5. Но ах, Парнасским пустосвятом
Не стал Севильский брадобрей.
Мой каждый вал бывал девятым
Вдали Гомеровских морей.
Не диалог Архипелага,
Где лал, и радуга, и влага
Вместили ивы и маис,
И Мореас, и Пьер Луис.
Апрели севера, о Эллин,
От ноябрей не убегут:
Берез глумливый гуммигут
В дежурный день ажурно зелен,
А завтра - горе от ума,
Зима, тюрьма или сума.6. Вчера ли мелос был интимен,
О, Велиаре нежных бар,
Чьих велеречий глас прокимен
Круглился лунами лабар?
Но все заемное поблекло
И, черноземно сладкой свеклой
Питая тлеющую клеть,
О мятных запахах не спеть.
С тех пор, как прокричал трикраты
Петух Святого Четверга,
Наитствований жемчуга
Мы стали мерить на караты,
При звуке же вчерашних фраз
Кричим, что слышим в первый раз.7. Идя прямым путем, подспорье
Находишь и в родной земле:
Колдунья бардов Беломоръя
На подседельном помеле -
В зенит, "причалов жалких мимо",
Сохой Микулиной стремима;
А там и пушкинский гусар
Пленился б ярмаркою чар.
Мне скажут: я сужу по-детски,
Что новоявленная даль
Толковей, чем толковый Даль,
Чем Ремизов и Городецкий.
А сердца - в избяной пещи -
Рассудка отрок - не ропщи. [146]8. Телячьей кожей и саженным
Пером хронографа ценим,
Востоку явленный блаженным
Христианин Иероним,
Любимый в миме, как патриций,
Привыкший ежедневно бриться,
Творец епистол и вульгат
Был независим и богат;
Богат - отсюда независим
Ни от богов, ни от людей,
Смирению проповедей
Предпочитая форму писем,
Чьи мысли по сей день гневят
Того, кто в самом деле свят.9. В начале мира было Слово -
Не то ли, что солжет в конце,
Генисаретским рыболовом
Прикидываясь в гордеце?
Но одаренный Иппокреной,
Патриция судьбой смиренной,
Доколе злат земной зенит,
Почтить не чает и не мнит.
Господней армии когорта,
Пожалуй, даже не одна,
Была в команду отдана
Противнику хромого черта,
Что, оппонируя, рога
Сломал на черепе врага.10. Но не рогов бесовских паре, -
Тому, что Божье в письменах,
Обязан славой комментарий
И преподобием монах.
А бес, величием Вульгаты
Затмен, - безрадостно-рогатый,
И эпизодом пренебречь
Патериков дерзает речь;
А то, что северного солнца
Лучом сквозь пестрое окно
Пятно чернил освящено
В чертоге мудрого саксонца, -
Не к чести скромных лютеран:
Евангелие - не коран.11. Но тем, чьи помыслы устали
От объективно-бодрых фраз,
О бесоборческой детали
Не сразу надоест рассказ.
И нас никто не обесславит
За мнемонический алфавит,
За суть звериного числа
И нуль во образе осла.
Свидетельство Гастон Париса
Вчерашний воскрешает день,
Эзотерическую ж тень
От пальмы или кипариса
Над мыслью, мелкою, как Нил,
Сам автор трезво обвинил.12. Прошли года. Но Рудольф Ойкен
В былое прорубил окно;
Я удален трактирной стойки,
Я трезв давно. Мне все равно.
Вчерашним только и пьянея,
Воспоминания Минея,
Погружена в Платонов сон,
Бредет мытарствами времен.
Из золотого оловянным
Когда латинский стал глагол.
Агглютинировал монгол
В степи, отписанной славянам, -
И усложнилась маета
Вкруг апостолии Христа.13. А Бог-Отец, людского срама
Не поощряя, хмурит бровь
На темя головы Адама,
Долбя тонзуру, каплет кровь,
И обоих воров стигматы
Еретику казались святы,
Ловцов же Божьих невода
Гноила теплая вода.
Над нищим буднем висли цехи,
Сударыни Венеры грот
Кладоискателю щедрот
Запретных продавал утехи -
И, по уплате в счет греха,
Цвели досрочно посоха.14. Была печаль. Печаль начала
Всю ночь он не снимал очков,
И ничего не означала
Гора худых черновиков.
Искал он сведений, не веря;
Шифрованное имя зверя [147]
Чего-то в силу между тем
Не покидало круга тем.
И он сказал: Господь возвысил
В окне луну, как некий нуль.
Читать ли? Отойти ко сну ль,
В забвении всех прочих чисел,
Коль тайну этих трех шести,
Как тайну Троицы - не найти?15. Святой зевнул и, против правил
Себя смиренным возомня,
Сам раздевался и оставил
Два неразвязанных ремня
Изволил улыбаться странно,
Припомнив речь Иоканаана -
(Как будто речь не о Христе,
А о его как раз пяте).
Он лег. И вдруг в руке монаха
(Рука не то же, что пята)
Явился альманах Гота -
Другого нету альманаха.
На книжке не было числа,
И вместо даты - лик осла.16. Осла. Тут - ушки на макушке -
Он засмеялся, как змея:
"Ужель не стоит ни полушки
Величие небытия?.
Веданта, Гартман и Нирвана…
Довольно странно… очень странно
И Валаам, и Апулей,
И Ариель, не без нулей…"
А сам - перед глухой стеною
Прелиминарно все ж учел,
Что этот нулевой осел
Был, вероятно, сатаною.
Покуда дальше не пойду,
Скажу, что было все в бреду.17. И рек осел: Столь нарочито
Я отдан быту потому,
Что здесь ослиное копыто
Дробит египетскую тьму;
Само того не понимая,
Мутит баранов Адоная,
За что (как за свои грехи)
Поплатятся лишь пастухи.
Коль Логос - фабрика проклятий,
Всех подсудимых ждет скамья;
Змея ж из книги Бытия
Эммануилу на осляти
Покорна свято и давно:
Отсюда наше домино.18. Боюсь, я сделаю вам больно,
Сказав, что в рыцаре на час,
В осленке Бога подседельном
Идея та же, что и в нас.
Вы скажете, что это подло,
Ослы - не более чем седла,
Идеи - нет ни там, ни тут…
Отвечу: трезвые учтут,
Что из любого Назарета
В Сион чредою дольних сел
Столь величаво, как осел,
Не довезет вас и карета,
Не говоря уже о том,
Что надо ехать за Христом.
Я написал Парнису письмо: ".. По "Золотой легенде", у св. Иеронима был осел, доставлявший хворост из лесу, и Иероним отпускал его пастись под присмотром своего льва - того, что рядом со святым на всех картинках. Однажды лев не уследил, как осла увели проезжие торговцы, и за это время сам некоторое время таскал хворост из лесу, но потом отбил осла у тех торговцев на обратном пути, и все пошло по-старому. Никаких других перекличек с Маккавейским нет. "Нуль" напоминает о средневековых пародийных житиях "Никто, муж всесовершеннейший" (см. "Поэзия вагантов", 581–582); если М. пишет вместо Nemo - Nullus, то ради анахронизма, хорошо понимая, что арабские цифры с нулем пришли в Европу много после Иеронима. Для собственного упражнения пересказываю поэму по строфам, как я ее понял. (1) Я - жемчужина в навозе, ценю себя и не согласен с петухом, что я "вещь пустая". (2) Не буду за это издеваться над отечеством (ле[148]жачего не бьют), тем более что и оно уже от Даля тянется к Ларуссу, на запад. (3) Я тоже хочу в Париж или хотя бы в Петербург: университетский Киев и даже Москва мне постылы. (4) И я навострился писать на парижский лад [о реальном пребывании М. в Париже, кажется, сведений нет?] - (5) но даже парижская античность далека от настоящей архипелажской, а наша северная - тем более. (6) Раньше и у нас нежно пели нежным барам (Велиар - не Шаляпин ли?), над богослужебным (или оперным?) пением веяли знамена-лабары, круглясь, как луна (первый намек на будущий нуль!); но с тех пор это стало редкостью. (7) Можно найти поэзию и в русском колорите, но не там мое сердце. [Конец затянувшемуся - как в "Домике в Коломне" или "Езерском" - вступлению]. (8) Иероним (для Запада святой, для Востока блаженный), в противоположность автору, независим и не смиренен. (9) Не ему бы, гордецу, писать о Христе, но и не поэту его судить. Бог хранил его от бесовских соблазнов, (10) и ему не приходилось даже швырять в черта чернильницей (это слишком вещественно - как Коран, перекликающийся с лунами лабаров). (11) Мы, однако, изложим один такой бесоборческий эпизод, ссылаясь на Гастона Париса [не поискать ли в его книгах ключ к М.?]. (12) Сложился он уже в средние века (тема Ойкена), когда историческая память заснула, латынь стала вульгарной, славяне попали под монголов, (13) писались иконы с Адамовой головой, а мир погрязал в грехах, оплачиваемых индульгенциями. (14) Но до этого было еще далеко; Иероним разгадывал смысл числа 666, но усилия его сводились к нулю. (15) Он отошел ко сну (помянув тех, кто недостойны развязать ремни его сандалий), как вдруг увидел Готский альманах, но без даты, т. е. изданный после конца света, когда времени не стало - оно стало нулем. На месте этого нуля был лик осла - которому, по мнению римлян, поклонялись евреи в своей святая святых. (16) Так совместились небытие, нуль и осел (Ариэль - видимо, по ошибке вместо Оберона с ткачом Основой); для простоты Иероним решил, что осел - это сатана, и все тут. (17) Осел возразил: нет, он несет Бога Слово, несет свет в тьму, превращает простых иудеев в будущих христиан, а их пастырей, книжников и фарисеев, шлет на скамью подсудимых (цепь причин и следствий названа "домино", потому что выкладывается в форме змеи, но безвредно?). (18) Так и мы несем в себе и на себе Бога, следуя в Сион; нуль, выходит, не дьявольствен, а божествен. Впрочем, двусмысленность остается. Небезразлично, наверное, что "Осел" называлась поэма Гюго, скептическая и загроможденная такими же темнымиученостями - как автопародия. А какими амплификациями М. развертывает эту цепочку мыслей и какими играет реминисценциями, об этом нужно писать особо. Простите и пр." Импровизируя этот комментарий, я вспомнил немецкую антологию по XVII е, где составитель с порога предупреждает: "от разъяснения стихов Квирина Кульмана мы отказываемся". Это тот Кульман-пророк, которого сожгли на Москве в Немецкой слободе; от султана ушел, от Москвы не ушел. ("Я Циннапоэт, я Цинна-поэт!" - "Разорвать его за его дрянные стихи! разорвать его за его дрянные стихи!")
Нить На открытии памятника Жукову Говоров зычным 90-летним голосом говорил: "Жуков красной нитью проходит через всю войну…" А повар Смольного вспоминал по телевизору, как в блокаду Говорова и Жданова обслуживали маникюрщицы, а врачам, лечившим их штат от обжорства, разрешали брать объедки, которыми те подкармливали вымирающих. [149]
Нибудь Самая знаменитая фраза К. Леонтьева: "Ибо не ужасно и не обидно ли… что Моисей всходил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник… для того только, чтобы буржуа в безобразной и комической своей одежде благодушествовал бы на развалинах" итд. Замечательно, что это точный стиль почтмейстера из Гоголя, а Леонтьев Гоголя ненавидел. Ср. ХРИСОЭЛЕФАНТИННАЯ ТЕХНИКА
Не "Я никого не предал, не клеветал - но ведь это значок 2 степени, и только" (дн. Е. Шварца, б89). А Ахматова писала "Знаю, брата я не ненавидела и сестры не предала" с гордостью.
Не Лучшей рекламой для компьютеров по американскому конкурсу оказалось: "Они не так уж переменят вашу жизнь!"
Не "Как вы сами определили бы свою болезнь?" - спросил врач. "Душевная недостаточность", - ответил я.
Немоложавая женщина - выраж. Н. Штемпель, 48, об упоминаемой Мандельштамом воронежской Норе. "Женщина неочевидной молодости" было где-то в другом месте.
Национальность "Я по специальности русский, раз пишу на русском языке" - ответ С. Довлатова в интервью. Русские - это только коллектив специалистов по русскому языку. Если мне запретят говорить и думать по-русски, мне будет плохо. Но если не запретят, будет ли другим хорошо?
Национальность Фет на анкетный вопрос, "к какому народу хотел бы принадлежать", ответил: "Ни к которому".
Нравы и обычаи (от И. Альтман). Киев работает под флагом благожелательности, киевлянка скажет "Но ведь недостатки всюду можно найти!", а киевлянин: "Может быть, надо помочь?" Одесса хочет, чтобы все за нее работали, потому что она так уж за всех печется и за всех страдает, - этого много у Ахматовой, хоть она и рано покинула Одессу. А Днепропетровск хочет, чтобы все за него работали, просто потому, что никаких других желаний ни у кого и быть не может. Это по поводу того, что очередной кандидат в директоры института - из Днепропетровска.
Ненависть Эренбург говорил Шкапской: "Война без ненависти так же отвратительна, как сожительство без любви. Мы ненавидим немцев за то, что должны их убивать" (Дневник 1943 г.).
Ненависть "Я никогда не думала, что ненавидеть так утомительно", сказала дочь о свекрови. [150]
Ненависть "У Ю. Самарина ненависть была от недостатка любви к человеку, у Достоевского - от избытка любви к идеалу". (В. Мещерский, Восп., 11, 180).
Ненависти предмет "Аскету снится пир, от которого бы чревоугодника стошнило" ("Дар", о революционно-демократической критике. Кто-то применял эту фразу к изображению светского застолья в "В круге первом").
Не дотягивать Бродский о сталинской оде Мандельштама: для Сталина это было слишком хорошо, власть любит оды, которые до нее не дотягивают. Так Ахматова предпочитала портреты, которые не дотягивают, и Альтмана не любила. Египетской собачине у Мандельштама противопоставлен Вийон, который тоже ведь мог бы написать оду - и, пожалуй, без недотягивания. Бродский сказал: "Сумасшествие Мандельштама - игра: знаю по своему опыту у Кащенко" (откуда пошел "Горбунов и Горчаков", этот обэриутский ампир).
Наука "Смешивать любовь к науке с любовью к ее предмету" недопустимо: искусствовед "должен любить Рафаэля не более, чем врач красивую пациентку". "Ученый в жизни не должен быть тем же, что в науке: жизнь есть воля, а наука - подчинение (мысли - материалу)". В. Алексеев, "Наука о Востоке", 82, 338, 340.
"Наука не может передать диалектику, а искусство может, потому что наука пользуется останавливающими словами, а искусство - промежутками, силовыми полями между слов" (Разговор с Г. Кнабе?).
Науки по Магницкому, делились на положительные (богословские, юридические, естественные, математические) и мечтательные (все остальные).
Фундаментальная наука: во-первых, с одной стороны, это очень инерционная система. Даже совсем прекратить финансирование - она очень долго будет самоликвидироваться.
В. Булгак, вице-премьер по науке (ИТ. 22.07.97)
Нингра Это заумное звукосочетание мне по-северянински нравилось; поэтому мне не хотелось, чтобы Ленинград переименовывали обратно в Петербург. (Уверены ли мы, что св. Петр дороже нам, чем Ленин?) Ленинградцам я говорил: "До имени петербуржца надо еще дорасти…" Если мы печемся о преемственности культуры, то историю переименований нужно записывать на уличных досках. Маяковскому в фильме на сю[151]жет "Клопа" нужно было одним кадром показать, что прошло сто лет, он показал угол дома с табличкой "97-я улица - б. 19 сентября - б. Луначарская - б. Архиерейская".
Неологизм "Какое-то новое слово "бой": раньше говорили "сражение", говорил Л. Толстой (Маков., I, 198) вопреки всякой очевидности.
Нравственность "Он считал, что не крадет и не убивает лишь потому, что ему незачем красть и убивать" ("Гарпагониада").