- Куда билет дали, - ответил ей за всех Июдин.
- А куда билет дали? - не унималась женщина.
- В карман! - нашёлся Июдин, гордый своей причастностью к тайне, и, обращаясь к Ковалёву, посоветовал: - Ты, Володя, садись в автобус последним, а на стоянке выйдешь первым и первым садись в самолет на лавку по правому борту, у самой пилотской кабины.
Автобус, покружив по летному полю, подъехал к стоянке авиаотряда, приписанного к "фирме" Сергея Павловича Королева. Самолеты отряда стояли компактной группой на площадке между взлетной полосой и рулежной дорожкой.
Как и советовал Анатолий Павлович, Ковалёв первым вышел из автобуса, первым забрался в самолет и занял место у самой пилотской кабины по правому борту. Это был транспортный Ли-2, поэтому пассажирам пришлось разместиться на алюминиевых сиденьях, откинутых с бортов.
Попутчиками оказались несколько офицеров в форме артиллеристов и одна женщина, по поведению которой было видно, что она летит к мужу.
Все успели крепко замерзнуть. В замкнутом пространстве фюзеляжа, казалось, было еще холодней, чем на улице, от которой пассажиров отделяла только обшивка из дюраля толщиной в доли миллиметра, приклепанная к открытым, безо всякой отделки, шпангоутам и стрингерам. Пока самолет выруливал на взлетную полосу, от дыхания людей обшивка покрылась коркой льда.
Как только самолет лег на курс и под черный силуэт правого крыла поплыли огни Москвы, командир, занятый до этого взлетом, видимо, поинтересовался у борттехника:
- А ты включил обогрев пассажирской кабины?
- А как же, - ответил тот, - давно, как только "движки" прогрелись.
И, привычно нащупав в темноте кабины нужный рычажок, передвинул его.
Тут же под сиденьем, на котором разместился Ковалёв, из трубы диаметром сантиметров тридцать, вмонтированной в стенку пилотской кабины, хлынул под приличным давлением раскаленный воздух, а еще через пару минут Ковалёв почувствовал, что сидит скорее на сковороде, чем на аскетичном сиденье самолёта, и принадлежащий ему Божий дар уверенно превращается в глазунью.
Для того чтобы не дать своему начальнику насладиться результатами розыгрыша, Ковалёв поднялся и под ехидными взглядами попутчиков перешел в хвост самолета, где лежали свернутые чехлы, и улегся на них.
Но для остальных праздник жизни продолжался.
Офицеры, возвращавшиеся из отпусков с чемоданами внушительных размеров, дружно поставили их "на попа", летевшие в командировку положили свои небольшие чемоданчики сверху, в результате чего в проходе образовалось подобие длинного стола, тут же уставленное бутылками с коньяком, бутербродами, французскими булочками, изобильно начиненными красной икрой.
Импровизированное застолье сближает людей, а тем более застолье, отрепетированное за несколько лет полетов на полигон. После того как "прошлись" по первой, из кабины пилотов появился командир экипажа, будто для того, чтобы проверить порядок в пассажирской кабине. Убедившись, что полет проходит нормально и в духе традиций, он без лишних церемоний выпил предложенный ему двухсотграммовый стакан коньяка и удалился только для того, чтобы ему на смену вышел второй пилот, или, проще говоря, "правак". Так называют вторых пилотов, потому что они сидят за штурвалом на правом кресле.
За "праваком" вышел третий член экипажа, совмещавший в одном лице обязанности борттехника, радиста и штурмана - так было недавно установлено приказом по Аэрофлоту для экипажей самолетов Ли-2 и Ил-14.
Ковалёв же, завернувшись в чехлы в хвосте летевшего сквозь ночь самолета, мод монотонный рокот его моторов думал о том, как прозаически протекает этот полет на Ли-2, на "Дугласе", а совсем недавно…
А совсем недавно, как только в небе появлялся самолет, он с мальчишками, бросал все дела и мчался на аэродром.
Городишко, в котором жил тогда Ковалёв, расположился на стыке рек Кубани и Теберды в каких-нибудь сорока километрах от Главного Кавказского хребта. Раньше он назывался Микоян-Шахаром, После того как в феврале 1944 года выселили местных жителей, карачаевцев, Сталин отдал эту территорию Грузии.
Городишко переименовали в Клухори, в школах ввели изучение грузинского языка и в Клухори стали прилетать самолеты из Сухуми и Тбилиси.
Небольшая площадка, самоуверенно именуемая аэродромом, ограничивалась с одной стороны высокой скалистой горой, с другой стороны - пропастью с бурлящей внизу Кубанью. Со стороны города, откуда чаще всего самолёты заходили на посадку, пилотов дисциплинировал крутой склон к Теберде, и, наконец, вдали, с аэродромом граничила деревня, населённая исключительно осетинами. Официально деревня носила имя осетинского поэта Коста Хетагурова. Народ же для простоты произношения называл её Осетиновкой.
Перелет "Дугласа" из Сухуми через Кавказские горы, если он протекал нормально, с затратой времени на взлет и посадку занимал каких-нибудь сорок минут. Как только старший авиационный начальник и, в том же лице, единственный сотрудник аэродрома Гогия, грузин неправдоподобно больших размеров, получал уведомление о вылете самолёта, он тут же принимался выстрелами из ракетницы разгонять с летного поля худосочных осетинских коров, черных, похожих на гончих собак, свиней и флегматичных ишаков.
Летчикам приходилось снижаться, маневрируя между двумя остроконечными пиками, нырять в ущелье Кубани выше по течению и рассчитывать посадку, снижаясь над рекой, тесно зажатой горами.
Но у пилотов был богатейший опыт, приобретённый на войне, закончившейся недавно, - посадку они выполняли с ювелирной точностью.
Мальчишки, сидя на травке неподалеку, с благоговением наблюдали, как пилоты, словно боги, выходят из "Дугласа", как звонко потрескивают остывающие цилиндры моторов, как непередаваемо красив абрис фюзеляжа и как изящно нависает над ними правое крыло со стреловидной передней кромкой.
Посадкой пассажиров всегда руководил Гогия. В этот раз к нему, подобно назойливой мухе, приставал с просьбой пропустить в самолет щупленький горбатый соплеменник.
- Если тебе так необходимо лететь, почему своевременно не купил билет? - спрашивал по-грузински Гогия.
- Пули ки ара! (Денег нет!) - отвечал жалобно горбун.
- Нельзя сажать в самолёт лишнего человека, - объяснял горбуну Гогия по-грузински. - Полет проходит на высоте четыре километра над Клухорским перевалом Главного Кавказского хребта, и малейшее превышение грузоподъёмности делает полёт опасным.
Летчики терпеливо дожидались конца перепалки. Какой может быть перегруз? Они вылетели из Сухуми с полной загрузкой самолёта и запасом горючего до Клухори и на обратный путь. И ничего. Преодолели перевал без вопросов. Половину горючего уже сожгли, что облегчило самолёт почти на тонну. А тут горбун. В самом деле, что весит тот горбун? Баран больше весит, чем горбун. Они сейчас на прогрев моторов сожгут больше бензина, чем весит весь горбун вместе с ботинками.
Но они не вмешивались, всё-таки Гогия - официальное лицо, пусть он и решает.
Гогия же стоял в самолете, полностью закрыв собой дверной проем, а горбун, глядя на него снизу вверх, на трапе. Оба они, подогреваемые южным темпераментом, отчаянно жестикулировали, громко, почти криком, доказывали на грузинском языке - один, что ему позарез необходимо лететь, а другой - что не имеет права пустить в загруженный самолет.
- Цади акед! (Иди отсюда!) Торе мовклав ахла! (А то убью!) - кричал доведенный до белого кипения Гогия.
- Шени чириме! (Дорогой!) - умолял горбун. - Мэ мин да аэропланши! (Я хочу в самолёт)!
Наконец, терпению начальника пришел конец. У Гогия от бессилия (в самом деле, не драться же с щуплым горбуном) непроизвольно появилась на лице гримаса отчаяния, похожая на ту, что появляется перед тем, как человек заплачет. И Гогия, объяснявшийся до сих пор с горбуном только по-грузински, вдруг вскинул вверх правую руку с поставленной на ребро ладонью и оттопыренным большим пальцем, и, будто взмолившись, как можно убедительнее привел последний аргумент:
- Ти щто, русский язик не понимаешь?
После этого горбун как-то сразу сник и под хохот любовавшихся самолётом мальчишек уселся рядом.
Лётчик, дождавшись, когда Гогия сойдёт на землю, втянул трап внутрь самолёта и закрыл дверь.
В наступившей тишине где-то в недрах самолета запел разгоняемый маховик стартера, из выхлопных патрубков вместе с языками пламени вылетели клубы голубого дыма, и тысячесильные моторы, заставляя петь наши души от восторга перед такой мощью, повлекли самолет на старт в самую крайнюю точку аэродрома.
Взлетать на город запрещалось, поэтому машина развернулась в сторону Осетиновки, и нетерпеливо дрожала, удерживаемая тормозами, пока летчики проверяли у моторов работу контуров зажигания.
Но вот тормоза отпущены и самолет, почти сразу же оторвав хвост от земли, набирая скорость, пошел на взлет и, как всегда, окончательно поднялся в воздух перед самой Осетиновкой.
Мальчишки, делясь впечатлениями, пошли было с аэродрома, но необычный звук натужно работающего мотора заставил их оглянуться - "Дуглас" возвращался на аэродром со стороны Осетиновки на одном правом моторе.
Ребята видели, будто в замедленном кино, как при соприкосновении с землей у самолета подломилась левая стойка шасси, самолёт лёг на законцовку левого крыла и, пока скорость большая, двигался почти по прямой. Но скорость с каждой секундой падала, и самолет начало закручивать по архимедовой спирали, разворачивая его в обратном направлении.
В этот момент центробежная сила перевесила все остальные силы, и самолет, ломая правую стойку шасси, визжа брюхом по камням, боком пополз к обрыву, под которым буйным нравом пенилась река Кубань. Мальчишки, думая, что самолёт, с таким трудом спасённый лётчиками на посадке, неминуемо свалится в пропасть, в страхе закрыли глаза. А когда в наступившей тишине открыли их, то увидели, что самолет на излете энергии падения, уперся гондолой правого мотора в куст барбариса и остановился так, что обвод правого борта фюзеляжа один в один повторил контур обрыва. Летчики уже успели сбросить левую грузовую дверь, перепуганные пассажиры, выпрыгнув из самолёта, бежали в сторону аэродромного домика.
А рядом с мальчишками, гортанно выкрикивая какие-то грузинские слова, в дикой пляске кружился горбун…
Захотелось пить.
- Открой дверь к пилотам, там есть бак с водой, - посоветовал Ковалёву Анатолий Павлович.
В кабине пилотов было темно. На приборной панели успокаивающе зеленели контрольные лампы. Командир спал в своем кресле, привалившись к борту левым боком, второй пилот дремал, привалившись к борту правым боком, туловище третьего летчика лежало на аппаратуре справа от прохода, его ноги - на аппаратуре слева от прохода, а то, что соединяет эти части тела, висело над проходом.
Самолет на автопилоте со скоростью триста километров в час поглощал пространство в направлении на Тюра-Там.
Впервые Сергей Павлович Королев появился в этом районе Казахской степи, когда в пятидесятом году двадцатого века началось строительство стартовой позиции для ракеты Р-7, а на кульманах конструкторов стала вырисовываться, принимая логичные очертания, сама ракета, "семерка". Машина, подобную которой Соединенные штаты Америки к тому времени даже не замышляли.
Полигон Капустин Яр, предназначенный для работы с одноступенчатыми ракетами, для запусков многоступенчатых ракет не годился, так как не обеспечивалась безопасность населенных пунктов под трассами полетов.
К тому же, чем ближе к земному экватору, тем выше линейная скорость вращения Земли с запада на восток, а это значит, что ракета может достигать требуемых скоростей с меньшими энергетическими затратами, или доставлять в космос более тяжелые грузы.
После тщательного изучения карт, возможных углов наклона орбит будущих спутников к экватору Земли, близости железной дороги, наличия или отсутствия незаселенных мест под траекториями полета и в районах падения отработавших ступеней ракет и было выбрано это место. Кроме этого, требовалось обеспечить возможность быстрого поиска обломков аварийных машин, что немаловажно для установления истинных причин отказов различных систем ракет.
Неподалеку от ничем не примечательного разъезда Тюра-Там, затерянного в песках пустыни на правом берегу реки Сыр-Дарьи, было начато строительство центральной площадки № 10.
А уже через пару лет пассажиры поездов, прильнув к окнам, с удивлением наблюдали, как с одной стороны возник, подобно сказочному миражу, белокаменный, весь в зелени, город, а с другой стороны - в пустыню, в неизвестном направлении, уходят заасфальтированное шоссе и ветка железной дороги.
Постепенно, то ли стараниями политуправления, то ли единодушием жителей, уставших к тому времени от переименований Сталинграда в Волгоград, Сталино в Донецк, Сталинабада в Душанбе, к городу прижилось название Ленинск. Имя Ленина казалось непогрешимым, все думали, что если назовут центральную площадку полигона этим именем, то уж точно навеки.
Но вскоре американцы заставили задуматься о переименовании. 1 мая 1960 года над полигоном со стороны Ирана пролетел американский самолет-разведчик U-2, пилотируемый Френсисом Гарри Пауэрсом.
Было объявлено, что в районе Свердловска (ныне Екатеринбург) зенитной ракетой "американец" сбит, а пилот погиб.
Американцы несколько дней уверяли весь мир, будто у них и в мыслях не было засылать в воздушное пространство Советского Союза самолет с разведывательными целями. Тем более, что наметилось потепление в отношениях между СССР и США. Недавно в Америке побывал с официальным визитом Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв. В Москве прошла с огромным успехом Американская выставка.
Москву с подготовкой визита Дуайта Эйзенхауэра посетил вице-президент США Ричард Никсон. Буквально со дня на день ожидался приезд президента Соединённых Штатов.
Разве могут такие славные ребята, как американцы, послать самолёт-разведчик, чтобы шпионить за друзьями? Это пилот, такой неопытный, что его стало жаль всему миру, потерял ориентировку в тренировочном полете, заблудился и залетел так далеко вглубь территории СССР.
Но как только они выговорились, через несколько дней Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев на очередном съезде с хитрой улыбкой простолюдина произнес примерно следующее:
- Несколько дней назад мы объявили, что сбили американский самолет и летчик погиб. Но н-е-т, товарищи! - протянул ядовито Хрущев. - Летчик жив и дает показания. Мы и пленки проявили, на которые он снимал.
В качестве вещественных доказательств, Хрущев показал делегатам ворох проявленных пленок и, к ужасу спецслужб, обеспечивающих секретность работ по ракетной тематике, произнёс:
- Вот тут сфотографированы наши аэродромы, самолеты, ракеты…
Как только была произнесена эта фраза, американцы тут же поняли, что маршрут разведывательному самолету они рассчитали и проложили правильно. И это подтверждено первым лицом государства - противника.
Вот и стали после этого все чаще называть "десятку" третьим именем - именем казахского поселка "Байконур", расположенного примерно в трехстах километрах северо-восточнее станции Тюра-Там, авось "бестолковые" американцы клюнут на приманку и введут в свои ракеты координаты этого Богом забытого стойбища.
Но американцы не клюнули, и на полигоне во время подготовки ракет к пускам все чаще раздавался сигнал "Скорпион", по которому замирала работа полигонных радиостанций и радиолокаторов. Это на территории Ирана включались в работу американские средства электронной разведки.
Двадцать первая "Волга" мчалась по прямой асфальтированной дороге, настолько прямой, каким может быть только кратчайшее расстояние между пунктами "А" и "Б" в школьном учебнике арифметики.
Неистовое среднеазиатское солнце, спалившее к этому дню в середине ноября всю живую растительность, превратило степь в остывающую пустыню. Дорога вдали, у горизонта, отражая голубое небо, казалась спокойной рекой, безмятежную гладь которой оживлял неотрегулированным дизельным мотором четырехосный тягач "ураган".
- Как тебе показался "Золотой клоп"? - спросил, полуобернувшись, Ковалёва Анатолий Павлович.
"Золотым клопом" у командированных называлась безымянная гостиница, расположенная в одноэтажном бараке на дальней окраине "десятки". Все, кто впервые приезжал на полигон, жили в ней по три-четыре дня, пока соответствующей службой проводилась непонятная дополнительная проверка.
- Конечно, не сравнить с гостиницей для космонавтов, - предположил Ковалёв.
Гостиница для космонавтов, главных конструкторов и генералов размещалась выше по течению Сыр-Дарьи в небольшом ухоженном парке, отгороженном от остальной площадки.
- Но жить можно, - Ковалёв добавил бодрости в голос, с тоской вспоминая прошедшие три ночи. - В номере человек десять, перед тем, как улечься спать, выключали свет. Те, чьи кровати стояли у стен, вооружались ботинками. Когда начинался шорох, по команде свет включался, и мы ботинками давили их прямо на стенах. И хотя стены покрашены масляной краской, мне вначале показалось, что на них наклеены обои из нежного розового ситца. Ну и запах соответствующий.
- А знаешь, чем отличается оптимист от пессимиста? - неожиданно спросил, загадочно улыбаясь, Анатолий Павлович и, поняв по выражению лица Ковалёва, что тот не знает, продолжил: - Пессимист считает, что коньяк пахнет клопами, а оптимист - что клопы пахнут коньяком. Надеюсь, ты устоял, чтоб не выпить то, что купил в Москве?
"Волга" пошла на обгон тягача. Четыре маховика колес, вращающихся справа от "Волги", ставшей вдруг такой маленькой рядом с тягачом, делали "ураган" похожим на паровоз, а устройства для автоматической подкачки колес еще больше усиливали это впечатление.
Неожиданно "ураган" стал принимать влево, спихивая "Волгу" с дороги. То ли водитель-солдат зазевался (известно, что водитель-солдат по созданию опасностей на дороге занимает первое место, на втором - велосипедисты), то ли ему померещилось какое-то препятствие.
Шофер "Волги", словно это было ему не впервой, не снижая скорости, съехал с дороги, перевалил через пологий кювет и, завершив обгон, вновь выехал на дорогу прямо перед контрольно-пропускным пунктом.
- Дорога прямо, - пояснял Анатолий Павлович, - ведет на Королевскую площадку № 2, оттуда стартовал Гагарин.
Вдали виднелись жилые домики, массивное серое здание МИКа (монтажно-испытательного корпуса), ажурные конструкции старта.
- За ней, дальше в степь, - продолжал Анатолий Павлович, - стартовые и жилые площадки Челомея. А нам направо. Коля, поворачивай направо, - обратился он к шоферу. - Довезем товарища на сорок третью площадку.
Теперь одноколейная железная дорога рассекала барханы справа от нас, а слева, на дальней возвышенности, просматривались очертания площадки № 32 - запасного старта для "семерок". И хотя от шоссе до старта несколько километров, его сооружения, отдельные детали которых уничтожались расстоянием, поражали своими размерами.
- Ты не читал последнюю "Правду"? - спросил Ковалёва Анатолий Павлович. - Там напечатаны координаты акватории Тихого океана, куда вы скоро будете пускать, до Нового года ожидается примерно десяток пусков.