Через пару лет преподавательская работа Маклину наскучила и он направил Молотову письмо, в котором попросился в Москву. И Молотов подыскал ему работу в сфере внешней политики. На этом поприще Маклин преуспел, написал хорошую книгу "Внешняя политика Великобритании после Суэца". Британская пресса по-прежнему проявляла к нему интерес. Когда г-жа Тэтчер нарушила соглашение с Блантом и рассказала обо всем парламенту, некоторые британские журналисты, аккредитованные в Москве, пытались взломать дверь Маклина. Потребовалось время, прежде чем сотрудники КГБ их выдворили.
Найтли: Берджессу так и не удалось приспособиться?
Филби: Нет. Он продолжал катиться по наклонной плоскости.
Найтли: Вы встречались с ним в Москве?
Филби: Нет. При жизни мне так и не удалось повидать его. Сотрудники КГБ делали так, чтобы мы не встречались во избежание взаимных упреков в случившемся. Жаль, что мы не повидались с ним перед его смертью. Он был неплохим другом.
Через три недели после исчезновения Берджесса и Маклина Филби отозвали из Вашингтона в Лондон. Против него не было улик, но тот факт, что он проживал в одном доме с Берджессом, по мнению некоторых американцев, его компрометировал. Филби пользовался репутацией первоклассного контрразведчика. Как же он мог жить вместе с советским агентом и ничего не заподозрить? К числу подозревавших Филби относился директор ЦРУ генерал Уолтер Беделл Смит.
Филби: Из всех западных разведчиков, с которыми мне довелось встречаться, Беделл Смит, несомненно, обладал самым острым умом. В свою бытность в Вашингтоне я получил из Лондона объемную справку о сотрудничестве ЦРУ и СИС в годы войны - страниц десять текста, отпечатанного через один интервал. Я штудировал ее целый день, чтобы аргументированно вести разговор о ней. Затем договорился с Беделлом Смитом о встрече.
Я передал ему справку, и он минут за 10 пробежал ее глазами. Я подумал было, что это предварительное ознакомление, а потом он назначит встречу для более глубокого обсуждения справки. Вместо этого он закончил чтение последней страницы, сказал: "В принципе хорошо. Но мне бы хотелось внести поправку в формулировку параграфа 24 в таком плане…" - и тут же предложил свой вариант. Всю проблему он уловил за считанные минуты. Таким образом, можете мне поверить, что я не очень-то стремился объяснять ему свои взаимоотношения с Берджессом.
Найтли: А что вы можете сказать о знаменитом Джеймсе Джезусе Энглтоне, высшем офицере контрразведки ЦРУ? Не подозревал ли он вас в течение какого-то времени?
Филби: Впервые я встретился с Энглтоном в 1943 году. Потом мы иногда встречались в обществе. Но затем его направили в Италию, и я потерял с ним контакт. Но в Вашингтоне мы были довольно близки. Пожалуй, обедали раза три и разговаривали по телефону раза три-четыре в неделю.
Не думаю, чтобы у Энглтона возникли подозрения в отношении меня до бегства Берджесса и Маклина, но даже тогда он меня сразу не заподозрил. Он позвонил мне в тот день, когда я должен был возвращаться в Лондон, и назначил встречу. Мы немного поболтали, и он спросил, как долго я буду отсутствовать.
Когда я ответил, что приблизительно неделю, он попросил меня об одолжении - передать конверт главе представительства ЦРУ в Лондоне. Он сказал, что пропустил почту, а ему очень хотелось, чтобы конверт как можно скорее попал в Лондон. Невероятный поступок для человека, который тебя подозревает, не правда ли?.. Если, конечно, в конверте не лежал чистый лист бумаги. Вероятно, он начал подозревать меня после того, как мне не удалось вернуться в конце недели, как я пообещал.
В Лондоне руководители МИ-5 несколько раз беседовали с Филби, но поползновений уволить его до получения СИС письма от ЦРУ, подписанного генералом Беделлом Смитом, о том, что американцы не хотели бы видеть Филби в Вашингтоне, не предпринимали. Мензис, глава СИС, попросил Филби подать в отставку, предложив выплатить ему 4000 фунтов стерлингов.
Для Филби и КГБ это был, вероятно, момент величайшего разочарования. План сделать его главой британской разведки провалился. Уволенный из СИС, он больше не был нужен русским. Агент в изоляции! Но так ли это?
Филби никогда не был шпионом типа Джеймса Бонда. Хотя в начале войны он какое-то время преподавал методы саботажа и подрывной деятельности слушателям, подобранным СИС, его талант раскрылся по-настоящему в научном анализе информации. "Идеальным разведчиком, - говорил он, - является человек, который спокойно сидит дома и просто думает".
Так, во время войны его работа в интересах Британии заключалась в выяснении дальнейших планов немцев (помимо других источников он использовал сверхсекретные материалы, получаемые в результате дешифровки перехваченных немецких радиограмм) и обдумывании путей срыва этих планов, особенно на территории нейтральных Испании и Португалии.
Найтли: Как это происходило на практике?
Филби: Ну, например, в 1943 году я получил однажды дешифрованную радиограмму, в которой говорилось о том, что адмирал Канарис, глава немецкой разведки, намеревается посетить Испанию. Он собирался совершить поездку от Мадрида до Севильи с остановкой в городке под названием Мансанарес. Я хорошо знал этот городок еще с времен гражданской войны в Испании и догадался, что единственным местом, где мог остановиться Канарис, была гостиница "Парадор".
Я направил Феликсу Каугиллу, своему непосредственному начальнику, меморандум, в котором предложил известить об этом Управление специальных операций на тот случай, если они захотят организовать операцию против Канариса. Насколько я знал "Парадор", подбросить пару гранат в спальню адмирала труда не составляло.
Каугилл одобрил мое предложение и направил мой меморандум начальнику СИС, которым в то время был Стюарт Мензис. Через пару дней Каугилл показал мне резолюцию: "Акции против адмирала не желательны".
Через некоторое время при встрече с Мензисом я напомнил о своем меморандуме. "Шеф, - сказал я, - меня озадачило ваше распоряжение по этому вопросу. Игра несомненно стоила свеч". Мензис улыбнулся в ответу "Мне всегда казалось, что мы сумеем использовать адмирала". Только позднее я узнал, что он поддерживал связь с Канарисом через посредников в Швеции.
Об этой истории можно рассказать больше, чем рассказал Филби. Немецкий народ не на все, 100 процентов поддерживал Гитлера. Существовал неформальный альянс политиков и военных, которые стремились предотвратить новый мировой конфликт и надеялись найти поддержку в Великобритании. Естественно, они должны были защищать себя и поэтому для контактов использовали секретные каналы.
Ни одно британское ведомство не стремилось к сделке с немцами с большим энтузиазмом, чем британская секретная служба. Она засыпала министерство иностранных дел сообщениями о разногласиях в Германии и высказывала мнение, что обстоятельства могут сложиться так, что появится шанс быстро положить конец войне. При поддержке СИС была выработана официальная линия - способствовать расколу в Германии, "а затем посмотреть, что произойдет".
По мнению СИС, британское правительство могло бы пойти на соглашение с немцами, даже не предусматривающее в качестве обязательного условия устранение Гитлера. Это объяснялось тем, что в СИС и в определенных кругах британского истэблишмента разделяли немецкую точку зрения, будто обе страны вели не "ту" войну, будто в "той" войне Германия и Великобритания должны были вместе воевать против Советского Союза. По мере продолжения войны эти группировки вынуждены были отойти на задний план, так как Великобритания, Соединенные Штаты и Советский Союз объединились для борьбы с немецкой угрозой.
Однако, когда события на фронте начали складываться в пользу союзников, люди, выступавшие в Германии за сепаратный мир с Великобританией, возобновили попытки сближения с англичанами. Канарис был одним из них.
Великобритания, должно быть, ожидала этого, так как аналитик Стюарт Хэмпшир, временно работавший в СИС и специализировавшийся по Германии, и отдел СИС во главе с историком Хью Тревором-Роупером представили документ с разъяснением обстановки, при которой такие попытки окажутся вполне рациональными, и о предложением на этот раз отнестись к ним со всей серьезностью.
Такие попытки сближения почти наверное должны были осуществляться через нейтральные страны, включая Испанию и Португалию, которыми и занимался в СИС Филби.
Поэтому документ о положении в Германии, прежде чем его можно было направлять адресатам, в том числе американцам, предстояло одобрить Филби.
Будучи русским агентом, он сразу оценил грозящую опасность. Новоявленные "антинацисты" в Германии не хотели прекращать войны с Россией, Они стремились ликвидировать Гитлера, помириться с западными союзниками, а затем завершить вторжение в Советский Союз. Именно на этот случай русская разведывательная служба внедрила Филби в СИС. Его функции были абсолютно ясны. Он должен был использовать свое положение для того, чтобы помешать любому сговору с Германией, за исключением безоговорочной капитуляции. К счастью для Москвы, Филби пользовался достаточным влиянием, чтобы выполнить эту задачу. Он проинформировал руководство КГБ об этих тревожных событиях и решительно блокировал распространение "мирного документа", заявив, что он носил гипотетический характер.
Найтли: Итак, это была главная задача, которую вы выполняли во время войны? И вы информировали русских о любых попытках заключить сепаратный мир?
Филби: Действительно, Москва чаще всего задавала именно этот вопрос. Ее беспокоило, что война могла стать войной только против России. Но одна из причин моих действий в этом направлении заключалась в том, что полное поражение Германии было для меня делом принципа. Я ненавидел войну. Даже после того, как она закончилась, мне было трудно забыть, что наделали немцы. Долгое время я не мог заставить себя посетить Восточную Германию. Сейчас это позади. Я признал, что не все немцы виноваты в происшедшем.
Однако попытки заключить сепаратный мир продолжались. Отто Ион, адвокат "Люфтганзы", действовавший от имени адмирала Канариса, в марте 1943 года установил контакт с агентом СИС в Лиссабоне и сообщил, что Канарис согласен провести встречу на высоком уровне. (Некоторые до сих пор утверждают, что такая встреча с Мензисом, начальником СИС, состоялась, но доказательств этому нет.)
И вновь о предложении встретиться стало известно Филби как начальнику иберийского отдела, и он взял на себя смелость ответить категоричным отказом, заявив, что исход войны будет определен силой оружия. Когда же Ион, продолжая упорствовать, сообщил о готовящемся с целью убийства Гитлера заговоре, это сообщение также попало к Филби, который не дал ему хода, квалифицировав как поступившее из "ненадежного" источника.
Найтли: Что вы можете сказать о Мензисе и Канарисе? Об Отто Ионе?
Филби: Ион был трудным человеком. Во время войны мы пытались использовать его как агента-двойника, но он постоянно менял хозяев. Что касается Мензиса, то я не уважал его как сотрудника разведки. У него было примитивное представление о разведке, но как человек он мне нравился. Конечно, мы принадлежали к совершенно разным кругам. Я был гуманитарий, он вращался среди военных.
Беда германских мирных предложений заключалась в том, что ставились такие условия, которые были бы уместны, если бы Германия выигрывала войну, а не проигрывала ее. Мы совершенно правильно отвергли предложения немцев, поэтому им пришлось и дальше действовать в одиночку…
Канарис принял участие в заговоре с целью убийства Гитлера и 9 апреля 1945 года был повешен. Отто Ион после войны стал начальником службы безопасности Западной Германии. В 50-е годы его имя замелькало в заголовках газет, когда он, оказавшись в Восточном Берлине, неожиданно выступил против Запада. Однако через год он бежал в Западный Берлин, где заявил, что коммунисты его похитили.
Роджер Холлис, генеральный директор МИ-5 в период с 1956 по 1965 год, умерший в 1973 году, был обвинен Питером Райтом и другими в том, что он является тайным агентом советской разведки.
Подозрения в отношении его возникли, когда Игорь Гузенко, шифровальщик посольства СССР в Оттаве, обратился к канадским властям с просьбой предоставить ему политическое убежище.
Информация, предоставленная Гузенко канадским властям, повлекла разоблачение нескольких советских агентов в Канаде и обвинение 20 канадцев в преступлениях, связанных со шпионской деятельностью. Гузенко упомянул также псевдонимы двух британских шпионов, о которых он слышал: Алек и Элли. Алеком оказался Аллен Нанн Мэй, ученый из Кембриджа, а Элли - Кэй Уилшер, секретарь верховного комиссариата Великобритании в Оттаве.
Однако позднее Гузенко сообщил, что существовал еще один Элли, который работал в Великобритании. Этот Элли в отличие от первого давал более важную информацию. Гузенко слышал о втором Элли от своего коллеги.
С британским Элли связь поддерживалась только посредством сообщений, оставляемых в тайниках, одним из которых являлась трещина в надгробии. Работал он в "пятом МИ" (это могло означать МИ-5, где работал Холлис, или пятый отдел МИ-6, возглавляемый Филби) и в его родословной было "что-то русское".
Когда поступали телеграммы от Элли, в шифровальной комнате всегда присутствовала женщина, которая читала расшифрованные сообщения и в случае необходимости относила их непосредственно Сталину.
С годами Гузенко менял что-то в своем рассказе, несколько раз с уверенностью заявляя, что Элли работал в МИ-5, в других случаях он был менее уверен и признавал вполне вероятным, что Элли работал в контрразведке СИС. В некоторых интервью он заявлял, что полагает, будто Роджер Холлис и есть Элли. Но в одном из своих последних интервью перед смертью, последовавшей в 1982 году, Гузенко сообщил, что Элли, скорее всего, Чарльз Эллио, офицер СИС австралийского происхождения, имевший русскую жену.
Питер Райт и его сторонники были уверены, что Элли - это Холлис. Однако большая часть признаков в равной степени указывали на Филби или на Энтони Бланта. Существовала также вероятность, что Гузенко, разочаровавшись, что первый Элли оказался столь мелкой фигурой, чтобы повысить собственное значение, выдумал второго Элли. В любом случае, несмотря на большое количество времени, затраченного на решение этой задачи, личность второго Элли так и не была установлена.
Найтли: Вы можете пролить свет на дело Холлиса?
Филби: Честное слово, не могу. Такой вопрос не входит в мою компетенцию. Могу сказать одно: я знал его не очень хорошо, но действительно знал. И потому версия Гузенко кажется мне невероятной. Я думал, что он честный, хотя немного скучный англичанин.
Найтли: Вы знали что-либо о Гузенко и истории с Элли?
Филби: Конечно. Первые сведения о Гузенко и Элли поступили от Стивенсона (сэр Уильям Стивенсон, "неустрашимый" канадец, глава британской координационной разведывательной службы в Нью-Йорке вовремя войны). Шеф СИС вызвал меня и спросил, каково мое мнение обо всей этой истории. Я заявил, что это очень важно.
Некоторым утешением послужили поступившие позднее сообщения, что Гузенко чуть не довел до банкротства полицию безопасности, когда он познакомился с прелестями капиталистической системы и ему понравилось заказывать товары по почте. Он имел обыкновение заказывать из каталогов различные товары длительного пользования независимо от того, нужны они ему были или нет, а счета посылал полиции безопасности. Его подвал был, наверное, заполнен нераспечатанными телевизорами и подобными вещами.
Элли же остался загадкой, и она, вероятно, никогда не будет разгадана. Элли появляется в телеграмме Гузенко, но ни до этого, ни после о нем не упоминается. Сотрудник или агент не всегда знает свой собственный псевдоним, но, насколько мне известно, я не Элли. Установить личность Элли пытались многие сотрудники британских спецслужб. Помню, однажды Блант и я находились в кабинете Холлиса. Холлис и я беседовали, а Блант лениво листал какой-то отчет. В разговоре возникла пауза, и вдруг Холлис повернулся к Бланту и воскликнул: "О, Элли!"
Блант и глазом не моргнул. Он продолжал перелистывать страницы, как будто ничего не произошло. И Холлис в свою очередь возобновил беседу со мной, будто и не прерывался.
Виктор Ротшильд испробовал однажды на мне подобный прием. В 1946 году он сказал мне, что решил сохранить копию картотеки МИ-5 на некоторых лиц, которые впоследствии, по его мнению, могли бы представить угрозу с точки зрения обеспечения безопасности.
Найтли (перебивает): Он имел в виду коммунистов?
Филби: Не знаю. Затем Ротшильд спросил: "А как давно являетесь членом партии вы, Ким?" Я удивился: "Я, Виктор?" И Ротшильд сказал: "Это была маленькая шутка. Я ее пробую на каждом". Я НЕ ИСПЫТЫВАЮ СОЖАЛЕНИЯ.
В ноябре 1952 года Кима Филби вызвали в штаб-квартиру МИ-5 для "дачи показаний в связи с бегством Берджесса и Маклина". Расследование велось неофициально. Это была своего рода инсценировка, затеянная с целью выяснить, какие улики имеются против Филби, и посмотреть, нельзя ли заманить его в ловушку и инкриминировать что-то. Обвинителем выступал королевский адвокат Милъмо, по прозвищу Забулдыга, кавалер Рыцарского ордена, приобретший во время второй мировой войны репутацию лучшего следователя МИ-5.
Филби: Это расследование не было фарсом, как это представлялось некоторым. Возьмите, например, заявление Джона Ле Карре в предисловии к вашей книге. Он пишет: "Хороший следователь никогда не конкретизирует свои обвинения, никогда не раскрывает того, что ему известно, никогда не позволяет подозреваемому почувствовать себя в безопасности и считать, что он может рассчитывать на моральную поддержку коллег, никогда не ведет допроса в присутствии сочувствующей подследственному аудитории".
Все это верно. Но меня не сопровождали мои коллеги, меня не допрашивали в присутствии сочувствующей мне аудитории. Я имел дело со следователем Мильмо, хорошо зарекомендовавшим себя во время войны, и его помощником из МИ-5. Оба были враждебно настроены по отношению ко мне.
Необходимо понять необычность ситуации. В течение 11 лет я работал непосредственно в этой системе, занимаясь главным образом вопросами контрразведки. Я тщательно изучал архивы. Мне были известны все приемы следствия. Так как же мог Мильмо скрыть, в чем собирается обвинить меня, если я заранее предвидел возможные обвинения? Как он мог раскопать факты, которые не были мне известны?
Действительно, один или два раза он сумел озадачить меня, но это было не столь существенно.