На этом я поставил бы точку, но история вдруг приобрела неожиданный поворот и связано ее продолжение с мастером спорта по альпинизму Евгением Гиппенрейтером. Он, как биолог, кандидат наук, часто разъезжал по различным научным симпозиумам и однажды, находясь в Мюнхене, любопытства ради решил заняться поисками Грота. Кто-то ему сказал, что он жив и обитает как раз в этом городе. И Евгений нашел его, напросился в гости. Грот вспомнил много любопытных деталей из той истории со штандартами, подробно интересовался, как поживает русский капитан Гусев, просил передать ему привет, а при прощании сказал, что с удовольствием бы совершил с ним какое-нибудь восхождение. Только не на Кавказе. В России и без Кавказа много гор…
В мирное время штурм Эльбруса, других вершин – конечно, не война, а если все-таки кому-то нравится подобное сравнение, то это война с собственными нервами и откровенный вызов стихии, и в этой жестокой битве нельзя ни на миг усомниться: товарищ, не задумываясь, придет на выручку, если это понадобится. Потому-то и подбираются в альпинистские дружины люди по всем параметрах схожие между собой, с притертыми характерами, умеющие и мыслить, и действовать одинаково расчетливо. Сами горы сплачивают их. Высоцкий замечательно расставил все по местам:
Если парень в горах – не ах,
Если сразу раскис – и вниз,
Шаг ступил на ледник – и сник,
Оступился – и в крик,Значит, рядом с тобой чужой,
Ты его не брани – гони:
Вверх таких не берут и тут
Про таких не поют
Валерий Хрищатый и Казбек Валиев и в жизни, и в горах не разлей вода. Казбек – сгусток энергии, порыва, оптимизма, человек большой силы и выносливости. Валерий, наоборот, спокойный, рассудительный, уравновешенный, во всех делах основательный, природа тоже не обделила его здоровьем. Когда пришел их черед, циклон, разбушевавшийся в Гималаях, достиг невероятной силы. Им пришлось возвратиться в пятый лагерь и ждать, пока он стихнет. Через несколько часов они снова выдвинулись на штурм и лишь ближе к рассвету добились своей цели.
Ребята страшно устали, отдав все силы схватке со стихией. Их возвращения с нетерпением ожидали Ильинский и Чепчев. Но погода, проклятая погода, она внесла свои коррективы, сдвинула график восхождения на полсуток, ближе к ночи. А Хрищатый не захватил с собой пуховые штаны и на спуске вдруг ощутил, как быстро холодеют конечности. Казбек застудил мышцу, у него начался сильнейший кашель, от которого он стал задыхаться. Вдобавок ко всем приключениям оказалось сломанным ребро, и, как он потом признался, создавалось впечатление, что оно своим острым сколом упирается в сердце.
– Темп спуска заметно упал, – слушаю Глотова, – каждый шаг давался Валиеву с превеликим трудом. Хрищатый, как мог, подбадривал его, а сам ощущал усиливающиеся боли в руках и ногах, они покрылись волдырями. Кислород был на исходе. В базовом лагере уже знали о случившемся, знали и о том, что Ильинский и Чепчев свою миссию выполнили, всю необходимую помощь оказали. Они уже собирались к выходу на маршрут и штурм Горы, а тут – приказ руководителя экспедиции Евгения Игоревича Тамма:
Ильинскому с Чепчевым сопровождать вниз Валиева и Хрищатого.
Уговоры и споры ни к чему не привели. Легко понять состояние Валерия и Казбека, внутри у них все клокотало, бурлило, никакой радости от восхождения на третий полюс земли. Получалось, что вроде их вина. Ильинскому и Чепчеву оставалось до вершины Эвереста, как от Центрального телеграфа до Красной площади. Всего метров 300 с небольшим… Но негласное правило: сам погибай, а товарища выручай никто не отменял.
Еще раз заглядываю в запись беседы с Юрием Глотовым, которой тридцать с лишним лет.
– Когда, возвращаясь на родину, поднялись над Катманду, все прильнули к иллюминаторам. Очень хотелось еще раз взглянуть на Джомолунгму. Какая она оттуда, из поднебесья. К сожалению, не удалось увидеть, пролетели мимо. А тут стюардесса объявляет: высота полета 8 тысяч метров. Значит, мы были почти на километр выше, а точнее – на 848 метров.
Я аккуратно складываю обветшалые от времени листочки и возвращаюсь к Пушкину:
Здесь тучи смиренно идут подо мной;
Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;
Под ними утесов нагие громады…
Этим людям покой только снится. Им совсем не кажется, что после Эвереста они всего достигли. Я вспомнил слова Виктора Седельникова, услышанные там, в Заилийском Ала-Тау: выбрал дорогу – иди по ней до конца! Наверное, это и есть, девиз настоящих альпинистов, горовосходителей по призванию, сердечному и душевному порыву. Ведь сколько еще в мире вершин, куда пока не ступала нога человека. Не только "восьмитысячников". Да и на "крышу мира" ведет немало новых непроторенных путей, ждущих своих первопроходцев. Так или иначе, эту строку еще одного классика они заслужили: "Безумству храбрых поем мы песню!"
…Выставки спортивных фотографий – летопись отечественного спорта. Как долго не хватало здесь снимков с самой макушки планеты с лицами наших людей. Теперь они есть. Усталые, но счастливые лица.
Алма-Ата – Кунгей-Алатау – Москва, 1982.
Аттракцион со штангой в парижском "Диснейленде"
Об игре с железом, футбольных страстях и рукопожатье месье Саркози
Увидеть Париж – и умереть? Зачем? Не лучше ли, налюбовавшись вдоволь городом-красавцем, городом, насквозь пронизанным историей, вспомнить ту ее частицу, которая касается не Бастилии, не Наполеона, в общем, всего французского, а нас, россиян, нашего спорта. Именно здесь он получил доступ на официальную международную арену с правом участия в чемпионатах мира и Европы и – как самая вершина – в Олимпийских играх.
Я вспомнил об этом знаменательном и радостном событии во время чемпионата мира – 2011 среди штангистов. Все ведь разворачивалось 65-ю годами раньше, за какой-то час до старта мирового первенства – 1946, и так случилось, что это тоже был турнир тяжелоатлетов и проходил он именно в столице Франции. Нашу федерацию по этому виду спорта первой среди других федераций приняли в члены международной организации (IWF).
Тогда во дворце "Шайо" и родился первый официальный советский чемпион мира, подтвердивший сие высокое звание первыми для нас официальными мировыми рекордами (извините за перебор со словом "первый", но из данной песни именно это слово не выкинешь). Это был Григорий Новак, которого за богатырскую мощь и выдающиеся достижения (в общей сложности он установил 23 рекорда мира и 86 – СССР, этот результат держался до тех пор, пока на арене не появился Василий Алексеев) как только не величали: и "подъемным краном", и "советским Геркулесом", и "фабрикой рекордов". Но главное: по примеру Петра Первого было вновь прорублено окно даже больше, нежели в Европу, – в мир. На сей раз путь был открыт для всего отечественного спорта!
Портье в отеле подробнейшим образом объяс нил мне, как быстрее с Монматра добраться до аре ны чемпионата. Я поблагодарил его и, в свою очередь, пригласил на турнир, о котором он знать ничего не знал, как, думаю, и остальные 99,99 процента французов и заезжих туристов, коих в любое время года во Франции великое множество. Практически никакой рекламы, информации по радио, телевидению, в газетах, за исключением, пожалуй, "Экип", да и то она поскупилась на место для штангистов. Но только не для супергигантов. Здесь главное спортивное издание страны сподобилось на более развернутый материал, посвятив его (что радовало) цепочке наших богатырей – от Юрия Власова до Василия Алексеева (попутно были названы Анатолий Писаренко, Леонид Тараненко, Александр Курлович).
Алексеев находился тогда на лечении в кардиологическим центре в Мюнхене. Кто мог подумать, что через две недели Василия Ивановича не станет, опытнейшие немецкие врачи так не смогут запустить изношенное тренировками, соревнованиями и несправедливостью сердце человека, олицетворявшего могучесть земли русской, и великого атлета. Напоминание о 80 мировых рекордах Алексеева, в общей сложности о 42-х его титулах европейского и мирового чемпиона, как в отдельных движениях, так и в многоборье, сопровождалось – то ли в шутку, с французским юмором, то ли всерьез – байкой, что почти каждому из этих достижений способствовало съеденные перед соревнованиями полкило черной икры… Даже если это так, порадуемся только качеству отечественного продукта, энергетике, содержащейся в нем. Только, братцы, на одной икре мало чего добьешься. И шприцы, уколы Алексеев начисто отвергал. Сам тренировался и команду, в бытность главным тренером сборной страны, тренировал по собственной методике силовой подготовки, на придуманных им специальных тренажерах.
С горестной вестью о кончине Василия Ивановича Алексеева, невосполнимой утрате выдающегося штангиста в памяти сразу всплыло несколько эпизодов, связанных с этим необыкновенным человеком. Расскажу об одном. Я работал тогда в Госкомспорте СССР и был вызван к начальству, которое проинформировало: из США к нам едет съемочная группа известной телекомпании, которая снимает многосерийный фильм о самых выдающихся спортсменах всех времен и народов, и надо срочно разработать программу ее пребывания и сопровождать. Были названы четыре кандидатуры. К Алексееву в Шахты мы полетели после съемок одной знаменитой гимнастки, которая за целый день работы у нее в доме не удосужилась предложить гостям хотя бы чай (хорошо, что обед и ужин были предварительно заказаны в гостинице). Каким же резким контрастом был прием американских телевизионщиков Василием Ивановичем и его супругой Олимпиадой Ивановной.
Как сейчас перед глазами картина: Василий Иванович в спортивном костюме, тапочках на босу ногу спешит с рынка домой с четырьмя огромными арбузами в обыкновенных сетчатых авоськах. Чуть ли не начальными кадрами это вошло потом в ленту. Затем посиделки за уже накрытым столом, угощенья собственными соленьями и настойками. "Надо же перекусить с дороги, работа подождет, я никуда не убегу, – успокаивал американцев Алексеев. – Олимпиада Ивановна постаралась, пробуйте все подряд".
Гости только и успевали насладиться русским гостеприимством, пригубили и водочки, операторы, как мне казалось, с огорчением, временами отрывались от стола и вели съемку, а запись завязавшейся непринужденной беседы без традиционного: вопрос – ответ шла постоянно. Алексеев – душа на распашку, своим тихим вкрадчивым голосом говорил откровенно о житье-бытье. Не только спортивном, да и гостей больше интересовало, что вне помоста, каков великий штангист в обыденной жизни. Думаете, на этом все кончилось? Мы тоже так думали. Как бы не так. Сюрприз поджидал за воротами дома: два микроавтобуса, которые доставили всех на дачу, территория которой спускалась каскадом к самому берегу Дона. "О, нам 26 минут, отведенных на фильм о каждом спортсмене, явно не хватит, – огорченно вздохнула режиссер Эрика Эльбаум. – Придется просить продюсеров ради Алексеева сделать исключение и изменить формат".
Действительно, не хватит, если гостям еще пришлось познать, что такое настоящая уха, которую Василий Иванович готовил по своему рецепту, русская парилка с окунанием в Дон с его быстрым течением. Алексеев сам, никому не доверяя, по очереди "отхлестал" веничком Эрику и ее коллег, а потом, опять же по очереди, каждого, обернутого в простыню, словно пушинку, вскинул на вытянутые руки. "Сколько вы все вместе весите? О, меньше моих 645 кг в троеборье… А я-то думал, еще один рекорд установил!" – лицо богатыря озарила игривая озорная улыбка. Таким Василий Иванович и запомнился. Все это тоже вошло в фильм. Насколько мне известно, именно серия об Алексееве была признана лучшей.
…При отъезде не забыл спросить у портье, воспользовался ли он моим предложением. "О, да, вместе с детьми", – воскликнул он и добавил: "Русские – супер!". Я не знаю, кого он имел в виду конкректно, возможно, Светлану Царукаеву и Хаджимурата Аккаева, которые были признаны лучшими щтангистами 2011 года по версии журнала "World Weightlifting". Такое с россиянами произошло впервые за 28 лет существования столь престижной премии.
К штанге я вскоре вернусь, а сейчас разрешите "променять" ее временно на мяч. Футбольный. Увидеть Париж – и не побывать на матче, тем более, когда играет сборная Франции? Нонсенс. В гости к ней пожаловали американцы. Проникнуть на национальный стадион в Сент-Дени казалось невозможным при том ажиотаже, который творился вокруг встречи. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. А я его попробовал настоящее французское шампанское после поединка в кругу французских журналистов. И это при том, что коллега из Москвы не очень-то разделял их радости по поводу скромной победы. Оркестр "трехцветных", где главную скрипку играли Франк Рибери, Флорент Малуда и Оливер Жиру, сыграл тушь лишь однажды, больше подопечные опытного тренера американцев, легенды немецкого футбола Клинсманна хозяевам не позволили.
Чемпионат тяжелоатлетов проходил на территории знаменитого парижского парка "Диснейленд". По вечерам парк переливался яркими огнями, сверкал, блестел, зазывал не за слабые денежки на сотни аттракционов, а попутно в многочисленные магазины, кафе и рестораны. Однако самим участникам было не до веселья и развлечений. Какой смех, когда предстоит тягать такие килограммы…
"Диснейленд" находится в 30 км от столицы. До места соревнований я добирался городской электричкой и ни разу не опоздал, настолько строго, чуть ли не секунда в секунду, выдерживается ее расписание. Вот уж поистине, увидеть Париж – и обалдеть от такой точности движения любого транспорта, будь то метро или автобус. Но еще больше обалдел, заглянув в закулисье чемпионата, где из вздыхающего от огорчения или, наоборот, аплодирующего зала на разных языках постоянно и требовательно звучали команды: "Стой!", "Держать!", где только русскоязычной публике были понятны термины "эх, забаранил" (получил нулевую оценку) или "порвал" (т. е. выполнил рывок). 24-летняя красавица горянка из Северной Осетии Светлана Царукаева, которую называли вечно второй, поскольку до этого ей никак не удавалось побеждать на официальных стартах, наконец, выиграла. При собственном весе до 63 кг она вскинула в рывке на вытянутые вверх руки 117 кг! Каково!
– Дома, как отмечать победу будут?
– Бабушка к моему возвращению спечет наш национальный пирог, трехслойный, с разными сортами сыра. Попробуйте – пальчики оближите.
А в Кзыл-Орде наверняка приготовили вкусный бешбармак в честь первого в истории Казахстана трехкратного чемпиона мира, русского парня Ильи Ильина, корнями связанного с этой республикой, здесь он родился и вырос.
А теперь вот о чем. Все-таки не одним спортом живет человек, тем более, находясь в Париже. Хотите увидеть французского президента воочию? Нет ничего проще. Надо в национальный праздник – День перемирия в Первой мировой войне занять где-то к часам двум место на Елисейских полях у памятника бывшему премьер-министру и военному министру Жоржу Клемансо, с именем которого французы в первую очередь связывают то победное для себя событие. И еще надо попасться на глаза полицейскому из кордона. Завидев поверх плаща мою аккредитацию и прочитав, кто я, откуда и зачем, он проявил крайнюю вежливость и услужливость:
– Пожалуйста, сюда, сэр, за ближнее оцепление, здесь вам будет лучше видно месье Саркози и слышно, что он говорит. Скоро он должен подъехать.
Это праздничное утро в Париже начинается с парада. Правда, он не такой масштабный, как в День взятия Бастилии, но, тем не менее, я изрядно впечатлился, наблюдая по телевизору за красочным действием у Триумфальной арки. Торжественный марш под звуки "Марсельезы", после которого другой обязательный ритуал – вручение наиболее отличившимся памятных наград. Но даже не это произвело особое впечатление, а то, какое внимание президент Франции уделил ветеранам, удостоив их слов признания и уважения нации, а затем, как окруженный детьми погибших уже в наше время французских солдат месье Саркози тепло, сердечно общался с их вдовами и родителями.
– Сэр, не волнуйтесь, еще немного терпения, президент вот-вот будет здесь, – предупредил полицейский, который почему-то упорно обращался ко мне – не месье, а именно так – сэр.
И действительно вскоре президентский оркестр развернулся в боевые музыкантские порядки и заиграл бравурную мелодию вроде нашего "Встречного марша", под которую к памятнику "Отцу победы", как до сих пор называют Клемансо французы, подкатил президентский кортеж. Из головного автомобиля вышел Николя Саркози и энергичной походкой направился к заготовленному для возложения разноцветному (под стать национальному флагу) венку. После церемонии он поспешил в народ, пожимая руки всем, кто протягивал их. Я тоже протянул. О, теперь долго мыть руки не буду…
К чему сказанное чуть выше? У России ведь свое видение, свои счеты с Первой мировой. И вроде не наш это вовсе праздник. Тем не менее, я был вовлечен в его атмосферу, но по-своему. В Париже ведь все происходило, где именно штангисты распахнули широко ворота нашему спорту на мировую арену. Так что, спасибо тебе, столица Франции, где это произошло осенью далекого теперь 1946 года.
Париж – Москва, 2011 год.
Настоящий полковник
Этот очерк написан после Белой Олимпиады-2002 в Солт-Лейк-Сити. Хотя с тех пор минуло достаточно лет, мне кажется, мысли, высказанные его героем, еще долго были актуальны.
Это вы о ком, Алла Борисовна?
Я знавал одного человека, который, не покидая пределы Арбатского военного округа, прошагал (точнее – "протирал штаны") от рядового до заветной серо-каракулевой папахи. Сомневаюсь, однако, что он герой пугачевского песенного романа. Женщина боевитая по своей натуре, она наверняка одаривает своим уважением людей со схожим характером.
Сидящий против меня полковник порохом пропах с головы до ног. Он не был в горячих точках, но имеет полное право отнести песню нашей примадонны на свой счет. Или стоять навытяжку под газмановские "Офицеры". Долгие годы совсем иное у него поле битвы, но исход ее чаще всего решается истинно по-военному – снайперской меткостью.
– Когда я почувствовал, – рассказывает двукратный олимпийский чемпион по биатлону полковник Анатолий Алябьев, – что становится сложнее тягаться с молодыми, да и вообще пора заканчивать с активной спортивной карьерой, определиться с местом в жизни, то подумал: тренеров у нас предостаточно, а вот войскам с моим опытом, знаниями и умением я, возможно, принесу больше пользы. Так и решил свою военную судьбу. Жаль, конечно, было расставаться с армейским спортклубом, который, собственно, вывел меня и в люди, и в чемпионы. Зато, считаю, занял именно свою нишу, работу люблю, да и о моем спорте она не дает забыть – схож ведь он очень с тем, чем сейчас занимаюсь.
…Учебный военный центр под Питером. Еле различимая в предутренней темени цепочка солдат растянутой змеей извивается меж высоченных стройных елей. Задача – затяжным подъемом взобраться в горку, с которой вся местность словно на ладони, окопаться, оборудовать огневые позиции. Лыжи проваливаются в снежную целину. Густой пар валит изо рта. Мороз, настоенный на повышенной влажности, хлещет по телу с такой силой, что даже сквозь толстенные варежки ладони примерзают к палкам.