Громкое дело
Покушение на прокурора
Сейчас покушения на жизнь и даже убийства государственных и общественных деятелей, депутатов стали чуть ли не нормой нашей жизни. Тогда же, в начале 60-х годов прошлого столетия, было совсем иначе. Террористические акты, конечно, случались. Но их было мизерное количество, они не наводили, как теперь, страх на окружающих, ибо о них мало кто знал. Чаще всего их совершали либо психически неполноценные, либо неуравновешенные люди под влиянием каких-либо обстоятельств. И совсем уж редко – вполне осознанно, хладнокровно и расчетливо. Именно такое покушение и было совершено на первого заместителя прокурора республики (он исполнял тогда обязанности прокурора) Бориса Васильевича Кравцова тихим сентябрьским утром 1964 года прямо у входа в здание Прокуратуры РСФСР на углу Кузнецкого моста и улицы Жданова (теперь – Рождественка).
Террористом оказался пятидесятилетний житель Дагестана, некий Мататья Исакович Исаков. Кто же он такой, этот Исаков? Что толкнуло его на преступление?
Исаков проживал в городе Дербент Дагестанской АССР. В свое время участвовал в Великой Отечественной войне. Образование имел низшее, работал до 1957 года в колхозе "Путь к коммунизму" на должностях, связанных с материальными ценностями: счетоводом, заведующим складом, завхозом, а последнее время – уполномоченным по реализации вина колхозникам. В то время в колхозах трудодни начислялись "натурой". Но не каждый пойдет торговать вином. Вот они и действовали через уполномоченных. Работа было неплохая, прибыльная. Исаков часто выезжал в командировки за пределы республики. Но вскоре эта "лавочка" закрылась – вино на трудодни давать перестали. Ведь у колхозников и своего девать было некуда. Нужда в уполномоченных отпала, и Исакова перевели на другую работу, более тяжелую и уж совсем не прибыльную. Денег у него поубавилось. Тогда он предъявил претензии к правлению колхоза, считая, что ему неправильно оплатили командировочные, а также не полностью начислили трудодни. Правление это требование отвергло, и он обратился в суд, который удовлетворил его иск частично.
Исаков озлобился на всех и вся. Поскольку писать он умел, то стал "строчить" жалобы о том, что, дескать, притесняют его, обижают, а председатель сельскохозяйственной артели такой и сякой, ворует, злоупотребляет властью. Конечно, ни один такой сигнал без внимания не оставался. Приезжали в колхоз проверяющие, комиссии из республиканских органов и даже из Москвы. Жалобами Исакова занималась и Прокуратура РСФСР. Но факты – вещь упорная. Они или есть, или их нет. Недостатки, естественно, кое-какие выявлялись, но никакого "криминала" в действиях председателя не находили. Поэтому ни следствия, ни суда, как того требовал Исаков от проверяющих, не назначали. Бывший уполномоченный еще сильнее распалялся. Теперь он писал жалобы уже и о том, что члены комиссий вступили в сговор с председателем артели. До бесконечности это продолжаться не могло, и Исакову просто перестали верить.
Озлобление толкнуло его на хулиганскую выходку. Он был исключен из членов сельскохозяйственной артели. А за хулиганство дербентский народный суд приговорил его к одному году лишения свободы. В заключении Исаков продолжал писать жалобы.
Освободившись, Исаков стал работать в различных совхозах, получая иногда неплохие деньги (до 400 рублей в месяц). Но озлобление его не только не утихло, но, напротив, усилилось. Особенно после того, как народный суд Дербента 5 мая 1961 года удовлетворил иск А. X. Хаимова, предъявленный к Исакову о взыскании с него долга в сумме 2,9 тысячи рублей. Вместо того чтобы обжаловать решение суда в вышестоящие судебные инстанции, Исаков пустил в ход испытанное оружие – перо. И вновь застрочил жалобы. Он расценил решение суда как продолжение преследований.
Исаков обратился в Министерство обороны, в адрес XXII съезда КПСС и другие инстанции с требованием пересмотра его дела. Жалобы переправляются в Прокуратуру РСФСР, которая дала соответствующие поручения прокуратуре Дагестанской АССР. Та не нашла оснований для опротестования решения суда. Наконец, по поручению ЦК КПСС этим гражданским делом стала заниматься и Прокуратура РСФСР. Истребовав из Дагестанской прокуратуры все материалы и тщательно изучив их, начальник отдела по надзору за рассмотрением в судах гражданских дел М. М. Синицын 7 декабря 1961 года направил Исакову ответ о том, что его требования необоснованны, а жалоба оставлена без удовлетворения. Неугомонный Исаков добивается приема в Прокуратуре СССР, где от него было принято заявление, в котором он недвусмысленно грозился в случае неудовлетворения его просьбы совершить "грубое преступление" и "за это получить высшую меру наказания".
В начале мая 1962 года его принял первый заместитель Прокурора РСФСР Кравцов. Борис Васильевич выслушал взволнованного и нервного посетителя, посмотрел документы, принял от него жалобу и пообещал еще раз во всем тщательно разобраться. Поскольку Исаков указывал на наличие имеющихся у него каких-то новых документов, подтверждающих его правоту и ранее не исследованных судом, Кравцов приостановил исполнение решения народного суда и поручил прокуратуре Дагестанской АССР в порядке надзора еще раз проверить дело.
Однако Исаков никаких дополнительных материалов не представил, и вскоре приостановление исполнения решения суда было Прокуратурой РСФСР отменено. Исаков вновь принялся "бомбардировать" своими жалобами Прокуратуру СССР и редакции газет, вплоть до "Пионерской правды".
В этот период в личных записях Исакова и в его устных высказываниях стали все явственнее звучать намерения убить Кравцова, а также председателя колхоза Гильядова.
4 сентября 1964 года Верховный суд Дагестанской АССР рассмотрел в порядке надзора гражданское дело по иску Хаимова и еще раз подтвердил правильность вынесенного дербентским судом решения. После этого Исаков решил привести в исполнение свой замысел об убийстве Кравцова. Он откопал спрятанный им еще в 1946 году недалеко от дома револьвер системы "смит-вессон", калибра 8,3 мм. В апреле 1964 года он приобрел для него у каких-то военнослужащих шесть боевых патронов от револьвера системы "наган". Прихватив с собой револьвер и патроны, 6 сентября Исаков выехал в Москву.
В столице он остановился в четвертом корпусе гостиницы "Ярославская" и вновь стал обивать пороги партийных и советских органов, везде оставляя многочисленные заявления и жалобы. Одновременно установил наблюдение за Кравцовым у здания Прокуратуры РСФСР, отмечая, когда он приезжает на службу и уезжает домой. 25 сентября он появился в приемной Прокуратуры РСФСР и настаивал на повторном приеме его Кравцовым. Ему резонно ответили, что оснований для этого никаких нет, а определение Верховного суда Дагестанской АССР от 4 сентября он может обжаловать в Верховный суд РСФСР. Исаков ушел из приемной, высказывая угрозы.
На другой день утром, выпив четвертинку водки, Исаков отправился в Прокуратуру РСФСР, где появился в восемь часов пятнадцать минут.
Аппарат Прокуратуры РСФСР начинал в те годы работу в 9.30 утра. Кравцов всегда приезжал заблаговременно. И на этот раз его служебная "Волга" остановилась на улице Жданова у дома № 9 примерно в 8 часов 30 минут. Борис Васильевич, не спеша, вышел из нее и направился к подъезду прокуратуры, выходящему на Кузнецкий мост. Не успел он взяться за ручку массивной двери, как услышал резкий хлопок и сразу же за этим почувствовал сильный удар в правое плечо. Обернувшись, Борис Васильевич увидел человека, который хладнокровно целился в него. Над стволом направленного в прокурора револьвера еще висел дымок от выстрела.
Преступник стрелял в спину. Вот-вот должен был грохнуть второй выстрел. Но его не последовало, благодаря мгновенной реакции шофера Карпова.
Рассказывает Юрий Карпов:
"Только захлопнулась правая передняя дверь автомашины, прошло, по моему мнению, не более тридцати секунд, я еще не успел выключить мотор, как вдруг неожиданно раздался громкий выстрел. Я сразу не понял, что это был выстрел из револьвера, и вначале подумал, что это выстрел из глушителя моей автомашины. Я мгновенно дернул за ручку капота и одновременно взглянул в лобовое стекло автомашины. С правой стороны крыла моей автомашины на середине тротуара, я увидел незнакомого мужчину, одетого в темно-синий плащ. В левой руке он держал сумку черного цвета, а в правой руке какой-то предмет, завернутый в тряпку. Стоял мужчина так, что я хорошо видел его руки и потому запомнил хорошо, что он держал в руках. Одновременно с этим я из лобового стекла машины увидел заместителя прокурора РСФСР Кравцова Б. В., который обернулся лицом к мужчине, они находились друг от друга примерно на расстоянии не более четырех метров… Мужчина, который стоял недалеко от моей автомашины, стал приподнимать правую руку с предметом, завернутым в тряпку. Меня сразу же пронзила мысль, что это он стрелял и снова намеревается выстрелить. Он немного повернулся в сторону, где находился Кравцов. Я мгновенно выскочил через правую дверь из автомашины, подбежал к мужчине, который стоял от машины не более чем в полутора-двух метрах и схватил за предмет, который мужчина держал в протянутой в сторону Кравцова Б. В. руке. Только в этот момент я понял, что в руке у мужчины находится оружие, из которого он стрелял в Кравцова Б. В. В моей левой руке оказался ствол оружия, завернутого в тряпку… Вторично мужчина выстрелить не смог, т. к. я вывернул у него оружие. Оно оказалось у меня в левой руке, держал я его за ствол".
А в это время к Карпову уже спешил водитель другой машины. Вместе они скрутили преступника и отдали его в руки милиционера, дежурившего в этот день в прокуратуре республики и уже выскочившего из здания.
Тем временем Кравцов внешне спокойно поднялся по крутой лестнице на второй этаж в свой кабинет, осмотрел травму. На правом плече пальто зияла большая дырка, обожженная по краям. Но крови видно не было. Карпов, поднявшийся вслед за прокурором, настаивал на том, чтобы поехать в больницу.
Через несколько минут "Волга" уже мчалась в Институт скорой помощи им. Склифосовского. До перевязки Кравцов успел позвонить Руденко и предупредил его, что не сможет быть сегодня на коллегии Прокуратуры СССР. Тот сказал, что уже все знает, и спросил, насколько серьезна рана. Кравцов ответил: "Пустяковая. Заживет без бюллетеня".
Из больницы Борис Васильевич поехал домой, переоделся и вскоре уже сидел за своим рабочим столом. Продолжались текущие дела.
Исаков был предан суду за покушение на умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах первого заместителя прокурора РСФСР Б. В. Кравцова (ст. ст. 15 и 102 п. "в" УК РСФСР), угрозу убийством председателю колхоза "Путь к коммунизму" А. X. Гильядову (ч. 1 ст. 193 УК РСФСР) и незаконное хранение огнестрельного оружия (ч. 1 ст. 218 УК РСФСР).
Дело слушалось 12 февраля 1965 года Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР.
В ходе судебного следствия подсудимый заявил, что он отказывается давать показания до тех пор, пока не будут выполнены все его требования, изложенные в многочисленных заявлениях, адресованных в различные партийные, советские и правоохранительные органы. В своих отдельных объяснениях он утверждал о неправильности разрешения его прошлых уголовных и гражданских дел. После второго дня заседания Исаков отказался от защитника. Участвовавшая в судебном заседании эксперт-психиатр дала заключение о вменяемости Исакова в инкриминируемых ему деяниях, но вместе с тем признала его психопатической личностью с чертами патологического (сутяжного) развития.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР признала Исакова виновным в совершенных преступлениях и приговорила его к 12 годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима.
Приказом Руденко от 21 января 1971 года Борис Васильевич Кравцов был назначен Прокурором РСФСР сроком на пять лет и утвержден председателем коллегии прокуратуры республики.
Кравцов много своего служебного времени отдавал следственной работе, хотя непосредственно следствие в прокуратуре курировал один из его заместителей. Ему самому не пришлось работать следователем, но проницательности, дотошности, подлинного искусства при изучении тех или иных материалов, связанных с совершением преступлений, ему было не занимать. Можно привести лишь один пример. Незадолго до конференции в Прокуратуру РСФСР из Чечено-Ингушской АССР поступило заявление по делу одного несовершеннолетнего, которого обвиняли в убийстве. Запросили дело. Борис Васильевич лично с ним ознакомился и сумел разобраться во всех хитросплетениях. Оценив показания обвиняемого, свидетелей, сопоставив их с другими обстоятельствами дела, он уверенно сделал вывод – подросток не убивал. По его мнению, убийство мог совершить другой человек. Дело вернули в прокуратуру республики. Предложили еще раз во всем тщательно разобраться. И Кравцов оказался прав. Дополнительным расследованием было установлено, что убийство совершено взрослым, который и "уговорил" подростка взять вину на себя.
Внимательно и придирчиво Кравцов относился к жалобам и заявлениям, поступавшим в многочисленном количестве в Прокуратуру РСФСР. Многие из них ложились к нему на стол, он давал по ним свои поручения и строго контролировал исполнение.
Одно из таких заявлений было от некоего Шевченко, преподавателя Ростовского автодорожного техникума. Он был снят с работы. Ему предъявлялись тяжкие обвинения в том, что, выступая на собраниях, а также в письмах, адресованных партийным и советским органам, он клеветал на руководителей учебного заведения, пытался дискредитировать честных людей, в искаженном виде представляя состояние учебно-воспитательной работы. В техникуме в связи с этим работали различные комиссии, проверяющие, но все они, как было потом установлено, подходили к делу предвзято, односторонне.
В своей статье "По нормам морали и права" Борис Васильевич писал по этому поводу: "Читая материалы уголовного дела, возбужденного через некоторое время против тех, кого разоблачал Шевченко, диву даешься, насколько невнимательны были должностные лица, которым поручалось разобраться в сути волновавших педагогический коллектив вопросов. Они ушли в сторону, отвлеклись от главного, от существа дела. Все внимание ревизоров почему-то сосредоточилось на личности Шевченко: кто он и с какой стати все время пишет, почему не прекращает хождения "по инстанциям".
Такой перекос, а точнее говоря, беспринципность привела к ложным выводам. Голос правды, хотя и ненадолго, но был заглушен. Человек, не побоявшийся остаться в меньшинстве, испортить кое с кем отношения, показавший пример принципиальности, оказался без поддержки. Но зато злорадствовали его недруги".
По указанию прокурора РСФСР Кравцова было проведено тщательное расследование всех обстоятельств, на которые указывал в своем заявлении Шевченко. Подтвердились факты взяточничества, вымогательства денег у учащихся, подлогов и фальсификации документов. Автор письма по требованию прокуратуры был восстановлен на работе, а виновных отдали под суд. Так завершилось рассмотрение только одного заявления. А сколько их было в многолетней практике Кравцова!
Кравцов никогда не чуждался и судебной трибуны, несмотря на загруженность текущей работой, депутатскими обязанностями и иной общественной деятельностью, принимал участие в поддержании государственного обвинения по уголовным делам. Причем легких дел он для себя не выбирал. Каждое из них привлекало к себе внимание общественности, имело значительный резонанс, им сопутствовали многочисленные отклики в печати.
Громкое дело
Пьяный поезд
Накануне Дня знаний, 1 сентября 1981 года, машинист Ленинград-Финляндского локомотивного депо В. Н. Шахов изрядно выпил. На следующий день ему предстояло вести тяжелогрузный состав. Рано утром, перед тем как идти на работу, он, что называется, "поправил" больную и тяжелую голову пивком. Показываться после похмелья врачам (надо было пройти предрейсовый контроль) он не решился и, благо служебная дисциплина в депо была не ахти какая строгая, успешно миновал эту преграду. Так же лихо он прошмыгнул мимо нарядчиков и дежурного по депо – сам заполнил маршрутный лист, без которого поездка вообще запрещалась. Лист, в нарушение существовавших правил, по его просьбе принес помощник машиниста Юрьев. Теперь можно было еще раз приложиться к бутылке, поскольку пивко опохмелило его недостаточно. Шахов организовал коллективную выпивку, в которую вовлек машиниста Минакова и своего помощника Дедушкова. Поскольку денег на выпивку у него не было, он позаимствовал их у дублера помощника машиниста (или стажера) Максимова. "Подготовка" к рейсу состоялась таким образом по полной программе. Своего захмелевшего помощника Дедушкова Шахов "благородно" отпустил домой. Решил, что справится с большегрузным составом вместе с дублером Максимовым. Остатки вина прихватил с собой в электровоз, и по дороге не раз прикладывался к бутылке.
Товарный поезд под управлением хмельного машиниста на большой скорости (до 95 километров в час) приближался к станции Сосново. Здесь был очень сложный участок пути. Сразу же за входным светофором начинался уклон, и предельно допустимая скорость не должна была превышать 25 километров в час. Шахов об этом отлично знал, но выпитое вино сделало свое дело – он задремал. Дублер Максимов, видя надвигающуюся опасность (сам он не имел права управлять электровозом), с трудом растолкал своего "наставника", но было уже поздно. Экстренное торможение не помогло, и поезд перед крушением имел скорость 90, а на пристанционном пути – 80 километров в час.
Все это привело к тому, что 38 цистерн с нефтепродуктами сошли с рельсов и опрокинулись, а электровоз на большой скорости пронесся по тупиковому пути, срезал ограждавшую призму и сошел под откос. Мгновенно протрезвев, Шахов решил первым делом замести следы своего преступления. Для этого он сорвал катушку скоростемерной ленты и выбросил ее в окно, изменил в кабине положение приборов и хотел даже прогнать дублера Максимова. Но, на его беду, к опрокинувшемуся составу уже спешили работники транспортной милиции. Они-то и обнаружили злополучную ленту.
Последствия крушения были тяжелые, хотя только по счастливой случайности обошлось без человеческих жертв. Были разрушены 230 метров пути и путепровод, два стрелочных перевода, семь контактных опор, десять километров автоблокировки и линий электропередачи. Списано в металлолом 38 цистерн. Почти на двое суток на этом участке дороги было приостановлено движение трех грузовых и 15 пассажирских поездов. Утрачена большая часть нефтепродуктов, выброс которых из цистерн создал реальную угрозу для ближайших водоемов, местной фауны и флоры. Река Сосновка полностью оказалась загрязненной нефтепродуктами, и поэтому практически выбыла из числа рыбохозяйственных рек. По мнению специалистов, "вымывание" нефтепродуктов должно было продолжаться до пяти лет. Согласно обвинительному заключению, только реально установленный по документам ущерб составил более 200 тысяч рублей (огромная сумма для того времени).