Явление восьмое
В магазин входит Утесов – Дирижер американского джаза.
Утесов. Здравствуйте.
Фед. Сем. Здрасте.
Утесов. Я приходил получайт у вас капелька русский музыка, вашей великий маленький кучка.
Фед. Сем. Пожалуйста. Что же вам угодно?
Утесов. Я хотел получайт опера вашей великий маленький кучка: Глинка, Мусорный, Римский-Корсаков и Чайниковский. Я хотел играйт ваша чудная опера "Червивая дама", "Боб Годунов", "Юджин Онегин" и "Маленький золотой петух".
Фед. Сем. Вы музыкант?
Утесов. О ес, ес. Я есть один известный американский дирижер.
Фед. Сем. Очень приятно.
Утесов. Я имел специально приезжать из Нью-Йорк, чтобы бывать знаком с ваша великая русский музыка.
Фед. Сем. И вы уже что-нибудь слышали?
Утесов. О ес. Я имел бывайт в ваш Большой театр, но находил, что он не дает никакой ответ на этот день, на сегодня.
Фед. Сем. Ну что вы! Разве вы не знаете, что Большой театр первый выкинул лозунг "Искусство – трудящимся"?!
Утесов. Выкинул?
Фед. Сем. Выкинул.
Утесов. И далеко выкинул?
Фед. Сем. Так далеко, что его невозможно найти.
Утесов. Я это имел замечайт.
Фед. Сем. А как вам понравилась постановка?
Утесов. Я имел приходить на "Юджин Онегин", и я замечайт очень бедная постановка. Там имели исполняйт "Слыхали львы, слыхали львы за рощей глас певца любви", и я замечайт много певец любви и ни одного льва. Я не понимайт: такой большой театр – и ни одного льва. У нас в Америка, если бы пели "слыхали львы, слыхали львы", обязательно показали бы львы. Это не очень дорого, но это нравится публикум. Я считай, что ваша русская музыка очень хорошая музыка, но очень длинная музыка и очень скучная музыка. Я считай, что для того, чтобы русская музыка могла догнать и перегнать американская музыка, ее нужно играть совсем на другой манер. Ее надо немного сокращайт и немного изменяйт.
Музыкальный номер
Явление девятое
Утесов (входя). Здравствуйте.
Фед. Сем. А, Леонид Осипович, очень рад, очень рад. А мы вам приготовили целый комплект новых нот. (Зовет.) Костя, Костя, Костька, черт. Константин! Опять куда-то запропастился.
Утесов. Между прочим, обратите внимание: как только я прихожу – его нет.
Фед. Сем. Да-да. Очень странно. А когда вас нет, он все время здесь. Ну ничего, я сейчас сам достану. Вот (достает кипу нот). Замечательные песенки. Последние новинки Европы!
Утесов (перелистывая ноты). "Томми в сумасшедшем доме". Вертинский – новая ариэтка "Уж горит Чапей". Скажите пожалуйста. Уже успел. Интересно, как он откликнулся на это событие? (Раскрывает ноты, напевает.) "Уж горит Чапей, пей детка, пей!" Ну да все понятно. Дальше, разумеется, пойдет: "Уже Шанхай в огне, прильни ко мне". А конец такой:
Что нам блеск шанхайского пожара,
Что нам в том, что догорел Чапей?
Дорогая самая да у меня гитара,
Никогда я не расстанусь с ней.
Какое блестящее разрешение японско-китайских отношений. До этой гитары Лига Наций еще не додумалась. Великие державы не хотят расстаться со своими концессиями, а Вертинский со своей гитарой. Пойдем дальше. "Сердце глупенькой девочки в паутине чулок". Вальс-бостон. Не понимаю, зачем вы мне все это показываете?
Фед. Сем. Я думал, что из этого вы сможете чем-нибудь воспользоваться для своего репертуара.
Утесов. Какая чепуха. Я не исполняю никаких песенок и никакой легкой музыки. Я исполняю только классические произведения.
Фед. Сем. Как – не исполняете легкой музыки? Вы смеетесь надо мной!
Утесов. Может быть, вы с кем-нибудь себя путаете?
Фед. Сем. С кем же я могу себя спутать?
Утесов. Этого я не знаю. Мало ли на свете есть идиотов, с которыми вы можете себя спутать. Я вам повторяю, что никогда легкой музыки не исполнял и исполнять не собираюсь.
Фед. Сем. Не исполняли?
Утесов. Не исполнял.
Фед. Сем. Нет?
Утесов. Нет.
Фед. Сем. Никогда?
Утесов. Никогда!
Фед. Сем. Одну минуточку (заводит граммофон).
Аттракцион с граммофоном
Федор Семенович ставит пластинку, и она начинает звучать.
Пласт. Значит, гражданин Утесов, вы говорите, что вы никогда никаким джаз-бандом не дирижировали? Вы никогда этим безобразием не занимались? Тогда разрешите я вам напомню. Что вы скажете по поводу вот этого?
Из раструба звучит фокстрот "Арабелла".
Утесов. Подумаешь! Какая-то серенькая полечка.
Пласт. Это настоящий американский фокстрот.
Утесов. Да я и не помню, чтобы мы это играли, – у нас музыканты лучше!
Пласт. Ах, вы, значит, не помните, что вы это делали? Вам обязательно нужно свой голос услышать? Пожалуйста, будьте любезны!
С пластинки звучит начало песни "С Одесского кичмана".
Ну а это что такое?
Утесов. Не знаю, не знаю. Какой-то безголосый певец! Это не я вовсе!
Пласт. Ах это тоже не вы? Но тогда разрешите еще один документик представить.
С пластинки звучит голос Утесова, поющего "Бублички".
Утесов. Что вы привязались к этой подозрительной личности? И песня эта, и певец были справедливо раскритикованы. При чем здесь я?
Пласт. Простите, я не могу с вами спорить, потому что я кончаюсь. Переверните меня.
Утесов. Кто кончается?
Пласт. Я – пластинка.
Утесов переворачивает пластинку.
Благодарю вас, товарищ Утесов. Вы очень любезны.
Утесов. Пожалуйста, не стоит благодарности.
Пласт. Позвольте вам напомнить еще одну маленькую штучку.
Из граммофона звучит песня "Пока".
Вот это аргументы! А ваши разговоры чепуха! Давно пора перестроиться. Я вам столько раз об этом говорила. Будьте здоровы, дорогой мой!
Утесов. Каюсь. Пел. Скажу даже больше: пел, пускал корни и насаждал. Бейте меня, Федор Семенович!
Фед. Сем. Что вы, что вы, Леонид Осипович, успокойтесь. Какие пустяки...
Утесов. Как – пустяки? Вы, Федор Семенович, эти анти-отмежевательнические настроения бросьте! Я каюсь, а вы мне под руку говорите. Не мешайте мне, пожалуйста. Товарищи! Признаю свои ошибки, все до одной. Теперь я прозрел и понял, что это было с моей стороны типичное мракобесианство. Это была форменная упадочничевщина, адриановщина и пиотровщина. Но повторяю, что теперь я совершенно переродился. У меня появилось совершенно новое мировоззренчество, мироощущенчество и миросозерцанчество. Теперь я исполняю только классическую музыку. Сейчас я вам докажу. Товарищи, вы можете мне сыграть "Музыкальный момент" Шуберта, этого классического представителя эпохи накопления торгового капитала, периода его борьбы с феодальной загниваевщиной?
Музыкальный номер
Джаз играет Шуберта, Утесов поет.
Всюду те же речи
Все твердят при встрече,
Все превратностей полно,
Все полно противоречий.Год за годом мчится.
Как не подчиниться?
Иногда и кое-где
Стало черти-те что твориться.И досада и потеха
Транспорт в городе на ять!
Но чтоб пять минут проехать,
Надо пять часов стоять.В этой странной аксиоме
Лишь одно дано понять:
Чтобы время сэкономить,
Надо время потерять.Вот как странно все кругом,
Вот как славно мы живем:
Хоть об стенку бейся лбом,
Диалектика во всем!Все кругом так сложно,
Противуположно,
Что одно с другим связать
Стало просто невозможно.
То ли, скажем кратко,
В чем-то тут загадка.
То ли просто кое-где
Нет у нас еще порядка.Для здоровья аккуратно
Ты стремишься летом в Крым.
По дороге же обратно
Успеваешь стать больным!С этим правилом суровым
Трудно свыкнуться иным:
Для того чтоб быть здоровым,
Надо сделаться больным.Вот как странно все кругом,
Вот как славно мы живем.
Хоть об стенку бейся лбом,
Диалектика во всем!
Фед. Сем. Ну вот что, Леонид Осипович. Я думаю, что, если вы останетесь стоять на месте, вы сделаете большой шаг вперед!
Утесов. Если я буду стоять на месте, то сделаю большой шаг вперед?
Фед. Сем. Да.
Утесов. Диалектика!
Фед. Сем. В вашем творчестве произошел большой сдвиг. Но вам необходимо быть ближе к производству. Знаете что? Костя не возвращается. К тому же я его уже давно хочу сократить. Оставайтесь жить у меня.
Утесов. Как – у вас?
Фед. Сем. Вместо Кости.
Утесов. Где же тогда я буду жить?
Фед. Сем. Там же, где он. В контрабасе.
Утесов. В контрабасе? На каких правах?
Фед. Сем. На правах застройщика.
Утесов. Принимаю предложение!
Фед. Сем. Ну вот и прекрасно! Заприте магазин и ложитесь спать. Спокойной ночи!
Утесов. Спокойной ночи! (Прощается со всеми. Все уходят. Поет.)
Всему свой час – труду и наслажденью.
Ждет завтра вас серьезных дел гора.
Моя игра подходит к завершенью,
Расстаться нам теперь пришла пора!Счастливый путь! Спасибо за вниманье!
Счастливый путь! Устали вы и я.
Счастливый путь! До нового свиданья!
Счастливый путь, счастливый путь, друзья!Счастливый путь. Уж небо потемнело.
частливый путь. Синеет небосклон.
Счастливый путь. Конец венчает дело.
Счастливый путь. Вас ждут постель и сон.Счастливый путь! Спасибо за вниманье.
Счастливый путь! Устали вы и я.
Счастливый путь! До скорого свиданья.
Счастливый путь! Счастливый путь, друзья!
(Кладет контрабас. После чего ложится в контрабас и закрывает крышку.)
Николай Эрдман Михаил Вольпин
Старинный театр
Действуют:
Актер – Леонид Утесов.
Актриса – Эдит Утесова.
Графиня – Аркадий Котлярский.
Суфлер – Федор Сергеев.
Актриса (поет).
Выйди, милый, я умоляю!
Диги-диги-дон.
Без тебя я умираю.
Диги-диги-дон.
(Все время оглядывается на дверь.)
Диги-диги-дон.
Диги-диги-дон!
(Шепотом суфлеру.) Где же он?
Диги-диги-дон.
Что же он не идет?
Диги-диги-дон.
Что делать?
Суфлер. Пойте сначала.
Актриса (поет.)
Выйди, милый, я умоляю.
Диги-диги-дон.
Без тебя я умираю.
Диги-диги-дон.
Что с ним случилось? Я действительно сейчас умру!
Диги-диги-дон.
Диги-диги-дон!
Я больше не могу!
Диги-диги-дон.
На сцену вылетает Актер. Актриса не замечает его.
Диги-диги-дон.
Суфлер (шепотом Актрисе). Он пришел.
Актриса. Диги-диги-дон. Что?
Суфлер. Он уже вошел.
Актриса. Диги... (Замечает Актера и замолкает.)
Суфлер (шепотом Актеру). Здравствуй, моя маленькая малютка.
Актер (озираясь по сторонам). Здравствуй, моя маленькая малютка!
Суфлер. Радостно подбегает к ней. Что же вы не подбегаете?
Актер. А где же малютка?
Актриса (шепотом). Малютка – это я.
Актер. Вы? Кто бы мог подумать! (Подбегает к Актрисе.)
Актриса. О Габриэль!
Суфлер. О Бьянка!
Актер. О Бьянка!
Суфлер. Берет Бьянку за руки. Берите же!
Актер. А где же Бьянка?
Актриса. Бьянка – это я.
Актер. Вы же малютка.
Актриса. Я и малютка, и Бьянка.
Актер. Я не знал, что вы играете две роли. (Берет ее за руки.)
Суфлер. Все эти долгие дни я думал о тебе, думал о тебе.
Актер. Все эти долгие дни я думал о тебе.
Суфлер. Думал о тебе.
Актер. Я уже сказал "думал о тебе".
Суфлер. "Думал о тебе" два раза.
Актер. Все эти долгие дни я думал о тебе два раза.
Актриса. Увы, увы! Это наше последнее свидание.
Суфлер. Боже!
Актер. Боже!
Актриса. Что с вами?
Суфлер. Воды!
Актриса. Рафаэль!
Лакей (входит). Сеньорита?
Актриса. Стакан воды сеньору Габриэлю!
Лакей подает Актеру на подносе стакан с водкой.
Суфлер. Габриэль с жадностью выпивает воду. (Актер выпивает, крякает и передергивает плечами.) Габриэль твердыми ногами подходит к Бьянке. Подходите же!
Актер. Я... Я не могу твердыми.
Суфлер. Ну подходите как можете.
Актер, пошатываясь, подходит к Актрисе.
Я буду бороться за свое счастье, о Бьянка.
Актер. Я буду бороться за свое счастье, о Бьянка!
Суфлер. Как боролись великие полководцы Александр Македонский и Кай Юлий Цезарь.
Актер. Подавай реже.
Суфлер. Как боролись великие полководцы...
Актер. Как боролись великие полководцы...
Суфлер. Александр Македонский...
Актер. Александр Македонский.
Суфлер. И Кай Юлий Цезарь.
Актер. Чего?
Суфлер. И Кай!
Актер. Пожалуйста. (Начинает икать.)
Актриса. Что вы делаете?
Актер. Икаю.
Актриса. Зачем?
Актер. Мне суфлер сказал "икай", я и икаю.
Актриса. Он не вам сказал "икай", а "и Кай Юлий Цезарь".
Актер. Юлий Цезарь икай? Почему же он не икает? Юлий, где вы? Вам икать!
Актриса. Вы с ума сошли, он умер две тысячи лет тому назад.
Актер. Умер? Царство ему небесное. Значит, все-таки мне икать.
Актриса. Вы совершенно не знаете пьесы!
Суфлер. Говорите дальше.
Актриса. Моя мать, престарелая графиня Ядвига, против нашей любви. Но все равно я решилась. Бежим, Габриэль, бежим!
Суфлер. А ты не будешь потом плакать и каяться?
Актер. А ты не будешь потом... Чего?
Суфлер. Плакать.
Актер. Плакатъ.
Суфлер. И каяться.
Актер. Опять икается. Вы кому говорите – икается?
Суфлер. Вам, вам.
Актер (Актрисе). Вот видите, мне икается, а вы говорите, я пьесы не знаю! (Снова начинает икать.)
Актриса. О Габриэль! А не причиняю ли я тебе зло своей безрассудной любовью?
Суфлер. Разве зло может исходить из такого благородного сердца?
Актер. Как?
Суфлер. Разве зло...
Актер. Развезло. Конечно, развезло. Ты бы вот такой стакан ахнул, и тебя бы развезло.
Актриса (накинув на себя мантилью и надевая боты). О Габриэль, мы должны торопиться. Если сюда войдет моя мать, графиня Ядвига, – все погибло. Но подумай в последний раз. Нам предстоит трудная жизнь, а ты привык к беззаботной жизни.
Суфлер. Почему ты думаешь только обо мне?