* * *
Прежде всего Ришелье как ответственный за военное управление занялся реорганизацией армии. Надо сказать, что в тот период заботы военные занимали главное место в деятельности нового государственного секретаря, оттеснив на задний план дипломатию.
Существовавший в те годы порядок комплектования армии был крайне несовершенен и открывал самые широкие возможности для всевозможных злоупотреблений. В мирное время ядро королевской армии составляли швейцарские наемники, гвардейские подразделения, несколько старых полков и крепостные гарнизоны. Перед очередной военной кампанией король вручал офицерам, назначенным на командные посты, предписания (commissions), предоставлявшие им право комплектовать подразделения и части (роты или полки) путем вербовки солдат. При этом каждый офицер получал определенную сумму. На эти деньги командир был обязан полностью экипировать своих подчиненных и выплачивать им жалованье. Понятно, что офицеры, пользуясь отсутствием должного контроля, злоупотребляли предоставленной им самостоятельностью и обирали солдат всеми возможными способами. Если к этому добавить, что правом commissions пользовались губернаторы провинций, в том числе и мятежные принцы, то становятся очевидными все недостатки системы комплектования армии.
Ришелье пытался как-то исправить положение. Особое беспокойство у него вызывала перспектива вербовки мятежниками иностранных наемников, тем более что герцоги Неверский и Буильонский располагали для этого достаточными финансовыми возможностями. 29 декабря 1616 г. Ришелье направил послу Франции при австрийском дворе графу де Шомбергу инструкцию с указанием принять все меры для того, чтобы воспрепятствовать мятежным принцам осуществить вербовку наемников в пределах габсбургской империи. Одновременно посол получил предписание набрать 3 тысячи наемников и закупить 500 лошадей для королевской армии.
Ришелье внимательно следил за действиями мятежников, предупреждая их возможные контакты с иностранными дворами. Он обязал французских дипломатов докладывать ему обо всем, что могло бы быть использовано мятежниками в ущерб интересам короля Франции.
От своих агентов Ришелье узнал о попытках некоего шотландского дворянина, состоявшего ранее на службе у короля Франции, склонить солдат и офицеров королевской гвардии к измене в пользу герцога Неверского. Государственный секретарь приказал немедленно арестовать шотландца. Вскоре он был казнен на площади перед Лувром.
Слова Ришелье не расходились с делами. И в будущем он никогда не остановится перед крайними мерами наказания, если речь пойдет об интересах государства, олицетворяемого в его глазах королевской властью.
Государственному секретарю уже через два месяца удалось сформировать две армии и отдельный корпус. Первая армия численностью 30 тысяч человек (в том числе 10 тысяч иностранных наемников) при 40 пушках концентрировалась в Иль-де-Франс и должна была прикрывать Париж от возможного выступления герцога Неверского из Шампани. Командовал армией недавний мятежник герцог де Гиз. По расчетам дальновидного государственного секретаря, участие Гиза в военной кампании должно было символизировать полную изоляцию мятежников и одновременно окончательно рассорить вчерашних единомышленников. Конечно, Гиз мог и изменить, но Ришелье считал это маловероятным и не ошибся.
Вторая армия, несколько меньшей численности, была сосредоточена к юго-западу от Парижа, в провинции Перш - вотчине герцога Майенского. Ею командовал граф Овернский, побочный сын Карла IX. Граф Овернский 12 лет провел в Бастилии за участие в заговоре против Генриха IV. Ришелье, зная о военных способностях графа, добился его освобождения. Армия остро нуждалась в способных, волевых командирах. На всякий случай - мало ли что? - офицером для поручений к графу Овернскому государственный секретарь приставил своего старшего брата маркиза Анри де Ришелье. Маршал де Монтиньи возглавил небольшой корпус в составе 4 тысяч пехотинцев и 500 кавалеристов. Корпус сосредоточивался в провинциях Берри и Нивернь, к югу от Парижа.
Государственному секретарю пришлось приложить немало усилий, чтобы координировать действия трех командующих. Он внимательно следил за перемещением их войск, давая соответствующие указания. С самого начала в отношениях с военными 32-летний Ришелье взял решительный тон, невзирая на их возраст, чины и звания. Он знал неповоротливость тяжелой военной машины и непрерывно подгонял, причем в довольно резких выражениях, именитых военачальников, если считал, что они недостаточно активны. Примером подобного обращения может служить письмо Ришелье маршалу Франции де Витри, ветерану войн Генриха IV. "Я был очень удивлен, - отчитывал Ришелье старого маршала, - узнав, что Вы до сих пор не привели свой отряд в указанное мною место. По получении настоящего письма Вы должны немедленно принять все необходимые меры для скорейшего выступления и соединиться с армией, действующей в Шампани". Не щадил Ришелье и члена королевской семьи герцога де Лонгвиля, недостаточно активно, по мнению Ришелье, действовавшего в Пикардии, а также других нерадивых военачальников, не устававших удивляться осведомленности государственного секретаря.
Детальное знание истинного положения дел было для Ришелье едва ли не главным условием принятия тех или иных решений. Именно в эти первые годы приобщения к власти у Ришелье пробудился интерес к тому, что мы называем разведкой и контрразведкой. С годами этот интерес возрастал. Собственно говоря, к услугам тайных осведомителей прибегали задолго до Ришелье. Он явно не был здесь пионером. Но именно ему принадлежит заслуга в организации французской секретной службы как таковой. С первых дней пребывания на посту государственного секретаря Ришелье обнаружил недюжинные организаторские способности и твердую волю. Характерным для него было стремление все дела доводить до конца. Никогда он не останавливался на полпути, не бросал начатого, не забывал обещанного. Необязательность и нерешительность Ришелье считал качествами, недопустимыми для государственного деятеля. Он сумел убедить Марию Медичи и маршала д'Анкра в том, что только сила способна положить конец мятежным притязаниям на власть; политика бесконечных уступок и компромиссов доказала свою несостоятельность. Посетивший государственного секретаря в середине января 1617 года папский нунций кардинал Бентивольо по возвращении от Ришелье записал: "Он буквально одержим войной. Он считает ее совершенно необходимой, если король желает оставаться королем. В самых энергичных выражениях он говорил со мной о принцах, заявив, что если бы их мощно атаковали с самого начала, то война завершилась бы в предельно короткий срок. Он добавил, что дней через восемь - десять Его Величество намерен отправиться в Реймс (в армию. - П. Ч.), что контролер финансов выделил (на ведение войны. - П. Ч.) 900 тысяч экю и что во всех провинциях войск вполне достаточно для подавления всякой попытки мятежа".
Очень скоро твердую руку нового государственного секретаря почувствовали не только его подчиненные, но и мятежники. Встревоженный серьезными военными приготовлениями правительства, герцог Неверский через свою сестру герцогиню де Лонгвиль попытался выяснить возможность и условия компромисса. Красавица герцогиня с энтузиазмом взялась за дело, но все ее старания воздействовать на Ришелье оказались тщетными. Он был полон решимости сокрушить мятежников.
Королевским эдиктом всех вождей мятежа объявили врагами престола; их имущество должно было перейти в собственность короля.
Ришелье занимается активными военными приготовлениями. Его стараниями армия получает новые пушки и пополняется несколькими тысячами иностранных наемников. При содействии генерального контролера финансов Барбена Ришелье добивается регулярной выплаты жалованья солдатам. Государственный секретарь вводит удивившее его сотрудников правило - отвечать на все запросы армейского командования. До сих пор такой практики не существовало. Ришелье считал, что как военные командиры на местах, так и дипломаты за рубежом должны постоянно чувствовать заинтересованность правительства в их деятельности. Между руководством и исполнителями, по убеждению Ришелье, должно существовать полное взаимопонимание.
Государственный секретарь разработал стратегический план предстоящей кампании. Он исходил из того, что силы герцогов Неверского, Буильонского и Майенского были разобщены и сконцентрированы в трех отдаленных один от другого районах. Ришелье принял решение, создав перевес сил, окружить каждую из мятежных армий, поочередно разбить или вынудить сдаться. 4 марта 1617 г. государственный секретарь направил командующим приказ короля о начале военных действий.
Ришелье внимательно следит за выполнением приказа, подгоняя нерадивых генералов. "Мы каждодневно ожидаем взятия Ретеля и Шато-Порсьена (крепостей, где засели мятежные принцы. - П. Ч.), - напоминает он генералу де Кюру. - Я прошу Вас поторопиться с этим, последовав примеру маршала де Монтиньи, который одерживает одну победу за другой". Действительно, корпус Монтиньи, действовавший на южном направлении, успешно наступал.
Менее удачно развивались события на участке армии графа Овернского. Поначалу ему удалось нанести поражение главным силам герцога Майенского в провинции Перш и вынудить их отступать в направлении Иль-де-Франс. Однако мятежный герцог оторвался от преследования и благополучно укрылся за мощными стенами Суассона - на полпути от Парижа до Реймса. Граф Овернский тем временем стоял у Пьерфона, будучи не в состоянии овладеть им.
Подобная медлительность грозила сорвать наметившийся успех всей кампании, и Ришелье направляет графу приказ, подписанный королем: "Я несколько удивлен, - говорится в документе, - видя, что Вы до сих пор не блокировали Суассон, несмотря на мое повеление… Я не вижу причин, которые побудили Вас остановиться у Пьерфона и до сих пор не взять его. Вы теряете слишком много времени. Стремительность - это то, что более всего может повредить моим врагам…" Внизу Ришелье собственноручно добавил: "Вам надлежит решительно ускорить взятие крепости. Дело короля и Ваша честь требуют, чтобы Вы поспешили с этим".
Не полагаясь полностью на достоверность сведений, получаемых от графа Овернского, государственный секретарь перепроверяет их у своего брата маркиза Анри де Ришелье. В секретном письме брату Ришелье направляет свой личный шифр "для того, чтобы Вы могли отныне и впредь сообщать все подробности, какие сочтете необходимыми и которые должны быть известны только Вам и мне…" Тайные осведомители, по всей видимости, были у Ришелье и в других армиях. Когда по неизвестным причинам герцог де Гиз промедлил с сообщением в Париж о взятии им 15 февраля 1617 г. крепости Ришекур, он, к своему удивлению, получил письмо короля, датированное 7 марта, с выражением неудовольствия по этому поводу. Удивление герцога было тем более велико, что к моменту получения письма он так и не удосужился сообщить королю об одержанной победе. В послании, составленном все тем же вездесущим Ришелье, говорилось: "Этим письмом я напоминаю Вам о необходимости немедленно сообщать мне о предпринимаемых Вами действиях, о положении моих войск, о наличных силах и диспозиции моих врагов, а также то, что Вам известно об их замыслах. Тотчас же по получении этого письма Вы должны принять меры по срытию стен Ришекура с целью избавить меня от последующих забот об этой крепости, а также для устрашения других…".
Именно Ришелье принадлежала идея разрушения взятых крепостей и замков, и именно ему в определенной мере Франция обязана утратой многих интересных памятников средневековой архитектуры.
Немало времени и энергии отнимало у Ришелье разбирательство недоразумений и постоянных ссор между генералами и маршалами, нередко принадлежавшими к враждебным лагерям. В собрании его деловых бумаг можно обнаружить множество писем, адресованных заносчивым военачальникам, с призывами к примирению. Ришелье неустанно добивался согласованности действий армий. Эти усилия в значительной мере способствовали успехам королевской армии. В конце марта 1617 года граф Овернский сумел-таки взять Суассон, а герцог Гиз после захвата Шато-Порсьена осадил крепость Ретель, создав угрозу Седану, где укрывался герцог Буильонский. Военная кампания вступила в свою завершающую стадию. К началу апреля 1617 года мятежные принцы вынуждены были прекратить сопротивление и сложить оружие.
* * *
С этого времени государственный секретарь уделяет больше внимания вопросам внешней политики. Здесь, как и в военном делопроизводстве, он обнаружил полную запущенность: никаких текущих бумаг, никакого архива.
Многочисленные предшественники Ришелье приходили и уходили, не оставляя после себя никаких следов. На депеши послов и другие официальные документы смотрели как на личную собственность. Практики приема и сдачи дел как таковой не существовало. Каждый новый министр должен был начинать с пустого места и такое же пустое место оставлял своему преемнику. Ценнейшие для истории документы либо бесследно исчезали, либо в лучшем случае оседали в семейных архивах бывших министров.
Ришелье принимает решительные меры по наведению порядка. Он направляет письменный запрос Абелю Сервьену - ближайшему помощнику бывшего государственного секретаря Виллеруа: "Убедительно прошу Вас выслать мне копии инструкций, которые Вы забрали с собой; кроме того, прошу детально ознакомить меня с тем, что происходило за время Вашего пребывания здесь, с состоянием дел на текущий момент и с тем, чего можно было бы ожидать в будущем. Я должен составить себе более полное представление о возможном течении событий. Служба королю требует того, чтобы вновь назначенный стремился получить всесторонние сведения".
С аналогичной просьбой Ришелье обратился к французскому послу при папском дворе де Бетюну, не обнаружив его депеш из Рима. Государственный секретарь потребовал от всех дипломатических представителей Франции за рубежом навести порядок в делопроизводстве.
Дипломатия, как и военное дело, - новое занятие для Ришелье, и здесь у него поначалу не все шло гладко, о чем свидетельствуют современники, в частности французский посол в Венеции де Леон и посол Испании при французском дворе герцог Монтелеоне. Они говорят об отдельных промахах нового государственного секретаря по части дипломатического протокола. Впрочем, довольно быстро Ришелье преодолел первоначальные затруднения.
Гораздо большие заботы у него вызывали проблемы европейской политики. В тот момент французская дипломатия была встревожена обострением ситуации в Северной Италии.
Напряженность в этом районе была вызвана противоборством Испании с Савойей и Венецией. Испания в начале XVII века контролировала Неаполь, Мантую и Милан, намереваясь распространить свое влияние на север и северо-восток Италии, вплоть до границ габсбургской империи. На пути гегемонистских притязаний Мадрида встал герцог Савойский Карл Эммануил. Он отказался от союза с Испанией и заручился поддержкой английского короля Якова I и Венецианской республики.
Летом 1616 года Карл Эммануил предпринял попытку захватить маркизат Монферрат, принадлежавший герцогу Мантуанскому, которому покровительствовал Мадрид. Губернатор Милана дон Педро Толедский, энергичный, жестокий правитель, немедленно вторгся со своей армией в пределы Пьемонта и захватил несколько крепостей. Положение герцога Савойского стало критическим, и он вынужден был обратиться к Франции с призывом о помощи.
Одновременно дон Педро создал угрозу для Венеции, которая со дня на день ожидала испанского вторжения с суши и с моря. Положение Венеции осложнялось тем, что в это же время резко обострились ее отношения с эрцгерцогом Штирии Фердинандом, также угрожавшим войной "королеве Адриатики". Венецианская республика обратилась за помощью к Франции, напомнив о своей давней поддержке политики Генриха IV.
Королевский совет в Париже оказался в трудном положении из-за возникших в нем разногласий - поддержать Савойю и Венецию или встать на сторону Испании. Перед трудным выбором оказался и Ришелье - личный друг посла Филиппа III при французском дворе. Какую позицию занять? Как оценить интересы Франции в этом конфликте? Что предпринять? Поддержать герцога Савойского и Венецианскую республику - значит вступить в конфликт с Мадридом, считавшимся с недавних пор союзником Франции. К тому же, по мнению Ришелье, французская армия, несмотря на победы, одержанные над мятежными принцами, все еще не могла противостоять лучшей по тем временам в Европе испанской пехоте.
С другой стороны, бросить на произвол судьбы Карла Эммануила и отказать в помощи Венеции означало бы молчаливо согласиться на испанскую гегемонию в Северной Италии. Это противоречило линии, последовательно проводившейся Генрихом IV, и могло быть воспринято в Европе, в том числе и в Мадриде, как свидетельство очевидной слабости Франции.
Ришелье склонялся к третьему варианту - поискам мирного решения конфликта при самом активном участии Франции. Герцог Савойский в обращении к Людовику XIII явно намекал на возможность и такого исхода. Для него было важно в создавшейся ситуации прежде всего удержаться у власти, предотвратив неминуемый разгром его слабой армии войсками дона Педро Толедского. К счастью для него и для французской дипломатии, Филипп III неожиданно известил Людовика XIII о том, что не возражает против переговоров с герцогом Савойским. Ришелье поспешил воспользоваться предоставленной возможностью и дал на подпись королю письмо, адресованное французскому послу в Турине. В нем говорилось: "Я испытал большое неудовольствие, узнав о беспорядках, учиненных в Монферрате армией моего кузена герцога Савойского… Поэтому я желаю, чтобы Вы от моего имени передали ему мое неудовольствие относительно нарушения им данного мне слова, что землям и подданным моего кузена герцога Мантуанского не будет причинено никакого вреда. Вы воспользуетесь этим случаем и передадите моему кузену герцогу Савойскому пожелание вывести все войска из Монферрата…" Посол должен был предупредить Карла Эммануила о приближении к Монферрату испанских войск и его неизбежном поражении в случае продолжения военных действий.
Пока Ришелье пытался урегулировать конфликт, произошли непредвиденные события, которые поначалу вызвали в Лувре переполох, а затем были с успехом использованы французской дипломатией.