4. Свадьба
Февраль 2008 года
Когда я с Моной гуляла по проспекту Хайл, то не замечала, как летит время. Иногда мы так сильно прижимались мордашками к витрине любимого магазина, что вечерние платья исчезали за запотевшим перед нашими глазами стеклом. Можно было часами смотреть на белый свадебный наряд манекена. Настоящее бальное платье! Как сильно оно отличалось от черных покрывал, в которые кутались с головы до ног женщины на улицах.
- Inch'Allah, у тебя будет такое, когда наступит день свадьбы, - шептала Мона, не отрывая от витрины сверкающих глаз, обрамленных платком. Она всегда прятала за ним лицо, когда выходила из дома.
* * *
Мона редко улыбалась. Ей не довелось испытать радостей свадебной суматохи. Сестру выдавали замуж на скорую руку, так что единственной праздничной деталью стало голубое платье. О других обстоятельствах своего замужества Мона предпочитала молчать. С тех пор как ее муж неожиданно исчез в неизвестном направлении, я ни разу не слышала, чтобы она о нем говорила. Наверное, он уехал куда-то далеко от Йемена, но у меня хватало ума не расспрашивать родных о его судьбе. Мона не любила, когда к ней приставали по этому поводу. Сестра ограничивалась тем, что шептала мне на ушко: "Все, чего я тебе желаю, это быть счастливой и найти доброго и заботливого мужа".
Я и представить себе не могла, что этот день наступит так скоро.
* * *
Впрочем, я вообще слабо представляла себе, что такое замужество, и воображала, что на свадьбу обязательно устраивают большой праздник, с кучей подарков, шоколада и драгоценностей. Новый дом, новая жизнь! За несколько лет до этого мне довелось принять участие в некоторых церемониях, когда замуж выходили дальние родственницы. Помню, было много музыки и танцев. Одетые в balto - праздничные черные одежды, - женщины двигались невероятно изящно. На лице - искусный макияж, волосы уложены в парикмахерской, совсем как у моделей, которые изображены на этикетках от шампуня. А у самых кокетливых челка была украшена маленькой заколкой в форме бабочки. На этих праздниках всегда было так весело! Помню, как руки и запястья молодоженов украшали узорами из хны, в основном используя цветочный орнамент. Это выглядело невероятно красиво. Я говорила себе, что однажды и мои руки будут украшены хной.
* * *
Папины слова прозвучали как гром среди ясного неба. Когда Aba объявил, что настал мой черед, я не сразу поняла, о чем он говорит. И вначале даже восприняла эту новость с некоторым облегчением, словно наконец-то появилась надежда на спасение: жизнь дома стала просто невыносимой. С тех пор как отец потерял работу в муниципалитете, он так и не смог устроиться на постоянную службу. Мы всегда были должны хозяину квартиры, который регулярно угрожал нас выселить.
Чтобы хоть как-то сэкономить, Omma готовила только рис и овощное рагу. Я стала учиться помогать ей по хозяйству. Мы вместе готовили shafout, большие блины, которые поливают ароматным йогуртом с луком и чесноком, и bin al sahn, восхитительный десерт с медом. Когда отец приносил домой достаточно денег, мама отправляла одного из братьев купить курицу, которую готовили специально для пятницы, священного дня недели по мусульманскому календарю. О мясе мы даже и не думали: оно стоило слишком дорого. Наверное, в последний раз я ела fatah - рагу из говядины - в ресторане, куда нас пригласили родственники, чтобы отметить Аид, конец рамадана. Тогда нам даже разрешили пить "Pepsi", черную газированную воду, которую привозят из Америки. А когда мы уходили, официант побрызгал мне на руки духами, совсем как взрослой. После этого ладошки пахли так здорово!
Omma также научила меня печь лепешки. Мама разжигала огонь, я тем временем месила тесто; потом мы вместе выкладывали плоские лепешки в форме полной луны на tandour, традиционную печь. Но однажды нам пришлось отдать tandour в обмен на несколько купонов с черного рынка. Каждый раз, когда деньги заканчивались, мама продавала что-то из своих вещей. Она уже перестала рассчитывать на отца.
А потом настал день, когда продавать было уже нечего. Чтобы заработать хоть немного денег на еду, братья присоединились к толпам маленьких бродячих продавцов. Они стучатся в окна машин, стоящих на светофоре, и за несколько монеток предлагают пассажирам упаковку жвачки или пачку бумажных салфеток. В конце концов Мона тоже стала одной из них. Но попрошайничество сыграло с ней злую шутку. Буквально через двадцать четыре часа сестру схватила полиция и отправила на несколько дней в специальное место для людей, совершивших глупости. Вернувшись домой, Мона рассказала, что там она встретила женщин, которых обвиняли в том, что они встречались с несколькими мужчинами сразу, и охранники в тюрьме таскали их за волосы. Оправившись от потрясения, Мона снова отправилась просить милостыню - и опять нос к носу столкнулась с полицией. После второго заключения сестра решила отказаться от этой рискованной затеи. Значит, пришла наша с Хайфой очередь идти на улицу. Взявшись за руки, мы тихо скребли ногтями по окнам машин, едва осмеливаясь смотреть в глаза водителям. Очень часто они делали вид, что не замечают двух бедно одетых девочек. Это был не лучший способ заработка, но у меня не было выбора.
* * *
В те дни, когда отец не залеживался в кровати допоздна, он вместе с другими безработными слонялся по главной площади квартала, в надежде устроиться хотя бы на один день чернорабочим, каменщиком или даже мальчиком на побегушках, чтобы заработать тысячу риалов. А послеполуденные часы папа все чаще проводил у соседей, жуя кат. Aba говорил, что это помогает ему забыть о проблемах. Такое времяпрепровождение стало для отца своеобразным ритуалом. Сидя по-турецки вместе с другими мужчинами нашего квартала, он выбирал лучшие листья из маленькой пластиковой сумочки и один за другим отправлял их в рот. Чем меньше оставалось в сумке, тем больше раздувались его щеки. Листья в конце концов превращались в шар, который он пережевывал часами.
Именно во время одного из таких сеансов к папе подошел молодой тридцатилетний мужчина.
- Я хотел бы, чтобы наши семьи объединились, - сказал он.
Мужчину звали Фаез Али Тхамер, он работал курьером и развозил товары по домам на своем мотоцикле. Как и мы, Фаез родился и вырос в деревне Кхарджи, и теперь он искал себе жену. Отец практически сразу принял его предложение. По логике вещей, отец собрался отдать замуж меня, ведь я самая старшая после Джамили и Моны. Когда Aba пришел домой, решение уже было принято и никто не мог его изменить.
В тот же вечер я стала свидетельницей странного разговора между отцом и Моной.
- Нуджуд еще слишком маленькая, чтобы выходить замуж, - резко произнесла сестра.
- Слишком маленькая? Когда пророк Мохаммед взял в жены Аишу, ей было всего девять, - ответил отец.
- Да, но то было во времена пророка. Теперь все изменилось, - настаивала Мона.
- Послушай, замужество - лучший способ ее защитить! - попытался успокоить сестру Aba.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Это позволит ей избежать того, что случилось с тобой и Джамилей… Незнакомец не лишит ее чести, и о ней не станут распускать грязные сплетни… По крайней мере, этот мужчина похож на достойного, честного человека. В квартале его знают. Фаез приехал из нашей деревни. И он пообещал не прикасаться к Нуджуд, пока она не подрастет.
- Но…
- Я уже все решил! К тому же ты знаешь, что у нас недостаточно денег, чтобы прокормить такую большую семью. Так у нас будет одним голодным ртом меньше…
За все время разговора мама не произнесла ни слова. Решение отца ее опечалило, но она безропотно приняла его. Ее брак тоже устраивали родители, так происходит практически со всеми йеменскими девушками. И Omma хорошо усвоила, что в нашей стране женщины подчиняются, а мужчины отдают приказы. Поэтому, даже если бы она и встала на мою защиту, это все равно ничего бы не изменило.
* * *
Слова отца звенели в моей голове. Одним голодным ртом меньше… Получается, в его глазах я была только лишним грузом, и папа воспользовался первой подвернувшейся возможностью, чтобы от меня избавиться… Я, правда, не всегда была маленькой послушной девочкой, о которой он мечтал. Но ведь детям свойственно совершать глупости, такова их природа! А я любила отца, несмотря на все его недостатки, отвратительный запах ката, несмотря на то, что он заставлял нас идти на улицу и выпрашивать у прохожих кусок хлеба.
"Избежать того, что случилось с тобой и Джамилей…" Что папа хотел этим сказать? Я знала лишь, что недели сменяли друг друга, а моя старшая сестра так и не возвращалась домой. Как и муж Моны, она исчезла внезапно. Джамиля часто приходила к нам в гости, перед тем как пропала. Скрытная и сдержанная от природы, сестра мало говорила, но всегда была заботливой и щедрой. Иногда она приносила мне сладости. О муже Моны также не было ничего слышно после его загадочного исчезновения. Куда же он уехал? Ребенку тяжело разобраться во всех этих взрослых историях…
После того как муж Моны исчез, его мать потребовала, чтобы ей отдали внуков, трехлетнюю Мониру и полуторагодовалого Нассера. Разлука с детьми разрывала сердце Моны, она была готова на все, чтобы не расставаться с ними, но добилась своего лишь отчасти. В конце концов ей удалось оставить у себя младшего - ему было необходимо грудное молоко. Страх потерять сына постоянно преследовал Мону, она ни на секунду не выпускала его из виду. Стоило Нассеру только отойти от матери, как она неслась за ним, хватала на руки и сжимала так, будто он - сокровище, которое необходимо как можно скорее спрятать.
* * *
Приготовления к свадьбе не заняли много времени. Я быстро поняла, что ничего хорошего от нее ждать не стоит. Семья моего мужа решила за месяц до церемонии, что мне не следует больше ходить в школу. С тяжелым сердцем я обняла Малак и пообещала ей, что скоро вернусь.
- Однажды мы вместе отправимся к морю и будем гулять по берегу, - прошептала подруга, уткнувшись носом мне в плечо.
Я еще не знала, что замужество лишит меня возможности вновь ее увидеть.
Мне также пришлось попрощаться с двумя любимыми учительницами - Самией и Самирой. Благодаря их урокам, я умею писать свое имя арабскими буквами, справа налево: сначала изгиб "noun", за ним - завиток "jim", петелька "waou" и уголок "del": Nojoud! Нуджуд! Впереди еще столько всего интересного, а мне приходится все бросать…
Математика и уроки Корана были моими любимыми предметами. В классе мы старательно запоминали пять столпов ислама: chadada, или символ веры; пять ежедневных молитв; had, повествующий о великом паломничестве в Мекку; zakat, то есть деньги, которые раздают в помощь самым бедным; а также рамадан, в течение которого мусульмане не должны ни есть, ни пить от рассвета до заката. Самия рассказывала, что когда мы вырастем, то тоже будем соблюдать рамадан.
Но больше всего мне нравились уроки рисования. При помощи цветных карандашей я изображала на бумаге фрукты и цветы. А еще виллы с голубыми крышами, зелеными ставнями на окнах и красными трубами. Перед воротами иногда были нарисованы охранники в форме. Говорят, что дома богатых людей обязательно охраняют солдаты с оружием. В саду вокруг вилл у меня всегда росли высокие фруктовые деревья, а в самом центре был маленький бассейн.
На переменах мы играли в прятки и рассказывали друг другу разные считалки. Я обожала школу. Она была настоящим укрытием от домашних бед, маленьким кусочком счастья.
* * *
Мне также пришлось забыть о походах к соседям, которые жили в нескольких метрах от нас. Они были счастливыми обладателями проигрывателя, и мы с Хайфой часто наведывались к ним, чтобы послушать записи Хайфы Вехбе и Нэнси Аджрам, ливанских певиц с роскошными длинными волосами и ярким макияжем. Огромные глаза, идеально прямой нос - настоящие красавицы! Мы часто развлекались, подражая им: кокетливо хлопали ресницами и трясли бедрами. Не уступала им в красоте и йеменская певица Джамиля Саад. "Ты так гордишься собой… Думаешь, что ты лучше всех…" - говорилось в одной из ее песен о любви.
Наших соседей в квартале считали редкими везунчиками - у них помимо проигрывателя был еще и телевизор. Благодаря ему я могла путешествовать. Можно было часами смотреть "Тома и Джерри" - это был мой любимый мультфильм - и "Путешествия Аднана и Лины", в которых рассказывалось о приключениях двух друзей в далекой азиатской стране. У них обоих были раскосые глаза, словно действие мультика происходит в Японии или Китае. Но больше всего удивляло то, что они говорят по-арабски так же хорошо, как я, совершенно без акцента! Аднан - смелый мальчик, который всегда готов прийти на помощь Лине. Он множество раз буквально вырывал героиню из лап злодеев, намеревавшихся ее похитить. Как же ей повезло! Временами мне очень хотелось оказаться на ее месте.
Когда я смотрела на Аднана, то всегда вспоминала Эймана, мальчика из квартала Аль-Ка, которого никогда не забуду. Однажды мы с друзьями шли по улице, и на углу нам преградил дорогу какой-то хулиган. Он кричал разные злые слова, очень похожие на оскорбления. Видимо, наши перепуганные мордашки его изрядно веселили, и мальчик время от времени заливался издевательским смехом. Тут, неожиданно для всех, Эйман вышел вперед и посмотрел хулигану прямо в глаза.
- Вали отсюда, а не то получишь камнем в лицо! - пригрозил он.
Перепуганный мальчишка побежал так, что пятки засверкали! Я вздохнула с облегчением. Это был первый и последний раз, когда кто-то встал на мою защиту. С тех пор Эйман стал моим воображаемым героем. Я часто мечтала о том, что, может быть, когда вырасту, мне посчастливится найти мужа, похожего на него.
* * *
- Ююююююююююю!!!
Едва завидев меня, родственницы принялись неистово хлопать в ладоши. А я почти не различала их лиц, потому что слезы заливали глаза. Я медленно шла вперед, изо всех сил стараясь не запутаться в платье, которое было слишком большим и волочилось по земле. Буквально несколько минут назад меня наскоро нарядили в полинявшую тунику шоколадного цвета, принадлежавшую жене будущего деверя. Волосы были убраны под платок, который теперь больно сдавливал голову. Меня лишили даже такой маленькой радости, как возможность накрасить глаза тушью. Встретившись взглядом со своим отражением в маленьком зеркале, я разглядела круглые щеки и темно-карие, чуть раскосые глаза миндалевидной формы. Гладкий лоб, розовые губы. Сколько ни вертись, сколько лицо ни щупай - не найдешь ни одной морщинки. Я слишком молода.
С того момента, как отец договорился о моем замужестве, едва ли прошло больше двух недель. По местному обычаю, женщины устроили свой собственный праздник в крохотном жилище моих родителей. В квартиру набилось человек сорок - не протолкнуться. Мужчины тем временем собрались у одного из моих дядь, чтобы в очередной раз пожевать кат. Позавчера - опять же между мужчинами и при закрытых дверях - был заключен брачный договор. Ни я, ни мама, ни сестры не имели права лезть в их дела. Только благодаря младшим братьям, которых во второй половине дня отправили на улицу попрошайничать, чтобы накормить Aba, его брата и моего мужа (он также прибыл со своим отцом и братом), мы узнали: что-то намечается. Собрание прошло по всем правилам племени. Будущий зять моего отца, единственный, кто умел читать и писать, исполнял обязанности нотариуса. Именно он занялся составлением договора. Было решено, что dot повысят до ста пятидесяти тысяч риалов.
- Не волнуйся…
Вечером отец шепотом успокаивал мать:
- Не волнуйся, мы заставили его пообещать, что он не прикоснется к Нуджуд, пока не пройдет год с прихода ее первых месячных.
Я внутренне содрогнулась.