Волевая и умная женщина, Сеюнбеки сумела провести с "женихом" переговоры и чуть было не сохранила власть за собой (а учитывая возраст Шах-Али - и за своим сыном). Однако Шах-Али вовремя спохватился. По его словам, договор расстроился якобы из-за того, что Сеюнбеки прислала ему в дарах еду с ядом и отравленную рубашку - довольно надуманный предлог, учитывая соотношение сил в Казани.
Как бы то ни было, дополнительные переговоры, в которых принял участие ближний царский советник Алексей Адашев, завершились поражением Сеюнбеки. Казанцы торжественно вывели свою царицу с сыном и придворными дамами из города и передали в руки воеводе князю Петру Серебряному, препроводившему знатных пленников в Москву.
16 августа 1551 года Шах-Али уже в третий раз занял ханский престол. По условиям договора хан должен был освободить всех пленных, а противоположная правая сторона Волги, где стоял Свияжск, отходила Московскому государству.
Русская земля праздновала "славную без крови победу", принимая вновь в своё лоно более 60 тысяч освобождённых из рабства единоплеменников. Астраханский хан прислал посольство с просьбой принять и его в подданство, "как и Шигалея царя (хана Шах-Али. - Авт.) и иных царей". Но положение в Казани было неспокойным.
Воевода Иван Хабаров и дьяк Иван Выродков, вошедшие в Казань вместе с небольшим отрядом стрельцов, извещали, что Шах-Али задерживает освобождение русских пленников, которых хозяева заковывают в цепи и прячут по ямам. Казанские послы, в свою очередь, требовали платить мурзам за службу высокое жалованье, "платье, и деньги, и сукна", выторговывали власть над правобережными чувашами или хотя бы налоги с них.
Дождавшись отъезда Хабарова и Выродкова, Шах-Али открыто проявил свой нрав, за который уже дважды изгонялся казанцами. Собрав своевольных князей у себя на пиру, он велел перебить их. За два дня резни в городе было убито семьдесят видных казанцев. В Казань вновь срочно выехал Алексей Адашев, которому Шах-Али сказал:
- Прожить мне в Казани нельзя, загрубил есми казанцам добре; брался выпросить им у царя московского правый берег Волги, и если этого не будет, то и я в Казани не усижу.
Адашев отвечал, что чувашей назад в казанское подданство никто не отдаст, и мир не утвердится до тех пор, пока все пленные не будут из рабства освобождены. Если же хан хочет из Казани бежать, то сначала должен ввести в город русские полки и воевод.
- Я мусульманин и не хочу против своей веры идти, - заявил хан, - но и государю вашему изменить не хочу. Некуда мне бежать, кроме как к московскому царю. Если казанцы встанут на меня - изведу лиходеев и убегу к государю!
Адашев уехал, убедив хана вести себя более мирно и в согласии с договором. В январе 1552 года переговоры продолжались в Москве через Ивана Васильевича Большого-Шереметева. Ему казанцы сильно жаловались на Шах-Али, "что их убивает, и грабит, и жен их и дочерей емлет сильно". Шереметев сумел договориться, что вместо хана московский царь пришлет в Казань наместника с войском и город будет управляться так же, как другие города Российского государства. Чтобы провести эту договоренность в жизнь, в феврале Адашев вновь направился в Казань, где столкнулся с неожиданно упорным противодействием хана.
- Мусульманского государства я не разрушу, - заявил Шах-Али, - а прожить мне в Казани нельзя, меня здесь убьют, убегу в Свияжск!
6 марта хан исполнил угрозу: обманом, собираясь будто бы на рыбную ловлю, выехал из города со множеством знати и вывел из Казани всех стрельцов, составлявших его охрану. По прибытии Шах-Али в Свияжск наместник и воевода князь Семён Иванович Микулинский-Пунков начал переговоры с горожанами Казани о принятии города под своё управление. Вскоре договор был заключен и утвержден многими видными казанцами. В город были направлены воеводские обозы с семьюдесятью казаками для размещения на тех дворах, которые отведут сами казанцы.
В сопровождении множества казанских князей воеводы Семён Микулинский, Иван Шереметев и Пётр Серебряный с полками направились к Казани. Перед самыми воротами они узнали, что в городе произошло восстание. Сторонники "священной войны" - муллы и другие исламские священнослужители сумели обмануть народ ложью, что все выехавшие из города казанцы перебиты и повязаны, что русские хотят вырезать всё мусульманское население.
Несмотря на то что множество казанцев жили в ту пору в незащищенном посаде под городом, Микулинский с товарищами "ни одному человеку лиха не учинили", стараясь переговорами склонить жителей к миру. Вскоре стало известно, что казанцы клятве изменили и на мир не согласны. Но Микулинский всё ещё надеялся успокоить волнения в городе и приказал отвести войска в Свияжск, чтобы продолжить переговоры.
Вместо них началась война. Бежавшие в город и захватившие власть мурзы, опираясь на мусульманское духовенство, всеми силами разжигали в народе ненависть к Руси. На казанский престол они пригласили из Астрахани ханского сына Еди-Гирея. Казанские отряды напали на правобережных чувашей, желая заставить их отказаться от русского подданства. Чуваши стояли крепко, в одном из боев даже захватили двух казанских мурз. Однако, видя, что зазимовавшие в Свияжске русские войска ослаблены цингой, чувашские князья завели тайные переговоры с казанцами.
Едва вскрылась Волга, на судах поспешила в помощь Микулинскому с товарищами легкая рать Александра Борисовича Горбатого и Петра Ивановича Шуйского. Воеводы со свежими запасами продовольствия прибыли вовремя. Множество чувашских князей уже отложилось от Свияжска, т. е. изменило присяге, и вокруг города шла война.
Цинга валила русских воинов, они терпели одно поражение за другим; взятых в плен казаков и дворян публично казнили в Казани "для поднятия духа" бунтующих мусульман. Через заставы на Каме хан Еди-Гирей прорвался в город и ободрил казанцев. Но Свияжск устоял, а Москва готовила войска к решительному походу на Казань.
Народу война с Казанью представлялась как продолжение многовековой борьбы с басурманами, которые столетие за столетием разоряли Русскую землю, проливали невинную кровь, угоняли в страшное рабство. Покончить с наследником Золотой Орды, освободить томящихся в неволе братьев, принести мир и покой истерзанной земле - эти идеи были близки народам Московского государства, дружно поддерживавшим казанский поход. Настаивала на походе и Русская православная церковь, выступая проповедницей войны с басурманами.
Действия казанской знати и духовенства оказались как нельзя более выгодны российским властям. Слишком богата, слишком "угодна" была "под райская землица" Казанского ханства, чтобы мирным соединением его с Русью оставить значительную часть владений в руках местных князей и мурз. В центре Руси землицы и крестьянских рук для помещиков уже не хватало, и дворянство алчно глядело на восток. "Хотя бы таковая землица угодная и в дружбе была, - писал дворянский публицист Иван Пересветов, - ино было ей не мочно терпети за такое угодие".
За войну активно выступало и купечество. Казань перекрывала важнейший торговый путь между Европой и Азией. Многочисленные перемирия и соглашения с казанскими властями лишь приоткрывали этот путь, неизменно завершаясь кровопролитием. Тысячи купцов были ограблены и проданы в рабство. Торгово-промышленные круги готовы были пожертвовать большие средства на окончательное уничтожение разбойничьего гнезда - Казани.
Известие о разрыве казанцами мира, подобно выстрелу, выпустило скрытую на Руси огромную энергию. С невиданной быстротой собирались полки, флот речных судов загружался продовольствием и воинскими припасами, чтобы обеспечить ратников всем необходимым. Рассуждения о трудностях летней войны - "для того, что Казанская земля в великих крепостях, в лесах, и во озерах, и во ржавцах: зимою добро будет воевать" - были отметены. 16 июня 1552 года большие полки выступили из Москвы с самим царем Иваном Васильевичем.
Во главе ратей стояли храбрые и опытные воеводы: в Большом полку Михаил Иванович Воротынский, в Передовом - Иван Иванович Турунтай-Пронский, в Правой руке - Андрей Михайлович Курбский и Пётр Михайлович Щенятев, в Левой руке - Дмитрий Иванович Микулинский-Пунков и Дмитрий Михайлович Плещеев, в Сторожевом полку - Дмитрий Иванович Немово-Оболенский и Михаил Иванович Вороново-Волынский.
Крымский хан Девлет-Гирей вознамерился сорвать русский поход и пошел в набег со всей ордой, турецкими янычарами и артиллерией, ногайскими и другими прибылыми отрядами. Для разгрома столь страшного прежде неприятеля потребовалась лишь небольшая часть российского воинства. Мужественный князь Андрей Курбский со своим другом Петром Щенятевым, как сокол на ворона, ударил полком Правой руки на крымскую орду, обратившуюся в бегство. Иван Иванович Турунтай-Пронский и Михаил Иванович Воротынский со своими полками также жаждали сразиться с неприятелем, но догнали его, похоже, только воеводы с Прони - Михаил Репнин и с Михайлова - Фёдор Салтыков.
Разбитый под Тулой и у речки Шиворони хан, бросая людей и обозы, с "великим позором" бежал в Крым. Остановить русское наступление ему не удалось.
Быстрыми переходами, строя по дорогам мосты, русская армия шла по пустым и безлюдным местам на Казань, делая по 30 километров в сутки. Везде, от южных степей до пермских лесов, воинские отряды и полки стерегли неприятеля, который захотел бы помешать походу. Ханство было со всех сторон окружено заставами, а русские входили в него одновременно по множеству путей.
Не дремали и свияжские воеводы. Рать Семёна Ивановича Микулинского-Пункова совершила скорый поход от Свияги вниз по Волге, по чувашским землям. Сторожевой полк Петра Серебряного разгромил собравшегося неприятеля, и многие чуваши вновь принесли присягу на верность Москве.
Вскоре затем Пётр Иванович Шуйский водил рать "на достальных" чувашей: они "все государю добили челом и приложились к Свияжскому городу". К 18 августа, когда царские полки после торжественной встречи на полях вступили в Свияжск, правая сторона Волги была упрочена за Московским государством.
В Свияжске утомленные дальней и трудной дорогой войска были удобно размещены и снабжены всем необходимым. Русские купцы доставили Волгой столь разнообразные припасы, что и вдали от своих домов воины чувствовали себя, как в Москве. Даже видавшие виды воеводы были поражены отличным снабжением и изобилием всего, "чего бы душа восхотела!" Отдых в Свияжске придал ратоборцам новые силы. Все почувствовали, что не во временном походе, а навсегда вступила на эту дальнюю землю нога россиянина.
Из Свияжска хану Еди-Гирею и казанцам было послано новое предложение о мире. Ответа не было, и русские войска быстро переправились через Волгу. Путь к Казани был ограждён с востока рекой Казанкой, с запада - речкой Булаком с топкими берегами, а со стороны Камы - крутой горой между городом и Арским полем.
Через множество болотистых речушек приходилось мостить мосты и гати, разобранные казанцами, строить дороги для пушечного обоза. 20 августа пришла грамота хана Еди-Гирея с "гордыми и скверными словами". Казанский владыка заносчиво укорял московского царя "и себя на брань готова возвещал".
23 августа 1552 года воинство вышло к Казани. Грозно молчали стены и башни на высокой горе, сложенные из неохватных дубовых брёвен срубами, крепко забитыми землей да каменьем. Речки и наполненные водой рвы, дубовые надолбы и предмостные укрепления усиливали оборону города. Более тридцати тысяч отборных воинов засело с Еди-Гиреем в Казани, а полевая армия князя Япанчи должна была нападать на осаждающих с тыла.
Развернув знамя с образом Нерукотворного Спаса, в навершии - с крестом, бывшим у князя Дмитрия Донского на Куликовом поле, российские полки двинулись вокруг города. Первым переправился через речку Булак отряд в семь тысяч воинов с храбрыми юношами во главе: Юрием Ивановичем Шемякиным-Пронским и Фёдором Ивановичем Троекуровым. Отряд наполовину взобрался на крутую гору, а Большой полк Михаила Ивановича Воротынского начал переправу, когда казанцы пошли на вылазку.
Около пяти тысяч конников с копьями наперевес и более десяти тысяч пеших татар с луками выскочили на узкое, не более двух полетов стрелы, пространство между стенами и Булаком и ударили в середину русского отряда, разрезав его пополам. Молодые воеводы не растерялись: немедля поворотили оставшиеся с ними силы назад на неприятеля и крепко сразились с ним.
У благоразумного князя Воротынского в первых рядах шли стрелецкие полки-приказы во главе с Иваном Черемисиновым, Григорием Жолобовым, Дьяком Ржевским и другими "головами"-полковниками. По приказу Михаила Ивановича они поспешили на помощь к своим. Не медля, стрельцы развернули пушки и накрыли противника плотным орудийным и пищальным огнем. С казанских стен и башен загремели ответные выстрелы, и "бысть сеча велика и преужасна, от пушечного бою, и от пищального грому, и от гласов и вопу кричания от обоих (сторон. - Авт.) людей и о трескоте оружия. И не бысть слышати друг друга глаголанного, бысть яко гром великий и блистания от множества огня пушечного, и пищального стреляния, и дымного курения".
Стрельцы били без промаха и вскоре привели неприятеля в ужас. В панике враг побежал, забивая прицельно обстреливаемые из пушек ворота города, заваливая трупами мосты.
Разгром татарской вылазки Воротынский довершил контратакой. Стрельцы утвердились на краю городского рва и усиленным огнём не давали неприятелю высунуться из-за стен, пока их товарищи катили и устанавливали в 50 саженях от города заранее приготовленные плетеные туры, которые тут же забивали землей. Стрельцы и казаки получили приказ, используя растерянность казанцев, "против города закопаться во рвы" и энергично замахали лопатами.
Но казанцы быстро поняли грозившую городу опасность. Они во что бы то ни стало должны были отбросить людей Воротынского от стен и атаковали, не считаясь с потерями. Расстреливаемые в упор, казанцы лезли на туры и бросались врукопашную весь день и всю ночь. Умело применяя защитные сооружения, русские почти не несли потерь. Защитники же города после отступления недосчитались немалого числа мурз и множества простых воинов.
Тем временем россияне в течение нескольких дней под огнём со стен (весьма неточным, ибо стрелять татары заставляли русских же пленников, прикованных цепями) окопали весь город шанцами, настроили по проекту дьяка Выродкова батарей и установили артиллерию. Всего город обстреливало около 150 орудий, самое малое из которых имело полторы сажени в длину.
Пушечные батареи дополнялись подтянутыми под самые стены тяжёлыми мортирами для истребления неприятеля внутри города. Первые же залпы русской артиллерии освободили стены и башни Казани от пушек, сбитых прочь точными выстрелами пушкарей. Не удавалось избавиться только от мушкетного обстрела, приводившего к ощутимым потерям.
По плану Ивана Григорьевича Выродкова Казань за семь дней была окружена двумя параллельными линиями туров с батареями; на крутых местах строились надолбы. Бойницы внутренних укреплений были обращены к городу, а внешних - в поле, поскольку казанцы постоянно налетали со всех сторон. Неуловимый Япанча со своими всадниками нападал на строителей и коноводов, охотился за заготовителями конского корма.
Стоило муллам Казани вынести на высокую башню громадное зелёное знамя ислама и помахать им в воздухе, как конные полки вырывались из лесов и всей мощью наваливались на россиян. Тотчас открывались ворота города, и казанцы шли на вылазку, сражаясь с невиданной храбростью.
Теперь, когда казанцы бились не за крымского ставленника, а за собственные дома, борьба стала крайне ожесточённой. Воодушевление охватило и русских ратников. Даже Иван Фёдорович Мстиславский, никогда не отличавшийся рвением, бросился на отражение вылазки, был ранен, но пленил вражеского военачальника.
Во время одной из вылазок на батареи тяжёлых орудий десятитысячный русский полк был оттеснен с укреплений и только своевременно подоспевшее муромское дворянство обратило неприятеля в бегство.
28 августа Передовой полк Ивана Ивановича Турунтая-Пронского и Дмитрия Ивановича Хилкова с огромным напряжением и помощью других полков отбросил неприятеля в сече на Арском поле. На следующий день войска Япанчи угрожали полкам Щенятева и Курбского, Дмитрия Фёдоровича Палецкого и Алексея Адашева, отвлекая большие силы на оборону наружного пояса осады.
Вылазки и набеги казанцев участились. Доходило до того, что ратникам некогда было и сухарь спокойно съесть. Едва не каждую ночь воинство пребывало без сна, отряды же казанцев были неуловимы. На военном совете в царском шатре храбрейшие воеводы вызвались положить конец набегам Япанчи. Александр Борисович Горбатый, Семён Иванович Микулинский-Пунков и Давыд Фёдорович Палецкий с товарищами взялись заманить Япанчу в засаду.
30 августа Александр Борисович с конницей выехал на Арское поле, как бы предлагая себя неприятелю. Стрелецкую и поместную пехоту он послал в обход поля лесом. Князь Юрий Иванович Шемякин-Пронский скрытно обходил поле с другой стороны.
В третьем часу дня передовые отряды казанской кавалерии напали на охрану у русских укреплений, которая, избегая схватки, отступила. Пока казанцы гарцевали у шанцев, осыпая их стрелами, в поле выступили главные пешие и конные полки Япанчи. Заманивая их, Горбатый под градом стрел медленно отступал, пока последние ряды неприятеля не вышли на поле.
По сигналу Горбатого начал атаку Шемякин-Пронский, пехота ускорила движение, перерезая неприятелю пути отхода. Видя ловушку, Япанча со своими полками отважно устремился на главного воеводу, надеясь смять его малые силы. Поднял тут Александр Борисович саблю и закричал громовым голосом:
- Напустим! Время! Бог с нами - кто на нас!
Как ветер полетели конные полки друг на друга и с грохотом столкнулись посреди поля, а из-за холмов и перелесков уже мчали на помощь своим Микулинский и Палецкий, наседал на задние ряды казанцев Шемякин-Пронский. В жаркой сече изрубили россияне противника. Неукротимый Япанча вырвался с остатками полков, но непросто было отделаться от Горбатого: пятнадцать верст гнали их русские конники, сбросив остатки в речку Килирь. Тут, на берегу, остановил Александр Борисович коня и велел трубить в серебряные трубы, созывая ратников.
Многие считали Казань окончательно отрезанной от возможной помощи, но Горбатый, Микулинский и Палецкий понимали, что у противника ещё оставались возможности для восстановления сил. 6 сентября воеводы получили разрешение на новый поход. К тому времени казанцы, собравшиеся после разгрома Япанчи, укрепились в двух верстах от города на горе между болот и озер. Здесь они возвели стену из заполненных землёй срубов, прикрыли фланги укрепления лесными завалами и намеревались устроить базу для набегов к городу.
На этот раз Александр Горбатый и Семён Иванович Микулинский с товарищами показали, что знают толк не только в кавалерийской атаке. Впереди полков они поставили стрельцов и казаков с полевой артиллерией. Семён Иванович, спешившись и приказав сойти с коней дворянам, лично повёл полк на крепость. Под прикрытием пушечного и мушкетного огня через два часа он подвел воинов к самым воротам и вломился в острог.
Пока Микулинский-Пунков наступал под градом стрел, в грохоте артиллерии и мушкетной пальбе, Горбатый со спешенной кавалерией обходил неприятеля справа. В короткой сече казанская оборона на засеках была сломлена, и Александр Борисович вышел к вражескому лагерю. Неприятель был окружён и уничтожен, двести человек попали в плен.