…Широкие читательские круги не могли, конечно, знать, что книжный киоск на проспекте Баграмяна был не единственным источником знаний для сотрудников аппарата: для семейного чтения секретарям и остальным членам бюро ЦК посылали из Москвы отдельные списки. Доставкой книг из Центра занималась так называемая "Экспедиция" (то ли ЦК КПСС, то ли Совета Министров СССР), и все это добро, минуя скромный киоск, поступало непосредственно адресату, что вызывало у справедливой девушки Лены чувство незаслуженной обиды.
Оценить возможности и проникнуться теплыми чувствами к "Экспедиции" мне позволили добрые отношения с замечательным человеком и очень большим в то время начальником – Председателем Верховного Совета Армении, Грантом Мушеговичем Восканяном.
…Уйдя из ЦК в собкоры "Известий", я еще не раз приходил в киоск на первом этаже (уже со своим именным списком), а оттуда – к парикмахеру Ване, или наоборот. Что было одинаково приятно.
Магазин
Теперь я приглашу читателя в один из наиболее оберегаемых от посторонних глаз объектов. Допуск к нему осуществлялся по предъявлении разного цвета и конфигураций талончиков, приобретающих особую значимость в предпраздничные дни, но не терявших актуальности и в обычные. Потому как кушать хочется всегда.
Мифология этой торговой точки сопоставима с легендой о садах Семирамиды, Лейле и Меджнуне или, на худой конец, не сдающемся крейсере "Варяг". Всяк взятый на работу в ЦК рано или поздно должен был ответить на наиболее животрепещущий вопрос дня: "Что в вашем магазине дают?" Столь пристальный интерес общественности к ингредиентам партийной кухни свидетельствовал по меньшей мере о двух вещах: никудышной конспирации в обеспечении кого надо вкусной и здоровой пищей и дефиците продуктов питания для диктатуры пролетариата, из-за чего "слуг народа" приходилось подкармливать нелегально.
Теперь к существу дела. Народное поверье ставило цековский магазин в один ряд с Грецией, где, как почему-то принято считать, есть все. Даю свидетельские показания. В магазине ЦК всего не было, но то, что там было, отличалось свежестью, высоким качеством и относительно сносным товарным видом. Слухи наподобие этого – "там есть все", рождались вследствие того, что в обычных магазинах долгое время не было ничего, и тогда банка сайры, плитка шоколада "Гвардейский" или склянка кукурузного масла для армянских партайгеноссе казались верхом изобилия. О мясе, яйцах и курах для народа я уже не говорю. Про морепродукты умалчиваю с еще большим смущением, поскольку, смирившись с безрыбьем, люди не могли рассчитывать даже на раков, тогда как и мясо, и куры, и даже крабы камчатской национальности в магазине ЦК все-таки водились. Однако не продавались, как это делается во всем мире, а "выдавались на руки", как только у нас. То есть в строго установленном количестве и сугубо определенном ассортименте.
Магазин, на разоблачении антинародной сущности которого выросло и возмужало не одно поколение армянских диссидентов, стоял на задворках окружающей здание ЦК территории и представлял собой крайне убогое сооружение, но с подвалом! А где подвал, там и человек с ключом. Таким человеком был двигатель околопартийной торговли, знаток человеческих душ и бессменный заведующий магазином – товарищ Торчян.
Товарищ Торчян персонифицировал собой тот подвид человеческого племени, который вам и не друг, и не брат, и не по имени-отчеству (или, упаси боже – только по имени), а исключительно и единственно – Товарищ!
Любое другое обращение к товарищу Торчяну звучало, мягко говоря, неуместно и отдавало очевидной бестактностью.
Тот, кто встречал товарища Торчяна впервые, но знал толк в зарубежном кино, узнавал в нем стать английского лорда, величие успешных американских президентов и манеры французского шевалье в одном флаконе. Но любой киноман, будь он трижды фанатом зарубежного экрана, услышав, что родом товарищ Торчян из Севанского региона (пусть и давшего стране энное количество знаменитостей, но аристократов духа – по тем временам – никогда), принял бы это за неудачную шутку.
Беседуя с товарищем Торчяном на отвлеченные темы, я честно пытался понять, откуда у него столь нетипичное для серийного торгового работника чувство собственного достоинства. Скорее всего от отсутствия прямых контактов с ОБХСС – пришло однажды в голову, и пусть читатель поверит, что это был не случайный выброс недоразвитой мысли, а чистая правда. Хотел бы я посмотреть на борцов с хищениями социалистической собственности в магазине ЦК! И на товарища Торчяна с его изысканными манерами тоже, если бы его вдруг стала шерстить милиция. Здесь мы отмечаем крайне редко встречавшееся несовпадение возможностей тружеников ОБХСС с их желаниями. Что поделаешь…
…Под непосредственным началом товарища Торчяна трудились: продавец, грузчик и еще продавец, о котором отдельно. Это был Андраник из прислонившейся к магазину мясной лавки, к которой никогда не зарастала партийная тропа, и, что примечательно, после Пленумов ЦК по развитию животноводства – особенно.
Сверхзадача каждого входящего сюда ответработника состояла в том, чтобы попытаться взять курей и мяса больше положенного, тогда как функция Андо предполагала прямо противоположное действие. И все-таки мало кто выходил от него с недогрузом, но лишь потому, что превыше функции Андо всегда ставил гуманизм.
…Таковы в общих чертах сохранившиеся воспоминания об объекте особого назначения ЦК, возглавляемом товарищем Торчяном, членом КПСС, передовиком советской торговли, уроженцем севанского побережья, запомнившимся помимо всего прочего бессмертным афоризмом: "Водка с утра не только вредна, но и полезна". А ведь из таких уст каждое слово шло за три…
Гараж
Цековские автомашины отличались от обычных прежде всего номерными знаками. Из других различий можно выделить ухоженность, преимущественно черный окрас, многообразие дополнительных осветительных, а в ряде случаев и звуковых устройств, и ту любопытную особенность, что занимающие обычно переднее сиденье начальники, смотрели строго по курсу, а по сторонам только в тех случаях, если движение лимузина останавливал красный свет. Все это, включая специфическое отношение ГАИ к автомобилям со специальными номерами, позволяет выделить их в отдельную группу транспортных средств бывшей Армянской ССР.
Но что значила эта груда хромированного металла без рулевых, относящихся к высшей касте водителей уже названной выше советской социалистической республики? И тут, оставив общее, переходим на личности.
Начнем, как положено, с патриарха. С главы водительского корпуса всея Армении, нареченного именем Атом, впечатляющим даже с ударением на второй гласной. Неизменное "уста", прилагаемое к этому имени, являлось не только данью уважения к персональному водителю первого секретаря ЦК послевоенной Армении Григорию Арутинову, но и знаком признательности к этому человеку, мастеру автовождения и игры в нарды – одинаково.
Уста-Атома знал и стар, и млад Еревана пятидесятых, и так как по тем своим годам автор относился к младу, то и попытаемся объяснить, почему знал и запомнил уста-Атома. Все просто – потому, что не знать, и не запомнить его было невозможно.
По Еревану тех лет больше дребезжали, чем ездили от силы пара-другая десятков вызывавших относительное уважение автомашин. Понятно, что лучшая из них возила первого человека республики, но тогда тов. Арутинов Г. А. был для нас, пацанов, в двадцать вторых, а в первых тот, кто сидел за рулем чуда советского автомобилестроения.
Наблюдая за уста-Атомом не раз, не два и не десять, нетрудно было понять, что всякое лицо, находящееся с руководящим в плотном и долговременном контакте, перенимает у него ощущение собственной значимости пополам с милостью к падшим и, соответственно, высоким стремлением государственных дум. И если кто станет с этим спорить, то уста-Атома он определенно не видел.
…Теперь заглянем в гараж – неотъемлемую часть архитектурного ансамбля ЦК, но уже со стороны улицы имени Дереника Демирчяна. В погожие дни у его ворот слонялись ожидавшие вызова водители. Это были люди разного возраста, интеллекта, пристрастий, а, случалось, и убеждений, но одинаковые в одном – высоком профессионализме.
Высшую ступеньку шоферской иерархии занимали водители первого, второго и далее – остальных секретарей ЦК. Работники аппарата знали многих в лицо, общались, накоротке, сдержанно, как угодно, но никому не приходило в голову обращаться по имени-отчеству. Покуда не приехал из Москвы назначенный вторым секретарем Павел Петрович Анисимов и не выставил на посмешище цековских водил своего шофера, взявшись называть его Каджиком Вараздатовнчем. Выслушивая такое, славный малый Каджик всякий раз сильно смущался, робел, и тогда его крупные, как спелые оливы, глаза начинали излучать свойственную армянам вселенскую печаль вперемешку с крайним недоумением. И только с отзывом Анисимова обратно в Москву Каджик Вараздатович воспрянул духом и заметно прибавил в радости во взоре.
…Ключи от гостевых автомобилей доверялись самым опытным и проверенным во всех отношениях (включая взаимоотношения со спиртным) водителям. Выпивох не держали, но придерживавшиеся принципа "пить можно – попадаться нельзя" все-таки встречались. Работа на гостевых имела много плюсов, которые, тем не менее, перебивались одним существенным изъяном – отсутствием долгосрочного начальника, который, если оказывался человеком совестливым, да еще при содействии участливой супруги, мог подсобить в решении разного рода житейских проблем.
Просить о чем-либо высоких гостей или вступать с ними в дискуссии означало подвести себя под приговор, который приводился в исполнение немедленно. Управляющие делами ЦК, назначающие, повышающие, увольняющие, поощряющие или распекающие бесчисленную партийную обслугу, отличались строгим нравом, вольнодумства не терпели и даже самый человечный из них, Грачик Ашотович Карапетян, в определенных обстоятельствах напоминал папу Иоанна Павла Второго, к которому как-то обратился испанский кардинал и вот по какому делу.
– Как епископ, – сказал кардинал папе, – я вынужден уведомить вас о том, что требование к католическим священнослужителям придерживаться обета безбрачия создает массу проблем, в том числе нехватку священнослужителей.
На что Иоанн Павел второй, не мешкая, ответил:
– Как папа я вынужден уволить вас!
Перспектива оказаться в положении испанского кардинала удерживала водителей автобазы ЦК от опрометчивых шагов и заявлений, вследствие чего особых проблем с текучестью кадров в гараже не возникало.
Вернемся, однако, к водителям гостевого цеха: Володе, Сергею, больше известному как "Старшина" (остальных по именам уже не помню), и, конечно, Мартыну – фигуре, по масштабу личности сопоставимой с уста-Атомом.
Излюбленным занятием Мартына в свободное от разъездов время были – не без скабрезности – комментарии к постановлениям Политбюро ЦК КПСС и кадровым перемещениям в его составе. Зная за ним подобную слабость, водители заводили его с пол-оборота, но, выслушивая легенды и мифы партийного мира, от откровенного зубоскальства все же воздерживались: уважали солидный возраст, стаж трудовой деятельности и виртуозное владение ненормативной лексикой.
Машины для гостей подавались в зависимости от статуса гостя или их количества. По-настоящему серьезные случаи предполагали "Волгу" или "Чайку", еще и с гаишным эскортом. Таким образом, Мартына можно было попеременно видеть то за рулем металлического выкидыша Павлодарского автомобильного завода, то в уже воспетой нами "Чайке", которую он всерьез признавал лучшим в мире автомобилем, даже когда она начинала чихать и вздрагивать от перегрева на первом же подъеме, а затем позорно замирала посреди дороги.
Что, собственно, и случилось одним жарким ереванским летом на первых же километрах поездки на Севан с большим венгерским начальником Ласло Мароти и его супругой. Не сумев осилить ерундовый подъем, "Чайка" встала у популярного в те годы чайного домика, и это можно было признать удачей, если бы высокий гость оказался полным идиотом. Между тем, окончив в Москве все мыслимые партийные вузы, товарищ Мароти не только свободно говорил по-русски, но и знал истинную цену техническому прогрессу в СССР, вследствие чего попытка представить техническую остановку как запланированное чаепитие выглядела достаточно глупо.
Положение спас хозяин чайной, мой добрый приятель Ануш, показавший товарищу Мароти и его восхищенной супруге, как простые армянские люди привечают венгров, когда они состоят в членах Политбюро братской по отношению к КПСС партии.
Пост номер один
Здесь мы устраним просчет в очередности представления наших героев, ибо первыми, кто оказывался на пути в святая святых коммунистической партии, были все-таки не продавцы книжной лавки и даже не парикмахеры, а милиционеры.
В самом здании ЦК и на примыкающей к нему территории милицейских постов было несколько, но главным считался тот, что на третьем этаже, в начале коридора, ведущего в кабинеты Демирчяна и остальных секретарей ЦК. Дежурство на этом посту было, возможно, и почетно, если бы не утомляющая повинность изо дня в день наблюдать один и тот же скучный политический пейзаж.
В этом отношении пост у так называемых "вторых ворот" был заметно веселее. Прежде всего, потому что – на пленэре, а также из-за возможности почесать языком с водителями, дожидавшимися своих, как тогда выражались, "хазеинов". Не говоря уже о том, что рядом с будкой постового росло и, когда надо, щедро плодоносило раскидистое ореховое дерево.
Командиры взвода милицейской охраны главного партийного штаба Армении менялись часто. Дольше всех задержался любимец дам, красавец-майор с волнующим именем Эмиль, в иных исторических реалиях наверняка подавшийся бы в гусары, но поставленный всего лишь начальником ереванского ГАИ, что, если отбросить циничные предположения о материальной стороне дела, тоже вполне романтично.
Цековские милиционеры всю партийно-хозяйственную номенклатуру (о работниках аппарата и говорить не стану) знали в лицо, у "своих" документов не спрашивали, а только козыряли, часто не рассчитывая даже на сдержанный ответный кивок. Хотя, случалось по-всякому.
Как-то раз, задумчиво глядя вслед прошедшему мимо министру очень важных дел, постовой заметил:
– Этого сегодня точно снимать будут…
Я удивился:
– А ты почем знаешь?
– Так ведь поздоровался.
– Неубедительно как-то, – засомневался я.
Между тем сержант как в воду глядел…
Самым главным человеком для цековских стражников, не считая, конечно, Демирчяна, были министры внутренних дел, приезжавшие сюда часто и непредсказуемо. Это держало милиционеров в напряжении и готовности к любым неожиданностям, провокациям и проискам, которых не было никогда, потому что не могло быть по определению. И все было тихо-спокойно, пока однажды под носом охраны не умыкнули из гардеробной фуражку армейского генерала. Не знаю, удалось ли обнаружить злоумышленника, но теперь от греха подальше свой головной убор министр ВД генерал Паталов оставлял уже в комнатке дежурного милиционера.
Правда, о других случаях исчезновения военного снаряжения или чего-нибудь похожего из дома на проспекте Баграмяна слышать не приводилось.
Система Станиславского
За мой век работы в ЦК на третьем этаже имели место быть несколько крупных специалистов по охране лиц, не пользовавшихся спросом ни у бытовых маньяков, ни тем более у профессионалов политического террора. Если вернуться в те годы, то очень трудно представить себе злоумышленника с гранатой за пазухой с одной стороны и упреждающего теракт чекиста с другой стороны проспекта имени Баграмяна. Зачем? Уберут одного, поставят другого, и не факт что лучшего. А для вывода из оборота того или иного деятеля существовал ЦК КПСС с безотказно действовавшим политбюро. Но мы сейчас не об этом.
Мы сейчас о том, что при Кочпняне Антоне Ервандовиче, с которого пошел отсчет моей аппаратной отсидки, охранником у него состоял некто Сашик. Этот ничем не примечательный человек навсегда запомнился устрашающими воплями при проезде по вечернему Еревану правительственного лимузина "Чайка" с Вальтером Ульбрихтом на борту. Товарища Ульбрихта, руководителя ГДР времен Никиты Сергеевича Хрущева, катали по городу, не останавливая движения транспорта… Тем не менее, приближаясь к перекрестку, машина ГАИ включала сирену, которую легко перекрывал рык неистового Сашика. Откуда в этой, совсем не богатырской, груди умещалось столько децибелов угрожающего регистра, понять было трудно.
Накануне ухода Кочиняна в отставку не наступающему на горло собственной песне Сашику был придан помощник по имени Каро. Каро неизменно обедал в общей столовой, был в меру вежлив, предупредителен, носил под поясом свой черный пистолет и, находясь в машине сопровождения, голосовой активностью не выделялся. Вот, пожалуй, и все, чем запомнился Каро. Но, возможно, особо яркие краски сотрудникам спецслужб и не к лицу, может, они недопустимы по определению. Хотя, извините…
Те, кто видел Мерангуляна (а не видеть его было практически невозможно), должны признать, что тут было на что посмотреть. И чему подивиться. Прежде всего, полному совпадению габаритов охранника со статью Карена Серобовича Демирчяна и почти абсолютному синхрону в повадках телохранителя с телодвижениями охраняемой персоны. Речевой оборот "как тень за хозяином" здесь был бы в самый раз.
Еще больше начинало двоиться в глазах после того, как Мерангулян стал сопровождать своего начальника в машине той же модели, того же цвета, с такими же шторками на заднем стекле и без номера на переднем бампере в знак принадлежности к особо важным персонам супер-руководящего круга. Слабо разбираясь в тонкостях службы безопасности, мне трудно сказать, чего тут было больше: желания сбить с толку вероятных бомбистов или как можно глубже войти в образ всенародно любимого Демирчяна, став таким образом как бы близнецом-братом первого секретаря ЦК. Заметим сразу же, что и в той и в другой версии ничего предосудительного нет. Тем более, когда мастерство перевоплощения из элемента прикладной дисциплины КГБ становится фактом высокого искусства.
Проницательный прищур глаз, паузы, организуемые в разговоре, когда это надо и ровно на столько, на сколько надо, употребление оборотов ядреной рабоче-крестьянской лексики, не говоря уже о технологически оправданной обязанности денно и нощно "состоять при…" дали удивительный результат. С некоторых пор Алик Мерангулян стал похож на Карена Демирчяна больше, чем Карен Демирчян на самого себя в натуре. Говорят, так часто бывает, когда заветы Станиславского воспринимают не как теорию, а как руководство к действию.
Спустя какое-то время охрана Демирчяна пополнилась новыми людьми и что можно сказать, если сравнить их с Аликом Мерангуляном?
Учиться, учиться и еще раз учиться…