М емуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725-1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.
Н астоящий перевод "Мемуаров" Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года ( Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme. Bruxelles, Rozez, Libraire-editeur, 1881. ) и составляет приблизительно одну четвёртую его часть.
Для включения в русский перевод были отобраны те части "Мемуаров", которые:
во-первых, отражают существенные события в жизни автора;
во-вторых, представляют исторический интерес (встречи с Руссо, Вольтером, Фридрихом II, путешествие в Россию) и показывают нравы века;
в-третьих, наиболее обработаны в отношении драматургии и стиля повествования;
и, наконец, просто занимательны, как житейские рассказы.
Содержание:
Том II 1
XXVIII - ЕЩЁ О Г-НЕ ДЕ ВОЛЬТЕРЕ - 1760 год 1
XXIX - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВО ФЛОРЕНЦИИ - 1761 год 1
XXX - Я СНОВА ПРИЕЗЖАЮ В РИМ - 1761 год 6
XXXI - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПО ДОРОГЕ ИЗ НЕАПОЛЯ В РИМ - 1761 год 7
XXXII - КОВАРНАЯ ЕВРЕЙКА И ЗЛОКОЗНЕННЫЙ ВИКАРИЙ - 1761 год 8
XXXIII - Я СТАНОВЛЮСЬ ПОКРОВИТЕЛЕМ БЕГЛЫХ ВЛЮБЛЁННЫХ - 1761 год 10
XXXIV - МОЙ СКОРОПОСТИЖНЫЙ ОТЪЕЗД ИЗ ПАРИЖА - НЕСЧАСТИЯ ПРЕСЛЕДУЮТ МЕНЯ - 1761 год 12
XXXV - ИСТОРИЯ ГРАФИНИ ЛАСКАРИС - 1762 год 14
XXXVI - МОИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ЛОНДОНЕ - 1763 год 21
XXXVII - В БЕРЛИНЕ У ВЕЛИКОГО ФРИДРИХА - 1764 год 33
XXXVIII - ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ - 1765 год 35
XXXIX - Я БЕРУ СЕБЕ ГУВЕРНАНТКУ - НЕСЧАСТЛИВАЯ ПОЕЗДКА В ВЕНУ - 1766-1767 42
XL - ПРИКЛЮЧЕНИЯ В КЁЛЬНЕ, СПА И ПАРИЖЕ - 1767 год 47
XLI - ПУТЕШЕСТВИЕ В ИСПАНИЮ - 1767-1768 50
XLII - ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИТАЛИЮ - Я ПЫТАЮСЬ ПОСТУПИТЬ НА РУССКУЮ СЛУЖБУ - 1769 год 59
XLIII - БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ И ПРЕВРАТНОСТИ ЛЮБВИ - 1772 год 61
XLIV - Я ПРИБЛИЖАЮСЬ К ВОЗВРАЩЕНИЮ В ОТЕЧЕСТВО - 1772-1773 62
Бонами Добре - КОНЕЦ ОДИССЕИ 69
Шарль де Линь - РЫЦАРЬ ФОРТУНЫ 71
ХРОНОЛОГИЯ 71
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА 72
Любовные приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим
Том II
XXVIII
ЕЩЁ О Г-НЕ ДЕ ВОЛЬТЕРЕ
1760 год
Я получил письмо из Женевы от моего несравненного синдика, коим извещал он меня, что представил по моему поручению г-ну де Вольтеру мой перевод "Шотландки" вместе с наипочтительнейшим посланием, в котором я испрашивал прощения за взятую на себя вольность переложить по-итальянски его прекрасную французскую прозу. Он же передавал мне безо всяких околичностей, что нашёл мой перевод прескверным.
Сие известие, а также неучтивость, оказанная в том, что он не ответил на моё письмо, коему не мог поставить в вину изъяны, найденные в переводе, настолько возмутили моё самолюбие, что я сделался смертельным врагом этого великого человека. И по названной причине во всех своих печатных сочинениях хулил его, надеясь изыскиванием ошибок утолить чувство мести, настолько сия страсть ослепляла меня. Теперь я понимаю, что эти жалкие уколы, даже если мои писания и достигали самого Вольтера, причинили вред лишь одному мне. Потомство поставит меня в число зоилов сего великого гения, который помог гражданственности сделать гигантские шаги и которому друзья свободы и разума должны воздвигать алтари. Единственное, в чём можно упрекнуть великого человека, это лишь его поношение религии. Если бы он был мудрым философом, то никогда не писал бы о сём предмете, поскольку, даже если принять за истину все его мнения, нельзя упускать из вида, что религия необходима для благонравия народов и что счастие нации зависит от неё в полной мере.
XXIX
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВО ФЛОРЕНЦИИ
1761 год
Во Флоренции я остановился в гостинице доктора Ваннини и нанял апартамент с окнами на набережную Арно, а также карету и лакея. Последнего, равно как и кучера, сразу же облачил в красно-голубую ливрею соответственно цветам синьора Брагадино, коими я решил воспользоваться не с целью обмана, а единственно ради пущего блеска. На следующий день, не желая быть узнанным и одевшись потому в редингот, отправился я осматривать Флоренцию, а вечером поехал в театр, дабы видеть знаменитого арлекина Роффи, но нашёл, что репутация намного превышала его талант. Зато немалое удовольствие доставил мне Петричи: преклонные лета не позволяли ему петь, но он отменно выступал в комедии, что случается редко - певцы, как мужчины, так и женщины, полагаются лишь на свой голос и пренебрегают искусством сцены. По этой причине малейшая простуда сразу же низводит их ниже посредственности.
На следующий день я сделал визит банкиру Сассо-Сасси, на которого у меня был выписан изрядный вексель, и после великолепного обеда оделся в лучшее платье и поехал в оперу, где взял ложу около оркестра, более для того, чтобы рассматривать актрис, нежели ради музыки, к коей я никогда не испытывал особенной склонности.
Может ли читатель вообразить моё удивление и радость, когда в примадонне я узнал Терезу, оставленную мной в Римини в начале 1744 года. Ту самую Терезу, на которой я несомненно женился бы, если бы г-н де Саж не посадил меня под арест Прошло семнадцать лет с тех пор, как я видел её в последний раз, но теперь на сцене она показалась мне столь же прекрасной и очаровательной, что и прежде. Я просто не верил своим глазам, полагая сие совершенно невероятным, и уже готов был счесть это за игру случая, создающего чудесные сходства, как вдруг в конце блестяще спетой арии она посмотрела в сторону моей ложи и уже не отводила более взгляда. Видя, что она узнала меня, я не мог уже сомневаться, В конце сцены, направляясь за кулисы, она сделала мне знак веером.
Я встал с необъяснимым, но невероятно сильным замиранием сердца. У меня остались самые нежные воспоминания о ней. Я не мог ни в чём упрекнуть себя, разве лишь за то, что не ответил на её последнее письмо, отправленное из Неаполя лет тринадцать тому назад.
Подойдя к небольшой двери, которая вела на сцену, я увидел наверху лестницы мою Терезу. Она велела человеку, стоявшему возле двери, впустить меня, и мы оказались прямо лицом к лицу. Я взял её руку и, прижав к своему сердцу, произнёс:
- Чувствуешь, что с ним делается?
- Я не могу здесь ответить тебе тем же, но когда увидела тебя, то чуть не лишилась чувств. К несчастью, сегодня я непременно должна ужинать в городе и теперь не смогу ночью заснуть ни на минуту. Жду тебя завтра в семь. А сейчас прощай, друг мой, мне пора выходить.
Я направился в партер и лишь там вспомнил, что не спросил ни её имени, ни адреса. Пришлось обратиться к сидевшему рядом весьма элегантному молодому человеку с вопросом, как зовут появившуюся актрису.
- Значит, вы приехали во Флоренцию только сегодня?
- Вчера вечером.
- Тогда можно понять вашу неосведомлённость. Видите ли, сударь, её зовут так же, как и меня, поскольку она моя жена. А моё имя Сирилло Палези, к вашим услугам.
Я поклонился и от удивления не мог вымолвить ни слова. Мне было неловко спрашивать о месте его жительства, что могло бы показаться непристойным. Тереза - жена этого красивого мальчика! И угораздило же меня узнавать о ней не у кого другого, как у самого мужа!
Я не мог более сдерживаться, чувствуя неодолимую потребность остаться наедине с самим собой, дабы без помех поразмыслить о сём необычайном происшествии и о предстоящем мне завтра в семь часов утра визите к замужней Терезе. Я испытывал живейшее любопытство, каким будет лицо у юного супруга, когда он узнает меня, что было совершенно неизбежно, так как во время нашего разговора он рассматривал меня с достаточной внимательностью. Прежние мои чувства к Терезе зажглись вновь, и я не знал, то ли печалиться, то ли быть довольным её замужеством.
Я вышел из оперы и велел лакею подозвать карету.
- Сударь, она будет только к девяти часам, так как по причине холода кучер поставил лошадей в конюшню.
- Тогда пошли пешком.
- Но вы простудитесь!
- Как зовут примадонну?
- Она приехала сюда под именем Ланти, но вот уже два месяца, как её называют синьора Палези. Она вышла замуж за красивого молодого человека, который ничего не умеет и не имеет. Зато она богата и отличается благонравным поведением. Должен предупредить вас, что вы у неё ничего не добьётесь.
- А где она живёт?
- Как раз в конце этой улицы. Вот её дом, сударь, она занимает первый этаж.
Удовлетворённый полученными сведениями, я наспех поужинал и приказал Дюку разбудить меня в шесть часов.
- Но, сударь, рассветает только в семь.
- Мне это известно.
И вот на самом рассвете я стою у дверей женщины, которая была первым предметом моей истинной страсти. На звонок открыла старуха и спросила, кто я. Получив ответ, она сказала, что синьора ожидает меня к восьми часам.
- Но она назначила мне в семь.
- Это неважно. Сделайте милость, подождите в той комнате. Сейчас я разбужу её.
Через пять минут появился юный супруг в шлафроке и учтиво объявил мне, что жена его сейчас выйдет. Затем с видом человека, свалившегося с облака, он пристально посмотрел на меня и сказал:
- Сударь, ведь это вы спрашивали вчера про мою жену?
- Вы не ошиблись, действительно я. Прошло много лет, как мы виделись в последний раз, и я оказался настолько удачлив, что обратился к её супругу. И теперь дружба, соединявшая меня с нею, будет привязывать в равной мере и к вам.
Когда я заканчивал сей изысканный комплимент, вошла Тереза, прекрасная как Венера, простирая ко мне руки. Я горячо прижал её к своей груди, и две минуты мы оставались недвижимыми, словно счастливые любовники, вновь обретшие друг друга. После поцелуев она велела своему мужу сесть, а сама, расположившись со мною на канапе, залилась слезами. Я также расчувствовался, но потом мы вытерли глаза и одновременно посмотрели на забытого супруга. Вообразите себе нелепое удивление на его лице, при виде которого невозможно было удержаться от смеха. Тереза, в совершенстве управлявшая сей сотворенной ею фигурой, произнесла с нежно-патетическим выражением:
- Милый Палези, перед тобой мой отец и даже более, чем отец. Это благородный друг, которому я обязана буквально всем. Десять лет я ждала этого счастливого часа.
При слове "отец" бедный муж пристально посмотрел на меня, но мне удалось удержать серьёзное выражение и не расхохотаться. Тереза хоть и сохранила всю свою красоту, но была всего лишь на два года моложе меня.
- Да, сударь, ваша Тереза - это моя дочь, моя сестра, мой наидрагоценнейший друг.
И, не давая ему времени прийти в себя, я обратился к Терезе:
- Я не ответил на твоё последнее письмо, мой друг...
- Мне всё известно. Ты был влюблён в монашенку, потом попал в Свинцовую Тюрьму, а о твоём сказочном побеге я узнала уже в Вене. Мне почему-то казалось, что мы должны встретиться в этом городе. Когда я расскажу о моей жизни за десять лет, ты узнаешь много нового. А это - мой дорогой Палези, он римлянин, я вышла за него два месяца назад. Надеюсь, ты будешь ему таким же другом, что и мне.
При этих словах я встал и подошёл расцеловать мужа, на лице которого отражалось полное замешательство. Он встретил меня с распростёртыми объятиями, но всё-таки несколько смущённый. И действительно, что он мог подумать о человеке, который был отцом, братом и другом его жены, а возможно, даже любовником. Тереза увидела его смущение и, подойдя, нежно поцеловала.
Синьор Палези, успокоенный её лаской, попросил меня сделать им честь и отведать шоколад, приготовлением которого он займётся собственноручно. Я ответствовал, что шоколад мой любимый завтрак, после чего он удалился. Для нас же это была минута истинного счастья.
Едва мы остались наедине, как Тереза бросилась в мои объятия с изъявлениями любви, кои невозможно передать никакими словами.
Переполнявшие нас восторги продолжались почти беспрестанно в течение предоставленного нам получаса. Её утреннее неглиже и мой редингот самым благоприятным образом способствовали сим обстоятельствам.
Утолив до некоторой степени жар любовного порыва, мы немного успокоились и заняли прежние места. После недолгого молчания она обратилась ко мне с такими словами:
- Ты должен знать, я всё ещё влюблена в моего мужа и решительно не хочу изменять ему. То, что произошло сейчас, - это лишь воспоминание о моей первой любви. Я только доказала, насколько ты дорог мне, но теперь не будем более возвращаться к этому, и в будущем нам следует избегать свиданий наедине, при которых я не могла бы сдержать себя. Муж ничего не знает о моих делах, кроме того, что я составила себе состояние в Неаполе, куда меня привезли ещё в десятилетнем возрасте. Эта невинная ложь никому не вредит, и я была вынуждена прибегнуть к ней, дабы не повредить себе. Я говорю, что мне двадцать четыре года.
- Мои глаза верят этому, хоть я и знаю, что тебе тридцать два.
- Ты хочешь сказать тридцать один, ведь когда я узнала тебя, мне было всего четырнадцать.
- Я думал, не меньше пятнадцати.
- Может быть, и так. Но, мой дорогой Казанова, я хочу доставить тебе одну из самых интересных минут в твоей жизни. Пока я ничего не скажу, дабы порадоваться потом твоему удивлению. А теперь поговорим о серьёзных предметах. Каковы твои средства? Если тебе нужны деньги, я в состоянии вернуть тебе всё, что ты подарил мне, и притом с любыми процентами. Мой муж ничем не распоряжается, всё состояние принадлежит только мне. В Неаполе у меня пятьдесят тысяч дукатов ренты и столько же в бриллиантах. Говори, сколько тебе нужно, сейчас принесут шоколад.
В этом была вся Тереза. Глубоко взволнованный, я хотел броситься к ней, но тут действительно появился шоколад. Во время завтрака Палези развлекал нас, рассказывая о своём удивлении, когда, вынужденный встать с постели в такую раннюю пору, он увидел человека, который накануне спрашивал имя его жены. Мы с Терезой до слёз смеялись его рассказу, где остроумие соединялось с простодушием. Этот римлянин вызвал во мне меньшую неприязнь, чем можно было предположить.
- Любезный друг, - обратилась ко мне Тереза, - в десять часов у меня будет здесь генеральная репетиция новой оперы. Если хочешь, оставайся. И ты сделаешь мне великое удовольствие, считая мой дом своим собственным.
- Что касается сегодняшнего дня, то я уеду только после ужина, дабы оставить тебя наедине со счастливым мужем.
При сих словах Палези подошёл и с чувством обнял меня, словно благодаря за то, что я не препятствую его законным супружеским правам. Этот молодой человек был не старше двадцати двух лет, имел светлые волосы, прекрасное телосложение и, можно сказать, даже излишнюю для мужчины красоту. Вполне простительно, что Тереза полюбила его, - мне было слишком хорошо известно очарование пригожего лица. Но она напрасно сделала его своим мужем, поскольку в любом случае муж имеет некоторые права хозяина, которые могут иногда оказаться стеснительными.
Вошла красивая служанка и доложила, что моя карета подана.
- Позвольте моему слуге войти на минуту, - обратился я к Терезе, а когда сей бездельник появился, спросил его:
- Кто велел вам ехать сюда в карете?
- Никто, сударь, но я знаю свои обязанности.
- Почему вы решили, что я здесь?
- Я догадался.
- Позовите моего камердинера.
Я приказал Дюку заплатить сему умнику за три дня, отобрать у него ливрею и попросить доктора Ваннини прислать другого слугу, который не обладает даром угадывать, а лишь пунктуально исполняет все приказания.
В девять часов залу наполнили актёры и актрисы, и с ними целая толпа театралов. Тереза с достоинством принимала всех приехавших, и я мог убедиться, что она пользуется отменнейшим уважением. Репетиция продолжалась три часа и сильно меня утомила. Дабы умерить скуку, я принялся беседовать с Палези, и сей последний оказался весьма приятен в обращении, поскольку совершенно не озаботился спросить меня, где, когда и каким образом я узнал его жену. Он вполне понимал, каково должно быть поведение, приличествующее его положению.
К обеду осталась одна молодая пармезанка по имени Редегонда, занятая в мужской роли и отличавшаяся изрядным голосом. Кроме неё Тереза пригласила юную пармезанку Кортичелли, и ещё не созревшие прелести сей очаровательной фигурантки поразили моё воображение. Однако же в ту минуту я ещё был полон Терезой и не обратил на неё особого внимания. Неожиданно вошёл какой-то тучный аббат, который двигался подобно истинному Тартюфу - с неторопливостью и искал глазами одну лишь Терезу. Заметив её, он сразу подошёл, преклонил на португальский манер колено и с нежной почтительностью поцеловал её руку. Тереза усадила его справа от себя. Место слева занимал я. Голос этого человека показался мне знакомым, и действительно вскоре я узнал в нём аббата Гаму, с которым расстался в Риме семнадцать лет назад. Однако же я ничем не выдал себя, что было не особенно затруднительно, так как он сильно постарел. Любезник тем временем не отводил глаз от Терезы и, увлечённый своими вкрадчивыми речами, не удостоил никого из присутствовавших даже взглядом. Я полагал, что он или не узнаёт меня, или делает вид, и поэтому продолжал болтать о всяческих пустяках с Кортичелли. Неожиданно Тереза обратилась ко мне и сказала, что г-н аббат интересуется, не узнаю ли я его. Пристально посмотрев, я изобразил человека, который собирается с мыслями, потом поднялся и спросил, уж не имею ли я счастье видеть г-на аббата Гаму.
- Его самого, - ответствовал он, также поднимаясь и обнимая меня.
Эта сцена вполне соответствовала нраву сего тонкого дипломата, и читатель, наверно, не забыл портрет, обрисованный мною в первом томе моих "Мемуаров".