Опальные воеводы - Богданов Андрей Петрович 17 стр.


- Ушёл хан или не ушёл, - сказал старый дворянин строго, - это дело тайное, не нашего ума. Ты бы, Митюшка, лучше сопли утёр, а то за тобой-то и в строю жить слякотно! А с Иваном Васильевичем, - продолжил он, переждав взрыв веселья, - мы хоть против хана, хоть против султана постоим.

* * *

Тем временем, пока у одного костра длилась эта беседа, на другом краю лесочка под густым кустом ракиты лежал на подостланной шубе сам боярин и воевода Шереметев, благостно шевеля в воздухе извлеченными из сапог и портянок пальцами ног. Вздыхая время от времени от удовольствия, Иван Васильевич благосклонно слушал своего домашнего попа, читающего вслух новопереводную книжку о Крымском ханстве. Опуская описание географии, населения и плодородия Крыма, и так хорошо знакомых по более точным сведениям, воевода требовал читать себе о нравах и обычаях противника, об оружии, прерывая чтение замечаниями.

- Татарове приидоша и населишася тамо не весьма древних лет, - читал поп, - но от онаго времени, егда изгнани быша от литовских князей из стран российских от Подолия, яко о том выше писано.

- Знаю, прочти дальше, про Мамаев луг, раз мы туда идём, - потребовал воевода. Чтец повиновался.

- Поля в тех местах так жизненны и обильны травою, яко едва поверить можно, ибо трава там в высоту как морской тростник и очень мягка. В те места татары крымские выгоняют пасти своих верблюдов, лошадей и всякий скот, а иные там и зимуют, ибо татары сена косить не привыкли: лошади их и другой скот в полях снег разгребают и из-под него себе пропитание добывают. Также и зверей в тех полях великое множество: серн (то есть коз диких), оленей, лосей, диких лошадей, сайгаков, кабанов, ланей собираются целые стада. Недалёко от тех мест есть небольшая, но густая дубравка, окружённая, как остров, водой, - в ней поистине неисчислимое множество всяких зверей.

- Дальше, дальше прочти, про породу крымскую, - проговорил Шереметев, переворачиваясь на бок и подпирая рукой свою большую голову.

- Породою суть, - нашел нужное место чтец, - роста среднего, обличил широкого, черноватого, очей чёрных, страшно выпуклых, бороды имеют долгие, но редкие, наподобие козлиных, их же мало стригут. А чело своё всё бреют, кроме молодёжи и знатных особ, царевичей и мурз, которые оставляют на темени хохлы. Шеи имеют твёрдые, в теле крепки, мужественны и смелы. К телесным упражнениям по природе своей очень склонны.

Мясо едят всяких скотов, будь то убитых или умерших. Особенно любят конское мясо, а от свиного отвращаются, как от отравы, называя его по закону своему скверным. Как наилучшее питьё пьют сырое кобылье молоко, которое у них лучшее лекарство после всяких трудностей и от которого они толстеют, как вепри. Иногда же, с вином смешав, тем молоком упиваются.

- Враки! - сказал Иван Васильевич. - Сей кумыс без вина бывает пьяным, его и казанцы зело почитают. А что здоров он - это верно. От болезней зело помогает, как у нас лук и хрен. Но читай дальше.

- К голоду, недосыпу и всякой нужде вельми татары терпеливы, могут по три и четыре дня в засаде сидеть без еды и сна. Когда идут в загонах на войне, не имея еды и питья, тогда своим коням шейную жилу отворяют и кровью их жажду утоляют. Говорят, коням это кровопускание очень полезно для перенесения всякой нужды и трудностей.

Употребляют в пищу и всякую зелень, растущую по берегам Дона и Волги, а солить пищу не любят - считают, что без соли им зрение очей светлее бывает. При еде садятся все вкруг, подогнув под себя ноги. Так делают и в поле, и за столом, и в посольствах. Богатые садятся, устлав землю коврами.

Сами не крадут и кражу запрещают крепко - граблением богатеют. Епанчи белые любят. Конской езде и стрелянию из лука учатся измлада, с детства развивают в себе привычку к лишеням и кровопролитию. Оружие их на войне - лук и колчан со стрелами, кистень, сабля, есть немного копий и огненной стрельбы.

Кони татарские невелики и на вид жалки, хребтами худы и тонки, телом вытянуты, но очень сильны и терпеливы. Со своими всадниками могут переносить великие трудности и голод, питаясь только лесными листьями, хворостом и кореньями, которые копытами выкапывают. Таких коней татары употребляют в походах. Есть у них и другие кони, породистые, великие и рослые, в беге держащие головы высоко. Этих употребляют в бою, к которому они привычны. Такие кони придают немалую смелость всадникам.

- Это верно, - заметил воевода. - Порода очень дорогая, в бою свирепая и быстрая, как ветер. Бог даст, раздобудем этих коней побольше. Такой аргамак раз в сто простого коня дороже и в нашем конном заводе зело редок: кто его имеет, того поймать-то больно трудно! Вот уж ценность у хана так ценность.

- Когда идут на войну, - продолжал чтение поп, - каждый их воин двух-трёх коней в поводу водит и с усталого на свежего перескакивает на ходу. Так они за малое время очень далеко могут ускакать. Бывают среди коней такие учёные, что, на свободу пущенный, нисколько от своего господина не отстаёт, даже во время битвы или в самом тесном месте! Если же охромеет или заболеет, то его режут и, содрав шкуру, съедают. На этих конях, связав снопы тростника и положив на них оружие, переплывают крымчаки самые великие реки: Волгу, Дон, Днепр, Буг, Днестр и Дунай. Во время битвы садятся на коней без шпор, только с плетью, на лёгком, но крепком седле, имея простую узду. Скачут на врага тесно, нога к ноге, так что протиснуться между всадниками трудно, и до того к воинскому делу привычны, что поворачиваются или останавливаются одновременно, и на полкорпуса из строя не выдаваясь.

Андрей Богданов - Опальные воеводы

В сражении недолго бывают, но скоро от неприятеля начинают бежать; в это время их особо надо беречься, ибо на всём скаку метко стреляют они, оборотясь назад, тяжёлыми стрелами, а потом, все вдруг поворотясь, крепко нападают на врозь гонящихся неприятелей и вновь начинают жестокую битву. В ровном поле смелее битву составляют. Полки свои ставят в искривленную линию, чтобы пустить в неприятеля как можно больше стрел. В начале боя пускают стрелы как частый град, затмевая ими свет, а потом ударяют в сабли. В устроении бранном содержат дивный порядок: одному движению руки воеводы своего все как один повинуются. Если же потеряют в бою командира, то ни продолжать битву, ни отступить стройно не могут.

- Воеводы-то у них всё больше люди разумные и в воинском деле знаменитые - к таким много воинов сбегается, а от плохих, хотя и знатных, разбегается, - заметил Иван Васильевич. - Потому верят крымские люди своим воеводам и стоят они за них насмерть, более чем все другие народы.

- И у нас, государь боярин, такие есть! - воскликнул лежащий по другую сторону куста военный холоп.

- Есть и у нас, - согласился Иван Васильевич. - Ну, продолжай, батюшка.

- Если же сеча в тесном месте случится, то сего хитрого строя не употребляют, но скорее в бегство обращаются, потому что имеют мало броней, в которых можно было бы воздержать неприятеля, - прочёл поп.

- Теперь не то, - добавил боярин. - Буджакская орда у них лучше вооружена: почти все имеют шлемы, панцири или куяки. У хана крымского личный полк в тяжёлой броне, да янычары турецкие с ним ходят. Остальные тоже броню не за редкость почитают, особенно воины бывалые, только в лёгком набеге на себе её не таскают, а в седельные сумки складывают. Да ведь и мы в походе часто тяжёлую броню на подводах возим.

- В сидении на коне обычай у них стремена зело коротко подтягивать, чтобы, скорее и лучше на обе стороны поворачиваясь, из лука стрелять, - продолжал чтец. - Если же что упадет на землю, то, прямо на всём скаку с седла свесившись, поднимают упавшее. Также от копья или стрелы могут зело скоро чуть ли не под брюхо коня убраться, только одной рукой или ногой держась за седло. Пешими же никогда на войнах не бывают и пехоты не имеют.

Мужественны и смелы, до самой кончины бьются с неприятелем, один за другого умирая. Можно крымчака с коня сбить, искалечить и оружия лишить - а он руками, ногами, зубами и всеми членами, каким ни есть способом до последнего издыхания будет обороняться; видя смерть перед собой, такой только и мыслит, как бы неприятеля с собой взять.

- Милосердия они не знают, потому и злы, - добавил воевода.

- К взятию городов неспособны, ибо пушек не имеют и боятся их, по своей пословице: "Алтурпок - душайок!" - прочёл поп, а Иван Васильевич добавил, что зато с ханом турки ходят, очень к огненному делу способные и городоёмцы знаменитые.

- В диких полях путь свой по звёздам правят и по железной стрелке. Одеяния носят длинные, и в верхних одеждах мужи и жены мало имеют различий, только женщины белым платком голову повязывают. Все ходят в шапках, которые не снимают при поклоне. Живущие в городах и сёлах нижнюю одежду льняную имеют, а кочевники, шубу надев, не снимают, пока от ветхости не развалится. Девицы честные или царевны на людях платком лицо прикрывают, как итальянки.

- Сей обычай у них, видать, от генуэзцев и пошёл, - заметил Иван Васильевич, вновь переворачиваясь на спину.

- В трудные времена отсылают стариков и семьи свои в города, а сами в чужие страны войной идут, где, грады пожегши, села опустошивши, пленников нахватавши, остаток мечом и огнём потребивши, сами возможно скорей убегают. Елико стран опустошат - толико величайшим пространством государств своих хвалиться привыкли. Русь и Литву своей землей считают и дани там берут.

- Ныне этому конец! - подал голос воевода. - Побили двух наследников Батыевых, побьем и последнего. Не бывать более татарским поминкам с русской земли. Народ хоть и грабительный, и к чужим богатствам зело лакомый, однако придётся им эти грубые обычаи оставить, коли мы дорогу за Перекоп проложим.

- Да могут ли они жить-то без ограбления соседей? - спросил у воеводы поп. - Ведь мало что из богатств в Крыму остаётся, всё за море уходит в обмен на турецкий хлеб.

- Ишь, пожалел волка! - возмутились на святого отца воины. - Ты ещё предложи им рабов христианских оставить, которые у них по смерть свою пашню пашут и просо сеют, сами же с голоду помирают.

- Можно крымчакам жить без грабительства, только они от трудов и земледельческой работы зело отвращаются и того ради мало хлеба знают. А хлеб там родится богато, где поля русские пленники пашут, - сказал воевода. - Как мы их от неволи освободим, многие, чай, захотят на такой богатой земле жить и земли станут осваивать. А берега Крыма богаты всяким овощем, который издавна растят армяне да италийцы с евреями. Без неволи ханской те свои сады и огороды распространят, так что не будет ни в чём скудости. Сами же татарове к трудам и нуждам неизреченно терпеливы суть. Коль не будут дурным разбоем от честного труда отвращаться - не сыскать будет богатейшего места, нежели Крым.

Но не будет так, если позволим им свирепствовать над соседями безнаказанно. Пусть знают грабители, что гнев обиженных падет на их землю и негде будет им укрыться от расплаты за зло сотворенное. Подай-ка, дружок, мне сапоги, чаю, уже они просохли!

* * *

Быстро замотал Шереметев портянки, вспрыгнул на ноги и велел собираться, а коноводам подать коней к опушке. Он было встал в стремя, как из-за ближнего кургана, в окружении сторожевых воинов, показался летящий галопом всадник с соколиным пером на шапке.

- Ну-ка, - сказал воевода, - посмотрим, что за вести, - и с этими словами выдернул ногу из стремени. Не доскакав до воеводы шагов двадцать, конь гонца пал на передние ноги, и тот кубарем вылетел в траву. Воины немедля подняли бедолагу и под руки подвели к воеводе, но прибывший долго не мог говорить.

- Хан идёт, - наконец пробормотал он задыхаясь, - на Русь.

- Какой хан, - спросил Шереметев ласково, - и куда идет, и с кем, и где он сейчас? Да ты не спеши, попей водички. - Воду тотчас подали. - Ведь не за тобой же он следом скачет!

Спокойствие воеводы и изрядное количество холодной воды постепенно оказали свое благодетельное влияние, и гонец стал глядеть осмысленно. Всё меньше запинаясь, он поведал, что дозорные Сторожевого полка переехали сакму, не доходя Изюм-Кургана. Сакма была очень велика и, пересекая путь русским, вела на север. След крымских коней был свеж. Не дожидаясь возвращения своего товарища Степана Сидорова из разъезда, воевода Дмитрий Плещеев немедленно послал гонца к Шереметеву за приказаниями. Тот прилетел, загнав напоследок коня.

Приказав проводить гонца в тень и обиходить, а заодно рассёдлывать коней и располагаться на дневку, Шереметев с отвращением плюнул себе под ноги и сказал подошедшему воеводе Салтыкову:

- Узнаю Плещеевых! Начальстволюбивы до потери разумения! А каков воевода, таков и воин: эвон как задохнулся, поспешая с пустыми словами. Однако придётся подождать человека от Сидорова.

- Можно ли нам коней расседлывать?! - вскричал Салтыков. - Надобно назад спешить или хоть наготове быть, да разъезды усилить: не ровён час хан нагрянет!

Оглянувшись на стоящих рядом воинов, Шереметев взял товарища под руку и повёл обратно в лесок, к излюбленному ракитовому кусту.

- Стража у нас и так хороша, - говорил он по дороге, - а спешить надо с усмотрением. Видишь и сам, куда бы нас спешка завела, если бы скакали мы сломя голову: хан-то, не ведая про нас, дорогу нам пересёк. Думал на Русь нежданно прийти! Видит Бог, отдает себя басурман в наши руки. Не владения крымские, а самого крымского царя должны мы здесь разгромить и на Русь лазать крепко отучить. Но и здесь нам голова требуется, а не быстрые ноги.

И, успокоив таким образом Льва Андреевича Салтыкова, усадил его Иван Васильевич рядом с собою под куст, ждать о хане вестей. Они не замедлили появиться.

На взмыленном, разгоряченном скачкой коне прямо на полянку вылетел и ласточкой спрыгнул с седла молодец в зеленом кафтане, ладно обтянутом сбруей, на которой висели длинная сабля с костяной рукоятью и такой же кинжал, пищаль с набором украшенных серебром зарядов, пороховница из заморской раковины и вышитый подсумок, два пистолета турецких и малая секира в чехле, две кожаные фляги - большая и маленькая, серебряный футляр с гребешком.

Глянув на воевод орлом, пошевелив закрученными чуть не до глаз усами и заломив на затылок казачью шапку, гонец Степана Григорьевича Сидорова начал свой доклад:

- Аз есмь ("из монастыря, что ли, сбежал", - шепнул Иван Васильевич Шереметев Салтыкову) станишник Богдан Никифоров сын, станицы Лаврентия Колтовского. Июня в 19-й день сметили мы на Северском Донце на Обышкине перевозе сакму крымских людей - лезли через перевоз тысяч с двадцать. И на других перевозах, по осмотру, сметили многие сакмы, всего тысяч на шестьдесят конных, не считая заводных лошадей: крымские татары, буджакские, Казыева улуса люди и черкасов отчасти. И о том послан я был Степану Григорьевичу сообщить, пока Лаврентий с нашими по следам идет.

Андрей Богданов - Опальные воеводы

Да Степану Григорьевичу сообщил изюм-курганской сторожевой службы сторож Иван Григорьев, что под Изюм-Курганом, Савиным бором и в других местах прошёл крымский хан, а сколько с ним людей - сметить не успел. Воевода, велев обо всём том воеводам Большого полка сообщить и в Передовой полк весть дать, пошёл сам по сакмам за ханом в угон, а вскоре обещал прислать проводников, чтобы большие воеводы легко могли с Муравского шляха на татарскую сакму переброситься. А гонцом послал меня. То мое и слово!

- Ай да молодец! - сказал Иван Васильевич сразу о гонце, Колтовском и Сидорове. - Ты, Лев Андреич, готовь в Москву грамоту, что мы идем за ханом к Быстрой Сосне - пусть встречают дорогого гостя. Да станишников и Сидорова не забудь упомянуть, они всякой награды достойны. Ты, Богдан Никифорович, сам в Москву весть о хане понесёшь.

- Постой! - закричал воевода, видя, что молодец бросился к своему коню. - Экий ты быстрый. Скакать будешь во весь дух, беря везде подставных коней, для начала из моих выберешь лучшего. Пойдешь под моим флажком. А пока возьми в дорогу запас.

Воевода призвал своего старого холопа и велел лично присмотреть, чтобы гонца накормили и собрали в дорогу самолучшим образом. Подумав, Большой велел принести тщательно хранимый бочонок с квасом и нацедил давно не видавшему такой роскоши станишнику полный ковшик. Через час гонец уже сидел в седле и, напутствуемый воеводами, выезжал из леска на степную дорогу.

На другое утро Большой полк пересек семь овражистых верст, отделявших Муравский шлях от мест, через которые прошли сакмы Девлет-Гирея, и встретился со Сторожевым полком. Передовой полк Басманова и Зюзина, совершив марш следом за Сторожевым, пошел в арьергарде.

Широко раскинув поперек Изюмского шляха крылья разъездов, русские войска спокойно, не выдавая себя, шли за крымчаками, готовые подхватить их и передать в руки больших государевых полков. Главная сила крымского хана и его вассалов - 60 тысяч всадников - попала в смертельную ловушку, но ещё не знала об этом.

Назад Дальше