* * *
В 1939 году Западная Белоруссия объединилась с Советской. Для Александра Азончика это был настоящий праздник. Ему шел тридцать второй год, но он считал себя уже пожилым. И к тому была причина. Родившись в семье безземельного крестьянина, он с малых лет начал батрачить у польского помещика. Подневольная, рабская жизнь рано заронила в душу его ненависть к богачам.
Естественно, приход новой власти разом освобождал Азончика от всех "прелестей" польской панщины. Наконец-то он и его односельчане смогут трудиться на себя, на благо простых людей.
Счастье пришло с востока. Счастье большое и окрыляющее.
Семья у Азончика была немалая, но нужды она ни в чем не испытывала. А если и возникали трудности, то Советская власть всегда приходила на помощь. О прошлом вспоминал с отвращением. Жалел прожитые годы.
Даром пролетела молодость. Пусть будет проклят мир помещиков и панов!
Но что прошло, того не вернешь. Однако есть еще силы, есть желание учиться, надо хоть немного наверстать потерянное.
И он по мере сил своих учился, работал. Односельчане уважали Азончика. Умел он расположить к себе человека, поднять его настроение, развеять грустные мысли… В нем жила добрая черта человечности.
Когда Азончик впервые услышал о войне, он не поверил этому. "Ложь, - негодовал Александр. - Кто посмеет прервать нашу мирную жизнь? Это немыслимо".
Сел на велосипед и покатил в город Вилейку.
Там убедился, что война действительно началась. Фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз.
Азончик был ошеломлен, подавлен. Вернулся домой под вечер разбитым.
Фронт быстро приближался. Представители местной власти ушли вместе с частями Красной Армии.
Не сразу гитлеровские захватчики появились в деревне. Образовалось временное безвластие. "Что делать? Как жить дальше? - спрашивал себя Александр. - Неужели снова придется идти на поклон к помещику?" От этой мысли холодело в груди. Время повернуло вспять.
Всю ночь Азончика не оставляли тяжелые думы. На второй день к нему в дом заглянул Лука Узгорок. Немного позже - Григорий Мельников, Яков Апоносович, Дмитрий Жук, Иван Узгорок, Петр Демешкевич. Надежные друзья-односельчане. Их давно знал Александр, работал с ними еще при польских панах. Одни мысли, одни сомнения терзали их всех.
Разговор шел начистоту. Надвигающаяся опасность требовала от людей полной откровенности.
Просидели всю ночь. Обсуждались три предложения. Первое - немедленно с семьями эвакуироваться в глубь страны, там их оставить, а самим влиться в ряды Красной Армии; второе - остаться в деревне и продолжать вести свое хозяйство, дескать, мы рядовые труженики, зачем немцам трогать нас; из центра поступит команда ударить по врагу - ударим; третье - завтра же включиться в борьбу и бить фашистов нещадно. Автором этого предложения был Александр Азончик. Он едко высмеял тех, кто решался притаиться и ждать, ждать… своей смерти. Уже теперь из соседних деревень ползли слухи один страшнее другого о фашистских зверствах.
- Нет, друзья, - говорил Азончик, - не гоже нам полагаться на доброту врага. Придут фашисты - и конец всему. Никуда мы не пойдем, но и ждать сложа руки не будем. Надо крошить непрошеных гостей, чтоб спасти жизнь.
- А где у нас патроны, снаряды, оружие? - горячился Григорий Мельников. - Где, я тебя спрашиваю?
- А что будем делать с ранеными? - разводил руками Иван Узгорок.
- А куда денем наши семьи? - ершился Дмитрий Жук.
На эти вопросы ответить было нелегко. Азончик пришел в замешательство. Он замолчал. Замолчали и остальные.
"Если бы я знал, как вести борьбу, - раздумывал Александр, - я бы ответил на все. Я бы сказал определенно. А сейчас…"
- Давайте подумаем, а через день снова соберемся у меня.
- Согласны! - ответили друзья.
* * *
Дом Азончика находился в стороне от большой дороги в глухом, заросшем кустарниками месте. В 150 метрах от дома стояла баня. Ее Азончик перестроил для жилья, здесь он в свободное время столярничал, портняжил. Это строение и стало постоянным местом сбора партизан.
Перед второй встречей с друзьями Александр почти не спал. Не зажигая лампы, он ходил по комнатке и думал о том, как лучше повести опасное дело.
Конечно, будут срывы, будут жертвы, но разве свободу можно отстоять без этого? Никаких половинчатых решений, только жестокая борьба. Но пойдут ли за ним люди, поверят ли они в неминуемую гибель врага, так щедро оснащенного боевой техникой? Азончик знал: поверят не все, в деревне есть неустойчивые люди. Это они распускают слухи, что фашисты продвигаются на восток беспрепятственно. Однако в деревне немало и настоящих патриотов.
…Со двора донеслись чьи‑то шаги. Кто бы это мог быть в такую рань?
В избушку вошел отец, а вслед за ним - старший брат Николай. В 1918 году за отказ выехать в Германию немцы чуть не расстреляли обоих. Спаслись чудом. Мужской семейный совет длился недолго.
- Мой сказ, сынок, - заключил Семен Кондратьевич, - непрошеных гостей надо бить, бить, не жалея сил. Хорошее дело ты задумал. Благословляю тебя. Я тоже буду с тобой.
* * *
Александру Азончику пришлось с первых дней решать сложные вопросы, связанные с организацией борьбы против врага. Уже утром 26 июня после памятной бессонной ночи он встретил группу советских бойцов из 16 человек. Только четыре из них имели винтовки. Что с ними делать? Вид у всех был невоинский - заросшие щетиной, оборванные, голодные. Ребята пробивались от самой границы, участвовали во многих боях с немцами. Азончик поговорил с ними, накормил, а потом отвел в густой лес за деревней и попросил подождать его до следующего дня.
27 июня ночью Азончик вместе с друзьями отправился в лес. Состоялось первое организационное собрание. Александр коротко изложил план действий будущего отряда. Всем его членам дал конспиративные имена. Себя назвал Лялиным, это имя он носил с декабря 1924 по сентябрь 1926 года в панской Польше, когда был подпольщиком и боролся против помещиков.
Несколько озадачило его поведение воинов. Они не проявили горячего интереса и доверия к плану Азончика. Может быть, смущало их то обстоятельство, что Азончик сугубо гражданский человек, действовал без всяких полномочий и указаний "свыше". Правда, они не сказали "нет", но и прямо не выразили своего желания влиться в только что родившийся отряд.
Александру не хотелось терять такую силу. И он пошел на хитрость. Он попросил ребят подождать еще день.
На второе совещание Азончик пришел в форме офицера внутренних войск. Теперь его слушали с гораздо большим вниманием. Он снова изложил свой план действий, а в конце выступления заявил:
- Сегодня скажу вам, что я оставлен здесь Вилейским управлением НКВД для организации партизанской борьбы против немецко–фашистских оккупантов. Думаю, что вы не потребуете от меня документов с печатями.
- Верим, - раздались голоса.
"Да простит мне Родина это самозванство, - думал Александр. - Для нее я пошел на этот обман. Иного выхода не вижу".
- Итак, повторяю: наш отряд будет защищать местных жителей от фашистов, пускать под откос эшелоны врага с боеприпасами, техникой и живой силой, взрывать дороги и мосты. Скоро установим связь с центром партизанской борьбы в Белоруссии.
…Лялин - Азончик и сам не мог предположить, что отряд его так быстро разрастется. Через несколько дней он насчитывал в своих рядах уже 50 человек. Затем подошло еще несколько красноармейцев и младших командиров. Из оружия имелось 25 винтовок и десятка три разных гранат. На первый случай неплохо. Прекрасно зная окрестные места, Александр через своих разведчиков следил за приближением вражеских частей. С волнением ждал момента, когда придется начать боевые действия.
И вот - 1 июля.
Разведчики донесли, что ночью по шоссе Вилейки - Долгинов пройдут вражеские колонны машин, груженные оружием и боеприпасами.
На выполнение первого боевого задания Азончик взял 24 человека. Он понимал - осечки не должно быть.
С наступлением темноты покинули лагерь. Шли ходко. Дорога была хорошо знакома. У села Гурки партизан ждали лодки. Ранним утром первая группа людей отчалила от берега. Переправа через речку Сервеч заняла не более получаса.
До шоссе добрались благополучно. Настроение у всех было приподнятое. Это радовало Азончика.
Место для засады выбрали скрытное, лесистое. День переждали, внимательно наблюдая за передвижением вражеских колонн. Машин проходило много, двигались они и малыми и большими группами. Александр лежал к шоссе ближе всех. Колонны мчались на высокой скорости. Почти на каждом грузовике сидела охрана, вооруженная автоматами. Изредка, окутанные пылью, с грохотом проносились мотоциклисты.
К полудню колонны стали появляться реже.
"Скорей бы день кончался, - думал Азончик. - Ребята утомились лежать, по себе чувствую".
А день как нарочно тянулся с расхолаживающей медлительностью. Наконец солнце опустилось за лес. Сумеречной шалью покрылась земля.
Пришла пора действовать. Внезапно Азончиком овладело волнение, но он сумел скрыть его от ребят. Еще днем Александр заметил военный провод, протянутый по деревьям вдоль шоссе. "Нельзя его оставлять нетронутым, - решил Азончик. - В случае заварухи немцы быстро могут вызвать подкрепление". Не теряя времени, снял ботинки, полез на дерево. Вся группа подтянулась к шоссе. Кто приготовил гранаты, кто приник к винтовке. Удар должен быть стремительным.
Телефонный провод оказался не "по зубам" перочинному ножу. Пришлось слезть с дерева, взять два камня и снова забраться наверх. Только Азончик приступил к делу, как из‑за поворота выкатились немецкие грузовики с прицепами.
Сильными ударами камнем о камень Александр перебил провод и буквально скатился с дерева.
Машины уже были недалеко.
- Стрелять по условленному сигналу, - бросил на ходу командир, ныряя под куст.
Но стрельба началась раньше, чем прозвучал сигнал. Слишком велико было желание расправиться с врагом.
Два грузовика, потеряв управление, сползли в кювет. Остальные на высокой скорости рванулись вперед. Охранники открыли беспорядочный автоматный огонь. Партизаны подбежали к машинам, подобрали оружие, затем подожгли грузовики и скрылись в лесу.
Так начались боевые действия отряда "Патриот". И хотя это начало было скромным, но оно сыграло свою положительную роль. Значит, и здесь можно громить врага, и здесь можно помогать нашей армии.
Боевые операции стали проводиться довольно часто. Отряд совершал налеты на немецкие колонны, уничтожал мотоциклистов. Все шло, как и предполагал Азончик.
Но вот в июле прошел слух, что фашисты захватили Смоленск и устремились к Москве. Скоро этот слух подтвердился. Среди партизан нашлись люди, которые прямо заявили командиру, что они дальше в отряде оставаться не хотят.
- Почему? Вы считаете, что теперь сопротивляться бесполезно? - спросил их Азончик.
- Нет, - ответили они, - воевать надо, только не так, как воюем мы.
- Не понимаю…
- Чего тут непонятного: мелкие укусы фашистов не испугают. Надо пробираться к своим.
- Ошибаетесь, дорогие товарищи, - сохраняя спокойствие, возражал Азончик. - Фашистов надо бить всюду - на передовой и в тылу. Если каждый из партизан уничтожит хотя бы одного вражеского солдата, это будет огромной помощью для Красной Армии…
И все же с Азончиком многие солдаты не согласились. С болью в сердце он решил отпустить их, назначил старшего, снабдил продовольствием и указал надежную дорогу на восток.
Отряд поредел, но не распался.
Азончик и его друзья действовали очень осторожно. Даже в своей деревне жители, за исключением, конечно, ближайших сподвижников Александра, не знали, кто стоит во главе партизанского отряда, о дерзких налетах которого уже говорили во всем районе.
Когда свои люди сообщили Азончику, что за партизанами фашистские ищейки установили слежку, он утроил осторожность. Теперь новичков принимали в отряд после строгой и тщательной проверки. Опыт показал: лучше иметь маленький отряд, но спаянный нерушимой дружбой и всегда готовый к любым испытаниям, чем большой, но лишенный и дружбы, и дисциплины, т. е. тех качеств, без которых нет и не может быть боевой единицы.
…Недолго горевал Азончик по ушедшим людям. За короткий отрезок времени к нему пришли 24 человека из жителей окрестных деревень и несколько бывших красноармейцев. Для диверсионных операций этого было вполне достаточно.
Во многих селениях Азончик имел верных людей. Через них он своевременно узнавал: какие вражеские части появлялись в районе, кто из полицаев выслуживался перед гитлеровцами, кого из местных крестьян надо освободить из‑под ареста или избавить от фашистской каторги.
С каждым днем расширялся радиус действия отряда. Жизнь ставила перед ним самые разнохарактерные задачи.
…Оккупанты собрали по району 80 коров и намеревались их отправить в Германию. Азончик поручил своему товарищу Якову Апоносовичу сорвать угон скота. И партизан блестяще справился с этим делом. Из‑под носа врагов темной ночью он угнал коров.
Гитлеровцы поставили на ноги всех своих прислужников и приказали им найти похитителей скота. Какой‑то предатель назвал фамилию Апоносовича.
Партизана бросили в гестаповскую тюрьму. Ему грозила смерть. На допросах от Якова требовали назвать имена сподвижников и командира отряда. Враги использовали все: пытки, шантаж, подкуп.
- Что тебя связывает с Советской властью? - спрашивали его палачи. - Ты жил с ней считанные годы.
- Вам этого не понять, - отвечал Яков.
Азончик был уверен в несокрушимой твердости своего друга и во что бы то ни стало решил вызволить его из тюрьмы.
Александр посоветовался с товарищами, разработал план спасения. Ему удалось передать Якову записку, в которой пояснил, когда и как он может обмануть стражников, где найдет товарищей.
Побег удался. Партизаны с радостью встретили Якова. Азончик назначил его комиссаром отряда. И не ошибся. Дядя Яша, как стали называть ребята Апоносовича, был человеком душевным, смелым и справедливым в оценке поступков людей.
Народная молва о партизанских налетах перелетела границы района. Имя командира Лялина уже хорошо знали в деревнях. Но кто он, откуда прибыл, об этом ведали только сподвижники Александра. А настоящая фамилия его была известна лишь очень немногим партизанам.
Отряд из месяца в месяц наращивал удары. Действовали малыми группами. Сам Александр брал на себя наиболее опасные задания.
В начале августа он вместе со своим братом Николаем и односельчанином Лукой Узгорком разрубили топором в пяти местах телефонный кабель, соединявший передовые немецкие части с верховным гитлеровским командованием. Спустя неделю в том же составе и тем же способом они вывели из строя шоссейную двухлинейную гражданскую связь на тракте Долгиново - Вилейка. Через некоторое время Азончик с другой группой подстерегает колонну автомашин…
Активность партизан каждый раз приводила фашистов в бешенство. Свою злость они, как правило, срывали на мирном населении.
- Кто этот Лялин? - спрашивали гитлеровцы у арестованных. - Где он скрывается?
Но Лялин со своими помощниками был неуловим. После целого ряда диверсий партизаны расходились по домам и продолжали заниматься хозяйственными делами. Поди тут угадай, кто из них вчера разрубил провод, "обезвредил" фашистского прихвостня, или вырыл на шоссе "волчьи" ямы, ставшие могилой для нескольких грузовиков с боеприпасами и охраной.
* * *
Александру Семеновичу Азончику приходится выступать перед Молодежью.
- Когда я рассказываю, как мы резали провода, охотились за фашистами, подкарауливали вражеские автомашины, - вспоминает он, - то в глазах отдельных слушателей появляется веселый огонек. Да, да, именно веселый. Им кажется, что вывести из строя телефонный кабель, подложить под рельсы мину не такое уж рисковое дело.
…Вывести из строя телефонный кабель - простая операция? Нет, это не так. Военный телефонный кабель всегда тщательно маскируется. За ним ведется непрерывное, а главное, скрытное наблюдение. Кроме специальных людей - линейных надсмотрщиков фашисты расставляли автоматчиков, снабженных мотоциклами. Вот теперь не трудно представить себе, легко ли было партизанам вывести из строя кабель.
А если к этому прибавить, что подобные операции проводились довольно часто, то смелости и находчивости наших партизан можно только позавидовать.
В конце 1941 года Азончик нацелил свой отряд на диверсии по уничтожению вражеских железнодорожных эшелонов. Впрочем, не были исключены из "программы" действий и налеты на автоколонны.
В беседе с ближайшими товарищами Азончик предложил первые операции провести на участке железной дороги между станциями Поставы - Крулевщизна. Выбор этот был не случаен. Дело в том, что через Поставы часто следовали эшелоны врага с боеприпасами и живой силой.
Надо было нарушить это движение. Но как это сделать? Партизаны не имели ни взрывчатки, ни гранат. Азончик нашел простой выход. Он разыскал разводной ключ, случайно сохранившийся еще с первой мировой войны, и сделал лапу для вытаскивания костылей.
На исходе хмурого осеннего дня Александр в сопровождении Апоносовича, Каптюга и Жука вышли на железнодорожное полотно. Никем не замеченные, они сразу же направились вдоль путей. Примерно в километре от станции Поставы партизаны нагнали путевых обходчиков, которые проверяли исправность дороги.
- Их надо задержать, - сказал Азончик. - И подольше. Мы с комиссаром займемся рельсами, а вы - обходчиками. Разговор ведите мирный, ну, а в случае чего… Словом, понятно. Каптюг и Жук остановили железнодорожников и попросили у них закурить.
- Далеко следуете? - поинтересовался один из обходчиков.
- Да нет, вот в эту деревню. Телку там присмотрели, - нашелся Жук. - А что, ребята, достается вам? Новое начальство небось строгое?
- Всяко бывает, - махнул рукой второй обходчик, зажигая спичку. - Так ведь мы маленькие люди.
- У нас тут более или менее спокойно, - включился в беседу Каптюг, выдыхая облачко дыма…
Пока шел этот ни к чему не обязывающий разговор, Азончик и Апоносович достигли середины поворота, принялись за работу. Мокрые и заржавевшие гайки сначала плохо поддавались Александру. Комиссар вытаскивал лапой костыли. У него дело спорилось. Однако скоро и Азончик приноровился. Отвинченные гайки он бросал далеко в сторону.
Издали послышался нарастающий гул. Поднявшийся ветер мешал точно определить: поезд идет или летит самолет.
Азончик и Апоносович заторопились. Хотелось освободить рельсы от крепления на более длинном расстоянии. Покрасневшие лица партизан заливал пот. Взмокли рубашки.
- Поезд! - крикнул Александр.
- Сам слышу, - буркнул Яков и, выдернув еще один костыль, прыгнул под откос.
За ним последовал командир.
Эшелон точно змея выползал из‑за желто–зеленой стены леса. Здесь, на крутом изгибе опытные машинисты всегда чуть притормаживали. Но немец–машинист, видимо, плохо знал профиль пути.
Выгнувшись дугой и не сбавляя скорости, эшелон приближался к партизанской "отметке".
Азончик и Апоносович успели отбежать от дороги на порядочное расстояние и залечь в канаве. А Жук и Каптюг в это время все еще беседовали с обходчиками.