Ося читает прозу Гейне и в восторге.
16.10.1930. Попыталась с Осиных слов записать что-нибудь о Володе, но ничего не вышло.
После долгого перерыва собрались молодые рефовцы.
В комнатах холодно. Нет ванны. Машина чинится. Денег нигде не платят. Булька пристает. Трудно без Володика.
17.10.1930. Читаю все газеты от и до. Безыменский написал в Комсомолке о Володе под Володю же - вполне морковный кофе. А Уткин срифмовал - "кремень" и "не было время" - на русский на язык прихрамывая. Арагон все удивляется какие у нас все моложавые - думаешь лет 20, а оказывается - 35.
19.10.1930. В Гизе канитель с договором - юрисконсульт всё переписал наново и требует нотариальной бумажки - не верит Совнаркому. Звонила редакторша насчет школьного Маяковского - наркомпрос требует многоточие вместо слова "блядь". Пришлось заменить "Во весь голос" другими стихами во избежание такого безобразия…
В Литературной - отрывок из пьесы Олеши - какой-то сгусток пошлости. Все-таки это уже чересчур.
Волосит, маленький мой, Щенит. Сегодня поплакала у тебя в комнате на Лубянке - представила себе как все это случилось. Ужасно маленькая комнатенка.
Комната Маяковского на Лубянке (музейный вид)
20.10.1930. Пошляков развелось несметное количество. Меня от них выворачивает наизнанку. Кассиль сказал мне об Олешевском отрывке: "пока ничего не могу сказать". Поголовная пошлятина - интонацийки, платьишко, литературишка, взаимоотношеньица. Все врут, все всего боятся.
Меня подташнивает, зубы ноют - от этого. Тут все Арагоновские ругательства были бы уместны.
21.10.1930. 1) Договор еще не подписан,
2) я не получила денег,
3) машина еще не вышла из ремонта,
4) дров еще нет.
Все это должно было быть через 2–3 дня.
Это невыносимо, что Володя застрелился!
22.10.1930. Был Реф - почти все кроме стариков по обыкновению. Ося сказал о роспуске Рефа…
Ося вспомнил, что когда Володя ходил насчет журнала. Кажется в ЦК, ему сказали, что Реф решено не закрывать, на что Володя ответил: Реф никто не открывал и закрыть его нельзя, оттого что это не организация, а взгляд на вещи.
На 28-ое назначено следующее сборище.
Не могу ощутить смысла моего существования. Ни на минуту не забываю о Володе.
23.10.1930. Ося дал Семе тему для новой поэмы - к 50-летию убийства Александра II.
Арагоны в волнении - их посылают делегатами в Харьков.
24.10.1930. Вчера, наконец, заключили договор с Гизом.
25.10.1930. Ругалась на складе Мол. Гвардии оттого, что не хотели дать мне один экз. "Марша комсомольца", мотивируя это тем, что у них нет всех 25-ти причитающихся мне экземпляров. Разговор был по типу: an Bier verdienen wir doch und am Wasser garnichts.
Петя собрал 9-й том.
27.10.1930. Не переставая, думаю о Володе. Хочется чего-нибудь самого лучшего - не сравнительно, а абсолютно.
Подписала в Гизе календарный план.
На ловца и зверь бежит - просматривала белогвардейский журнал и напоролась на хвалебную рецензию о Катаеве: о соц. заказе не может быть и речи, просто прекрасный русский писатель…
28.10.1930. Обсуждали ак. издание - Ося, Вася, Петя, Коля, Сема и я. Остальных не дозовешься - будем действовать самостоятельно и рассылать повестки.
30.10.1930. Сегодня по старому мой день рожденья - цветы, крендель, конфеты, Абрау - всё дареное - денег нет. Народу - человек сорок. Лучший подарок - К. сняли с Правды.
1.11.1930. Ося сегодня здорово объяснил: Литфронт и Реф - на полдороге на одном и том же полустанке, но паровозы у них повернуты в противоположные стороны - у Рефа от буржуазии к пролетариату, а у Литфронта - наоборот.
Когда представляю себе Володика по фотографиям получается крошечная модель Володи. Нужен гигантский портретище, чтобы была хоть тень иллюзии.
Ося пришел от Асеевых - там чехи и немцы приехавшие на съезд. Прочла статью Беспалова и Бескина о Володе - одна другой хуже, причем хуже - беспаловская: так цитирует стихи, что понять нельзя.
2.11.1930. Читала Эле кусок своих записок. Говорит, что "записки бесспорные", но при жизни издавать их не надо - не так поймут. А если издать, то разве только для того, чтобы получить право работать, чтобы "не сажали за обедом в конце стола".
Всем снится Володя: Эле - почти каждый день, а мне - нет.
Семиного отца спросили чем занимается его сын. Он ответил: А! Он пишет фантазии!
3.11.1930. Посидела у Володи, убрала комнату.
Эля и Арагон едут завтра в Харьков со всеми делегатами специальным поездом.
Когда осталась одна, думаю только о Володе. Сразу все мысли переключаются на него.
Очень хочется писать - боюсь только, что мало помню послереволюционного.
Ермиловская покаянная статья в Правде. Он порет себя по пунктам. Хорошо, конечно, такое отсутствие упрямства, но где гарантии на будущее?
Мои бесхитростные неприхотливые мечты: 1) Наладить в этом месяце издание 2) Похудеть 3) Сшить несколько новых тряпочек.
Придумывали с Осей заглавие моим запискам (дописанным!): Людье. Джунгли, Рассказ с пристрастием, Беспристрастный рассказ, Избранные рассказы Лили Брик…
4.11.1930. Арагоны отбыли в Харьков.
Про кого-то: он любит смотреть на голую женщину, но не любит, когда ему ее показывают…
Вчера опять звонили какие-то: можно Брик? Ха-ха-ха-ха… почему вы угробили Маяковского?.. и хлоп трубкой.
5.11.1930. В литгазете Сельвинский "Декларация прав поэта": обзывает Володю жандармом. Коля написал дышащее достоинством письмо.
Оля Маяковская принесла банку айвового варенья - каждый ломтик напоминает Володика.
Вася предлагает завести карточку на каждое Володино стихотворение.
6.11.1930. Вышел 7-ой том. Ездила в Гиз за Грозным смехом. Составляли с Васей формы соглашения с редакторами и комментаторами. Вася говорит, что Сема написал стихи в ответ на "декларацию" Сельвинского - ужасающе ругательные. Читал их в Комсомолке - аплодировали.
10.11.1930. Встретилась с Васей у Коли. Вася принес переписанное Колино письмо. Вместе пошли в Гиз, а там все выходные. Ни у меня, ни у Васи не нашлось пяти рублей заплатить за стопу бумаги. Встретили на лестнице Сему - бежал в Комсомолку обсуждать подборку в ответ на Сельвинского. Говорят, показывать "Барышню и хулигана" немыслимо.
11.11.1930. Вчера в Комсомолке Колино письмо.
Была в Гизе. Приходили рефовцы. Кассиль настрочил письмо: "На своем коне полководца?" Все подписались.
Звонили, что Олеша и Катаев хотят участвовать и что хорошо бы всем вместе. Я сказала, что пусть бы они - отдельно.
Писали с Васей договора с авторами статей и комментариев.
Завтра мой настоящий день рожденья - для Оси.
13.11.1930. Была в архиве Моссельпрома. Чудовищно видеть Володины счета, писанные его рукой. Может быть, по ним удастся разыскать в типографии стихи.
Смотрела "Учительницу рабочих".
Приснилось, что плывем - Ося, Володя, Булька и я. Надо переплыть на другой берег. А над землей вертятся и танцуют аэропланы и я боюсь, что они разобьются об землю.
На берегу раскрываем чемоданчик - надо что-то зашить Володе. Я ему говорю в шутку - ну что бы ты без меня делал? А Володя так пренебрежительно: просто пошел бы.
Арватов сказал мне вчера по телефону; что Володя с юности поставил себе жизненной целью самоубийство - и он этой цели достиг. Опять непрерывно думаю о Володе: не позволил мне отдать слоников, не дослушал о веронале. Весь последний год знал, что застрелится.
15.11.1930. Были с Васей в типографии - следов Володиного Моссельпрома пока не нашли.
Ося вспомнил, как одна баба написала в Чеку донос на мужа, что он "Приставал к ней под светлый праздник 1-го мая". Догадались, что в этот год 1-ое мая совпадало с первым днем пасхи!
Вчера обедал Коля. Ося и Коля читали Володины стихи.
16.11.1930. Прислали корректуру 8-го тома. Не могу спокойно читать.
Опять вместо денег дают чеки.
Ходили на Карменситу - машут веерами - кто куда. Не досидели.
18.11.1930. Искали с Васей Володину рекламу на фабрике "Большевик", а он там оказывается не работал! Поехали на "Красный Октябрь". Сговорились позвонить туда через несколько дней.
Заведующий отделом этикеток надоумил искать в Гублите.
Отнесли в Гиз договора с редакторами. Долго разбирали с Васей бумажки у Володи на Лубянке.
Никто кроме нас Володей не интересуется. Без нас всё было бы в печке. Асеев рвет и мечет из-за того, что мало кроют Сельвинского.
20.11.1930. Вчера приехала Эльза.
Ося с Женей смотрели Эсмеральду.
Сегодня ходили с Васей в Гублит. Клоака - грязь, окурки, мрачные коридоры. Архива нет. Каждый год сдают макулатуру. Показали нам угол, заваленный пьесами. Долго рылись - нашли одно стихотворение о Метрополитене.
Арагон читал поэму - поняла мало, верю в темную.
Семкам поставили телефон.
21.11.1930. В книжной палате всё в свернутом виде.
Заходили с Элей к Фадеевым (!) в дом Герцена и расстроились - гадость!
24.11.1930. Волкова-Ланнита вызвала ячейка Мол. Гвардии (верно, сам вызвался). Спрашивали о Литфронте. Он сказал, что не состоит в нем, а состоит в Рефе, который есть организация мелкобуржуазная, существующая без партруководства и т. п. Блядь!
Осик, родненький, как скучно, тоскливо и ни к чему жить.
Вчера вечером пришли всякие делегаты писательского съезда. Разговаривать с ними совсем не хотелось.
Володенька…
28.11.1930. У Арагонов слишком много самолюбия. Раздражаюсь, когда говорю с Эльзой - ходит около самих дверей, а попасть в двери не может. - Все кругом да около, совсем рядом. Может это пройдет. Ездили с Васей по Гизам, библиотекам, литографиям - везде всегда все выходные. Без машины на это ушли бы годы.
Сговаривались о дешевом "полном собрании".
30.11.1930. Договорились с Зифом о дешевом издании: 65 к. томик в переплете, 10 томов - 6р. 50 к. Ужасно рада.
Перерыли в литографии на Щипке все старые альбомы - нашли один лист с конфетными этикетками.
2.12.1930. Отвезла Эльзу к Фадееву.
Сегодня выяснилось, что нам все-таки дадут квартиру в Камергерском.
Видела во сне Володю - показывала ему каких-то собак.
5.12.1930. 3-го уехали Арагоны.
Потеряла ручку с буквой - Володин подарок.
В Огоньке хотят печатать маленькую книжечку и собр. сочинений, приложением к Литгазете. Боюсь Гиз не разрешит.
Вчера смотрели незаконченную Кулешовскую картину. Кулешов в грустях по Эльзе.
8.12.1930. Гиз не разрешил печатать Володю в Огоньке.
Осик страшно переутомлен. Передумался. А отдыхать не умеет - беллетристики не читает, поздно ложится. Не стала бы жить без него ни одного дня.
12.12.1930. У Асеевых был Арватов - говорил 5 часов подряд. Коля сказал очень похоже: "будто сквозь хаос прорывается прозрачный светлый ручеек". Взяла в Моссельпроме Володины счета - удивительно культурный архивариус.
Не найти собрания сочинений для работы.
Ося раскопал у себя массу Володиных рукописей.
14.12.1930. Один комплект Володиного собрания достали - хоть для дешевого издания, и то легче.
Всё время стараюсь представить себе Володю. На улице или как приходит домой со своим ключем, со стуком вешает палку на вешалку; немедленно снимает пиджак, ласкает Бульку, идет в ванную без полотенца и возвращается в свою комнату неся перед собой мокрые большие руки. По утрам вижу, как он пьет чай, мажет бутерброды, читает газеты. Пишу и плачу. Волосит, родной мой, маленький.
Чем дальше, тем все тяжелее. На кой черт я живу совершенно неизвестно. Нельзя Оську бросить. Думаю, только это меня удержало.
Г. Д. Катанян, В. А. Катаняну в Москву (Свердловск, 30 декабря 1930)
Милый Васенька, дневники пишутся, воспоминания тоже. Была здесь на Володиной выставке и огорчилась. Сама виновата - надо было следить.
Избранного Маяковского от Вас не получила - купила в магазине. Опечатки есть, но как будто не очень много, зато какой ужасный портрет!
Искали здесь собрание сочинений - нет ничего.
Через выставку думают пропустить 40 000 человек в одном Свердловске - тем более обидно, что она тикая убогая и непонятная. Заявки экскурсий принимаются за неделю! Впрочем, когда я была, на следующий день после открытия, - было совершенно пусто.
То, что Кушнер до сих пор не дал статью, настраивает меня на очень пессимистический лад. Некоторую долю жизнерадостности дают мне полученные деньги.
6-го выезжаю в Москву.
Здесь очереди в трамвай, в кино, в кооператив и на почте. Но я хожу пешком или сижу дома. Очень по Вас соскучилась. Вы непременно должны приехать к нам в гости. Целую Галю и Ваську маленького.
Лиля.
Виталий очень кланяется.
В. М. Примаков, 1927
30.12.1930. Купила Избранного Маяковского - какой ужасный портрет. Вместо одного месяца печатали восемь, а так торопились, что не успели дать мне корректуру и в результате такая гадость.
1.1.1931. Очень трудно писать. Пишу машинально, а мысли отползают в сторону и я их ежеминутно подтягиваю. Но писать все-таки буду. Это не хуже, чем вышивать крестиком, нельзя же сидеть сложа руки.
4.1.1931. Приснился Володя: он поселился вместе с Норой и стал говорить мне "Вы" оттого, что считает это более уместным. Потом где-то не то в фойе театра, не то за кулисами, рыдала Норина мать, что Нора покончила с собой и я страшно плакала, а Володя улыбаясь говорил мне, что ничего подобного, что Нора просто вырезала два кусочка зеленоватого шелка из рубашки и привязала веревочку к тлеющей головне, но сделать с собой ничего не успела. Я проснулась, опять заснула и сон этот продолжался до утра.
5.1.1931. Керженцева убрали из комакадемии. Опять не с кем разговаривать.
9.1.1931. У Осика ужасные нервы и лихорадка на губе.
Вечером Семка, Катаняны, Кулешов, Лева, Жемчужный. У всех усталые лица.
За этот месяц обязана сдать три тома академических и три дешевых.
Избранный Маяковский выпускают вторым изданием - опять 100 000.
10.1.1931. Встретилась с Васей в Зифе. Уткин предлагает растянуть ак. издание на 2 года вместо года три месяца. Это хорошо - оказалось труднее, чем мы думали.
Какая обида, что Володя не выправил стенограммы. Попросила Петю выписать все военные стихи - Зиф предлагает издать к годовщине Красной армии.
Осик корректирует Избранного для второго издания.
Володик выиграл 200 р. по 3-ему займу.
11.1 1931. Ходила с Осиком пешком в город. Отнесла в Зиф "Избранный", Уткину - обращик оформления акиздания.
Всё время работаем. Подготавливаем, корректируем - Ося, Вася, Петя и я. Клава очень больна.
Ося совсем развинтился - не спит.
14.1.1931. Утром были с Осей у Володи. Встретились там с Асеевым. Прочла Людино писание, интересно, конечно, но очень нудно написано. Опять понимаю, что Володик заболевал от их присутствия.
Случайно прочла книжку какой-то Веледницкой "Моя повесть", там рассказ о Володиной смерти. Чудно читать.
15.1.1931. Накупила сладостей. Пришли Петя, Шкловский, Ксана с Верой. Аннушка поехала за Арватовым. Вредная штука постоянный анализ: человек должен действовать машинально - есть, управлять автомобилем, а то обязательно подавится, разобьется насмерть. Я терпеть не могу повышенно оживленных людей - как будто на тройках ввалились с мороза.
17.1.1931. Очень вкусный семейный обед. Крендель в новорожденного. Хорошо, что Осик родился!!!!
20.1.1931. 5,5 часов сидела Людмила Влад. и под конец обиделась, что Ося сказал: "Ну мы гостей оставим, а сами поработаем" - ждали нас Вася и Петя. Пришлось объяснить ей, что Володины книги не семейное дело. После этого все-таки просидела еще битый час. У меня от раздражения и тоски начался озноб и разболелся живот. А я-то ругала Володика! Как я его теперь понимаю - с ним всегда творилось такое же, как со мной сегодня.
Написали письмо Сталину с просьбой написать о Володином выступлении в Больш. театре в прошлую годовщину смерти Ленина.
21.1.1931. Смотрели с Осей черновики "Про это", разбирали рукописи. Оторваться невозможно.
Ровно год тому назад Володик читал "Ленина" в Б. театре. Сегодня когда услышала в телефоне по радио аплодисменты и интернационал - сердце упало.
23.1.1931. Коля с Осей разбирали черновики "Про это".
24.1.1931. Осик говорит, что у меня характер совсем Володин. Я и сама это знаю.
Прочла "Про это", чтобы объяснить Асееву - мучительно читать.
Идиотская Литгазета.
28.1.1931. Ося видел пьяного Олешу, кот. сказал, когда Ося проходил мимо него: "Вот и Брик нас не любит". Ося: Кого вас? Обывателей? Олеша: Да. Ося: Это верно, что не люблю. Олеша опять повторил Зелинскому: Вот и Брик нас не любит. Ося: Да кто это - вы? Олеша: Мы, дерьмо. Ося: А! ну, тогда, конечно не люблю.
29.1.1931. Поругалась на выставке с Бромбергом. Болван с горящими глазами. Ему хочется сделать выставку Бромберга, а не Маяковского.
Ося обдумывает завтрашний доклад.
30.1.1931. Ося делал доклад, Говорил, что стихи надо делать умеючи. Интересно прочесть стенограмму.
12.2.1931. Читаю Ленина "Государство и революция". Систематизирует то, что случайно знаю. Ужасно интересно.