Как раз на следующий день, 7 марта, американским танкам удалось прорваться через наш фронт в Ремагене, где в их руки попал неповрежденным железнодорожный мост через Рейн. И сразу же враг подтянул подкрепления и построил плацдарм на восточном берегу, который с каждым часом увеличивался. Как же это произошло? Объяснение простое. Как эластичная лента под избыточным напряжением больше не растягивается, а рвется, так же и тонкая линия, которой был сейчас подобен германский фронт, была разорвана на части. И поскольку в тылу не было резервов, враг сумел беспрепятственно прорваться к мосту. Это правда, что он был подготовлен к уничтожению, но по той или иной причине саперы-резервисты, люди старше сорока лет, не смогли взорвать его. Противотанковые орудия, которые могли бы остановить технику врага на мосту, либо оказались не под рукой, либо не сумели вовремя открыть стрельбу, а войска были недостаточно сильны, чтобы отбросить врага на восточный берег. Естественно, Модель сделал все, что было в его силах, чтобы стиснуть плацдарм концентрированными контратаками, однако он был в невыгодном положении, потому что враг мог подтянуть войска быстрее. Поэтому с самого начала германская сторона имела мало шансов на победу в забеге на Ремаген. Все попытки уничтожить мост позднее, посредством атак бомбардировщиков или "людей-лягушек" из флота, которые применяли мины, не увенчались успехом.
И вновь ставка Гитлера начала искать виноватых. Кто не выполнил свой долг, высшее командование или люди, ответственные за это на месте? Командующие Западным фронтом сомневались, что помимо череды случайностей мост был потерян из-за бессмысленного растяжения фронта. Однако это перекладывало вину на ОКВ, а Гитлер никогда не признавал собственные ошибки. Кейтель уже сказал мне, когда мы встретились на конференции 6 марта, что Гитлер давно уже недоволен "вялой" дисциплиной на Западе. Теперь Гитлер решил выяснить, кто виноват, и наказать виновных его же собственными средствами. Не дожидаясь результатов расследования, проведенных Кессельрингом и Моделем, он назначил специальный подвижный трибунал Западного фронта под командованием одного из немногих фанатичных национал-социалистов, которые нашлись среди офицерского корпуса. Это был генерал-лейтенант Хюбнер, который в глазах Гитлера обладал надежностью, недостающей у командующих. Хюбнер подчинялся непосредственно Гитлеру и был наделен широкой властью, большей, чем когда-либо имели судебные органы в германской армии. Он мог не только подвергнуть солдата любого ранга военному трибуналу, но и подтвердить собственное суждение и казнить виновного без промедления. Его позиция была чудовищной с точки зрения правосудия.
Специальный трибунал на Западе не разочаровал Гитлера. Он приговорил нескольких офицеров к смерти за "трусость" или "нарушение долга", и затем их быстро расстреляли. В первый раз командование на Западе услышало о таких приговорах и их исполнении из ежедневного рапорта вермахта. Эти несчастные, которым, может, на самом деле не хватало инициативы, были жертвами требований Гитлера, чтобы таким примером в войсках поднять мужество через страх. Даже несмотря на то, что Хюбнер, возможно, действовал по убеждению, это остается позором для того, кто носил униформу армии и был при этом готов таким образом исполнить волю диктатора.
После того как враг пересек широким фронтом Рейн, из-за нехватки людей и снаряжения сопротивление немцев становилось все слабее и слабее. Последние несколько недель прошли в отчаянии и в летаргическом ожидании конца.
Группа армий "Б", отрезанная Монтгомери на Нижнем Рейне и американцами на Среднем Рейне, 25 марта была окружена в так называемом Рурском котле. Ее сопротивление прекратилось 10 апреля. Фельдмаршал Модель застрелился. Северная группа армий "X" была передана под заново созданное командование на северо-западе, но канадцы вытеснили ее из Голландии, и части отошли в Северо-Западную Германию. У командования на Западе, таким образом, осталось всего три из семи армий, которые еще оставались в его распоряжении; они более или менее соответствовали южной группе армий "Г". С этими слабыми силами она отступала через Гарц и Тюрингенский лес в Баварию и в Тироль. Между тем ОКВ настолько неадекватно оценивало ситуацию, что в середине апреля отказалось подчинить войска резервной армии к югу от Дуная командованию на Западе, "потому что эти соединения были необходимы как ядро новых формирований". Примерно в это время Гитлер вознамерился окончательно закрепиться в Альпийском редуте. До сих пор мы об этом слышали только по союзническому радио. Никто всерьез не воспринял этот план. В сотрудничестве со Шпеером Кессельринг сумел предотвратить выполнение гитлеровского приказа "о выжженной земле" от 19 марта, потому что "выжженная земля" по советскому образцу могла лишь привести к многолетнему ущербу, особенно в Руре. Кессельринг также отменил приказ, изданный совместно Кейтелем и Борманом о том, чтобы защищать каждый город и деревню, и при этом распорядился, чтобы позиционные сражения велись за пределами их границ. 5 мая войска, оставшиеся у командования на Западе, сложили оружие. Они последовали примеру группы армий в Италии и прекратили сопротивление, которое было лишено всяческого смысла с падением Восточного фронта и для продолжения которого не было ни места, ни оружия, ни снаряжения. Оставалось поразительно мало военного снаряжения, которое следовало передать американцам. Насколько я помню, группа армий "Г" имела в своем распоряжении только сорок танков и сто или двести орудий, которые пришлось сдать. Кессельринг тут же был взят в плен. Его войска, вместе с некоторыми подразделениями, которым удалось избежать пленения русскими или югославами, собрались в Верхней Баварии и Вюртемберге и были затем распущены. К началу июля 1945 года около 6000 человек были освобождены. Генералы, офицеры Генерального штаба и все члены ваффен СС попали в плен, который длился для них более двух с половиной лет.
Глава 8
ВЗГЛЯД С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
При недостатке информации о том, что происходило "там, наверху", за сценой, я могу рассуждать о разных условиях, при которых велась война со стороны союзников и немцев лишь в общих чертах. Я не стану впадать в ошибку и предполагать, что "с другой стороны холма" все было совершенно.
Способы ведения войны конечно же отличались на противоположных сторонах и уже были рассмотрены в главе шестой, где мы обсуждали Итальянский театр военных действий. Фундаментальное отличие заключалось в численном преимуществе и снаряжении, которым располагал наш противник. После вступления в войну Соединенных Штатов баланс сил резко склонился в сторону врага. Военного потенциала США было достаточно не только для того, чтобы увеличить дефицит сил немецкой армии на Африканском, Итальянском и Западном театрах военных действий, но и укреплять материальную часть русской армии. Значение этой помощи невозможно переоценить, и кажется вполне допустимым, что Россия вряд ли могла бы перейти к наступлению без нее.
Дальнейшее решающее отличие лежало в превосходстве британцев и американцев на суше и на море, которое стало практически полным после 1943 года. Из-за этого мы не могли найти способ существенно задерживать продвижение врага, не говоря уж о том, чтобы помешать ему перевозить на судах людей и снаряжение из Америки в Европу или предотвращать операции по высадке союзников. В целом превосходство врага в воздухе было более решающим, чем общее численное превосходство его сражающихся солдат. Воздушные флоты западных союзников более существенно нарушили равновесие сил, чем неисчерпаемые массы русских солдат.
Из-за этого преимущества союзников была резко сокращена возможность Германии использовать свои линии коммуникаций для перемещения больших групп войск с Востока на Запад и обратно, по мере их потребностей. Какой смысл в хорошо развитой железнодорожной сети, если метко нацеленные бомбы на какой-нибудь виадук могли на несколько дней, а то и недель вывести его из строя? Инциденты, подобные этому, опрокидывали все расчеты, в том числе расписания движения. В 1914–1918 годах можно было рассчитать в пределах часа, сколько времени потребуется, чтобы совершить железнодорожные переброски, даже на весьма отдаленные расстояния. Теперь это исключалось. Каждое предсказание продолжительности движения войск теперь заканчивалось следующей оговоркой: "Если не будет разрыва линии, вызванной воздушной атакой противника". С 1943 года и далее время, которое требовалось на перемещение войск, больше не зависело только от нашей организованности, но также, и чаще всего, от действий вражеских воздушных сил. Бомбовые атаки и в некоторых местах деятельность партизан срывали графики движения, иногда во много раз увеличивая время, необходимое для передвижения. Например, еще в 1943 году перевозка пехотной дивизии с Восточного фронта в Италию заняла по крайней мере четыре недели в среднем, вместо обычных десяти дней.
После потери Северной Африки и еще больше после капитуляции Италии война для немцев утратила характер сражения на внешних линиях. Вместо этого мы оказались в громадной осажденной крепости, границы которой стали неудобно маленькими после поражений на Востоке осенью 1944 года и после успешного вторжения в Нормандию. Это сужение позволило союзникам усилить интенсивность своей воздушной войны, и, по мере того как атаки становились все чаще, обучение и снаряжение люфтваффе неизбежно ухудшались.
Кроме того, союзники располагали дополнительным очень важным преимуществом: скоординированным руководством. Вряд ли можно сказать, что таковое существовало у Германии и ее сателлитов даже перед изменой Италии в 1943 году. Европейские сателлиты мало что могли внести в такое равновесие. Дискуссии между германским Верховным командованием и их союзниками почти полностью ограничивались тем, до какой степени оказывать помощь союзникам, которую могли бы обеспечить немцы, и оказывать ли помощь вообще. Не было продолжительных контактов с Японией, и не было никаких соглашений о продолжительных совместных предприятиях. Старый закон конфедеративного ведения войны состоит в долгосрочной перспективе, в том, что слабые союзники становятся в большей степени препятствием, нежели подмогой. Помощь, которая требуется для того, чтобы поддержать их марку, иногда требует мер, которые разрушают широкую стратегию войны и приводят к распылению сил. Слабость союзника оказывает сильное влияние, но только, разумеется, негативное. У Германии сильных союзников не было.
Совсем иными были условия союзников, насколько об этом можно судить со стороны. Для начала три могущественные нации, полностью поддерживаемые своим народом, стояли на одной стороне и опровергли успокоительную ложь Геббельса, что сильный сильнее всех в одиночку. Союзники могли поддерживать слабые государства без особых для себя трудностей. Постоянные конференции между британскими и американскими офицерами и различные встречи "Большой тройки" свидетельствуют о том, что были сделаны большие усилия для подобного сотрудничества. Так, в Средиземном море американские войска подчинялись британскому командованию, в то время как отношения в Западной Европе были обратными.
Впрочем, полного единства оказалось достичь невозможно ни с русскими, ни между британцами и американцами. План Черчилля состоял в том, чтобы открыть второй фронт в Юго-Восточной Европе, вместо того чтобы сделать это на Западе. Сегодня вполне можно понять, почему Сталин сопротивлялся этому предложению, даже несмотря на то что это был самый быстрый способ принести ему облегчение, о чем он часто просил. Но еще труднее понять, почему против этого также возражали США. Германия не могла ни серьезно помешать, ни предотвратить приготовление и исполнение этого вторжения в Греции или на территории Истрии, то есть в Адриатике. И можно принять на веру, что план Черчилля положил бы конец войне гораздо раньше.
Я уже показывал в главах пятой, шестой и седьмой, что шансы более ранней победы союзников были упущены их методичными процедурами, медлительностью и неумением воспользоваться стратегическими возможностями в Африке, Италии и на Западе. С другой стороны, мы теперь знаем, что это были политические решения на Ялтинской конференции, которые заставили их упустить возможность захвата Берлина раньше, чем туда добрались русские.
Единая система командования союзников – предмет особой зависти германских генералов. Под управлением их главнокомандующего театром военных действий были все три рода войск. Фельдмаршал Александер и генерал Эйзенхауэр не соглашались и именоваться главнокомандующими, но, в сущности, они таковыми являлись. Насколько же трудна была участь большинства главнокомандующих германскими группами армий или театром военных действий. Им разрешалось давать прямые указания флоту, люфтваффе, полиции и военной администрации только в случае "опасного промедления", то есть в исключительных обстоятельствах. Такая ситуация отражала хаотичную систему правления в национал-социалистическом унитарном государстве, которое было построено так, чтобы была лишь одна партия и власть диктатора не имела соперников. Западные демократии по контрасту с этим находили возможность устанавливать четкие границы власти там, где это было необходимо. В германском "Государстве вождя" каждому приходилось работать в путах, которыми сковывал их человек, прислушивавшийся только к собственному голосу и который привел свой народ – посредством многих случайных побед – к окончательному разгрому.
Глава 9
МИР ИЛИ ВОЙНА?
Эта книга конечно же не является попыткой доказать, что при лучшем руководстве Германия могла бы выиграть Вторую мировую войну. Нет ничего более далекого от моих намерений. Никто не может сознательно выдвигать такой тезис. Поражение Германии в 1945 году было полным. Эта война была проиграна на всех фронтах еще до того, как она началась, и политически и из-за ненависти, которую вызывал Гитлер у наших соседей. Она не могла быть выиграна и с военной точки зрения из-за сокрушительного преимущества общей силы противника, которое стало еще более существенным из-за слабости Германии в воздухе и на море. Следовательно, это было не просто собранием ошибок, совершенных дилетантом-лидером, которое привело к поражению, и не "предательством" генералов. Причины поражения лежат глубже.
Я просто пытался прояснить психологическую и военную ситуацию в германской армии Третьего рейха и также хотел пролить свет на ход боев на Западном, Африканском и Итальянском театрах военных действий.
Совершенно бесполезно спекулировать на тему, как и до какой степени поражение германцев можно было бы смягчить более умеренным руководством страной и наличием адекватного влияния экспертов. Такие соображения можно легко опровергнуть. Единственно верно то, что страшные потери, которые мы пережили, были ненужными и напрасными.
Около ста двадцати лет назад Карл фон Клаузевиц изложил свои прославленные законы, касающиеся отношений между политическими властями и военным руководством. Несмотря на то что их многие неправильно поняли и они часто применялись неправильно, эти законы справедливы и сегодня. По-прежнему политические намерения часто в конечном итоге выливаются в войну. Война была и остается "инструментом политики", и это определяет роль солдата как второстепенную. Вооруженные силы являются "исполнительным органом" политики, и не они ее определяют. Именно политические власти решают, быть войне или миру. Вооруженные силы остаются "служанкой политики", ответственной за подготовку и обеспечение обороны страны. Государственный деятель говорит солдату, какие меры предосторожности следует принять в случае, если применение военной силы становится неизбежным из-за направления развития политических событий. Именно государственный деятель решает, нужно ли использовать вооруженные силы для защиты родины, для выполнения обязательств по договору или по какой-либо иной причине.
Страдания и жертвы Второй мировой войны породили сильное стремление к миру среди всех народов. Ни один ответственный человек не может желать войны, которая при быстром развитии технических средств станет еще более страшной, более разрушительной, чем недавние воздушные налеты на Германию. Война распространится по всему миру, превратится в битву двух полушарий. И даже океаны не смогут защитить людей от ужасов войны. При новом большом конфликте "тотальная война" станет реальностью, и никто не сможет избежать ее жестокой хватки. Мысль об атомной бомбе и еще более страшном оружии угнетает умы людей, как кошмар. В каждом сердце растет стремление к долговечному миру. Среди молодых людей нет больше веры в националистический ход мыслей, который правил до сих пор. Его место занял космополитизм, идеал для мирового гражданства. Все признают, как желанно учреждение Соединенных Штатов Европы или даже мирового правительства, чтобы в будущем стали невозможны разногласия, могущие привести к войне. Пацифизм все больше овладевает общественным настроением, особенно в Германии. Право сознательного возражения против военной службы нарастает с все увеличивающейся настойчивостью и уже пустило корни в конституции Западной Германии. Общественное мнение во всех странах яростно сопротивляется военным расходам.
Почему невозможно полностью покончить с войной в будущем? Этот вопрос сегодня задают вновь и вновь. Почему человечество не должно раз и навсегда извлечь урок из истории? И все же в то время, как люди придерживаются "политического" или "биологического" взгляда на войну, кажется, что мало надежды на то, что уже близко то время, когда война навсегда будет поставлена вне закона. События начиная с 1945 года поддерживают это мрачное заключение. Тем не менее, несмотря на то что страшные лики войны, возможно, еще не полностью искоренены, кажется вероятным, что при определенных обстоятельствах можно предотвратить отдельные военные конфликты. Вот почему необходимо прилагать все усилия, чтобы улаживать всяческие конфликты, как только появятся первые опасные его признаки.