Наконец Молотов очутился в великолепном кабинете Адольфа Гитлера. Два белокурых гиганта в форме офицеров СС распахнули двери и вскинули руки в нацистском приветствии. Невысокий русский крепыш с невозмутимым видом прошел через эту импровизированную арку. В дальнем углу громадной залы стоял огромный стол. Гитлер немного помедлил, потом маленькими быстрыми шажками двинулся навстречу гостям. Он остановился и тоже вскинул руку в нацистском приветствии. Только после этого протянул Молотову холодную влажную ладонь. Его горящие глаза, как буравчики, всматривались в визитеров из Советской России. Пустая болтовня немецкого фюрера и традиционное желание с первых минут запугать собеседника разбились о невозмутимость советского премьера. Молотов считал себя истинным марксистом-ленинистом и, следовательно, был выше всех противников, особенно фашистов. "В его внешности не было ничего замечательного", – пренебрежительно говорил Вячеслав Михайлович.
Гитлера Молотов описал следующим образом: "…Очень самодовольный и тщеславный. От природы он был умен, но абсурдность его ранних идей и высокое самомнение делали Гитлера недальновидным и даже слегка туповатым".
Гитлер пригласил гостей в комнату для отдыха. Молотов, Деканозов и переводчики расположились на диване, в то время как хозяин занял свое привычное место в кресле. Фюрер прочитал русским длинную речь о разгроме Великобритании, своей щедрости по отношению к Сталину и об отсутствии у Германии интересов на Балканах. Ничего из того, что он сказал, не было правдой. Вячеслав Молотов вежливо задавал довольно неуклюжие вопросы. Он старался перевести разговор в русло отношений между Германией и Советским Союзом. Особый интерес русские гости проявляли к Финляндии, Румынии и Болгарии. "Я пытался заставить его дать больше информации, – рассказывал Молотов. – "Вам нужен порт на теплом море, – заявил Гитлер. – В Иране или в Индии… Ваше будущее на юге". "Какая интересная мысль, – сказал я. – И как вы себе это представляете?""
Гитлер закончил встречу, так и не объяснив, как русским получить порт на берегу теплого моря. Вечером Иоахим Риббентроп устроил в гостинце "Кайзерхоф" прием в честь Молотова. Фюрера там не было. Зато приехали другие вожди Третьего рейха. Полный рейхсмаршал Геринг явился в мундире, сотканном из серебряных нитей и увешанном драгоценностями. Гитлера представлял его заместитель по нацистской партии – Гесс.
В гостинице Молотова ждала телеграмма из Москвы. Сталин вновь требовал поднять вопрос о Балканах и проливах. На следующее утро премьер отправил вождю донесение: "Уезжаю на завтрак, потом состоится встреча с Гитлером. Нажму на него в вопросе по Черному морю, проливам и Болгарии". Сначала он заехал к Герингу в министерство авиации. Русский гость неоднократно ставил рейхсминистра в неловкое положение острыми вопросами. Потом Молотов отправился к Гессу.
– У вас есть программа партии? – спросил он заместителя фюрера, хорошо зная, что у нацистов ее нет. – У вашей партии есть правила, законы, по которым она живет? А конституция? Как может настоящая партия существовать без программы?
В два часа Молотова, Деканозова и Меркулова привезли на обед к Гитлеру. Кроме фюрера, с немецкой стороны в обеде участвовали Геббельс и Риббентроп. Самое неблагоприятное впечатление на русских произвело скудное меню. Оно состояло всего из трех блюд: крепкого мясного бульона, фазана и фруктового салата.
– Сейчас идет война. Я не пью кофе, потому что мой народ его тоже не пьет, – объяснил Гитлер. – Я не курю и не употребляю спиртного.
Позже Молотов не без юмора рассказывал: "Я ни в чем себе не отказывал".
Вторая встреча Гитлера и Молотова продолжалась три часа. Переговоры прошли в напряженной обстановке. Советский премьер-министр настойчиво требовал у Гитлера ответов на щекотливые вопросы. Гитлер, в свою очередь, обвинил Россию в жадности. Но ничто не могло поколебать бульдожье упрямство железнозадого Молотова, который неукоснительно выполнял инструкции Сталина. Вождь требовал объяснить немцам, что вся предыдущая история России, начиная от Крымской войны и кончая вторжением интервентов во время Гражданской войны, убедительно показывает, что без проливов Советский Союз беззащитен перед врагами.
Гитлер едва не вышел из себя во время обсуждения вопроса о немецких войсках в Финляндии и Румынии.
– Это мелочь! – пробурчал он.
На что Молотов язвительно заметил, что нет нужды грубить.
Но как эти два человека могли обсуждать серьезные вопросы, если не способны были договориться по мелким? Вячеслав Молотов заметил, что Гитлер начал нервничать. "Я усилил давление, – хвалился он. – Решил взять его измором".
Гитлер достал платок, вытер пот с верхней губы и проводил гостя до двери.
– Уверен, история навечно сохранит имя Сталина, – сказал он на прощание.
– Не сомневаюсь в этом, – согласился Молотов.
– Мы еще увидимся, – неопределенно заявил фюрер. Свое слово Гитлер не сдержал. С русскими он больше не встречался. – Но надеюсь, что история сохранит и мое имя, – добавил он с ироничной скромностью.
Гитлер не зря заговорил о своем месте в истории. Всего два дня назад он подписал знаменитую директиву № 18, в которой вторжение в Советский Союз ставилось во главу угла его политики. Он догадывался, что именно война с СССР сделает его легендарным.
Вечером в величественном, но поблекшем от времени здании посольства СССР прошел прием с водкой и икрой. Звездными гостями на нем опять были Геринг, Гесс и Риббентроп. В самый разгар вечеринки начался налет британских бомбардировщиков.
– Наши британские друзья недовольны, что их не пригласили на прием, – пошутил Иоахим Риббентроп.
После объявления воздушной тревоги Геринг, словно увешанный драгоценностями и опрысканный дорогими духами бизон, решительно двинулся через толпу к "мерседесу", сметая все на своем пути. В советском посольстве не было противовоздушного убежища, поэтому большинство русских срочно уехало в гостиницу. Несколько человек в суматохе заблудились в незнакомом городе и еще долго блуждали по темным улицам. Молотова отвезли в личное убежище Риббентропа. Там под музыку разрывов британских бомб и треск немецких зениток слегка заикающемуся русскому пришлось отбиваться от заманчивых предложений союзников.
Гитлер сказал, что Германия ведет войну не на жизнь, а на смерть против Великобритании.
– С Британией покончено, – заметил Риббентроп.
– Если так, тогда почему мы сейчас сидим в этом убежище и чьи это бомбы на нас падают? – лукаво поинтересовался Вячеслав Молотов.
Следующим утром Молотов покинул Берлин. Перед отъездом он отправил Сталину телеграмму, в которой сообщал, что не смог добиться результатов, которыми можно было бы похвалиться. Единственное достижение этого визита, по мнению Молотова, – ему удалось выяснить истинное настроение Гитлера.
* * *
Сталин остался тем не менее доволен результатами поездки своего премьера. Он поздравил Молотова с тем, что не уступил Гитлеру, выстоял.
Однако упрямство Молотова и, следовательно, Сталина в отношении Балкан убедили немецкого фюрера, что Москва вскоре встанет на пути его гегемонии на континенте. Если раньше у Гитлера еще оставались какие-то сомнения относительно будущего российско-германских отношений, то после встреч с советским премьером он принял окончательное решение: войне с Советским Союзом быть. Согласно плану "Барбаросса", подписанному Адольфом Гитлером 18 декабря 1940 года, наступление на СССР должно начаться в мае следующего года.
Через несколько дней авиаконструктор Яковлев, ездивший с Вячеславом Молотовым в Берлин, встретился с наркоминделом в приемной Сталина.
– А, вот и наш немец, – в свойственном ему стиле пошутил Молотов. – Сейчас нам обоим придется покаяться!
– В чем? – испугался Яковлев.
– Как – в чем? Разве мы не обедали с Гитлером? Обедали. Разве мы не пожимали руку Геббельсу? Пожимали. Так что теперь придется каяться в грехах.
Сталин вызвал Яковлева для серьезного разговора. Он приказал самому известному советскому авиаконструктору внимательно изучать нацистские самолеты.
– Научитесь побеждать их! – такую задачу поставил вождь.
29 декабря 1940 года советские шпионы донесли в Центр о существовании плана нападения на СССР. Сталин знал, что Советский Союз будет готов к полномасштабной войне с Германией не раньше 1943 года. Он надеялся оттянуть ее начало при помощи балансирования на Балканах. С одной стороны, политика генсека должна быть достаточно агрессивной, а с другой – ни в коем случае не должна дать немцам предлог для нападения. Фюрер, конечно, не мог не понимать, что перед войной с Советским Союзом ему надлежало обезопасить себя с фланга, то есть со стороны Балкан. Сталин же собирался самыми быстрыми темпами перевооружать Красную армию и готовиться к войне.
Страстное желание вождя оснастить Красную армию более современным оружием и научиться воевать по-новому привели к новой волне террора и репрессий. Когда стало ясно, что до войны с Гитлером остались считаные дни, в советской верхушке усилилась атмосфера страха и подозрений. Чем больше Сталин понимал плачевное состояние, в котором находятся РККА и военная промышленность, тем сильнее он колебался. С одной стороны, он был по-прежнему уверен в собственной непогрешимости, с другой – не понимал своего технического невежества. Генсек внимательно следил за разработкой и производством каждого болтика в новых видах оружия, каждой самой маленькой детали. Совещания с техническими специалистами, проходившие в Маленьком уголке, становились все более тревожными. Анастас Микоян считал, что Сталин перестает контролировать себя.
23 декабря 1940 года Сталин созвал совещание высшего командного состава Красной армии. Идея, вне всяких сомнений, плодотворная, но генералы были парализованы страхом за свою жизнь. Маршал Тимошенко и наиболее энергичный генерал Красной армии Георгий Жуков, командовавший тогда Киевским военным округом, критиковали явную ошибочность советской военной стратегии. Они предложили вернуться к отвергнутым в свое время "глубоким" операциям, за которые ратовал талантливый Тухачевский. Жданов, основной советник Сталина практически по всем вопросам, в том числе и военным, начиная от гаубиц и кончая боевыми кораблями, начиная от войны с Финляндией и кончая культурой, представлял генсека на этом совещании генералов. Он доложил об обсуждении Сталину. На следующий день вождь вызвал военных к себе. Иосиф Виссарионович редко засыпал раньше четырех часов утра. Он признался генералам, что под впечатлением совещания в предыдущую ночь так и не мог сомкнуть глаз. Тимошенко испуганно ответил, что Сталин накануне одобрил его выступление.
– Неужели вы думаете, что у меня есть время читать все бумаги, которые приносят мне на подпись, – раздраженно сказал Сталин.
Впрочем, он находил время утверждать планы по перевооружению армии и проведению больших маневров. Эти учения еще больше показали слабость Красной армии. Сталин был так рассержен, что 13 января 1941 года вызвал к себе генералов, не дав им времени подготовиться. Начальник Генерального штаба Мерецков часто запинался во время доклада. Было видно, что он не готов к выступлению.
– Ну и кто в конце концов победил? – недовольно спросил вождь.
Мерецков медлил с ответом. Он явно боялся сказать что-то невпопад. Медлительность генерала разозлила Сталина.
– Здесь мы не только можем, но и должны говорить о реальном положении дел в нашей армии! – взорвался он. – Боюсь, вся наша беда заключается в том, что у нас плохой начальник штаба.
Он снял Мерецкова с поста прямо во время совещания. Атмосфера стала еще напряженнее, когда маршал Кулик заявил, что танкам, по его мнению, уделяется чересчур много внимания. Будущее же войны, он был твердо уверен, заключается в орудиях на конной тяге. В это трудно поверить, но на совещаниях на самом высшем уровне советские военачальники после двух немецких блицкригов, в которых танки сыграли решающую роль, и всего за шесть месяцев до начала войны с Германией обсуждали такие вопросы! Сталин во многом был виноват лично. Он поддерживал не тех людей. Григорий Кулик был одной из его кадровых ошибок. Но и сейчас, когда, казалось бы, все было очевидно, вождь, как обычно, попытался переложить свою вину на других.
– Товарищ Тимошенко, до тех пор пока в нашем военном руководстве будет существовать такая неразбериха, всякая механизация обречена на провал, – хмуро бросил он.
Тимошенко ответил, что неразбериха только у Кулика, остальным же все ясно и понятно. Тогда Сталин повернулся к своему старому другу.
– Кулик выступает против моторов. Складывается такое впечатление, будто он выступает против тракторов и поддерживает деревянную соху. Современная война будет войной двигателей, а не лошадей! – нравоучительно проговорил он.
На следующий день сорокапятилетний генерал Жуков явился в Маленький уголок по срочному вызову Сталина. Его ждало новое назначение. Вождь сделал Жукова начальником Генштаба. Георгий Жуков попытался отказаться, но Сталин, на которого большое впечатление произвела победа, одержанная генералом над японцами при Халхин-Голе, настаивал.
Георгий Константинович Жуков, боевой генерал, которому предстояло стать главным полководцем Второй мировой войны, был еще одним представителем плеяды кавалеристов времен Гражданской войны. С конца двадцатых годов ему начал покровительствовать Семен Буденный. Сын бедного сапожника, коммунист до мозга костей, он сумел выжить в годы Большого террора при помощи все того же Буденного. У Сталина и этого никогда не устающего мужчины, невысокого роста, с широкими плечами и простым крестьянским лицом, имелась одна общая черта – оба были очень жестокими. Среди большинства других советских военачальников Георгий Жуков выделялся еще и полным равнодушием к своим потерям. Однако ему не хватало сталинских хитрости и садизма. Он был эмоционален и храбр, часто не соглашался с Иосифом Виссарионовичем. Тот уважал способности генерала и многое ему прощал.
Через несколько дней Тимошенко и Жуков приехали в Кунцево. Убежденные в неминуемом нападении Гитлера, они попытались убедить Сталина объявить всеобщую мобилизацию. Перед поездкой маршал учил своего начштаба, как следует вести себя со Сталиным:
– Он не любит долгих разглагольствований. Выступать не больше десяти минут.
Тимошенко и Жуков прибыли во время ужина. За столом, кроме Сталина, сидели Молотов, Жданов, Ворошилов, Мехлис и Кулик. Жуков заговорил о том, что следует укрепить оборонительные сооружения на западной границе.
– Вы так сильно хотите воевать с немцами? – грубо прервал генерала Вячеслав Молотов.
– Подожди минуту, – перебил Сталин премьера и прочитал Жукову лекцию о немцах: – Они боятся нас. По секрету скажу вам: у нашего посла недавно состоялся серьезный разговор с самим Гитлером. Гитлер сказал ему: "Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь. Концентрация наших сил в Польше – временное явление. Наши войска скоро уйдут оттуда".
Поняв, что попытка закончилась неудачей, Тимошенко и Жуков сели за стол и вместе с остальными ели украинский борщ, гречневую кашу с тушеным мясом, консервированные и свежие фрукты на десерт. Все это они запивали коньяком и грузинским вином "хванчкара".
* * *
Новый глупый совет Григория Кулика вызвал очередной всплеск репрессий, вырвавший из рядов политбюро новую жертву. Узнав, что немцы утолщают броню своих танков, маршал потребовал остановить производство обычных орудий и вернуться к 107-миллиметровым гаубицам времен Первой мировой войны. Борис Ванников, нарком вооружений, выступил против этого абсурдного предложения. Еврей Ванников был очень способным организатором. Он учился в Бакинском политехническом институте вместе с Берией, но это ему не помогло. Ванникову не удалось попасть на прием к Сталину, а Кулик убедил в своей правоте Андрея Жданова. 1 марта Сталин вызвал наркома.
– Какие у вас возражения? – недовольно осведомился он. – Товарищ Кулик сказал, что вы не согласны с его предложением.
Борис Ванников объяснил свои аргументы: маловероятно, чтобы, как утверждал маршал Кулик, немцы смогли в такие короткие сроки укрепить броню на своих танках. 76-миллиметровые орудия, которые выпускала сейчас военная промышленность Советского Союза, лучше всего соответствуют требованиям современной войны.
В этот момент в кабинет вошел Жданов.
– Послушайте, Ванников не хочет выпускать стасемимиллиметровые орудия, – сказал Сталин Жданову. – Но эти пушки очень хороши. Я знаю их по Гражданской войне.
– Ванников всегда против чего-нибудь возражает, – сухо заметил Андрей Жданов. – Это его стиль работы.
– Вы наш главный артиллерийский эксперт, вам и разбираться в этом вопросе, – завершил аудиенцию вождь.
Сталин поручил Жданову решить спор Ванникова и Кулика, напоследок еще раз подчеркнув, что "107-миллиметровые орудия – хорошие пушки". Сталинский фаворит созвал совещание. На нем Ванников вновь выступил против предложения Кулика. Жданов уже стал на сторону маршала. Он обвинил наркома вооружений в саботаже.
– Мертвые мешают двигаться живым вперед, – угрожающе произнес он.
Но Борис Ванников и не думал сдаваться.
– Вы поддерживаете разоружение нашей артиллерии накануне неминуемой войны! – крикнул он в ответ.
Андрей Жданов смерил его испепеляющим взглядом и сказал, что собирается пожаловаться на него Сталину. Иосиф Виссарионович согласился с мнением Кулика. От этого глупого решения пришлось срочно отказываться, когда началась война. Борис Ванников был арестован. Только в сталинском царстве абсурда всего за несколько недель до начала войны можно было арестовать главного специалиста страны по вооружениям. Но куликовский лозунг: "тюрьма или медаль" – вновь одержал победу над здравым смыслом.
Новая волна репрессий быстро расходилась кругами от центра, захватывая все новых и новых жертв. Скоро она достигла семейства Кагановичей. Пострадал, правда, не Железный Лазарь, а его брат. Вождь решил проверить в этом почти библейском сюжете пожертвования любимым родственником твердость Лазаря.