В это время Пресновск был штабквартирой полка и бригады. Бригадный командир Эллизен хорошо относился к разжалованному Николаю Ильичу, поручил ему надзор за своим большим огородом и постройкой новой церкви, а Гришу взял к себе, чтобы учить его вместе со своим сыном и двумя дочерьми. Он пригласил казачьего учителя, который обучал детей русскому языку, арифметике и географии. Кроме школьных были и внешкольные занятия. Жена Эллизена выписывала ежемесячный детский журнал "Звездочка", и, когда с почты получалась новая книжка, для детей был праздник: полковница, как Гриша называл жену Эллизена, собирала детей вокруг своей кровати, на которой любила проводить послеобеденное время, лежа на мягком пуховике, и кто-нибудь из детей читал вслух рассказы из журнала.
Полковница как-то привезла из Омска партию новых книг и потом собирала у себя маленькое общество из офицерских жен и читала их им; дети также присутствовала на этих чтениях.
Позже Гриша узнал, что это были "Ревизор" и "Мертвые души". Они не произвели на него большого впечатления. Но восьми лет он прочитал "Робинзона Крузо". Первые же страницы этой книги захватили его. В доме были гости, прислуга была занята в кухне и в столовой, а в девичьей, где горела свеча, было пусто. Гриша забрался туда с книгой и не мог оторваться от нее, пока не кончился ужин, не пришла горничная и не погнала его спать. С тех пор он стал мечтать о морских путешествиях.
В отцовский дом Гриша возвращался только в субботу вечером на воскресенье, и тетка потчевала его вкусными шаньгами, блинами и оладьями. В воскресенье вечером его уводили назад в дом Эллизена.
В отцовском доме Гришу баловали, но о развитии его ума не заботились. Отец не интересовался литературой и даже о Пушкине не имел представления. Бабушка рассказывала о времени Пугачева и об армейских полках, которые до 1812 г. стояли в Сибири и оставили по себе тяжелую память насилиями над населением. Один из полков назывался Ширванским, по имени кавказского города Ширвань, но сибирские крестьяне переделали это название в "уши-рванские" и распространили эту кличку на все армейские полки.
В отцовском доме в качестве прислуги жили две девушки-киргизки, купленные дедом Гриши как рабыни. Во время большого неурожая в степи, когда люди, особенно дети, умирали от голода, киргизы приезжали в казачьи станицы и выменивали своих детей на муку. Киргизы делали также набеги на соседних с ними калмыков, уводили в плен их детей и продавали русским на казачьей линии; таких рабов называли "калманками". Это рабство было уничтожено Сперанским в 20-х годах XIX века, но в доме Николая Ильича "калманки" Авдотья и Вера остались по наследству от деда, и Гриша видел, как его тетка постоянно истязала принадлежавшую ей Авдотью. Последняя часто ходила с разбитым в кровь лицом, тело ее было в коростах, на голове под волосами были везде ссадины и кровоподтеки.
Полковник Эллизен был большой любитель цветов и разводил их возле своего дома в большом количестве. Его третникам Гриша обязан своими наклонностями к ботанике; его поражало разнообразие форм растительного царства, и он занимался сравнением разных плодов и семян.
Степи, окружавшие станицу Пресновскую, были ровные и утомляли своим однообразием. Их несколько оживляли только березовые рощицы - "колки". Пресновск был расположен на казачьей линии, которая называлась Горькой потому, что проходила по длинной цепи горько-соленых озер. Между реками Ишимом и Тоболом, на пространстве около 250 километров, проточной воды нет, и воду брали из колодцев и редких пресных озер, которые назывались "питными". Пресновск стоял на берегу небольшого питного озера, но неподалеку от него находилось несколько горько-соленых озер. С их поверхности выделялся сероводород, образовавшийся при гниении растительных и животных остатков на дне их, в слое ила. При ветре, когда волны мелких озер взмучивали этот ил, в Пресновске некуда было спрятаться от его удушливаго запаха.
Глава II. В КАДЕТСКОМ КОРПУСЕ (1846-1852)
Казачье училище и кадетский корпус. Их обстановка. Учителя. Кадеты эскадрона и роты и рознь между ними. У влечение морскими путешествиями. Кадет-киргиз Чокан. Репутация линейных казаков
В доме Эллизена Гриша провел три года. Позже, вспоминая это время, он говорил, что своей любовью к науке и литературе он обязан влиянию жены Эллизена, которую считал своей духовной матерью. В 1846 г., когда семья Эллизен уехала в Петербург, чтобы поместить старшую дочь в Смольный институт, в котором воспитывались дочери высших офицеров и знати, отец свез Гришу в Омск, где отдал его в войсковое казачье училище, которое преобразовалось в Сибирский кадетский корпус. Оно было основано и содержалось на средства Сибирского казачьего войска. Однако в нем воспитывались не только сыновья казачьих офицеров и рядовых казаков, но также и сыновья пехотных офицеров и чиновников.
Учителями в старших классах были казачьи офицеры, в младших - урядники. Внешняя обстановка училища была бедная, нравы грубоватые, требования к учащимся ограниченные.
Переход от жизни в семье Эллизен к жизни в закрытом учебном заведении Гриша пережил тяжело. Первые ночи он, оставшись среди чужих мальчиков, плакал, спрятавшись с головой под одеяло.
В этом училище порядок жизни был таков. Утром детей будили до рассвета. Накинув серые шинели, они строились во фронт и пели утреннюю молитву; затем их вели через двор в столовую, где они получали по куску серой булки. Каждая круглая булка была надрезана на 4 части крест-накрест, служитель несший десяток таких булок на левой руке в виде колонны, донимавшейся до его лба, бежал вдоль столов, за которыми сидели мальчики, и правой рукой разбрасывал их по столам. Мальчики подхватывали булки, разрывали их на четыре части и ели. Четвертушка серой булки и составляла весь завтрак, после которого дети шли в классы, где занимались три часа с одним перерывом. Потом обедали в столовой. Обед составляли ежедневно одни и те же два блюда - щи из кислой капусты и каша с маслом. То и другое подавали в оловянных мисках. После обеда еще три часа шли занятия. День кончался ужином из каши с маслом и кружки кваса.
Как уже упоминалось, кроме казачьих сыновей в училище учились дети чиновников и пехотных офицеров, гак как в Омске не было других учебных заведений; затраты на их содержание и учение производились из средств Сибирского казачьего войска, что вызывало недовольство казаков. При преобразовании училища в кадетский корпус - а это произошло в начале второго года поступления Гриши в училище - воспитанников разделили на две части - роту и эскадрон. В роту были выделены дети чиновников и пехотных офицеров; в эскадрон - казачьи дети; первых было около двухсот, последних - 50. Деление это было проведено и в классах, н в спальнях; только обедали в общей столовой. Роту поместили в бельэтаже, эскадрон - в нижнем этаже. Рота и эскадрон получили разные формы и оружие. Ротные получили двубортные сюртуки с металлическими пуговицами, каски с белыми султанами и ранцы; казаки - казакины на крючках, кивера с помпонами, шпоры и шашки. В роту были присланы офицеры из столичных корпусов; им было поручено установить в роте порядки столичных корпусов и уничтожить в ней "казачий дух". Обращение к кадетам стало более мягким, им говорили "вы". В эскадроне остались казачьи офицеры, лучшие из прежнего состава; им было приказано присматриваться к порядкам бельэтажа и переносить их в камеры эскадрона.
Все это усиливало рознь между ротой и эскадроном. Рота чувствовала себя привилегированной частью корпуса, к тому же ротные состояли преимущественно из дворян; в роте заводились столичные манеры обращения, которые, впрочем, позже, привились и в эскадроне. Последний чувствовал себя демократией корпуса. Все казачата помнили детские годы, проведенные на полатях изб, на улицах станиц в играх в бабки, в мячик или в клюшки на льду реки. Тип этих казачат описал украинский литератор казак Железнов. Рота состояла из уроженцев разных губерний, многие до корпуса жили за Уралом. Эскадрон состоял исключительно из уроженцев казачьих станиц Горькой и Иртышской линий. Бельэтаж чувствовал себя "Европой", нижний этаж - "Азией". В первом учили танцам и немецкому языку, казачат в те же часы - верховой езде и татарскому языку. Если в корпус отдавали киргизских мальчиков, они попадали к казакам.
Эскадронные кадеты представляли более дружную, сплоченную семью, чем ротные. Их было гораздо меньше, их состав был однороднее. Среди эскадронных кадетов было много родственников, соседей, товарищей по детским играм. К тому же в то время уровень образования казачьих офицеров мало отличался от уровня образования простых казаков, а жизненная обстановка у всех казаков на Иртышской и Горькой линиях была более или менее одинаковая. Поэтому только Гриша, благодаря воспитанию в доме Эллизена, и немногие другие выделялись в эскадроне из общей массы казачат.
Обособленность ротных и эскадронных кадет сказалась и в их играх. Во время перемен их выпускали на двор, где они играли в городки, лапту, завари-кашу и другие игры. Играли также в войну русских с киргизами, причем роль киргизов доставалась, конечно, казачатам. Противники ходили друг на друга, стена на стену, хватали пленных и уводили в укромное место, в уборную, где держали под стражей до конца игры.
Учебную часть, после реформы в корпусе, организовал офицер Ждан-Пушкин. Русский язык, историю литературы, географию, всеобщую историю преподавали хорошие учителя. Из учителей войскового училища были оставлены лучшие: Старков, преподававший географию, Костылецкий - русский язык, теорию словесности и историю литературы, и Кучковский - геометрию. Уроки последнего отличались изящным и ясным изложением, и даже тупицы усваивали предмет хорошо. Костылецкий познакомил кадет с сочинениями Пушкина, Лермонтова и Гоголя; свой курс русской литературы он составил по критическим статьям Белинского, но имени последнего ни разу перед учениками не произнес. Этим он спасал свой курс от запрета со стороны учебного начальства, так как Белинский в годы царствования Николая I считался в официальных кругах вредным писателем.
В конце учения Ждан-Пушкин предложил учителю Старкову читать эскадронным кадетам более подробно географию Киргизской степи. Он знал, что казачьим офицерам предстояло ходить с отрядами в степь, нести там кордонную службу и участвовать в военных экспедициях, доходивших на юге до границы независимого Туркестана. Старков выполнил распоряжение Ждан-Пушкина, и кадеты эскадрона вышли из корпуса с такими сведениями о Киргизской степи, каких не имели ни о какой другой стране.
Для усовершенствования кадет в фронтовой службе были присланы офицеры из столицы; среди них выделялся Музеус, образцовый фронтовик, высокий, вытянутый в струну, с громким голосом, гроза для неисправных и нерасторопных. Он задавал тон и остальным учителям.
Военный дух в кадетах старались поднять и в обстановке спален; на их стенах повесили портреты героев Отечественной войны 1812 г.; в одной из камер эскадрона висела картина, изображавшая гибель Ермака, покорителя Сибири, в волнах Иртыша. В спальнях были библиотеки для внешкольного чтения, с книгами военного содержания, в частности - посвященные истории Отечественной войны, "История Государства Российского" Карамзина, исторические мемуары, а также описания морских путешествий. Последние особенно заинтересовали Гришу, помнившего еще приключения Робинзона Крузо. Он прочитал записки Броневского о плавании в Ионическом архипелаге и путешествие Дюмон-Дюрвиля, усвоил всю корабельную терминологию и морские команды, с увлечением читал описания Канарских островов, Мадагаскара, Полинезии и стал мечтать о морских путешествиях, хотя понимал, что для казачьего офицера такие мечты несбыточны. Но ему нравилась и история Карамзина, особенно примечания, которые он перечитывал по нескольку раз, делая из них длинные выписки. В мальчике обнаружилась склонность к кропотливой работе, характеризовавшая и его позднейшую литературную деятельность.
Кадеты, родители или родственники которых жили в Омске, на воскресный день отпускались домой; они уходи ли из корпуса в субботу вечером и возвращались в воскресенье вечером. Этим создавалось общение кадет с городским обществом; главным образом в связи с этими воскресными отпусками проникали в среду кадет новые идеи, новые книги, интерес к политике. Общение детей казаков со своими семьями в этом отношении имело мало значения; через ротных кадетов в корпус проникли сочинения Сю, Александра Дюма и Диккенса. Гриша зачитывался ими.
Однако социалистические идеи в корпус не проникали. Даже о восстании декабристов и о развернувшемся в стране движении за отмену крепостного права кадеты, судя по воспоминаниям Потанина, не имели представления.
Среди кадетов-казачат выделялся Чокан Валиханов. Это был киргиз, сын султана. На него смотрели, как на будущего путешественника в Туркестан или Китай. Он был очень талантлив и много рассказывал о киргизском быте. Его рассказы так увлекли Гришу, что он начал их записывать, и вскоре из рассказов составилась толстая тетрадь. Этим он положил начало своим этнографическим записям, которыми так много занимался во время путешествий. Чокан в это время еще плохо говорил по-русски, и сам не мог записывать, но он хорошо рисовал и иллюстрировал тетрадь Гриши изображениями киргизского оружия, охотничьих снарядов, утвари и пр.
К концу пребывания в корпусе Чокан начал серьезно готовиться к своей будущей миссии, о которой говорили ему учителя; он читал описания путешествий по Киргизской степи и Туркестану, изучал историю Востока. Ему доставляли для чтения интересные книги по Востоку, и он делился ими с Гришей. Оба мальчика прочитали описание путешествия Палласа в русском переводе, и Гриша увлекся им. Со страниц этой книги на него пахнуло ароматом полыни и степных цветов уральских степей; ему казалось, что он слышит крики летающих над рекой Яиком чаек, уток и гусей. Его мечта о путешествиях приняла новую форму. Книга Палласа приблизила мечты к той стране, в которой должна была проходить жизнь и служба Гриши.
Повести Гоголя, которые превосходно читал в отрывках кадетам-казачатам учитель Костылецкий, особенно "Тарас Бульба", будили в них демократические настроения. Казачата увидели нечто общее между собой и героями Гоголя, почувствовали себя сродни запорожским республиканцам, избиравшим кошевого атамана; они распределили между собой имена героев повести Гоголя. Среди них появились Тарас, Остап, Андрий. Позже некоторые из них заинтересовались историей Украины и южнорусского казачества, и в кадетской среде появились имена Наливайко, Сагайдачный, Дорошенко.
В последний год учения, когда кадеты слушали фортификацию, их заставляли летом, в лагере, строить люнет. Казаки работали отдельно от ротных, на особом участке, и, соревнуясь с ними, выполняли работу дружнее и раньше, чем ротные. Лихой казак, удалой казак стал идеалом.
Хотя корпус был закрытым учебным заведением, но, как упоминалось, сношения с внешним миром у кадет были. Поэтому на них все же сказалось влияние передовой части русской интеллигенции. А к тому же до них докатились отголоски революционных событий 1848 г. Постепенно у некоторых кадетов стал оформляться горячий протест против вопиющего факта пребывания в крепостной кабале русского крестьянства и против колониальной политики русского царизма в Сибири, обрекавшей на вымирание местные национальности, именовавшиеся "инородцами". Еще в корпусе Гриша задумывался над тем, что огромные табуны и стада деда Ильи не были нажиты им честным трудом или куплены на скудное офицерское жалованье, а были им приобретены посредством хищнической торговли с киргизами, что все хозяйство деда Ильи держалось на эксплоатации труда разоренных пастухов - киргизских бедняков. Почти у каждого казака во дворе стояла юрта семьи "джатаков" - киргизов, не имевших собственого скота. Эти бедняки за право додаивать выдоенных коров и другие подачки выполняли в хозяйстве казака разные работы - пасли скот, рубили дрова, носили воду из реки, ездили в лес за дровами, - словом, играли роль дворовых крепостных.
Глава III. КАЗАЧЬЯ СЛУЖБА И ВОЕННЫЕ ПОХОДЫ (1852-1859)
Поход в Копал и в Заилийский край. Стычки с киргизами. Тяжелая зимовка. Поездка в Кульджу. Служба в Семипалатинске и на Алтае. Перевод в Омск. Работа в архиве и мечты об университете
Потанин окончил кадетский корпус в 1852 г., 17 лет, и записался в 8-й казачий полк, стоявший в Семипалатинске. Он хорошо помнил по детским впечатлениям однообразие природы Горькой и Иртышской линий и выбирал место службы, стремясь попасть поближе к Алтаю, о красотах которого он слышал от кадет, уроженцев Бийской линии.
В Семипалатинске служебные обязанности Григория Николаевича были несложны. Изредка его призывали в манеж учиться верховой езде. Весной 1853 г. Григорий Николаевич получил назначение в отряд, который должен был итти в г. Копал в Семиречье, а потом дальше до Тянь-шаня. Поход до Копала (700 верст) имел характер прогулки. С каждым переходом к югу степь становилась все типичнее. Миновали живописные горы Аркат и горы Арганаты, с вершин которых вдали видно озеро Балхаш. На всем пути была только одна бедная казачья станица на реке Аягуз. Ночевали обычно у колодцев, вода которых часто была горькой или протухшей. На берегу реки Лепсы устроили стоянку в лесу из деревьев джигды, почти не дающих тени. Далее встречались реки, текущие из цепи Джунгарского Алатау, на северном склоне которого расположен Копал. К Копалу отряд поднялся по крутому ущелью.
Горы со снежными вершинами, бурные потоки с водопадами, скалистые склоны, ущелья, теплый климат - все это было ново и интересно для Григория Николаевича, жившего так долго в скучном Пресновске и в Омске, среди равнин. Потанину казалось, что он попал в обстановку, похожую на страны Кавказа, описанные Пушкиным и Лермонтовым.
В Копале отряд простоял целый месяц в ожидании приезда генерал-губернатора Гасфорда, который произвел смотр и поручил Перемышльскому, приставу при Большой орде киргизов, жившему в Копале, вести отряд дальше и занять Заилийский край.