Однако возвратимся к "матушке Оэлун". Брошенная на произвол судьбы вместе со своими детьми, преданная теми, на кого, казалось, могла рассчитывать, мужественная женщина не растерялась. Она взяла туг, конехвостое знамя племени, села на лошадь, бросилась в погоню за уходившими единоплеменниками и принудила половину их остановиться. На мгновение показалось, что ее личная доблесть и еще не остывшая память о Есугае взяли верх над враждебностью тайчжиудов. Попытаемся теперь себе представить всю эту движущуюся массу с кибитками, всадниками и скотом, а также вдовую ханшу, скачущую за ними во все поводья, потрясая тугом и стыдя "дезертиров", забывших о присяге верности Есугаю храброму. Попытаемся представить себе и состояние неуверенности, охватившее людей, сидевших в неведомо куда катившихся повозках, их колебание между чувством долга, к которому взывала Оэлун, и необходимостью следовать решению, принятому накануне ночью новыми тайчжиудскими вождями. Увы, те, которых вдове Есугая, похоже, поначалу удалось уговорить и остановить, покинули ее снова, чтобы продолжить путь вслед за Таргутаем и Тодоеном. Так весь народ, еще недавно подчинявшийся Есугаю-баатуру, исчез за очередным поворотом Онона, а Оэлун и ее люди остались на опустевшем стойбище одни. Кроме ее четырех сыновей: Темучжина, Хасара, Хачиуна и Темуге и дочери Темулун, с нею были Бектер и Бельгутай, сыновья второй жены ее покойного супруга. И всеми ими ей предстояло заниматься. Вот тогда-то и проявилась в полной мере деятельная натура "матушки Оэлун", как назвал ее монгольский бард. В самом деле, попробуйте поставить себя на место этой женщины, окруженной семью малолетками, брошенной вассалами, которой в одночасье пришлось сменить жизнь жены племенного вождя на существование изгоя, одинокой вдовы, затерявшейся между степями и лесами на суровой земле верхнего Онона. Однако мужественная Оэлун собрала свою волю в кулак и последующими действиями вполне заслужила прозвания Меткой (Оэлун-мерген).
Прежде всего требовалось не допустить, чтобы дети умерли с голоду, и Оэлун принялась за собирательство, этот "сбор урожая" примитивных народов. Она "крепко прилаживала рабочую вдовью шапку, бегая по Онон-реке, собирала плоды с диких яблонь и черемух… копала коренья судуна и кичигина и кормила детей". Известно также, что в Забайкалье, в его лесах и на горных лугах, повсеместно встречаются рябинники, земляничники и брусничники, которые в урожайные годы могли кое-как утолить голод бедных изгнанников. Можжевеловой палкой Оэлун выкапывала из земли съедобные коренья. Ими, равно как диким чесноком и луком, она кормила своих детей. Подросши, те стали ей помощниками. Они делали из колючек крючки и, стоя на берегу Онона, ловили рыбу. Иногда удавалось поймать лишь несколько никчемных рыбешек, но порой попадались ленки и хариусы, довольно распространенные в водах Забайкалья. Все добытое отдавалось матери.
Так шла жизнь семьи-изгнанницы. Те, кто оставил ее на берегах верхнего Онона, вероятно, надеялись, что, брошенная на произвол судьбы, она погибнет от голода и нищеты. В самом деле, велики ли были шансы выжить у вдовы и сирот в том безжалостном обществе и в не менее жестоком климате? Но они уцелели, так как в их жилах текла кровь суровых людей того грозного мира.
Все игры детей проходили по правилам охоты или войны. Другом Темучжина был соседский мальчик по имени Чжамуха, принадлежавший монгольскому племени джардаран. Темучжину было одиннадцать лет, когда Чжамуха ему подарил - в Чингисовом эпосе это специально уточняется - бабку из кости косули. Темучжин, в свою очередь, дал Чжамухе такую же бабку, но только медную, и вместе они играли на льду Онона.
Когда наступила весна, мальчики начали упражняться в стрельбе из их небольших деревянных луков. Чжамуха сделал себе стрелу-свистун (ойри) из склеенных рогов бычка-двухлетки с просверленными в них дырочками, а Темучжин смастерил себе стрелу "с кипарисовым лобком". И эти игрушки уже являлись оружием.
Неожиданно семью изгнанников потрясла ужасная трагедия.
Темучжин убивает своего брата
Поступки молодых дикарей, каковыми являлись Темучжин и его братья, бывали неожиданными и жестокими, что неудивительно при том воспитании. Не чужды были отрокам зависть и обиды, которые нищета и изолированность семьи только усугубляли.
Главной причиной взаимной неприязни было то, что Есугаевы отпрыски имели разных матерей: Оэлун, у которой было четверо сыновей, из коих старшим являлся Темучжин; а также Сочихэл, родившая Бектера и Бельгугая. Соперничество началось довольно скоро. Монгольский эпос о нем повествует столь же откровенно, сколь и безжалостно.
Как-то раз Темучжин, его младший брат Хасар и их два полубрата Бектер и Бельгутай поймали блестящую рыбку-сохосун и стали ее друг у друга отнимать. Двое последних оказались сильнее, и добыча досталась им. Придя домой, Темучжин и Хасар пожаловались матери:
- Бектер с Бельгутаем отобрали у нас блестящую рыбку.
- Ах, - воскликнула Оэлун, - что мне с вами делать?.. Что так неладно живете вы со своими братьями? - Она была вождем и потому прежде всего пеклась об интересах рода. - Ведь у нас, - продолжила вдова, - как говорится, нет друзей, кроме своих теней. Нет хлыста, кроме конского хвоста…
Имея в виду будущую вендетту, долг осуществить которую ожидал юношей, Оэлун добавила:
- Вместо того чтобы убивать друг друга, нам следовало бы отомстить тайчжиудам. Причиненный нам позор все еще не смыт…
Темучжина и Хасара слова матери не убедили, тем более что отнимать у них все подряд стало у Бектера с Бельгутаем привычкой.
- Но ведь совсем недавно они отняли у нас жаворонка… а теперь вот опять отняли… Как же нам быть в согласии? - возмутился Темучжин, и, резко откинув ковер, служивший дверью юрты, братья ушли.
Трагедия свершилась вскоре. Ее действующими лицами были отроки, но полная лишений жизнь успела воспитать в них чувства, свойственные зрелым мужчинам.
Бектер сидел на взгорке, наблюдая за лошадьми. Их было девять, в том числе красавец мерин серебристо-серой масти. В головах Темучжина и Хасара моментально созрел план. Прячась в высокой траве, как если бы опасались спугнуть дичь, они поползли в сторону Бектера: первый спереди, второй с тыла… Сын Сочихэл заметил их только тогда, когда они нацелили в него свои стрелы.
Бектер попытался успокоить полубратьев так же, как "матушка Оэлун", то есть напомнив о необходимости единства перед лицом общих врагов, тайчжиудов:
- Зачем вы смотрите на меня, будто я у вас
Ресница в глазу
Или заноза в зубах?
Однако, видя решимость Темучжина и Хасара и стрелы, готовые слететь с тетивы, он обратился к ним с последней просьбой:
- Не разоряйте моего очага, не губите Бельгутая.
С этими словами он покорно сел на корточки.
Братья направили стрелы, прицелились, будто в мишень - один спереди, другой сзади, - и выстрелили. Сделав свое дело, они ушли.
Стоило двум юным преступникам появиться в юрте, как по их мрачному виду Оэлун поняла все, что произошло.
Назвав сыновей убийцами и напомнив первому, что он родился со сгустком черной крови в кулаке, а второго сравнив со злым хазарским псом, имя которого ему и было дано, не помня себя от гнева, она кричала:
- Вы сгубили его, словно тигр-хаблан, набрасывающийся со скалы; словно львы, не могущие унять свою ярость; словно гигантский змей, глотающий живьем; словно сокол, нападающий на собственную тень; словно щуки, хватающие исподтишка; словно верблюд, кусающий сгиб задней ноги у своего верблюжонка; словно волки, нападающие в ненастные дни; словно дикие утки, пожирающие своих птенцов, когда бывают не в силах увести их с собой; словно шакалы, когда тревожат их логово; словно тигр, уносящий свою жертву; словно лютые звери, ослепленные злобой… Нет у вас друзей, кроме собственной тени! Нет у вас плети, кроме конского хвоста!.. Речь ведь о том, кто нам поможет отомстить тайчжиудам, раз вы не в силах сами с обидой покончить!..
"Так бранила великая вдова своих сыновей, произнося слова мудрости времен прошедших и изречения древних".
И все же, убивший своего брата, осмелившегося навязать ему свою волю, Темучжин, как ни был он молод, являлся главой своего рода.
На Темучжина надевают колодку
Не красного словца ради "мамаша Оэлун" говорила сыновьям о тайчжиудской угрозе. Эта опасность висела над их головами постоянно, и ход событий не замедлил о ней напомнить.
Таргутай-Кирилтух, вождь тайчжиудов, тот самый, который, как мы помним, бросил на произвол судьбы Есугаевых детей и их мать, начал подумывать о том, что же с ними сталось. Вероятнее всего, он жалел, что не покончил с этим семейством, когда сыновья еще были маленькими.
- Поганый выводок, должно быть, уже встал на крыло. Тогда они были еще желторотыми… Сейчас уже большие…
В глубине души у него тоже таился страх. Возмужав, сыновья Есугая храброго и неукротимой вдовы неизбежно должны были взять с тайчжиудов кровавую плату за причиненные обиды. Следовало срочно - пока время позволяло - и одним махом покончить со всем "выводком". И вот Таргутай со своими воинами поскакал туда, где Оэлун и ее дети влачили свое жалкое существование.
Увидев тайчжиудов на пастбище, вдова и дети Есугая сразу же поняли, какая беда на них надвинулась. В страхе они бросились в чащу ближнего леса, ища укрытия в хижине, сооруженной из бревен и ветвей. Бельгутай устраивал засеку, Хасар, уже отменный лучник, с мастерством которого нам еще предстоит познакомиться, отстреливался от нападавших. Остальные братья спрятались в расщелине скал.
Перестреливаясь с Хасаром, тайчжиуды кричали ему:
- Нам нужен только Темучжин. Вас мы не тронем!
Они рассчитывали, что, схватив Темучжина, таким образом обезглавят клан. Понимая это, мать и братья заставили Темучжина сесть на лошадь и скрыться.
Тот поскакал к горе Тергун, поросшей густым лесом, состоявшим из зарослей кедра, лиственницы и сосны. Но тайчжиуды его заметили, и охота на человека началась. Темучжин забрался в самую чащу тайги, покрывавшей верх горы. Побоявшись забираться так далеко, враги окружили лес и стали ждать, когда голод и усталость принудят беглеца покинуть укрытие.
Темучжин продержался трое суток. На четвертый день он решил пробраться поближе к опушке, ведя коня под уздцы. Неожиданно седло съехало набок и едва не упало. Юноша осмотрел коня: нагрудник и подпруга были подтянуты достаточно туго. Не найдя разумного объяснения случившемуся, он решил, что то было предупреждение оберегавшего его род Великого Синего Неба о том, что далее идти нельзя. Темучжин вернулся в лес, где просидел еще три дня и три ночи. По истечении этого времени он снова попытался выйти на свободное пространство, но, когда приблизился к кустарнику, росшему на краю чащаря, белого цвета валун-кремень, величиной, как утверждает монгольский бард, с походную юрту, скатился с горы и перегородил ему путь. Теперь все сомнения исчезли: Вечное Небо запрещало ему покидать лес. Темучжин снова поднялся наверх и пробыл в лесу еще трое суток.
Увы, на девятый день силы юноши иссякли, ибо в продолжение всего этого времени он не съел ничего, разве что горсть диких ягод. "Ужели довести себя до бесславной смерти? - подумал Темучжин и решил рискнуть. - Выйду теперь!"
С этими словами он обогнул лежавший на тропе валун и, расчищая себе дорогу ножом, которым затачивал стрелы, сделал несколько шагов, но тут сидевшие в засаде тайчжиуды набросились на него и в мгновение ока связали…
Вероятно, от приказа казнить Темучжина удержал Таргутая-Кирилтуха остаток уважения к Есугаю-баатуру. Несомненно, в его сердце еще теплились воспоминания о жизни в общем племени при Есугае. Позднее Таргутай также признавался, что отдать приказ о казни ему помешала некая необоримая сила, которую он почувствовал. Таргутай ограничился тем, что надел на Темучжина шейную колодку и поручил аилам, селениям кочевников, стеречь его по очереди.
Побег Темучжина
Точно не известно, сколько времени будущий Покоритель Вселенной прожил пленником, коротая дни с колодкой на шее, переводимый из юрты в юрту, окруженный подозрением как наследник Есугая и возможный мститель за родной клан. Юношу, конечно, и не думали отпускать на волю, но вдруг ему представился случай бежать.
Дело было в начале лета. Тайчжиуды пировали по поводу очередного праздника на берегу Онона. На закате они разошлись по юртам, поручив сторожить Есугаева сына парню довольно хилого телосложения. Пленник взял это на заметку. Соотношение сил, как он понял, было в его пользу. Хитрый юный дикарь мгновенно составил план действий. Дождавшись, когда на берегу не осталось ни одного хмельного тайчжиуда, он набросился на сторожа, ударил слабосильного парня по голове своей шейной колодкой, и вот уже можно было бежать. Но куда? Он прилег было в ононской дубраве, но там его обязательно нашли бы. Темучжин прыгнул в реку, лег на спину и, погрузившись целиком в воду, оставил на поверхности одно лицо, а шейную колодку пустил плыть вниз по течению.
Между тем стражник, очнувшись, поднял тревогу. Сбежавшиеся тайчжиуды принялись искать беглого колодника в лесу и прибрежных зарослях. Ночь стояла лунная, и было светло как днем. Один из преследователей увидел Темучжина, недвижно лежавшего "между двух вод". На счастье, этот человек, по имени Сорган-Шира, принадлежал не к племени тайчжиудов, а к сулдусам, их "клиентам", и он не испытывал к сыну Есугая-баатура семейной ненависти Таргутая-Кирилтуха. Идя вдоль берега и заметив юное лицо, едва выступавшее над водой, он прошептал Темучжину:
- Вот это да! За то, видно, ты и не мил своим братьям, что так хитер, что
Во взгляде - огонь,
А лицо - что заря
Не робей! Так и лежи, а я не выдам! - и прошел дальше.
Тайчжиуды собирались еще раз обыскать берег, и тут Сорган-Шира посоветовал им:
- Давайте хорошенько обыщем каждый свой участок обратным путем.
Когда те удалилсь, он предупредил Темучжина:
- Лежи тихо. Неподалеку тут твои братцы точат на тебя зубы и языки. Но не робей!
Вскоре снова появились Таргутаевы ищейки в полной решимости обследовать каждую пядь берега.
Отважный, но не менее осторожный сулдус принялся им выговаривать:
- Сыновья тайчжиудские! Средь бела дня вы потеряли целого человека! Как же можно найти его темной ночью? Давайте напоследок хорошенько просмотрим, на обратном пути, каждый свою долю, да и по домам! А завтра утром опять сойдемся на поиски. Куда может уйти человек с колодкой на шее?
И вот снова, оставшись один, этот прекрасный человек, наклонившись к воде, сказал Темучжину:
- Теперь ты выжди, когда мы все разойдемся, да и беги домой. Да смотри никогда не говори, что видел меня!..
Другой, несомненно, тут же последовал бы доброму совету. Темучжин предпочел использовать представившийся случай до конца. Когда он попал в плен и переходил из юрты в юрту, ни в какой другой семье к нему не отнеслись более доброжелательно, чем у Сорган-Ширы. "Еще позавчера, - размышлял юноша, - когда мне была очередь ночевать у него, его сыновья Чимбай и Чилаун меня пожалели. Ночью, видя мои мучения, ослабили колодку и дали возможность прилечь. А теперь вот Сорган-Шира, хоть и заметил меня, проехал мимо. Не донес. Не спасут ли они меня и на сей раз?"
Темучжин спустился вниз по Онону, ища юрту Сорган-Ширы. Он приметил ее по привычному стуку мутовки, которой хозяйка сбивала масло. Стоит ли удивляться, что Сорган-Шире вовсе не понравился этот визит, из-за которого он мог быть казнен как сообщник! Сулдус встретил Темучжина более чем прохладно:
- Разве я не велел тебе убираться восвояси? Чего ты пришел?
Но Чимбай с Чилауном вступились за пленника:
- Когда хищник загонит малую пташку в чащу, то ведь и сам лес ее спасает. Как же ты можешь говорить такие слова человеку, который к нам пришел?
Не ожидая ответа отца, юноши сняли с Темучжина колодку и, дабы не осталось и воспоминаний о ней, бросили ее в огонь. За юртой стояла телега с шерстью. Там они и спрятали беглеца, наказав сестре Хадаан присматривать за ним и держать язык за зубами.
Опасность ведь еще не миновала. После трех дней безуспешных поисков тайчжиуды, убежденные в том, что Есугаева сына кто-то укрыл, пошли по домам.
Придя к Сорган-Шире, они обыскали его юрту, кибитки и даже постель. Увидев телегу, где лежал Темучжин, Таргутаевы люди принялись ее разгружать. Еще немного, и они его нашли бы, но Сорган-Шира, с деланным равнодушием наблюдавший за обыском (он знал, что на карту была поставлена его собственная жизнь), снова остановил их. С видом самым безразличным он бросил вскользь:
- В такую жару как можно усидеть под шерстью?
Это замечание показалось тайчжиудам справедливым, и они ушли, но сулдус, понимая, что на волосок от гибели был и он сам и его семейство, поспешил Темучжина выпроводить:
- Ты чуть было не развеял меня прахом по ветру! Ступай-ка теперь и разыскивай свою мать и братьев!
"Он дал Темучжину беломордую рыжую яловую кобылу, сварил двухгодовалого барана, снабдил бурдюком и бочонком, но не дал ни седла, ни огнива. Дал только лук и пару стрел".
Простившись с Есугаевым сыном, сулдус свободно вздохнул, но лишь тогда, когда стих стук копыт его лошади.
Темучжину повезло, и никто из врагов ему не встретился. Он без помех добрался до места, где вынужден был расстаться с братьями. Разумеется, они оттуда уже ушли, но в траве остались следы, которые и привели его к устью Киму рха, а затем в урочище Хорчухой.
Монгольские легенды не содержат описания радости, охватившей изгнанников при возвращении юного вождя, которого они мысленно похоронили. Сообщается только, что малое время спустя семья перекочевала на Синее озеро (Коко-нур), что в окрестности Хара-джирухая, в верховьях Сангура, в глубине урочища Гурельгу, находящегося на подступах к Хэнтэю. Иначе говоря, из бассейна верхнего Онона она ушла в поречье верхнего Керулена, первым из левых притоков которого является Сангур. Увы, ее существование оставалось жалким и скудным, так как единственной пищей по-прежнему были степные грызуны, такие как тарбаганы или тарбухи, степные суслики, на которых и сегодня в том крае охотятся с собаками.