Звание опекунов принять согласны:
Двора Его Императорского Величества обер-шенк граф Григорий Строганов;
Двора Е. И. В. шталмейстер граф Михаил Виельгорский; Действительный статский советник Василий Жуковский;
Двора Е. И. В. камер-юнкер Наркиз Атрешков.
Жительство имеют:
Наталия Николаевна Пушкина: на Мойке против Конюшенного моста в доме Волконской;
Граф Григорий Александрович Строганов на углу Италианской и Караванной улицы в доме принца Гогенлоэ-Киршберг № 21;
Граф Михаил Юрьевич Виельгорский в доме Кутузова подле Михайловского театра;
Василий Андреевич Жуковский в Зимнем дворце.
Наркиз Иванов Атрешков на Невском проспекте в доме Чаплина".
"От глубоких огорчений, от потери мужа жена Пушкина была больна, она просила государя письмом дозволить Данзасу проводить тело ее мужа до могилы, так как по случаю тяжкой болезни она не могла исполнить этого сама. Государь, не желая нарушить закон, отказал ей в этой просьбе, потому что Данзаса за участие в дуэли должно было предать суду", - записал А. Аммосов со слов самого Константина Данзаса.
1 февраля 1837 года.
Граф А. X. Бенкендорф - графу Г. А. Строганову.
"Я немедленно доложил его величеству просьбу г-жи Пушкиной, дозволить Данзасу проводить тело его в последнее жилище. Государь отвечал, что он сделал все, от него зависевшее, дозволил подсудимому Данзасу остаться до сегодняшней погребальной церемонии при теле его друга; что дальнейшее снисхождение было бы нарушением закона - и следовательно, невозможно; но он прибавил, что Тургенев, давнишний друг покойного, ни в чем не занятый в настоящее время, может отдать этот последний долг Пушкину, и что он уже поручил ему проводить тело".
1 февраля 1837 года.
П. А. Вяземский, вернувшись домой после отпевания, написал записку:
"Свеча моя с погребения Пушкина 1-го февраля 1837 г." и приложил ее к памятному восковому огарку.
Затем, в тот же день, князь написал письмо в Париж Александре Осиповне Смирновой (Россет):
"…Страшное несчастье обрушилось на наши головы, как громовой удар, когда мы всего менее этого ожидали, хотя, сказать по правде, после этих проклятых безъимянных писем небосклон бедного Пушкина постоянно был покрыт облаками. В жестоких страданиях своих Пушкин был велик твердостью, самоотвержением, нежною заботливостью о жене своей. Чувствуя, что смерть близка, он хладнокровно высчитывал шаги ее, но без малейшего желания порисоваться, похорохориться и подействовать на окружающих. Таков он был и во время поединка. Необузданный, пылкий, беспорядочный, сам себя не помнящий во всех своих шагах, имевших привести к роковому исходу, он сделался спокоен, прост и полон достоинства, как скоро добился чего желал; ибо он желал этого исхода. Да, конечно, светское общество его погубило. Проклятые письма, проклятые сплетни приходили к нему со всех сторон. С другой стороны, причиною катастрофы был его пылкий и замкнутый характер. Он с нами не советовался, и какая-то судьба постоянно заставляла его действовать в неверном направлении. Горько его оплакивать; но горько также и знать, что светское общество (или, по крайней мере, некоторые члены оного) не только терзало ему сердце своим недоброжелательством, когда он был жив, но и озлобляется против его трупа.
<…> Умирая, Пушкин продиктовал записку, кому он что должен; вы там упомянуты. Это единственное его распоряжение.
Прощайте".
1 февраля 1837 года.
Министр внутренних дел Дмитрий Николаевич Блудов - псковскому гражданскому губернатору Алексею Никитичу Пещурову.
"Скончавшийся здесь 29 минувшего генваря в звании камер-юнкера двора его императорского величества Александр Сергеевич Пушкин при жизни своей изъявил желание, чтобы тело его предано было земле Псковской губернии, Опочецкого уезда, в монастыре Святые Горы, на что вдова его просит разрешения. Разрешив перевоз упомянутого тела, буде оно еще не предано земле и закупорено в засмоленном гробе, имею честь уведомить о том ваше превосходительство, покорнейше прося вас, милостивый государь, учинить зависящие от вас в сем случае по части гражданской распоряжения в Псковской губернии".
А. И. Тургенев - сестре А. И. Нефедьевой.
"1 февраля 1837 года.
…Жена в ужасном положении; но иногда плачет. С каким нежным попечением он о ней в последние два дни заботился, скрывая от нее свои страдания. Вскрытие нижней части показало, что у него раздроблено было бедро.
Сегодня, еще прежде дуэли, назначена и в афишках объявлена была для бенефиса Каратыгина пиеса из Пушкина: "Скупой рыцарь", сцены из Неистовой трагикомедии. Каратыгин, по случаю отпевания Пушкина, отложил бенефис до завтра, но пиесы этой играть не будет! - вероятно, опасаются излишнего энтузиасма…
Вчера, входя в комнату, где стоял гроб, первые слова, кои поразили меня при слушании псалтыря, который читали над усопшим, были следующие: "Правду твою не скрыв в сердце твоем". - Эти слова заключают в себе всю загадку и причину смерти; то есть то, что он почитал правдою, что для него, для сердца его казалось обидою, он не скрыл в себе, не укротил в себе, а высказал в ужасных и грозных выражениях своему противнику - и погиб!
Стечение было многочисленное по улицам, ведущим к церкви, и на Конюшенной площади; но народ в церковь не пускали. Едва достало места и для блестящей публики. Толпа генералов-адъютантов, гр. Орлов, кн. Трубецкой, гр. Строганов, Перовский, Сухозанет, Адлерберг, Шипов и пр. Послы французский с растроганным выражением, искренним, так что кто-то прежде, слышав, что из знати немногие о Пушкине пожалели, сказал: Барант и Геррера во всем этом - единственные русские!
Австрийский посол, неаполитанский, саксонский, баварский и все с женами и со свитами. Чины двора, министры некоторые: между ними - и Уваров; смерть - примиритель. Дамы, красавицы, и модниц множество; Хитрово - с дочерьми, гр. Бобринский, актеры: Каратыгин и пр. Журналисты, авторы <…> Кн. Шаховской. Молодежи множество. Служил архимандрит и шесть священников. Рвались - к последнему целованию. Друзья вынесли гроб; но желавших так много, что теснотою разорвали фрак надвое у кн. Мещерского. <…> Все товарищи поэта по лицею явились. Мы на руках вынесли гроб в подвал на другой двор; едва нас не раздавили. Площадь вся покрыта народом, в домах и на набережных Мойки тоже".
1 февраля 1837 года.
Из камер-фурьерского журнала:
"…Двадцать пять минут восьмого часа их императорские величества с их императорскими высочествами из Золотой гостиной комнаты выход имели в концертный зал в собрание, где и присутствовали при представлении французскими актерами двух пиэс…".
Из письма В. А. Жуковского отцу Поэта:
"…Люцероде, саксонский посланник, сказал собравшимся у него гостям в понедельник ввечеру (1 февраля. - Авт.): "Нынче у меня танцевать не будут, нынче похороны Пушкина"".
Стоит заметить, что 18 января, когда непоправимое еще не стало реальностью, барон Август Люцероде, как и другие представители дипломатического корпуса, давал бал в честь новобрачных Екатерины и Жоржа Дантес. Князь Вяземский в письме к Эмилии Мусиной-Пушкиной упоминал об этом бале:
"…Вечером я отправился к графине Мари (М. А. Мусиной-Пушкиной. - Авт.). Я оставался там до полуночи, а в полночь поехал к Люцероде, которые устроили вечер для молодых Геккернов. Вечер был довольно обычный, народу было мало".
Приглушенный голос светских гостиных не доносился до подвалов Конюшенной церкви, где в ночь с 1-го на 2-е февраля 1837 года, после отпевания, прощаясь, неотлучно находились у гроба Пушкина те, кто знал и ценил жаркое сердце Поэта.
Среди них - дочь М. И. Кутузова, Елизавета Михайловна Хитрово (1783–1839), преданный и бескорыстный друг Пушкина; графиня А. Ф. Закревская, которая в молодости была предметом поклонения Баратынского и Вяземского. А. С. Пушкин был увлечен ею весной 1828 года и тогда же посвятил ей ряд стихотворений, в частности: "Портрет", "Наперсник", "Счастлив, кто избран своенравно". Первые два были напечатаны в альманахе Дельвига "Северные цветы" на 1829 г., а последнее стихотворение, как и "Когда твои младые лета", написанное в 1829 г., при жизни Пушкина не были напечатаны. Возможно, что именно одно из них Поэт прочел А. И. Тургеневу за несколько дней до кончины, о чем последний и отметил в своем дневнике:
"15 генваря. <…> Зашел к Пушкину; стихи к Морю о брате. Обедал у Татар. <…> Оттуда на детский бал к Вяземской (день рождения Наденьки) любезничал с детьми, маменьками и гувернантками. - Стихи Пушкина к гр. Закревской".
| 
Племянница А. Ф. Закревской, М. Ф. Каменская, впоследствии в своих "Воспоминаниях" писала:
"Всем известно, какое было тогда стечение народу на канаве у Певческого моста перед домом <…> Весь этот люд днем и ночью рвался поклониться праху незабвенного поэта. Затем тело Александра Сергеевича до дня похорон поставили в склеп Конюшенной церкви, и там поклонения продолжались. А дамы так даже ночевали в склепе, и самой ярой из них оказалась тетушка Аграфена Федоровна Закревская. Мало того, что ее сон не брал все время, как тело стояло в склепе, мало того, что она, сидя около гроба в мягком кресле, не переставала обливаться горючими слезами, - нет, она еще знакомила ночевавших с нею в склепе барынь с особенными отличительными чертами <…> характера дорогого ей человека. Разумеется, она первым делом с наслаждением поведала барыням, что Пушкин был в нее влюблен без памяти, что он ревновал ее ко всем и каждому. Что еще недавно в гостях у Соловых <…> Пушкин шепнул ей на ухо: "Может быть, вы никогда меня не увидите!"
И точно, она его живым больше не видала. Тетка Аграфена Федоровна, рассказывая все это во время бессонных ночей в склепе, не сфантазировала ни слова, а говорила только всю правду <…> Пушкин любил болтать с ней, читал ей свои произведения и считал ее другом <…>".
1 февраля 1837 года.
А. П. Языков - А. А. Катенину.
"…Ужас сопровождал их бой. Они дрались, и дрались на смерть. Для них уже не было примирения, и ясно видно было, что для Пушкина была нужна жертва или погибнуть самому. <…>
Я видал Пушкина в гробу, черты лица не изменились… Он одет в черном фраке".
1 февраля 1837 года.
Алексей Степанович Хомяков, писатель и драматург, хорошо знавший Пушкина, писал жене: "Я чуть не плачу, вспомнив о нем…"
В тот же день он написал и брату жены, поэту Николаю Михайловичу Языкову: "Грустное известие пришло из Петербурга. Пушкин стрелялся с каким-то Дантесом, побочным сыном Голландского короля. <…>
…Жалкая репетиция Онегина и Ленского, жалкий и слишком ранний конец. Причины к дуэли порядочной не было, и вызов Пушкина показывает, что его бедное сердце давно измучилось и что ему хотелось рискнуть жиз-нию, чтобы разом от нее отделаться или ее возобновить. Его Петербург замучил разными мерзостями; сам же он чувствовал себя униженным и не имел ни довольно силы духа, чтобы вырваться из унижения, ни довольно подлости, чтобы с ним помириться… Пушкин не показал твердости в характере (но этого от него и ожидать было нельзя), ни тонкости, свойственной его чудному уму. Но страсть никогда умна быть не может. Он отшатнулся от тех, которые его любили, понимали и окружали дружбою почти благоговейной, а пристал к людям, которые его принимали из милости. Тут усыпил он надолго свой дар высокой и погубил жизнь, прежде чем этот дар проснулся (если ему было суждено проснуться)".
2 февраля 1837 года
Из дневника Владимира Алексеевича Муханова:
"2 февраля 1837 года.
…Хомяков справедливо полагает, что Пушкин был утомлен жизнью и что он воспользовался первым поводом для того, чтобы от нее отделаться, так как анонимный пасквиль не составляет оскорбления, делающим поединок неизбежным. Охлаждение русского общества к поэту, материальное стеснение, столкновения с министром и, наконец, огорчения, вызванные кокетством его жены, привели его к горестной катастрофе".
В дневнике В. А. Муханова есть запись со слов Александра Яковлевича Булгакова о том, что Дантес якобы усыновлен Геккерном "…вследствие 500 т. рублей, полученных старым Экерном от голландского короля".
Досужие домыслы, обидные, подчас эмоциональные, непродуманные версии и рассуждения витали в атмосфере последуэльных дней.
Осуждали то, чего не видели.
Фантазировали о том, чего знать не могли.
Рассуждали о том, чего не ведали.
И весь этот сонм скороспелых мыслей роился вокруг имени Пушкина и его вдовы. Впрочем, Пушкины и прежде были предметом назойливого внимания. Так, еще 1 мая 1830 года Владимир Алексеевич Муханов писал брату Николаю из Москвы: "Пожалей о первой красавице здешней Гончаровой… Она идет за Пушкина. Это верно и сказывают, что он написал ей стихи, которые так начинаются: Я пленен, я очарован…".
Как переменчивы сужденья толпы… Как легковесны сиюминутные представления о достоинствах и недостатках тех, кто на виду…
Вместе с тем, в свете было много разного рода слухов и о загадочном происхождении Дантеса, и о его богатстве, и о его влиятельных родственниках… Усыновление его Геккерном породило несколько версий, которые активно обсуждались в великосветских салонах обеих столиц.
Этот "красивый блондин скорее остроумен, нежели умен, образования поверхностного, отличительная черта характера - чисто гасконская хвастливость успехами у прекрасного пола", - так характеризовали его современники.
На самом же деле Дантес "был камер-пажом герцогини Беррийской, которая письменно рекомендовала его императору Николаю Павловичу, как сына ее преданнейшей камер-фрау".
Дантес приехал в Россию 8 сентября 1833 года после вандейского мятежа, имея при себе и рекомендательное письмо родного брата императрицы Александры Федоровны, наследного принца Вильгельма (1797–1888).
"По Высочайшему повелению Дантес был допущен к офицерскому экзамену в военной академии по программе школы гвардейских юнкеров и подпрапорщиков, при чем был освобожден от испытания по русской словесности, военному уставу и военному судопроизводству. Экзамен, не особенно блестящий, был, однако, признан удовлетворительным", и 8 февраля 1834 года Дантес, "этот заносчивый француз", был определен корнетом в самый привилегированный полк - Кавалергардский.
"При определении Дантеса в полк ему из собственной шкатулки государя назначено было 5000 рублей ассигнациями в год содержания, дана казенная квартира, из придворной конюшни подарены два коня и проч.".
Баловень судьбы?.. Чье тайное покровительство способствовало столь стремительной карьере этой белокурой заурядности? Не оно ли было причиной наглой уверенности Дантеса в собственной исключительности и, как результат, его права на все, что пожелает, в том числе и… на чужую жену? Не этот ли безнравственный внутренний кодекс лежал в основе преступления и привел к трагической развязке?..
Эти и многие другие вопросы оставались без ответа.
Из дневника А. Я. Булгакова, почт-директора Москвы:
"Россия лишилась великого своего поэта, российского Байрона не стало. Пушкин скончался 29 января в три часа без девяти минут пополудни от раны, полученной им на дуэли. Пушкин был в некотором отношении достояние России, и обстоятельства смерти его принадлежат истории, она должна сохранить все подробности. <…> Посвящая, по возможности, немногие досужие мои минуты на составление записок о современных событиях, я не могу умолчать о столь необыкновенном происшествии. Я скажу все, что знаю, а знаю более и достовернее, нежели многие, живущие в самом Петербурге, ибо сведения мне доставлены от <…> Вяземского и Тургенева, а они оба, Жуковский и граф Михаил Виелгурский находились при покойнике безотлучно в последние 30 часов его жизни. <…>