Политический соперник Ленина прекрасно сознавал, что, "чем позже удастся влезть лично в этот хаос, тем труднее будет внести свое, не действуя по методам Ленина и Троцкого, т. е. не образуя сразу свою "церковь", что мне, конечно, претит". Мартов еще надеялся на единство социал-демократов, хотя прекрасно понимал желания Ленина и его сторонников. "О глупостях Ленина я говорил, – писал Мартов в письме Н. Кристи весной 1917 г., – по поводу его стремления – сначала выражавшегося туманно и неуверенно, а потом более твердо – заострить сейчас всю самостоятельную политику социал-демократии на борьбе за свержение Временного правительства, за создание "рабочего правительства". Мартов опасался, что ленинцы, "рисуя картину рабочего правительства на месте нынешнего, поведут в России, несомненно, тактику безразборчивого натравливания масс на это правительство", хотя оно намечало много полезного: "национальное равноправие, аграрная реформа, военная реформа и т. д.".
Таким образом, позиция Мартова была близка "линии Каменева", к которой склонялись большевистские российские организации. Но в Россию прибыл Ленин, который обнародовал свою программу – "Апрельские тезисы". Максимально концентрированно изложенную Лениным тактику революционной борьбы развивали его "Письма из далека". Установки Ленина не встретили поддержки петроградских большевиков, ибо они круто меняли не только "каменевский курс", но и все социал-демократическое мышление, по которому без завершения буржуазной революции и буржуазных преобразований переход к социалистической революции невозможен. Плеханов назвал "Апрельские тезисы" бредом, считая, что претензии большевиков на власть авантюристичны, ибо это вело к гражданской войне.
8 апреля 1917 г. "Правда", редакция которой была в руках Каменева и Сталина, объявила "схему т. Ленина" неприемлемой. Однако менее чем через две недели сначала на Петроградской, а затем на 7-й Апрельской конференции большевиков ленинские тезисы были приняты как политическая программа партии.
"Мягкий" Каменев был вынужден уступить "вождистскому" напору Ленина, его психоэнергии, о которой писал эсеровский лидер В. Чернов: "Уверенность в себе, почти полное отсутствие внутренних колебаний, непримиримость к политическому противнику, умение разглядеть его слабые стороны и использовать их в борьбе, доводя ее до победы". Чернов писал, что практика выковала в Ленине "изумительное хладнокровие, способность в самых опасных положениях не теряться, сохранять присутствие духа и надежду как-нибудь "вывернуться"… Его волевой темперамент был как сильная пружина, которая тем сильнее "отдает", чем сильнее на нее нажимают…". Вместе с тем существовала и благоприятная почва формирования большевистского вождя и успеха его "бреда". Именно на практике революционной борьбы стала проявляться "вождистская" линия большевистской партии. Молодые большевистские функционеры, ставшие на профессиональный путь революционеров, нуждались в более решительных действиях, ярко выраженном идейном вожде, на фоне которого должны были проявиться "вождистские" таланты его соратников и учеников.
Таким образом, уже к середине апреля большевики во главе с вождем и программой заняли левый фланг довольно обширного и пестрого политического фронта, постепенно стягивая под свои знамена все более радикализующиеся элементы.
Признавая, что Ленин успешно укреплял свои позиции в Петрограде в смутное время, наступившее после Февральской революции, посол Франции в России Палеолог записал в своем дневнике 21 апреля 1917 года: "Ленин – утопический мечтатель и фанатик, пророк и метафизик, человек, для которого не существует ничего невозможного, абсурдного. Он считает себя мессией и добивается осуществления своих иллюзий, в полной мере пользуясь такими своими качествами, как сильная воля, безжалостная логика и удивительный дар убеждать и вести за собой людей, судя по его первым выступлениям в Петрограде, он настаивает на революционной диктатуре рабочих и крестьянских масс, утверждает, что у пролетариата нет отечества и что поражение русских армий необходимо. Когда ему возражают, приводя основанные на реальности факты, он гордо отвечает: "Тем хуже для реальности!.."
Естественно, с формированием левого фланга начинает расширяться и круг тех, кто видел "спасение России" в установлении военной диктатуры. Оценивая сторонников сильной власти, объединяющихся в "Обществе экономического возрождения России", Керенский утверждал в своих мемуарах, что они способны установить "порядок" не только в борьбе с Советами, но и с Временным правительством". Центрист Керенский активно пытался сбалансировать политическую устойчивость страны, в основном отстаивая компромисс в государственном управлении коалиционным Временным правительством. Так, уже первое майское 1917 г. коалиционное правительство из 16 министров почти наполовину (6 человек) состояло из социалистов. Эсер Керенский занял пост военного министра. В основу коалиционного правительства легла идея гражданского согласия двух главных политических сил: помещичье-буржуазных и рабоче-крестьянских, что давало шанс на предотвращение дальнейшего социального раскола, мирного, эволюционного развития России.
Патриотическое правительство не устраивало агрессивно крайних – и левых и правых, а центристы были явно слабы, чтобы объединить всех, хотя Керенский поддерживал связи с А.М. Гучковым, М.В. Родзянко, Г.Е. Львовым, П.Н. Милюковым, а также с И.Г. Церетели, В.М. Черновым, Ф.И. Даном, Н.С. Чхеидзе и выражал даже желание встретиться со своим земляком и однокашником В.И. Ульяновым. "О Ленине, – вспоминал управляющий делами Временного правительства В. Набоков, – на заседаниях правительства почти никогда не говорили. Помню, Керенский уже в апреле, через некоторое время после приезда Ленина, как-то сказал, что он хочет побывать у Ленина и побеседовать с ним, а в ответ на недоуменные вопросы пояснил, что ведь большевистский лидер "живет в совершенно изолированной атмосфере, он ничего не знает, видит все через очки своего фанатизма, около него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему сориентироваться в том, что происходит".
Керенский, как и Плеханов, не понимал Ленина, который в своих тезисах признавал, что "Россия сейчас самая свободная страна в мире из всех воюющих стран… с… отсутствием насилия над массами…", бескомпромиссно призывал "на революционную войну…" и к фактическому свержению Временного правительства, считая даже, что "поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом", предлагая "отвергнуть защиту отечества".
Ленин понял главное: на компромисс с Керенским большевики не пойдут, чтобы "не запятнать своей революционной репутации" и не продлить власти Временного правительства. События мая – июня 1917 г. обострили социально-экономическое положение в стране. Радикальные лозунги и призывы большевиков: мира, земли, хлеба – все более и более революционизировали массы, особенно в промышленных центрах России.
5 мая создается коалиционное правительство на базе программы, выработанной Петросоветом, эсеро-меньшевистские лидеры которого решались вступить в блок с буржуазией. На замечание лидера меньшевиков И.Г. Церетели 4 июня 1917 г. в выступлении на 1-м Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов: "Мы знаем, что в настоящий момент в России происходит упорная ожесточенная борьба за власть. В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой партии в России нет", – Ленин с места самонадеянно заявил: "Есть". А в выступлении ответил пространнее: "Есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком (аплодисменты, смех)".
Конечно, каждая партия имела программу действий, но возможности ее претворения без учета интересов политических оппонентов ни у кого не было. Отказ от коалиционной власти означал гражданскую войну в России.
В конце июня Ю. Мартов в частном письме в Швейцарию описывает свое бытие: "Страна разорена (цены безумные, значение рубля равно 25–30 коп., не более). Город запущен до страшного, обыватели всего страшатся – гражданской войны, голода, бродящих солдат и т. д. Если не удастся привести очень скоро к миру, неизбежна катастрофа. Над всем тяготеет ощущение чрезвычайной "временности" всего, что совершается. Такое у всех чувство, что все это революционное великолепие на сносях, что не сегодня-завтра что-то новое будет в России – то ли крутой поворот назад, то ли красный террор считающих себя большевиками…"
Таким образом, один из лидеров меньшевиков ясно понимал, что "неумолимо организуется какая-то контрреволюция, которая уже собирает свои силы", на что реакция его соратников, входящих в состав Временного правительства, была жесткой. "Для наведения порядка в ночь с 4 на 5 июля в столицу прибыли воинские части с фронта".
Коалиционный блок нового правительства Г.Е. Львова, в который вошли 6 министров-социалистов (Керенский, Скобелев, Церетели, Пешехонов, Чернов, Переверзев), получил возможность стабилизировать социально-политическое положение в стране. Однако все сводилось к войне, необходима была победа. И правительство продолжило подготовку летнего наступления на фронте.
Большевики, неспособные что-либо решить по нормализации страны, требовали: "Вся власть Советам!" – считая, что переход власти к эсеро-меньшевистским лидерам еще больше подорвет их авторитет и ускорит большевизацию Советов. Тем самым, считал Ленин, произойдет мирный переход к социалистической революции. Он пытался успокоить массы, утверждая, что для социалистической революции никоим образом не "нужно отречение от всех своих имущественных прав десятков миллионов граждан. Даже для социализма (а контроль за банками и фабриками еще не есть социализм) ничего подобного не нужно… Сломить сопротивление нескольких сот миллионеров – в этом и только в этом задача. При этом и только при этом условии от краха можно спастись". Как все просто по Ленину, никого не тронем, лишь самых богатых заставим поделиться, а у несогласных заберем все.
"Вся ответственность за этот кризис, – делает не менее "гениальное" открытие Ленин, – за надвигающуюся катастрофу ложится на народнических и меньшевистских вождей. Ибо они в данное время – вожди Советов…" И здесь все ясно и понятно для темных и полуграмотных рабочих, солдат и крестьян, голосующих за своих депутатов в Советы.
"Владение помещичьими землями отдать сразу местным крестьянам… без выкупа, без всякой платы… Это будет такая Россия, в которой будет вольный труд на вольной земле". Ну разве это не рай "на вольной земле", и крестьяне принимали желаемое за действительное. А тем, кто устал от войны, "выход из войны только в революции. Поддерживайте революцию угнетенных капиталистами классов, свергайте класс капиталистов в своей стране и тем давайте пример другим странам. Только в этом социализм… Мы говорим: никакого сепаратного мира, ни с какими капиталистами, прежде всего с русскими. А у Временного правительства есть сепаратный мир с русскими капиталистами. Долой этот сепаратный мир!".
Ясно, что и Временное правительство – долой. "Все остальное, – утверждал Ленин, – посулы или фразы или невинные добрые пожелания. Во всех странах мира социализм раскололся", – пугал делегатов 1-го Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов вождь большевиков. "Вы продолжаете путаться, – внушал им Ленин, – сносясь с теми социалистами, которые поддерживают свое правительство, и забываете, что в Англии и Германии настоящие социалисты, которые выражают социализм масс, остались в одиночках и сидят в тюрьмах". Это ли не доказательство утопичности социализма? Да и Ленин не скитался по зарубежным тюрьмам.
Ну а сколько слов изрек Ленин о свободе, демократии, народном представительстве, просто не счесть. Главное, чего добивался Ленин, – это увлечь народные массы библейскими посулами, вывести их на улицы и побудить их к бунту, уверяя, что с марта 1917 г. "русским рабочим выпала на долю честь и счастье первым начать революцию, то есть великую, единственно законную и справедливую войну угнетенных против угнетателей".
В начале 1917 г. Временное правительство вынуждено было принять решение о запрете на три дня готовящейся большевиками демонстрации, Ленин яростно выступил за "неоспоримейшее право граждан". Обсуждая вопрос о не состоявшейся накануне, 10 июня, демонстрации на представительном совещании всех фракций Всероссийского съезда Советов, Ираклий Церетели заявил, что "заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли… Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков. То, что делают теперь большевики, это уже не идейная пропаганда, это – заговор. Оружие критики сменяется критикой с помощью оружия…".
Понимая создавшееся положение, Ленин заявил на заседании Петербургского комитета РСДРП(б): "Рабочие должны трезво учесть, что о мирной демонстрации теперь речи быть не может". Лидер большевиков недвусмысленно предрек: "Пролетариат Петрограда… будет выжидать, копя свои силы и готовясь к отпору…"
Сложилась деликатная ситуация. С одной стороны, массы доведены большевиками до "решающего броска", с другой стороны, Временное правительство и Советы всячески старались не допустить каких-либо массовых выступлений. Грозное противостояние могло разрешиться мирно лишь при кардинальном улучшении положения в стране. Ленин был прав, заявляя, "что всякие манифестации, раз они мирные, суть только агитация, и запретить агитацию или навязать единство агитации нельзя… Чтобы запрещать или предписывать, – утверждал Ленин, – надо быть властью в государстве… воля, если она государственная, должна быть выражена как закон, установленный властью; иначе слово "воля" пустое сотрясение воздуха пустым звуком". А так как не было соответствующих законов, большевики продолжали свою демагогическую пропаганду и агитацию, готовились к мирным демонстрациям, революционизировали массы.
В начале июля становилось очевидным, что наступление русских войск захлебнулось. Из Петрограда стали отправлять на фронт тыловые части, обострялся продовольственный кризис, катастрофическое положение складывалось и с топливом. Все большее число фабрикантов и заводчиков заявляли об отсутствии денег для выплаты зарплаты, многие предприятия были закрыты, тысячи рабочих и служащих были уволены. Расстроенный железнодорожный и водный транспорт усугублял критическое состояние в Петрограде, где стихийно начинались волнения. 2 июля кадеты вышли из Временного правительства в знак протеста против его нерешительных действий.
3 июля на дневном заседании ЦК Зиновьев и Троцкий поддержали предложение Каменева о том, чтобы партия предприняла все меры для сдерживания масс. Однако в 10 часов вечера к Таврическому дворцу – резиденции Петросовета пришли солдаты 1-го пулеметного полка. Перед ними выступили Зиновьев и Каменев с призывом не допускать самодеятельных вооруженных выступлений. А в 23 часа 40 минут того же дня на совместном заседании второй Петроградской общегородской конференции РСДРП(б) и делегатов от заводов и воинских частей была принята резолюция: "…создавшийся кризис власти не будет разрешен в интересах народа, если революционный пролетариат и гарнизон определенно и немедленно не заявят о том, что они за переход власти к Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. С этой целью рекомендуется немедленное выступление рабочих и солдат на улицу для того, чтобы продемонстрировать выявление своей воли!"
"Две недели спустя после "общего" выступления 18 июня мы, – вспоминал бывший министр иностранных дел 1-го коалиционного Временного правительства П.Н. Милюков, – встречаемся с событием, которому при желании можно было дать название первого опыта большевистской революции".