Аромат грязного белья (сборник) - Михаил Армалинский 15 стр.


Моя пизда ставит вопрос, мой зад – отвечает на него. Введение в зад снимает проблему двойственности, которую привносит и делает наглядной вагинальное проникновение. Ебля в зад разрешает все противоречия, все конфликты положительного и отрицательного, добра и зла, высокого и низкого, глубокого и мелкого, наслаждения и боли – ебля в зад объединяет это, снимает все проблемы. Поэтому для меня ебля в жопу – это духовное решение.

Кто бы мог подумать?

Вышеупомянутая Catherine Millet решала эту антиномию проще и без надрыва (в том числе прямой кишки) – она с одинаковой непринуждённостью и энтузиазмом давала себя ебать как в пизду, так и в зад, причём всем подряд и в большом количестве, тем самым снимая всякие противоречия, одолевающие Тони. Правда, Catherine не обрела божественного прозрения при помощи анального секса, который был у неё так же почитаем, как и прочие разновидности генитальных контактов. Но чем является наслаждение, которое в обилии получала Catherine, как не божественным прозрением?

А наслаждения в оргиях Catherine, похоже, тоже получала именно благодаря полной самоотдаче, которая была невозможна для Catherine при совокуплении один на один. Получается, что максимальная самоотдача даёт женщине максимальное наслаждение, но для одной оно достижимо с помощью оргий, а для другой с помощью анального секса.

Постоянное стремление к совершенству даже через боль Тони ассоциирует с её целеустремлённой и физически тяжёлой работой в балете. Она находит трансцендентную аналогию: танцуя и сбивая пальцы на своих ногах в кровь, она не чувствовала боли, а только эйфорию. Боль вступала только тогда, когда она снимала пуанты. Тони стала их боготворить. Подобным же способом она превозмогала боль в анальном сексе и восходила благодаря этому на высшую ступень наслаждения. Таким образом, Тони боготворит анальный секс, несмотря на то, что он приносит боль, которая с лихвой окупается эйфорией, которую он ей дарует.

Примечательно то, что юная Тони не осознавала религиозной сути своих первых сексуальных открытий – они были для неё лишь психофизиологическими явлениями, но тоже огромной силы:

Я никогда не думала, что спрятанное отверстие, находящееся ниже моей талии, является входом в моё сердце.

Познав первый оргазм, она ощутила, что её клитор стал центром мира.

Тони описывает свои регулярные встречи с массажистом, который помимо массажа, а потом вместо него, зализывал ей междуножье, вознося её к тридесятым небесам. Так как медицинская страховка из-за "производственной травмы" оплачивала Тони регулярный массаж, то она платила за клиторальный массаж этому лизальщику, покупая тем самым себе надёжные и всеобъемлющие оргазмы. Бога в них она никак не могла узреть. Не открыли ей Бога ни лесбийский секс, ни групповой (с одним мужчиной и с двумя женщинами). А всё потому, что наслаждения эти опирались всего лишь на клитор, не добираясь до ануса.

Тони утверждает, что оргазм анальный совершенно иной, чем клиторальный, иной настолько, что он мог снизойти только от Бога. (А клиторальный от кого? От Пушкина, что ль?)

Рождённая с отвращением к хую по эстетическим соображениям, Тони подробно описывает, насколько он уродлив и смешон. Потом она делает исключение только для одного хуя – того, что шуровал в её заду. Он ей представляется красавцем.

Такого рода привилегия одному лишь хую идёт в противоречие с её установкой по отношению к мужчинам, говорившим, что они любят только её пизду. Тони хочет мужчину, который бы любил пизду вообще и восхищался бы ею вне зависимости, её ли это пизда или чья-то другая. Только такой мужчина, по её справедливому заключению, может дать ей наслаждение, а не тот, кто делает странное исключение только для её пизды, отвращаясь от всех остальных, а значит, где-то всё-таки принуждая себя к её пизде. Только любя пизду вообще, можно поистине полюбить и какую-то конкретную. Но Тони не понимает, что подобное отношение справедливо и по отношению женщины к хуям.

Основная причина пренебрежительного отношения к хуям у Тони та, что они не давали ей особого удовольствия при совокуплении, а потому – что с них взять, коль с наслаждением они не связаны.

А вот мужской язык, уверен, представлялся ей красавцем, как, впрочем, и женский.

Однако чуть первый хуй погрузился ей в зад и вознёс её в небеса и тем самым оказался связанным ею с наслаждением, оно сразу даровало этому хую красоту.

Желанье наделяет красотой,

как я писал в стихе Anus (см. http://www.mipco.com/win/obe.html).

Разумеется, Тони восторгалась лишь единичным хуем её Мужчины потому, что только он, пока единственный, давал ей анальное наслаждение. Но она наверняка уже начинала исподволь влюбляться во все хуи как в потенциальных гостей её прямой кишки. Доказательством возникшей любви к хую стало её возникшее наслаждение от его сосания, то, чего она не испытывала ранее.

Тем не менее в истинности этой любви следует усомниться, так как её Мужчина никогда не кончал Тони в рот, даже когда она сосала его минут сорок. Причём это её нисколько не удручало, а ведь женщина, любящая хуй, но не глотающая сперму, далека от полной самоотдачи, о которой Тони написала книгу.

Она приходит к выводу, что поистине почувствовать хуй можно только задом, который плотно обжимает его со всех сторон и обладает большим количеством нервных окончаний, чем влагалище. Тони итожит:

влагалище – для деторождения, а зад – для искусства.

Имеется в виду, судя по всему, искусство любви.

Капитуляция, самоотдача Тони происходит только после предварительной эстетическо-гигиенической самоцензуры. То есть капитуляция вовсе не безоговорочная и сдача вовсе не полная.

Перед каждой встречей с Мужчиной Тони выбривает почти всю пизду, оставляя крохотный треугольничек наверху. Она тщательно удаляет волоски вокруг ануса.

Тони нигде не пишет, что делает это она по просьбе Мужчины, нет, это её собственное представление о порядке и церемонии самоотдачи.

Тони описывает, как она принимает ванну, как промывает влагалище, как пальцем вымывает прямую кишку – мол, теперь "с её жопы кушать можно".

"Нет волос – нет стыда". Так вот американо-гигиеническим методом она тщится избавиться от стыда – бреясь, избавляясь от волос, запахов, то есть того, что составляет сексуальную суть женщины. Она умащается разными снадобьями, а на деле ущемляет свои вторичные половые признаки.

Самоотдача происходит при условии значительных самоограничений. Тогда как смысл отдачи чужд всяким ограничениям и условиям.

Однако на этом условия-ограничения самоотдачи не кончаются.

Тони вводит ограничение на участие дерьма в анальном сексе. Это так же абсурдно, как бояться произнести слово во время поглощения пищи. "Нельзя разговаривать с полным ртом" – говорит этикет. А де Сад утверждал, что анальный секс особо приятен, если прямая кишка заполнена говном.

Тони успокаивает, утешает брезгливого читателя, что она дерьмом совсем не интересуется. (Интересует ли дерьмо её Мужчину – она не говорит.) Тони заверяет зажавшего нос читателя, что анальный секс вовсе не связан с разлетающимися повсюду фекалиями, которые покрывают член с головки до ног, а тело женщины – от безволосых ягодиц до волос на голове. Но Тони не пишет ничего по поводу по меньшей мере рвущихся наружу газов из-за разворошённых длинным хуем кишок, причём при ебле, которая длится не минуту-две, а около часа. Тут и при прополощенной прямой кишке непременно что-то выскочит из неё.

Какая же это полная самоотдача в анальном сексе, если при нём не вырываются наружу дерьмо и газы? В таком случае полнота самоотдачи становится чистым вымыслом, ибо чистота анального секса – это то, на чём помешалась Тони. (Catherine Millet прекрасно понимала, что дерьмо – это неизбежная часть секса, тем более анального, и принимала его без всяких ограничений.)

Капитуляция Тони становится подозрительно "оговорочной", когда она заявляет, что все разы её анального чуда происходили с обязательно и неукоснительно натянутым презервативом.

О каком полном подчинении может идти речь, если Тони отказалась "подчиняться" сперме Мужчины, если она отказалась от её поглощения задом, поглощения, которое она всячески смакует. Что это за половой акт без спермы, заполняющей женские отверстия? Это не ебля, а реклама о предохранении от СПИДа.

Получается, что на самом-то деле Тони продолжала своё сопротивление Мужчине, отказываясь от ощущения плоти хуя и спермы в своём заду.

Отказавшись от голого хуя и семени в своей святой жопе, она перечёркивает весь свой постулат:

Подвластность – полная и абсолютная подвластность всего моего существа – вот где я нахожу свободу.

Тони лукавит: ни полной, ни абсолютной подвластности она себе не позволяет.

Она записывает детали совокуплений и нумерует каждую встречу с Мужчиной, чтобы что-то сохранить, чтобы это не исчезло во времени, чтобы были доказательства, что это с ней действительно произошло. Литература используется Тони для консервации, сохранения, архивации событий. Пусть. Литература и такое видала.

С этой же целью Тони хранит в специальной коробке использованные после анального секса презервативы с семенем её Мужчины. Она избегает упоминать, что презервативы, в количестве более двухсот, должны были пахнуть её дерьмом. Но самое смешное, что она не додумалась, уж коль так была озабочена презервацией своих анальных восторгов, хотя бы фотографировать свои совокупления, я уж не говорю о том, чтобы снимать их на видео.

Тони велеречиво рассуждает о тупике пизды (как писалось мною:

Пизда является тупиком – я в неё всегда прямиком;

см. http://www.mipco.com/win/soit.html) и противопоставляет ей открытый путь сквозь всё тело, начинающийся ртом и кончающийся анусом. Тони справедливо утверждает, что поистине "взять женщину" можно только через зад. Принимая это заявление за одно из главных, можно было бы сделать, основываясь на нём, идеальную обложку для этой книги. Однако обложка отражает полумеры приличий, подобные полумерам самоотдачи Тони: на суперобложке вырезана замочная скважина (которая уже использовалась на обложке мексиканского издания Тайных записок). В этой скважине видно нечто вроде розовой плоти. Но если снять суперобложку, то с обложки глазам предстаёт женский зад, но в подлых трусиках, а на задней стороне обложки красуется глубокомысленно-многознающее лицо Тони.

Я же считаю, что дизайн книги, идеально соответствующий её сути, должен был бы быть таким: на передней стороне обложки крупным планом анус Тони, а на обратной стороне обложки фотография крупным планом её рта, со сжатыми губами бантиком, подобно анусу. Тогда сердцевина – текст книги– оказывалась бы "телом" о двух концах: рта и ануса.

Разделив оргазм на клиторальный и анальный, Тони положила их на разные полочки: анальный на верхнюю, поближе к Богу, а клиторальный пониже, среди смертных. И это вместо того, чтобы их объединить с её новорожденной любовью к сосанию хуя. Надеюсь, в следующей книге Тони опишет, как она ещё теснее приблизилась к Богу, когда оказалась с двумя Мужчинами: одним, лижущим ей клитор, в то время как она сосёт ему хуй, и другим, заполняющим в этот момент хуем её всевозможные кишки.

В таком совокуплении, когда клиторальный и анальный оргазм подстёгивают друг друга, Тони познает уже не одного, а многих богов, покончив с монотеизмом, как она покончила с моногамией.

Слава богам!

Как я влюбился в мёртвую проститутку

Nell Kimball. Her Life As an American Madam by Herself; Edited and with an Introduction by Stephen Longstreet. New York: The Macmillan Company, 1970. 286 p.

Nell Kimball. Memoiren aus dem Bordell. Heyne, 2001. ISBN 3453177282.

Кимбалл Нелл. Записки из публичного дома: В 2 кн. / Пер. с нем. С. Варганова. Послесл. О. Воздвиженской. М.: ВРС, 2003. (Улица красных фонарей). Т. 1. Ч. 1–2. 150 с. ISBN 5-94451-026-9. Т. 2. Ч. 3–5. 163 с. ISBN 5-94451-027-7.

Впервые опубликовано в General Erotic. 2005. № 124.

Русское издание этой книги я получил в подарок на Новый год. Взялся читать и не мог оторваться, несмотря на то, что текст был полон смысловых тупиков и перевертышей вследствие дурного и тусклого перевода. Вопреки ему, Ольге Воздвиженской удалось в своём послесловии блестяще нарассказать о золотой эпохе борделей в США и о литературно-исторических реминисценциях, с ними связанных.

Русский перевод был сделан, увы, не с английского оригинала, а с немецкого перевода. Немецкий же перевод, судя по всему, был полон неточностей и ошибок, и они в естественном порядке перекочевали в русский текст, куда были включены собственные щедрые добавки. Но сила этой книги такова, что даже многочисленные ошибки и неточности не смогли исказить её дивный дух, светящуюся честность размышлений и человеколюбие автора.

Из воспоминаний Нелл Кимбэлл (1854–1934), несмотря на лингвистические препоны, следовало (я по ходу исправлял перевод согласно английскому оригиналу), что она, начав в 15-летнем возрасте работу проституткой в роскошном публичном доме в Сент-Луисе, прожила яркую и общественно-полезную жизнь, перепробовав почти все возможные амплуа женщины: от пылкой возлюбленной, роскошной проститутки и содержанки до любящей и преданной жены, скорбящей вдовы, заботливой матери и успешной предпринимательницы – владелицы лучших публичных домов в Новом Орлеане и Сан-Франциско.

Пожалуй, лишь одну женскую роль ей не суждено было сыграть – роль бабушки, потому что её единственный сын умер от дифтерита, будучи маленьким мальчиком.

Эта женщина была поистине самородком золота – и волосы у неё были золотые, из-за чего в борделе её называли "Голди".

Родившись в бедной многодетной фермерской семье, будучи полуграмотной девушкой, Нелл превратилась в проницательную и многознающую, тонко чувствующую женщину и, должен сказать, в замечательную писательницу. Она, например, находит такие слова:

Годы проносились, будто боялись, что мы можем их удержать.

Как и всякая хорошая книга, эта тоже наводит на размышления, которыми я спешу делиться с кем попало и незамедлительно.

Чтобы аргументированно объяснить, почему я влюбился в мёртвую проститутку, Нелл Кимбэлл, мне бы пришлось воспроизвести полный текст её книги, которая меня так проняла. Но тут возникают проблемы с авторским правом и с неустойчивым вниманием читателя, который больше заинтересован в просматривании, чем во внимательном чтении. Так что я решил сжато описать, почему я так охвачен безысходными чувствами к восхитительной проститутке, которая, увы, уже недоступна даже за огромные деньги. Которых у меня всё равно нет.

(Будучи великолепно продажной, Нелл пишет об одном клиенте:

Он был из тех, что считают, что за деньги можно купить всё.

Я не могу это отрицать. Но покупать нужно с чувством такта.

Эх, с каким бы тактом любовных телодвижений я бы её скупил на корню…)

Уж как любовью ни стращали: любовь и слепа, любовь и зла (то – про козла), любовь и отвратительна ("love stinks") и вдобавок болезнетворна ("love hurts"). Даже уточняли где: "любовь – это зубная боль в сердце". После таких ужастей любви надо бы сторониться, как несущихся правительственных машин. Но правит миром – она, а не правительство, и всё равно она собьёт тебя с ног или с панталыку. Причём совершенно безнаказанно. Как российское правительство.

И есть лишь одна форма самозащиты: осознать, что ебля и любовь – две разные вещи. Об этом говорили многие и в том числе я, пишет об этом и Нелл Кимбэлл, авторитет в обоих делах, посвятившая любви и ебле всю свою жизнь, сначала дилетантски, как большинство самок, а потом, как, увы, меньшинство – профессионально, да ещё с глубокой задумчивостью, чего уж вообще раз, два, и обчёлся.

В 15 лет Нелл была давным-давно в соку, высокая, выпукло-вогнутая и красивая. Она заимела взрослого любовника и всячески им наслаждалась, пока он её не бросил без копейки в кармане посреди Сент-Луиса, куда он её вывез из ненавистной деревни. Нелл послонялась по городу денёк, а потом отыскала бордель, где когда-то работала её тётка Летти, успевшая перед смертью нарассказать племяннице, на какой улице этот сказочный дом находится и как он выглядит. Хозяева борделя, пожилые муж и жена, вспомнили Летти и с радостью взяли её племянницу под свою опеку.

И вот в первый день работы солидно выглядящий клиент берёт Нелл, и она поражается, что ощущения с этим вторым в её жизни мужчиной весьма подобны тем, что она испытывала с её предателем-любовником, и Нелл легко достигает оргазма. С этого момента у Нелл и началось осознание независимости ебли от любви. С последовавшими четырьмя клиентами в этот вечер она уже научилась не кончать, как ей по-родительски советовали хозяйка и хозяин. Однако Нелл пишет, как много у неё было соблазнительных клиентов, с которыми она не сдерживалась, а давала волю своей богатой похоти.

Нелл утверждает, что секс и любовь существуют независимо друг от друга, тогда как секс и деньги неразлучны. И действительно, общество, борясь с проституцией, то есть с человеческой природой, создаёт великую порабощающую ложь: что ебля без любви, особенно для женщины, якобы унизительна, оскорбительна, вредна и вообще не должна иметь место. А ведь это и есть воспитание проституток, женщин, которые отдаются не по похоти, а за плату "любви". (См. мое эссе о проституции Спасительница в "кирпиче" Чтоб знали!)

Разница между обществом и проституткой только в типе используемой валюты: проститутка требует за секс деньги, общество требует за секс любовь.

Проститутка, разделив любовь и похоть, может наслаждаться еблей или быть к ней равнодушна, беря за неё деньги в любом случае. Она также прекрасно понимает, что при любви секса может почти и не быть.

Общество же приковывает похоть к любви, потому что прекрасно знает, что похоть в неволе верности обязательно помрёт, ибо жить она может только на свободе разнообразия. Таким образом, у проституции и у общества единая цель: не позволять бесплатную еблю, возникающую в результате чистой похоти, не замутнённой никакими другими соображениями или расчётами. А потому свою агитацию общество направляет прежде всего на молодых людей, наиболее сильно одержимых желаньями, наиболее неопытных и легко поддающихся обману: ебаться только по любви, которая должна обязательно быть легализирована в браке или хотя бы в долгих и уважительных отношениях.

А вот тётка Нелл учила свою восьмилетнюю племянницу главной, вечно юной заповеди:

Каждая девочка сидит на своём богатстве, но не каждая это осознаёт.

Примечательно, что в своего будущего мужа Нелл влюбилась с первого взгляда и была ему верной (с её слов) и преданной женой в течение трёх лет, пока он не погиб. Нелл считала своё замужество самой счастливой порой своей жизни – а это был для неё период самой редкой ебли. После еженощных многочисленных мужчин Нелл обходилась двумя разами скучной ебли в неделю – муж её был специалистом по взлому сейфов, которые, по-видимому, в подсознании представлялись ему пиздами, а сами пизды его мало интересовали. И вот, несмотря на такую исключительно скромную половую жизнь, Нелл смотрела своему мужу в рот и не могла на него наглядеться – вот она, любовь-то.

Назад Дальше