Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности - несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.
В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям - графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия "Гамлет" была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.
Содержание:
Пролог 1
Глава 1 - Побег. 1588 год 2
Глава 2 - Меж двух огней. 1592 год 6
Глава 3 - Искушение. 1594 год 11
Глава 4 - Гамлет. 1596 год 15
Глава 5 - Измена. 1598–1599 годы 18
Глава 6 - Заговор. 1601 год 22
Глава 7 - Век расшатался. 1603 год 27
Глава 8 - Влюбленный Шекспир. 1604 год 32
Глава 9 - Крестный. 1606 год 36
Глава 10 - Время перемен. 1607–1608 годы 40
Глава 11 - Сказочные сонеты. 1609 год 45
Глава 12 - Возвращение. 1612 год 49
Глава 13 - Занавес. 1616 год 52
Эпилог 55
Примечания 56
Виктория Балашова
Шекспир
Посвящается V.S.
Пролог
Лондон. Типография Филдинга. 1609 год
- Я нашел их, отец! Я раздобыл эти рукописи. - Томас бросил на стол стопку исписанных мелким почерком листков бумаги.
- Что ты опять притащил в типографию? - Торпу всегда было интересно, что принес сын, но по заведенной привычке он продолжал ворчать. - Очередные советы по обустройству сада?
- Отец! Я нашел сонеты Шекспира!
- Но, насколько я помню, он до сих пор жив, - съехидничал старик.
- Да, жив. Но при чем здесь это? - младший Торп пожал плечами.
- При том, что он никому не давал права публиковать сонеты. Шекспир писал их давно, лет пятнадцать-шестнадцать назад. Последние годы он сонеты забросил. К нему обращались многие с просьбой дать разрешение их опубликовать. Он был категоричен в своем отказе.
- Отец! Ты меня удивляешь. Многие из шекспировских пьес публиковали без его ведома. Да он и не единственный такой автор! Будто ты всю жизнь публикуешь лишь то, на что получаешь от авторов разрешение, - сын кипятился и не пытался скрыть раздражения, которое вызывали у него слова отца.
Торп с трудом встал из своего старого выцветшего кресла и подошел к столу. Он осторожно взял в руки исписанные листки:
Возненавидь, когда любовь умрёт,
Со всеми вместе. Будь моей бедою,
И жалость ты не принимай в расчет,
Когда стою с поникшей головою.
Когда увидишь, что не плачу я,
Не требуй победителю награды;
И после бури нет дождливей дня,
В который рай оборотился адом.
Не будь последним, кто меня оставит, -
Ведь худшее свершится надо мною,
Хочу почувствовать вначале
Всю боль, что заготовлена судьбою.
И вот когда тебя я потеряю,
Другую боль уже не ощущаю .
- Сонет номер девяносто, - произнес Торп медленно, прочитав его вслух, - это не его сонет, - он переворошил всю стопку, - здесь их слишком много!
- О чем ты говоришь, отец? Что значит много? Сколько уж есть.
- Где ты их раздобыл? - спросил Торп, внимательно глядя на сына.
- Принесли добрые люди. Они же всплывали то здесь, то там. Я уже два года пытаюсь их собрать все вместе. И вот удалось! - молодой человек гордо махнул рукой в сторону стола.
- Не удалось, - отец снова просмотрел сонеты, - Шекспир написал около тридцати сонетов. Не более. Остальные написаны не им.
- А кем? И откуда ты знаешь, сколько он написал?
- Я всегда следил за его творчеством и даже издал пару пьес. Сонеты вращались в литературных кругах лет шесть. И их было немного. Я, как и ты, пытался их собирать. Но в 1599 году Шекспир бросает писать сонеты, - объяснял старик, - он не дает разрешения на их публикацию. Тобб, ты помнишь Тобба?
- Конечно! Наш главный издательский "пират", - Томас кивнул.
- Он попытался было издать сонеты. Году примерно в 1600-м или 1601-м. Вышел большой скандал - говорили, что только два сонета принадлежали перу Шекспира. Я думаю, что больше. Но далеко не все. Ходили разговоры, что Шекспир сам распространял эти слухи, чтобы его не могли обвинить в публикации чужих сонетов под своим именем.
- Кому принадлежали остальные?
- Неизвестно. Но именно их таинственный автор настаивал на запрете публикаций. Тираж исчез из всех книжных лавок и из типографии Тобба, - Торп показал на стол, - там тоже не его сонеты. Чьи, не знаю. Но мы с этим связываться не будем. Когда я расспрашивал Тобба про то издание, он сказал, что и говорить о нем не хочет. Был страшно напуган, и заверил меня, что ни одного экземпляра у него не осталось, включая рукопись, по которой он печатал книжку.
- Отец, ты не знаешь, кому принадлежат сонеты. Почему не самому Шекспиру, толком объяснить не можешь. Все сонеты написаны одной рукой - мне достали рукопись. Ты видишь, они явно писались в одно время. То есть Шекспир вполне мог захотеть их издать. Почему нет? Мог собрать все свои сонеты и переписать для типографии, - молодой человек был так красноречив и убедителен, что сам начинал верить в эту версию, - поверь, мы лишь опередим других!
- Их печатать нельзя! - старик хлопнул рукой по столу. - Пока хозяин здесь я, это издание не выйдет. - Сгорбившись еще больше, чем обычно, он вышел из комнаты.
По прошествии нескольких месяцев Торп-старший умер. Вскоре в типографии были отпечатаны свежие экземпляры новой книги. На ней было написано: "Уильям Шекспир. Сонеты".
Сонетов насчитывалось сто пятьдесят четыре…
Лондон, Тауэр, 1558 год
В тот день Лондон кишел людьми. Представители всех сословий, бедные и богатые, толстосумы из Сити и простые рыночные торговцы, старики и студенты, высыпали на улицы города. Всюду висели флаги, разноцветные ленты и гобелены, призванные украсить убогие, грязные улицы, по которым двигалась процессия.
Порой ей казалось, что она выиграла войну, не меньше. Ведь именно так встречают армию-победительницу - радостными выкриками, фейерверками, восхищенными взглядами, которыми одаривает тебя толпа. Она махала им рукой и улыбалась, пытаясь не обращать внимания ни на холодный, пронизывающий ветер, дувший со стороны Темзы, ни на начинавший накрапывать дождь.
Медленно они приближались к истинной цели своего пути - Тауэру. Мрачная башня возвышалась на фоне темного, покрытого тучами неба. Воспоминания обрушивались на нее, будто морской шторм, от которого не укрыться, не спрятаться, - все равно накроет с головой, ударив всей своей силой о хрупкую деревянную палубу корабля. Многолетнее заточение в башне, где день и ночь сменяли друг друга со сводившей с ума монотонностью, казнь матери, которую не видеть позволяли лишь льющиеся из глаз слезы, и отчаяние, окутывавшее все ее существо сильнее и сильнее, - вот что запомнилось и придавало сил сейчас.
Елизавета гордо посмотрела на окружавших ее всадников. Кого из своей свиты она приблизит? Кого удалит с глаз долой? Кто станет ей верным другом? "У королевы не может быть друзей, - напомнила она себе, - существуют только враги или те, кто на данный момент таковым не является".
Совсем близко скакал Роберт Дадли, друг детства, несколько лет гулявший вместе с ней по внутреннему двору Тауэра и пылко смотревший на нее из тюремного окна напротив. Роберт поймал задумчивый взгляд Бэт и подмигнул ей игриво. Ее улыбка стала чуть шире и более искренней. Роберт слегка пришпорил коня и прогарцевал вперед. Он обернулся - королева смотрела ему вслед…
Наконец процессия оказалась возле Тауэра. В пурпурной мантии, подбитой горностаем, Елизавета остановилась возле входа в свою бывшую тюрьму. Несмотря на холод и ветер, она не спешила заходить внутрь. Когда-то она на коленях молила Бога о пощаде и справедливости. Час пробил - теперь эта страна у ее ног. Нищая, униженная, страдающая Англия была не лучшим владением для монарха. Но ей было достаточно и этого.
- Божьей милостью поднимаюсь я на этот трон. - Елизавета окинула взглядом приближенных и шагнула в здание.
Даже те, кто считал ее незаконнорожденной самозванкой, увидев молодую королеву у входа в Тауэр, признавали ее королевское происхождение. Рыжие волосы Генриха, темно-карие, практически черные глаза Анны Болейн, дедовский нос с горбинкой, а главное - четко прочитывающийся жесткий и расчетливый характер, вкупе с хитростью и осторожностью делали Елизавету достойной наследницей престола.
А в Тауэре по-прежнему холодно, попытки хоть как-то прогреть помещения к приезду королевы особым успехом не увенчались. Огромный зал отапливался одним камином. Да и каменные стены башни сохраняли холод гораздо лучше, чем тепло.
- Дворец вовсю готовят к переезду, Ваше Величество, - заверил Елизавету один из придворных, - вы здесь ненадолго.
- Надеюсь, - усмехнулась королева и передернула плечами, с которых сползла горностаевая мантия, - что ж, займемся более неотложными делами. Англия ждать, не готова.
Постепенно комната заполнилась людьми. В зале воцарилось молчание. Елизавета снова посмотрела в сторону реки: "Мне нужно время. Время и мир. Очередную войну страна не переживет. Милостью божьей я вышла из тюрьмы и стала королевой. Милостью божьей Англия избежит войны и получит необходимую передышку".
Придворные продолжали, молча смотреть на свою королеву. О положении дел в стране многие из них знали гораздо больше, чем их госпожа, потому что разоряли казну с усердием, достойным лучшего применения. Большинство были уверены, что опытные французский и испанский короли переиграют двадцатипятилетнюю женщину, вошедшую на шаткий английский престол.
- Начинать мы собираемся с денежной реформы, - неожиданно твердо произнесла Елизавета.
- Предыдущие провалились, - подал кто-то голос.
- Вы имеете наглость сравнивать меня с предыдущей королевой, которая являлась наглой самозванкой? - голос Елизаветы зазвучал еще громче. - Пожалуй, этим мы и докажем, что не просто так взошли на трон, - слова эхом прокатились по холодному помещению, - если мы здесь по воле Всевышнего, то и реформы наши будут иметь успех. Если нет, - королева замолчала, но никто не смел, вставить и слово в образовавшуюся паузу, - значит, самозванка - я и место мое в Тауэре навеки!
Мантия снова сползла с оголенных плеч королевы, но она не стала кутаться в теплый мех и продолжала стоять у окна, лишь слегка повернув голову в сторону своих подданных.
Вскоре зал опустел, и Елизавета осталась одна. Она ходила из одного конца комнаты в другой в тщетных попытках согреться и одновременно собраться с мыслями. Обещания, которые она так щедро раздавала, казались ей теперь не то, что трудновыполнимыми, они казались невыполнимыми вовсе.
- Что королевой во дворце, что узницей в темнице… Одна! - Елизавета прислонилась лбом к холодному камню. - О, нет. Я не позволю так просто согнать меня с трона!
Со всех сторон враги. Ей ли не знать этого? Ей ли не понимать, сколь хрупок мир на небольшом острове, в результате многочисленных интриг перешедшего в ее руки? Франция и Испания - главные враги английского трона - в предвкушении очередной игры. Елизавета будет прекрасным призом в случае выигрыша, невестой с чудесным приданым.
- Чтобы в этой игре выиграть мне, придется обвенчаться со своей страной. Ну что ж, чем голову на плаху, так лучше в одиночестве прожить остаток жизни, - Елизавета, стоя у окна, не могла оторвать взгляд от грязных вод Темзы, - мужчины наивно надеются жениться на английском королевстве. О, если б ими двигала любовь! - она усмехнулась. - Но это чувство ими забыто, стерто из сердец. Любовь - удел простолюдина. Королеве не пристало надеяться на изъявление искренних чувств.
До королевы донесся шум с улицы. Народ праздновал ее восхождение на престол.
- Они радуются любому новому правителю, надеясь на то, что следующий будет лучше предыдущего, надеясь на мудрость того, кто стоит выше их, того, кто послан Богом, - Елизавета, замерзнув, встала и снова начала мерить шагами комнату, - мечты о любви следует похоронить в Тауэре. Кто ж искренне полюбит королеву? - она вспомнила влюбленные глаза Роберта, и печальная улыбка на минуту озарила ее лицо. - Нет, служить любви теперь не мой удел.
В дверь постучали. Елизавета вздрогнула и обернулась на стук.
- Войдите, - произнесла она, и в комнате появился Роберт Дадли, - я только что думала о тебе.
- И что, Бэт? Какие это были мысли? Надеюсь, ничего плохого? - Роберт склонился к ее руке для поцелуя.
- Разве я могу думать о тебе плохо? Думала, на какую должность тебя назначить при дворе. Должность, которая была бы тебя достойна, - Елизавета посмотрела вокруг, - ты видишь, я возвратилась обратно в Тауэр. Пусть я и королева, но все равно сижу в тюрьме.
- После Рождества ты сможешь въехать во дворец.
- Тауэр преследует меня, - королева вздохнула, - как бы я хотела, чтобы эти дни прошли быстрее. Слишком много воспоминаний…
- Согласен. Когда я шел сюда, то тоже не мог отделаться от ощущения, что снова попал в заточение, - Роберт подошел еще ближе, - единственное, что всегда скрадывало мое пребывание здесь, - это твое присутствие рядом.
- Не надо, Роберт, пустых слов. Мы оба знаем, нам не быть вместе.
- Почему? Ты разлюбила меня? Взойдя на трон, забыла былое увлечение? - Дадли смотрел ей прямо в глаза.
- Ты женат. А я стала королевой. Два этих факта не дают нам соединиться. Любовь тут ни при чем. И ты знаешь об этом не хуже меня.
- Я люблю тебя. И всегда буду любить, Бэт. Тебе никуда не деться от моей любви, будь ты хоть сто раз королевой. - Он снова взял ее за руку. Елизавета чувствовала, как ей становится жарко. Казалось, с его прикосновениями холодный, равнодушный Тауэр теплеет. - О чем ты думала здесь одна, Бэт? Ведь не только о том, какую мне дать должность.
- Я думала о том, что теперь никогда не выйду замуж, - решительно произнесла она.
- Странное решение. К тебе будут свататься лучшие женихи. Тебя заставят сделать выбор в пользу Англии, - грустно сказал Роберт.
- Если делать выбор в пользу Англии, то нужно оставаться девственницей.
- Разве? - Дадли насмешливо приподнял одну бровь.
- Именно так. По крайней мере, официально. Ступай, Роберт. Я устала.
- Сегодня был тяжелый день, - кивнул он, - отдохни, моя королева, - он еще раз поцеловал ей руку, - другие дни будут не легче. Но помни, что я тебе сказал. На меня ты всегда можешь рассчитывать. На меня и мою любовь к тебе, Бэт.
Они стояли друг против друга. Ей было двадцать пять, ему двадцать шесть - практически ровесники. Он - темноволосый, с тонкими чертами лица, она - рыжая, с кожей цвета алебастра. У обоих - гордый взгляд красивых карих глаз, в которых навеки застыла ничем не смываемая печаль. Они не знали, что впереди у них целых тридцать лет или всего лишь тридцать лет? Страданий, любви, преданности и долгих впустую прожитых дней врозь…
Дадли повернулся к ней спиной и пошел к выходу.
- И я тоже люблю тебя, Роберт, - прошептала Елизавета еле слышно, - и если бы ты не женился тогда, восемь лет назад, то у тебя было бы больше шансов стать королем Англии, чем у всех заморских принцев, вместе взятых.
Она открыла свою шкатулку, вынула лист бумаги и начала писать:
Возненавидь, когда любовь умрет,
Со всеми вместе…
Глава 1
Побег. 1588 год
Ох уж эти английские дороги! А точнее, полное отсутствие таковых. Болота, ухабы, кочки, леса, разбойники, нападающие на путешественника… Римляне когда-то, конечно, постарались превратить путешествие по острову в нечто более приятное, чем проклятое небом вынужденное передвижение из одного пункта в другой. И хотя римские дороги и по прошествии времени оставались лучшими в стране, их катастрофически не хватало.
Уил гордился собой, пожалуй, не дольше, чем первые десять минут путешествия. Он закинул небольшой мешок в телегу, вскочил в нее сам и, пребывая в полном неведении относительно своего ближайшего будущего, улегся на расстеленную на дне солому. Но по прошествии некоторого времени неудобство, связанное с постоянным подпрыгиванием телеги на кочках и болтанкой из стороны в сторону, сменилось чувством тревоги.
Вдали показались всадники. Уил пока не мог прикинуть, сколько их там, и отчего-то был уверен в том, что это за ним. Они обнаружили его бегство слишком быстро. Но, черт возьми, не надо было рассказывать о своих планах кому бы то ни было. Держи язык за зубами - дальше уедешь.
Раздолбанная телега неспешно продолжала свой путь в неизвестное далеко, а топот копыт становился все ближе. Уил мог уже даже различить, сколько было преследователей. А как ни убеждай себя, что эти пятеро просто выехали прокатиться на лошадях до соседней деревни, не получится.
- Мы можем ехать чуть быстрее? - спросил он с надеждой возницу.
- По таким дорогам хорошо, если вообще будем ехать, - засмеявшись, ответил старик, - не отвалится колесо, не споткнется лошадь, - перечислял он возможные препятствия к дальнейшему передвижению вперед, - не нападут разбойники, которыми вон тот лес просто кишит.
Уил откинулся на спину. Над ним нависало голубое небо, оттеняемое только ветками деревьев, мимо которых они проезжали. Всадники подъехали совсем близко.
- Стой! - услышал он знакомый голос. - Стой, тебе говорят!
Старик повиновался и со вздохом оглянулся на преследователей.
- Надеялся миновать хоть этот отрезок тихо-мирно, - пробормотал он, - кругом теперь разбойничают. Не успеваешь и мили проехать.
- Уильям! Вылезай! - послышался голос отца. - Ты прекрасно понимаешь, что твоя затея провалилась.
Уил сел, свесив ноги из телеги: "Ага, мой отец, отец Анны, брат Анны, кузен и наш сосед. Хорошая компания. Поехали все кому ни лень".
- Возвращаемся домой, - брат Анны лихо выхватил из телеги небольшой мешок с вещами Уила, - скажи спасибо жене, а то я бы вызвал тебя на дуэль!
- Спасибо, - сказал Уильям вознице и прыгнул на землю, - обратно пойду сам.
Телега медленно поехала дальше, увозя с собой мечты о побеге.
- Садись за мной, - предложил отец.