По решению союзного командования остатки разбитой армии будут расселены в лагерях Галлиполийского полуострова и островов Эгейского моря. Очевидно, командование имеет на них какие-то виды. "Гражданские беженцы" должны быть высажены в Константинополе.
Но разобраться в этой людской каше - кто "армейский", а кто "гражданский" - невозможно. У сгрудившихся на кораблях людей одно желание: сойти во что бы то ни стало на берег, выбраться из того ада, в который превратились палубы, каюты и трюмы кораблей врангелевской армады.
Но это не так просто: генералы Кутепов, Витковский, Скоблин, Туркул, Манштейн и другие пресловутые "герои" гражданской войны выставляют у трапов караул и сами решают, кто должен быть задержан на пароходах как материал для будущих авантюр и кто может быть спущен на берег. Стоящие рядом французские офицеры безучастно наблюдают за распределением.
Десятки тысяч людей сходят на берег.
С этих дней начинается "константинопольский" период в жизни русской послереволюционной эмиграции.
Все перемешалось в заполнившей константинопольские набережные разношерстной толпе, говорящей на русском языке. Бывшие губернаторы, прокуроры, акцизные чиновники, мелкопоместные дворяне, генштабисты, гусары, уланы, драгуны, лейб-казаки, артиллеристы, юнкера, редакторы газет, репортеры, кинооператоры, певцы, артисты, музыканты, художники, врачи, инженеры, агрономы, классные дамы, фрейлины, офицерские жены - калейдоскоп всех слоев дореволюционного русского буржуазно-дворянского и интеллигентского общества. И - как исключение - отдельные, затерянные в этой массе ремесленники, хлеборобы, рабочие.
Они рассеялись по всему городу, и перед каждым из них во весь рост встали те вопросы, над которыми до этого момента никто из них не задумывался: Что делать дальше?
Куда идти?
Где и под какой крышей преклонить голову?
На какие средства существовать?
В первые дни на базары и толкучие рынки относилось все то немногое, что еще не было снято с себя. Дальше прибывшие "беженцы" вновь становились лицом к лицу с прежними мучительными и неразрешенными вопросами.
Вчерашние "превосходительства", "сиятельства", "господа офицеры", "дамы общества", не имеющие никакой специальности и не знавшие, что такое труд, превратились в никому не нужных нищих.
Лишь единицы из них смогли временно устроить свою судьбу более или менее сносно: одним помогли старые заграничные знакомства, другим - мимолетные связи, третьим - знание в совершенстве иностранных языков, в частности английского и французского. Кое-кто попал в расставленные искусной рукой сети иностранных разведок, продал свою честь за фунты, франки, доллары и зажил привольной для "беженца" жизнью.
Некоторые - единицы - из "беженцев" сразу оказались при деньгах. Они скупали за гроши на "толкучках" золотые портсигары, табакерки, фамильные бриллианты, разбазариваемые их соотечественниками, и в тот же день продавали их втридорога иностранцам. На вырученные деньги открывали притоны, кабаки, "обжорки", устраивали "тараканьи бега", торговали своими женами и дочерьми, прогорали, вновь бросались в омут спекуляции, рвачества, обмана, азарта, вновь составляли себе в несколько дней "оборотный капитал" и снова пускали его в ход, устраивая разные дела, почти всегда темные.
Появилась русская газетка. В ней - зазывающие объявления специалистов по венерическим и мочеполовым болезням, акушерок, "дающих советы секретно беременным", зубных врачей, портных из Петербурга, Киева, Одессы, реклама ресторанов, комиссионеров. И - отдел розысков: Разыскиваю Петра Ивановича Доброхотова, штабс-капитана 114-го пехотного Новоторжского полка. Сведений о нем нет со времени первой одесской эвакуации. Просьба писать по адресу…
Разыскиваю Петра Ивановича Доброхотова, штабс-капитана 114-го пехотного Новоторжского полка. Сведений о нем нет со времени первой одесской эвакуации. Просьба писать по адресу…
Знающих что-либо о судьбе Шуры и Кати Петровых 17 и 19 лет из Новочеркасска срочно просят сообщить их матери по адресу…
Сотоварищей по второй новороссийской эвакуации и по верхней палубе парохода "Рион" прошу срочно сообщить свои адреса по адресу…
Шурик, откликнись! Мама и я получили визу в Аргентину.
Пиши по адресу…
Виза! Какое манящее и многообещающее слово! Оно раньше не было известно почти никому из этой массы выброшенных за борт жизни людей. Теперь его узнали все.
Это - улыбка судьбы, подающая надежду получившему ее на какую-то лучшую жизнь вне константинопольского ада.
Для детей, ежедневно слышащих это волшебное слово, оно что-то вроде сказочной принцессы или доброй феи, которая одарит их щедрыми дарами и игрушками, а маму и папу осыплет благоухающими цветами и вместе со всеми членами семьи укажет им путь прямо в земной рай.
Но как получить визу? Как добиться, чтобы какое-нибудь иностранное консульство в Константинополе поставило на паспорте заветный штамп, дающий право на въезд в выбранную просителем страну? Где, как и откуда взять паспорт этой беспаспортной массе оборванных, нищих, голодных людей? Кому они нужны? Какая страна пустит их в свои пределы?
Вопросы эти остаются без ответа.
"Беженцы" по-прежнему заполняют константинопольские панели, набережные и площади. Они ютятся в трущобах, развалинах домов, щелях, хижинах, часто ночуя под открытым небом.
В жизнь многоязычной столицы Оттоманской империи, в которой уживались на протяжении веков турки, греки, армяне, евреи, вклинились пришельцы с севера, говорящие на никому не понятном языке и живущие своей обособленной, столь же никому не понятной жизнью.
Но иностранные разведки не дремлют. Некоторые категории русских "беженцев" представляют для них большой интерес. Кое-кого из них они завлекают в свои сети для "текущей работы" по доставке им точных сведений о настроениях, мыслях и чаяниях русской эмигрантской массы. Кое-кто, может быть, пригодится им в будущем для более сложных поручений: ведь обстановка в Восточной Европе неясная. Нельзя дать себя застигнуть врасплох. Нужно держать наготове нити для плетения будущих политических узоров и хитроумных комбинаций.
В частности, у Второго бюро Центрального управления французской разведки есть и более неотложная забота: в спешном порядке организовать "улов" среди нахлынувших на Ближний Восток "беженцев" для Иностранного легиона. Щупальца Второго бюро проникают во все уголки капиталистического мира. Каждый раз, когда где-либо появляются массы или отдельные группы психически шокированных людей, спасающихся от судебных и административных кар у себя на родине и не знающих, куда себя девать на чужбине, тайная агентура сманивает их, вербуя как пушечное мясо специальной армии, призванной защищать интересы финансовой олигархии на подопечных Франции заморских территориях.
Во всех местах массового скопления безработных как в самой Франции, так и в ее "сферах влияния" в те времена можно было увидеть расклеенные на стенах домов и заборов красочные плакаты, призывавшие молодых людей добровольно вступать в ряды этой армии. На плакате - изображение земного рая. Синее море и лазурное небо. Яркое солнце. Песчаный пляж с растущими поодаль стройными пальмами. На этом фоне - солдат Иностранного легиона. На лице его - выражение счастья и восторга. Надпись: "Записывайтесь в самый прекрасный из всех полков мира!" Что же это за "самый прекрасный полк"? - спросит читатель.
В описываемые годы он состоял из пехотных, кавалерийских, артиллерийских, саперных и бронетанковых частей. Все вместе они более всего подходят под понятие соединения, именуемого в военное время армией (номерной).
Все солдаты и частично сержанты легиона - из иностранцев. Командный состав - только французы. Служба - по контракту, подписываемому в так называемом "добровольном" порядке на пять лет.
Основной контингент этих невольных "добровольцев", воинов-рабов - уголовные преступники всех стран, если только им удалось бежать со своей родины от судебных и полицейских преследований и очутиться на чужой территории в сфере видимости тайных агентов Второго бюро.
Поступление в Иностранный легион освобождает их от выдачи государству, откуда они происходят.
С того момента, когда убийца, грабитель, насильник, бандит, вор, растратчик иностранного происхождения поставил свою подпись под контрактом пятилетней службы в Иностранном легионе, он делается недосягаемым для полиции, администрации и суда. О его прошлом при поступлении в легион никто не спрашивает. С момента зачисления в солдаты легиона он теряет свое прежнее имя, фамилию, звание, национальность и получает только индивидуальный номер. С этого момента он больше не человек, а только номер.
Дисциплина - палочная. За малейшее неповиновение - расстрел. Место службы - колонии тропического пояса: Западная и Экваториальная Африка, Мадагаскар, Индокитай, Марокко, Алжир, Тунис, Сирия, Ливан.
Многие сотни русских эмигрантов подписали контракты, обрекавшие их на эту пятилетнюю военную каторгу.
Больше половины из них сложили свои головы в знойных пустынях Северной Африки, джунглях Индокитая и Мадагаскара, сраженные меткой пулей арабов, сенегальцев, аннамитов, мальгашей. Другие умерли на госпитальной койке от тропических болезней, солнечного удара, укусов ядовитых змей.
Едва ли нужно говорить, что в 1920–1923 годах в Константинополе Второе бюро собрало обильный людской урожай для "самого прекрасного полка в мире".
В течение последующих лет, проведенных мною в Париже, мне неоднократно приходилось встречаться и беседовать с эмигрантами, уцелевшими на этой военизированной каторге и отслужившими пятилетний контрактный срок в "самом прекрасном полку в мире", оставившем в памяти всей эмиграции зловещее воспоминание.
"Константинопольский" период жизни эмигрантов, эвакуировавшихся в 1919 и 1920 годах, продолжался около трех лет.
Возникшее в Турции мощное национально-освободительное движение, возглавленное Кемалем Ататюрком, вынудило Антанту эвакуировать свои сухопутные и морские силы из пределов этой страны.
Оккупация кончилась. Вместе с ней кончилось и пребывание в Константинополе русских эмигрантов.
Большинство из них было выслано в 1923 году из страны и перебралось в Болгарию, Югославию, Грецию, Чехословакию и Францию.
Следует отметить, что вышесказанное относится к категории "гражданских беженцев" и к тем бывшим военнослужащим врангелевской армии, которые сразу же после севастопольской эвакуации перешли на положение гражданских лиц, то есть не были связаны с сохранившими воинскую организацию основными кадрами разгромленной армии. Эти последние, как читатель узнает из следующей главы, были размещены в подавляющей своей части вне Константинополя и его окрестностей. Для них "турецкий" период, который иногда неправильно называют "константинопольский", окончился раньше - еще в конце 1921 года, когда их остатки были перевезены в Югославию и Болгарию.
III. "Долина роз и смерти"
Теплое ноябрьское утро 1920 года встретило в Мраморном море флотилию из нескольких десятков судов, развозивших по местам окончательного назначения врангелевские контингенты и "гражданских беженцев".
По распоряжению англо-французского командования на Ближнем Востоке основная часть разбитой врангелевской армии была дислоцирована в Галлиполи, казачьи части - на острове Лемнос, остальные численно незначительные контингенты - в окрестностях Константинополя и на островах Мраморного моря. "Гражданские беженцы" в большей своей части выгрузились в том же Константинополе, в меньшей - были направлены в Пирей, Бейрут и Александрию, моряки военного флота - в Бизерту. Ядром этой разношерстной людской массы были те родившиеся в процессе гражданской войны белые полки и дивизии, которые в течение трех лет "делали" эту войну и составляли остов основанной генералами Алексеевым и Корниловым "добровольческой армии", потом - деникинских "вооруженных сил юга России" и в заключение - врангелевской армии.
Руководствуясь своими соображениями, французское и английское правительства дали директивы своему командованию на Ближнем Востоке сохранить разбитые врангелевские дивизии.
Англия, оказывавшая мощную финансовую и материальную поддержку Деникину, окончательно отказалась к тому времени от дальнейшей помощи белым армиям, по-видимому считая ее совершенно бесполезной.
Франция, наоборот, официально заявила, что берет под свое покровительство русских "беженцев" и что делает это якобы из чувства "гуманности", о чем французские власти неоднократно оповещали население эмигрантских лагерей. "Гуманность" эта была, впрочем, довольно своеобразная: французское правительство распорядилось выдать своим новым подопечным - "беженцам" - оставшиеся от Дарданелльской операции 1915 года старые палатки, залежавшиеся банки мясных консервов и превратившуюся чуть ли не в камень фасоль, а в виде платы за все это забрала угнанные Врангелем боевые корабли Черноморского флота и целиком весь торговый флот, сосредоточенный к моменту эвакуации по приказу Врангеля в портах Черного моря.
В те же руки попало и все ценное имущество, которым были нагружены эти корабли. Не нужно быть экономистом и статистиком, чтобы понять, что "гуманности" в этом бизнесе очень мало.
В ноябре 1920 года 30 тысяч офицеров и солдат врангелевской армии - алексеевцев, корниловцев, марковцев, дроздовцев и других - вместе со штабами, интендантствами, госпиталями и вспомогательными учреждениями высадились на пустынном европейском берегу Дарданелльского пролива, около маленького городка Галлиполи. Это было то самое место, где в 1915 году англо-французские морские силы и наземные войска тщетно пытались штурмовать турецкие береговые укрепления; где погибло в турецком плену множество офицеров и солдат русской армии, начавшей в 1877 году военные операции против Турции, за освобождение единоплеменной Болгарии; где еще раньше сложили свои головы запорожцы, воевавшие с турецким султаном, и где, по преданию, в глубине веков грозный Ксеркс велел "высечь море"…
В те же самые дни на столь же пустынные берега острова Лемнос были выгружены 15 тысяч донских казаков из той же врангелевской армии. Один из многочисленных островов Эгейского моря, Лемнос, не мог похвастаться столь богатым историческим прошлым, как Галлиполийский полуостров. В 1915 году здесь в глубоких бухтах укрывались боевые корабли союзного флота, предназначенного для операции по овладению Константинополем и проливами.
Врангелевский военный флот в составе одного линейного корабля, одного крейсера, шести миноносцев и ряда вспомогательных судов получил приказ идти в тунисский порт Бизерту. Там его разоружили, а личный состав вместе с воспитанниками морского корпуса был списан на берег, где он и прожил около года вплоть до расселения по разным городам и департаментам Франции.
Я провел в Галлиполи девять с половиной месяцев на положении врача одного из лечебных учреждений, расположенного на территории белогвардейского лагеря, и имел возможность наблюдать за повседневной жизнью этого своеобразного мирка, отгороженного от остального мира не только географически, но и психологически.
Стояла ясная, солнечная и теплая погода. Зима в этих широтах наступает поздно. Тихий и заброшенный турецкий городок Галлиполи на Каменистом и пустынном берегу Дарданелл, в то время представлявший собою, как и большинство турецких городов, груду сбитых в кучу деревянных, убогих лачуг с редкими каменными домами и мечетями среди них, не видел за все свое многовековое существование такой массы пришельцев с непонятной, громкой и певучей речью. Они за два-три часа заполнили все его набережные, улочки и переулки.
В веками сложившуюся медлительную жизнь Востока, с его неподвижными людскими фигурами и лицами с застывшей мимикой вклинилось что-то новое, чужое, необычное… Прибывшая масса людей, обросших щетиной, грязных, в обтрепанных шинелях (подарках его величества английского короля), бурлила, шумела, спорила, размахивала руками. Это были незадачливые воины белой армии, которую русский народ и история выплеснули на чужие берега, где она бесславно окончила свое никому не нужное существование.
Но не так думали сами прибывшие. И тогда в Галлиполи, и много лет спустя заброшенные в иные страны они продолжали верить в свою миссию "освободителей" и строителей "великой, единой, неделимой России". Они окружили самих себя ореолом геройства, а убогий турецкий городишко сделали символом непрекращавшейся за рубежом борьбы с "мировым злом - большевизмом". Они создали легенду о "галлиполийском сидении", разнесли ее по всем углам русского зарубежного рассеяния, а себя украсили нагрудным железным крестом с начертанным на нем словом "Галлиполи".
Три с лишним десятка лет после этого они жили мечтою о грядущем "весеннем походе", о нанесении ими сокрушающего удара по "мировому злу - большевизму" и о победоносном своем возвращении на родину. Жили, верили, надеялись, незаметно старились, дряхлели… и постепенно вымирали.
В первые же дни после высадки разбитой белой армии в Галлиполи и на Лемносе находившийся в Константинополе Врангель отдал свой первый зарубежный приказ.
Ему нужно было как-то сохранить свое лицо и вдохнуть в приунывших после крымской катастрофы подчиненных какую-то надежду. В высокопарных выражениях приказ упоминал об историческом предопределении расселения белой армии на землях около древней Византии с ее храмом тысячелетней древности - святой Софией; на тех самых землях, где покоятся кости воинов Олега, запорожских сечевиков, некрасовских беженцев-казаков, русских пленных балканской армии…
В описываемое время он старался прежде всего сохранить военные кадры, не допустить их растворения в массе "гражданских беженцев". Сам он на это уже не был способен: авторитет его среди белого офицерства был поколеблен. Нужны были новые люди. Нужен был, с его точки зрения, человек, который смог бы восстановить нарушенный порядок в разгромленном белом воинстве, с сильно разболтанной дисциплиной, собрать это воинство в кулак для будущих военных авантюр. Выбор его пал на генерала А. П. Кутепова, одного из высших военачальников руководимой им в Крыму армии.
Формально Врангель продолжал возглавлять военные контингенты разбитой армии вплоть до своей смерти, последовавшей в Брюсселе в 1928 году. В свою очередь эти контингенты продолжали считать его главнокомандующим тоже формально и тоже до этой даты. Но истинным выразителем дум и чаяний белого офицерства и его душою уже в ту пору сделался Кутепов, к которому после смерти Врангеля перешло автоматически командование этой призрачной армией.
Кутепов, уроженец одной из крайних северных губерний бывшей Российской империи, не был ничем примечателен ни в первую мировую войну, ни в гражданскую.