лекарство накрыли лопухом тыквы, а затем все это завязали тряпками, причем забинтованными оказались и глаза. Спину смазали медвежьим салом и тоже перевязали. В таком виде меня и уложили в постель.
Соль беспощадно разъедала рану. Стерпеть боль мне, наверное, помогло только то, что я считал себя страшным преступником. Я мог безошибочно судить об этом, хотя бы потому, что на долю менее виноватого Варлама выпало немало колотушек от дяди.
Шесть дней пролежал я с перевязанными глазами. Все эти дни взрослые рано уходили на сбор кукурузы и поздно возвращались, усталые. Вместе с ними работал и Варлам. Дома, кроме меня, оставались Верочка и тетя Мэайно, готовившая пищу.
Дабы меня вновь не совращать, Варламу было запрещено разговаривать со мной до моего полного выздоровления. Как ни горько было, но пришлось со всем мириться. Я сам был виноват во всем.
Наконец, на седьмой день, в торжественной обcтановке, в присутствии всех членов наших двух, семей отец снял повязку с моей раны. Рану долго рассматривали, советовались и решили, к моей великой радости, больше ее не завязывать. Дальнейшее лечение проводилось медвежьим салом, им в Ленкхери лечили почти все болезни.
На следующий день меня послали в сарай очищать кукурузу. Вместе со мной работала Верочка. Правда, за день она успевала очистить всего лишь два-три початка. Ей больше нравилось строить из кукурузы пирамидки, кучки или пытаться превратить кукурузный початок в куклу.
Время от времени забегала к нам тетя Мэайно. Она проворными привычными движениями моментально снимала с початка шелуху. Я старался подражать ей, но у меня это пока что плохо получалось. Тетя хвалила меня за усердие, но я не совсем ей верил. Вообще она была добрая и веселая женщина. Шутки ее были довольно остроумны.
- Хорошо, что ты со свиньи начал, - заявила как-то раз она, заскочив в сарай, вся измазанная в муке.
- Почему? - спросил я.
В те времена считалось, что каждый мальчик после двенадцати лет непременно должен убить нескольких животных. Начинать нужно было с курицы. В этом усматривалось мужество и твердость, подобающие мужчине. Разумеется, закалывать свиней ребятам никогда не поручали.
- Потому что свинья, по-моему, родственница князю Дадешкелиани, - по-детски захохотала она. - Вырастешь, может быть, не только свинью убьешь, но и ее родственника... А курицу - это всякий может!
"Действительно, почему же не убить князя? - раздумывал я. - Это же избавит всех сванов от несчастий и бед? А избавитель будет самым уважаемым человеком и в княжеской и в Вольной Сванетии... Его будут считать героем!.. А пристав? Но ведь и пристава можно убить... Их и надо убить двоих. Ведь сколько людей в Сванетии они послали в Сибирь!"
Вечером, когда в сарае собралась вся семья, я не удержался от того, чтобы не поделиться с отцом своими думами.
- Ты что, с ума сошел, что ли? - Отца огорчили -мои мысли. - Откуда у тебя такие кровожадные мысли? Кто тебя учит этому?
- Тетя Мэайно сказала, что хорошо бы князя убить.
- Ты, ангел-тихоня, чему ребенка учишь? Разве можно это говорить таким глупым головам! - упрекал отец тетю.
- Я думаю, что можно, Коция, даже нужно, - вмешался дядя. - Посмотри, какой у нас в этом году урожай хороший. Мы ночи не спим, спины себе ломаем. А князь придет, даже не специально, а так по пути забредет, да и отберет у нас все, и никто ему ничего не скажет. Уничтожать их, конечно, не детское дело, но...
В этот момент на дворе залилась собака. Все вздрогнули: не забылись еще недавние переживания.
- Иди встречай... - прошептала тетя Мэайно своему мужу.
Но не успел дядя подняться с места, как в дверях появился всем хорошо знакомый веселый Исма Цинделиани по прозвищу "Бурдюк новостей". Лохматый, и всегда небритый, широколицый и коренастый, он бродил по всей стране, охотясь на туров, медведей и дичь и повсюду рассказывая новости и занимательные истории, запас которых у него никогда не истощался.
Переступив порог сарая, Исма споткнулся.
- Добрый день, Исма, - приветствовал дядя гостя. - Плохие вести несешь, раз уже у порога падаешь?
- Неправильно, мой дорогой Деавит, - размахивая папахой, отозвался гость. - Во-первых, не добрый день, а добрый вечер, вы уж и день-то с ночью перепутали, а во-вторых, признаки твои врут, хорошие я принес вести. Свобода! Во всей Сванетии свобода, дорогие мои братья и сестры! - возвестил Исма.
Всем было известно, что в новостях, сообщаемых Исмой, почти всегда присутствовала выдумка - желаемое он часто выдавал за действительность. Но на этот раз его слова звучали так торжественно и убедительно, что отец и дядя переглянулись.
- Расскажи-ка подробно! - дядя показал Исме на пол рядом с собой.
- Подробно я и сам не знаю. Сирбисто теперь самый главный начальник.
- А какие доказательства? Доказательства у тебя есть? - спросил отец, подошедший к Исме, вплотную и теребя его за рукав.
- Какие доказательства? Ты, может быть, хочешь, чтобы я к тебе Сирбисто притащил? Ему некогда приходить тебя уговаривать. У него теперь дела поважнее. Сирбисто князя ищет. Говорят, убежал князь в лес...
- Такого еще не было в нашей стране, - объявил дядя, оглядывая всех - и детей и взрослых - загоревшимися глазами.
- Большое, огромное счастье, - задумчиво произнес отец, - если, конечно, Исма не врет...
- Вы вот поздравляете друг друга, - Исма лукаво усмехнулся, - а никто из вас не подумал, что для меня не все хорошо.
- Как так? Что не хорошо?
- Я же охотник, моя работа в лесу...
- Ну и что?
- Какому охотнику приятно в одном лесу быть с князем? Звери все разбегутся.
- Добрый шутник Исма, ты принес нам сегодня самые счастливые вести. Устроим праздник, выпьем за хорошее будущее. Хватит сегодня работать! - объявил дядя. - Жена, накрывай на стол! Варлам, лови кур!
Кукуруза была забыта. Надо было как следует угостить Иому, принесшего хорошие вести, - так требовал закон гор. Все хлопотали по хозяйству. Варлам залез в курятник и, провожаемый криками переполошившихся кур, вынес оттуда двух цыплят. Дядя Деавит тут же отрубил им головы. Мать накрывала на стол, тетя Мэайно принесла кувшин с аракой. Отец разжигал дрова. Я помогал ему.
- Теперь мы продолжим наш путь в Дали, - заключил отец, подкладывая дрова в очаг.
- Нет, Коция, - возразил дядя, - в Дали ты все равно не пойдешь. Кукурузы у нас теперь никто отбирать не будет. Хватит всем с лихвой. Потом все обсудим, а сейчас будем пировать!
- Одно другому не мешает. Ты, Коция, хочешь вдти в Дали? Иди, иди, а мы тут попируем. По дороге, возможно, ты и князя встретишь, посмотришь на него еще разок... Он сейчас еще злее, чем раньше. Говорят, он теперь убивает кого только может. Эх, его бы на мою мушку!.. Я бы уж как-нибудь спустил курок! - мечтательно произнес Исма.
Стол был накрыт. Дядя поднял кружку. Вслед за ним все встали и тоже подняли кружки. Только мы с Варламом оставались сидеть: нам нечего было поднимать.
- За здоровье тех, кто дал нам, сванам, свободу! За здоровье Сирбисто Навериани!
Этот тост впоследствии стал на долгое время традиционным в маленькой горной Сванетии, навсегда покончившей с рабством и угнетением.
Хорошее место
Солнца еще не видно. Его заслоняют горы. Лиловые сумерки заливают ущелье.
Людей на улице нет. Слышатся только меканье коз и блеяние овец. Кое-где лениво лают собаки, кудахчут куры да кричат петухи.
Лишь в нашем доме все давно проснулись. Мы собираемся в путь-дорогу.
Вот наш Реаш, снова груженный скарбом. Он первым выходит из двора вместе с отцом. За ним дядя Деавит ведет свою лошадь, на нее взвалено два мешка кукурузы. Дядя дал нам ее в дорогу.
Перед выходом, как и в Лахири, пришли многочисленные родственники дяди провожать нас. Я иду рядом с матерью, окруженной ими,
Тетя Мэайно простилась с нами у околицы.
- В добрый путь, Коция, Кати, дети мои! Дальше мы не пойдем. Пусть вас боги провожают и охраняют от всяких бед!
- Пусть боги вас берегут! - подхватили другие и наперебой стали обнимать нас.
Старый Гвамал, сосед дяди трижды плюнул через плечо и только после этого поцеловал меня. Его короткая бородка больно впилась в мою щеку. То же самое он проделал с Верочкой. Та залилась слезами.
- Ребенок плачет! Нехорошо, аи-аи, нехорошо! - воскликнула какая-то старуха. - Не будет счастья, не будет!
- Да ей больно. Смотрите, как Гвамал ухитрился поцеловать ее, - отец указал на щеку Веры, где алело пятно.
- Да, да, если Гвамал свинью поцелует, то и та раскричится. Что вы хотите от такой крошки? - дядя поднял Верочку на руки.
Она тут же успокоилась.
- Что ты говоришь! Фу! - обиделся Гвамал. - Я со свиньей целоваться не собираюсь, сквернослов ты, невежа!
- Вот поэтому они и не кричат, а спят себе спокойно, - засмеялся дядя.
Плач ребенка расстроил провожающих. Все стали поспешно прощаться.
Наша семья и дядя Деавит, решивший сопровождать нас до Дали, пошли к дороге, тянувшейся вдоль реки по дну ущелья.
Мать была заметно взволнована. Ей явно хотелось повернуть обратно. Но как ни хорошо было у дяди, как ни весело было с новыми приятелями, мне хотелось поскорее добраться до этого сказочного Дали.
По моим представлениям, в Дали не могло быть плохо. Слишком долгий и нелегкий путь лежал туда.
- Не будет счастливого пути! Не будет! Плохие приметы, очень плохие... - не выдержала мать.
- Какие приметы? Что ты говоришь чепуху? - рассердился отец. .
- Верочка плакала на околице. Птицы поют с левой стороны. Собаки лают с левой стороны. Даже солнце и то взошло, когда мы еще не успели повернуть вправо.
- Кати, ты вспомни, - спокойно и рассудительно начал отец, - когда мы выходили из Лахири, ребенок не плакал, все птицы, и собаки, и даже свиньи были справа. Все говорило за счастливый путь. Но до Дали мы не дошли, пришлось всю зиму сидеть на шее у твоего брата. Пойми, Кати, эти приметы - вздор!
- Нет, Коция, ты не прав, не все приметы вздор, - вмешался в разговор дядя. - Некоторые приметы оправдываются. Вот когда пришел Исма и сообщил, что князья свергнуты, у меня зачесалась левая пятка. Ну, думаю, не к добру это. Так оно и есть: опять одолели князья, Сирбисто бежал...
- Князья одолели только здесь, в наших сванских горах и ущельях, - возразил отец. - Эртоба восторжествует, какая бы ни чесалась пятка. Дойдет свет из Широких стран и до наших гор.
Незаметно мы дошли до села Цицуар, расположенного в нескольких километрах от Ленкхери. Здесь жил Исма Цинделиани. Он встретил нас у калитки , своего дома.
Исма стоял, облокотившись левым локтем о частокол. Нога его была обмотана тряпками. Согнутая в колене, она беспомощно висела на костыле. В правой руке он держал рог с аракой.
- Да будет счастливым ваше путешествие! - приветствовал он нас. - Хорошо делаешь, Коция, очень хорошо, что идешь на новое место. Будет вам счастье сопутствовать на вашем пути! Пью за ваше счастье!
- О-о-о, добрый день, Исма! - хором ответили отец, мать и дядя, - Твои беды нам, да будет счастье в твоем доме!
- Что с ногой? - не удержался я от вопроса. Детям не разрешалось вмешиваться в дела взрослых, но вид забинтованной ноги заставил меня отойти от приличий.
- Эх! Мой мальчик! - с горечью ответил Исма. - Мою ногу угробила Маниай, проклятая колдунья! Ты, мальчик, никогда не доверяйся этим колдунам. Лучше нигде не лечиться, чем у них.
- Какая колдунья? Мы ничего не знали о твоей болезни.
- Никакой болезни и не было. Простой чирей вскочил. Таких чирьев у меня было больше, чем грехов у Дадешкелиани. Я их и за болезнь не считал.
А тут, как назло, посоветовали обратиться к этой колдунье Маниай. Я, дурак, поверил. Моя голова, Коция, никогда не была туго набита умом, ты знаешь...
- Мы всегда считали тебя, - начал отец.
- ...глупым человеком, - не дал ему договорить Исма. - Если бы вы меня считали умным, то это плохо: значит, вы глупы. Но это не так. Глуп только я.
Он махнул рукой в знак того, что его утешать не нужно, он сам знает, какой он, и пригласил войти в дом.
Жена и дочь Исмы роздали всем по куску чурека с сыром. А Исма наполнил рог и передал отцу.