* * *
Два с половиной года войны окончательно убедили Ришелье в том, что одна из главных причин неудач французских армий заключается в слабости высшего командования. Большинство маршалов и генералов безнадежно отстали в своих знаниях военного дела - одни слишком стары, другие бездарны, как, например, маркиз де Брезе, который больше был известен своим пристрастием к дыням из-за мучившей его мочекаменной болезни. Беда, если кампания проводилась в конце лета: командующий мог бросить вверенные ему войска и уехать в свой замок, где его ожидал обильный урожай дынь.
Старые маршалы неохотно уступали дорогу молодым, талантливым командирам, разглядеть которых из Парижа Ришелье было нелегко.
В течение первой половины 1638 года на театре военных действий, за исключением Рейнской области, наблюдалось затишье, изредка нарушаемое мелкими стычками.
В самом конце мая французские войска, сосредоточенные в Пикардии, перешли в наступление в направлении испанских Нидерландов. Наступление осуществлялось под руководством маршалов Шатильона и Брезе. Продвинувшись всего на несколько километров, французы остановились под стенами города Сент-Омер и начали его планомерную осаду.
8 июня Томас Савойский, находившийся на имперской службе, сумел пробиться со своим отрядом к Сент-Омеру. В середине июля к нему присоединился отряд Макса Пикколомини. Совместными усилиями они вынудили французскую армию снять осаду и отступить. Ответственность за провал операции Ришелье возложил на Брезе, между прочим, своего родственника. Он был отстранен от командования и отправлен в продолжительный отпуск для поправки пошатнувшегося здоровья. На его место был назначен маршал дю Аллье.
Ришелье принял решение объединить силы Шатильона, дю Аллье и Лафорса в одну мощную армию и попытаться отнять у испанцев захваченную ими еще в 1636 году крепость Ле-Катле, которую кардинал в "Мемуарах" называет "воротами для их (испанцев. - П. Ч.) вторжений во Францию".
11 августа 1638 г. французские войска подступили к Ле-Катле и попытались с ходу овладеть крепостью, но потерпели неудачу. Началась осада, продолжавшаяся более месяца. "Взятие Катле, по-моему, слишком затянулось…" - недовольно писал Людовик XIII Ришелье в первых числах сентября.
Но темп был утрачен. Маневренной кампании, которую Ришелье хотел провести против кардинала-инфанта во взаимодействии с голландцами, не получилось; вместо нее - изматывающая позиционная война. Не лучше шли дела и у принца Оранского, вынужденного снять осаду Антверпена. 16-тысячная армия кардинала-инфанта прочно держала оборону на обоих фронтах.
В Эльзасе продолжалась осада Брейзаха, которую Бернгард вел с присущими ему энергией и решимостью. В течение лета и осени 1638 года он успешно отражал все попытки имперских и баварских войск под предводительством герцога Максимилиана прорваться к осажденному Брейзаху.
Зато в Северной Италии французская армия терпела поражения. В одном из сражений был убит маршал де Креки, после чего французы оставили Монферрат и Верселли в Пьемонте.
Ришелье крайне огорчился, узнав о гибели Креки, "этого великого военачальника", как он его называет в "Мемуарах". Он советует королю назначить новым командующим в Пьемонт кардинала де Лавалетта, в одинаковой мере владевшего военным и дипломатическим искусством. Ришелье особо подчеркивает, что "личные качества кардинала Лавалетта снискали бы ему уважение итальянцев".
Лаваллет прибыл в Пиньероль, где размещался штаб французской армии, 6 мая 1638 г. Он сразу же оценил всю сложность положения, сложившегося в Савойе после смерти Карла Эммануила. Кристина Савойская была крайне непопулярна в своей стране. Кроме того, она находилась под влиянием сменявших один другого авантюристов-фаворитов. Ее права на регентство открыто оспаривали братья покойного герцога Томас и Мориц - сторонники Габсбургов.
Когда Лавалетт попытался получить согласие Кристины на размещение французских гарнизонов в стратегически важных пунктах герцогства, то встретил сопротивление со стороны духовника и первого фаворита герцогини отца Моно. Этот иезуит, принадлежавший к испанской партии, побудил Кристину отказать в просьбе французскому командующему. "Именно он, - пишет Ришелье в "Мемуарах", - заставил ее (герцогиню. - П. Ч.) укрепить пограничные с Францией крепости, назначив туда происпански настроенных комендантов, и отдалить от себя всех состоявших при ней французов…"
В результате враждебных происков испанской агентуры, умело направлявшей действия вздорной и ограниченной герцогини Савойской, стратегические позиции Франции в Северной Италии были ослаблены.
На Пиренейском фронте (на западном его участке) Ришелье запланировал весной 1638 года дерзкую операцию по проникновению в Страну Басков. Операция должна была быть осуществлена при поддержке с моря эскадры кардинала Сурди. Как и было задумано, 22 августа Сурди рассеял испанские корабли в бухте Сан-Себастиана и высадил на берег десант, который с ходу завязал бои с превосходящими силами противника.
Действия десанта носили отвлекающий характер. Одновременно основные силы французов под командованием принца Конде и герцога де Лавалетта (брата кардинала Лавалетта) вторглись на испанскую территорию в районе Фонтараби. Удар был неожиданным, а крепостные стены Фонтараби ненадежными. К тому же число защитников города не превышало 7 тысяч, в то время как численность французской армии составляла 12 тысяч. Казалось бы, судьба Фонтараби предрешена. Но произошло то, чего французское командование, предвкушавшее скорую победу, никак не ожидало.
В отчаянном порыве защитники города ринулись в контратаку. Удар был столь неожиданным, что французов охватила паника. Командиры утратили управление частями и подразделениями, началось беспорядочное отступление. Сам Конде бросил свою армию на произвол судьбы и скрылся в Байонну. Французы в беспорядке отступали до самой границы. Это произошло 7 сентября 1638 г.
Французский двор недоумевал. Ришелье был в ярости. Он лучше всех знает, во сколько обошлась подготовка операции, обещавшей блестящий успех. Его многомесячные усилия были сведены на нет всего за несколько часов. "Боль Фонтараби убивает меня", - писал Ришелье 17 сентября Людовику XIII в Шантильи. В ответном письме король сообщал: "Новости из Фонтараби я узнал позавчера, они вынуждают меня вернуться в Париж… Вы, наверное, уже знаете, что мы потеряли там всю артиллерию и все армейские обозы… Досада настолько сильна, что сделала меня больным; вчера я чувствовал себя гораздо хуже, чем обычно".
Король и первый министр вызвали в Париж для объяснений Конде, который, пользуясь отсутствием Лавалетта, находившегося вместе с отступившими войсками на франко-испанской границе, все свалил на герцога, не проявившего якобы мужества и выдержки. Правда, принц не смог объяснить, каким образом оказался в Байонне - за многие десятки километров от поля боя. Но Конде - второй после Гастона принц крови, член королевской семьи - и Ришелье, как, впрочем, и сам Людовик XIII, вынужден делать вид, что верит ему. Попытки Лавалетта оправдаться, а заодно и поставить под сомнение военные дарования своего начальника успеха не имели. Его письменные объяснения, присланные с курьером, не были приняты. Нужен виновник скандального поражения, и он был найден. Оставалось арестовать его и предать суду.
Предупрежденный братом о грозившей ему опасности, герцог де Лавалетт не вернулся в Париж. 23 октября 1638 г. на английском судне он бежал в Англию.
Бегство Лавалетта было на руку Конде. Виновник поражения сам указал на себя. Сообщая кардиналу де Лавалетту о бегстве брата, Ришелье писал ему 4 ноября 1638 г.: "Говорят, он уехал в Англию, правда, другие утверждают, что - в Германию, а третьи - будто он предпочел Венецию". Возможно, Ришелье и догадывался о причастности кардинала Лавалетта к побегу ошельмованного принцем Конде герцога, но у него не было никаких сведений на этот счет, к тому же командующий итальянской армией входил в число его доверенных лиц.
Парижский парламент сформировал специальную комиссию для организации заочного судебного процесса над герцогом де Лавалеттом по обвинению в государственной измене. На процессе председательствовал сам Людовик XIII, потребовавший для обвиняемого смертной казни. Суд, разумеется, уважил требование короля и вынес Лавалетту (заочно) смертный приговор. Лавалетт будет реабилитирован только после смерти Людовика XIII, тогда же он и вернется на родину.
Ришелье нужна была победа, которая заставила бы забыть о Фонтараби. И он решил штурмовать Ле-Катле. Руководить осадой крепости будет сам кардинал. Он разместил свой штаб неподалеку - в Сен-Кантене.
В считанные дни Ришелье навел в войсках, в полном бездействии простаивавших под Ле-Катле, железную дисциплину и подготовил их к решающей атаке. В середине сентября крепость была взята. Последний очаг испанского военного "присутствия" в Пикардии был ликвидирован.
Французская атлантическая эскадра нанесла поражение испанцам в сражении при Гетари, а средиземноморская, по существу, стала полновластной хозяйкой в Западном Средиземноморье, надежно прикрыв побережье Прованса и Лангедока.
Но главное событие всей кампании 1638 года произошло 18 декабря, когда Бернгард Саксен-Веймарский наконец сломил сопротивление имперского гарнизона и овладел Брейзахом. "Отныне Франция - полная хозяйка Эльзаса, она контролирует Южную Германию и отрезала испанцев от Рейнской области" - так оценивает значение победы под Брейзахом французский историк Ф. Эрланжер.
* * *
А в это время в Рюэле в загородном доме Ришелье умирал отец Жозеф, сраженный апоплексическим ударом. Именно он в течение многих лет был проводником французской политики в Германии, именно он убедил Бернгарда перейти на французскую службу. Умирал ближайший и самый верный соратник кардинала, быть может, единственный друг.
Ришелье - всегда сдержанный и даже холодный - был потрясен и не пытался скрыть охватившего его смятения. Он предпринимает отчаянные попытки спасти отца Жозефа, призвав на помощь лучших парижских докторов. Но все их усилия бесплодны. Отец Жозеф обречен, ему осталось жить несколько часов.
Умирающий неподвижно и безмолвно лежит на железной кровати, а Ришелье тихо ходит по комнате из угла в угол, бессильный чем-либо помочь ему. Кардинал не может знать, о чем думает перед смертью отец Жозеф. Может, о Брейзахе. Ведь еще совсем недавно он говорил только о нем. Ришелье останавливается, о чем-то задумывается, потом быстро покидает комнату. Некоторое время он отсутствует, затем, стараясь произвести как можно больше шума, возвращается, держа в руке бумагу, похожую на депешу. Склонившись над умирающим, кардинал кричит ему в самое ухо: "Отец Жозеф, отец Жозеф! Брейзах наш!" Угасающие глаза капуцина на мгновение засветились слабым блеском, он нашел в себе силы чуть улыбнуться и пожать руку Ришелье в знак последней благодарности. Через минуту он испустил дух.
Ришелье опередил события. Весть о взятии Брейзаха пришла в Париж лишь 24 декабря. Но кардинал решил, что не будет большого греха, если он доставит последнюю радость тому, кто так много потрудился ради победы.
Очевидцы прощания Ришелье с отцом Жозефом рассказывали, что железный министр был безутешен, не мог справиться с собой и рыдал над гробом капуцина. "Я потерял утешение и опору", - повторял он.
Скорбь министра разделил и король, с большим уважением относившийся к отцу Жозефу еще с отроческих лет. "Сегодня я потерял самого верного из своих служителей, а господин кардинал - своего доверенного человека и помощника", - заявил Людовик XIII в день смерти отца Жозефа.
С потерей отца Жозефа ближайшим помощником Ришелье станет Мазарини, которого министр-кардинал в скором времени пригласит на французскую службу. Неоднократные встречи и продолжительные беседы с папским любимцем убедили Ришелье, что это именно тот человек, который ему так нужен после того, как не стало отца Жозефа.
Мазарини усмотрел для себя в предложении Ришелье заманчивые возможности и принял его. 5 января 1640 г. 38-летний итальянец прибудет в Париж. Отныне дело Ришелье станет его делом.
Если не считать утраты отца Жозефа и поражения при Фонтараби, итоги 1638 года были для Ришелье обнадеживающими. Он чувствовал, что в ходе войны наступает перелом. Франция сумела выстоять под натиском двух мощных противников - габсбургской империи и Испании - и не только выстоять, но и нанести им ряд серьезных поражений. После критического для Франции 1636 года, когда поражение казалось неминуемым, психологический настрой в обществе заметно изменился. Крепла уверенность в победе. Армия и ее командование извлекли урок из первых горьких неудач.
Важное психологическое значение для эволюции умонастроений французов, безусловно, имело рождение дофина - "Людовика, Богом данного". Этот, на взгляд людей конца XX века, малозначимый факт в тогдашней Франции был расценен как подарок судьбы, в нем видели руку Провидения, благословляющего трон Людовика XIII.
Почти одновременно с рождением дофина в Мадриде появилась на свет инфанта, которую назвали Марией-Терезией. Тогда, в 1638–1639 годах, даже смелые головы не могла посетить мысль о том, что 20 лет спустя, в 1659 году, будет заключен брак между Людовиком XIV и инфантой Марией-Терезией, который положит конец извечной вражде двух королевских домов.
* * *
Четвертый год войны начался для Франции с серьезных неприятностей в Савойе и Пьемонте. Там активно действовала испанская агентура, возглавляемая духовником герцогини Савойской отцом Моно. Иезуит сумел до крайности обострить отношения между Кристиной и первым министром Франции. В чем только не обвиняла герцогиня кардинала! И в том, что он разрушил их "дружную" семью, и в том, что из-за него их "горячо любимая" мать стала изгнанницей, и что он целиком подчинил своей злой воле ее "излишне доверчивого и мягкого брата" Людовика XIII, наконец, в том, что он уготовил Савойе судьбу Лотарингии, вознамерившись установить над ней французский протекторат.
Ришелье хорошо знал, с чьих слов и по чьему наущению действует Кристина, и решил положить этому конец. Кардинал приказал Лавалетту арестовать отца Моно и препроводить его в крепость Монмельян на франко-савойской границе.
Возмущение герцогини Савойской было безмерно, и не известно, чем бы все это кончилось, если б ранней весной в Пьемонте не вспыхнуло восстание, подготовленное двумя ее шуринами - Томасом и Морицем Савойскими. Восстание быстро охватило весь Пьемонт и было поддержано испанцами.
В начале апреля войска испанского губернатора Милана маркиза Леганеса вторглись в Пьемонт и 17 апреля осадили Турин, оборону которого возглавил сам кардинал Лавалетт. Находившуюся в Турине Кристину под покровом ночи удалось вывезти из города и переправить поближе к французской границе.
Восставшие жители Турина открыли ворота Томасу Савойскому, прибывшему вместе с испанцами, и французскому гарнизону пришлось искать спасения в городской цитадели.
Тем временем кардинал Мориц Савойский при поддержке испанских войск захватил графство Ницца на Средиземноморском побережье.
Узнав о событиях в Савойе и Пьемонте, Людовик XIII и Ришелье направили в этот район армию герцога де Лонгвиля.
Силы небольшого французского гарнизона в цитадели Турина были на исходе. Продержавшись без малого четыре месяца, кардинал Лавалетт вынужден был вступить в переговоры с Томасом Савойским и испанским командованием. Ему удалось избежать унизительной капитуляции и заключить на свой страх и риск перемирие сроком на два месяца. По условиям перемирия Лавалетт должен был сдать Турин и вывести часть войск за пределы Пьемонта, но ему удалось удержать за Францией несколько крепостей (в частности, Пиньероль). За время перемирия он надеялся переформировать свои силы и продолжить борьбу. Армия Лонгвиля по непонятным причинам задерживалась.
Ришелье одобрил действия Лавалетта. Зато союзники Франции - Голландия и Швеция усмотрели в перемирии в Северной Италии угрозу своим интересам и потребовали от французского правительства соответствующих объяснений. С большим трудом Ришелье удалось рассеять их опасения.
Лавалетт вывел часть войск на пограничную с Савойей французскую территорию, а сам намеревался встретиться с королем и министром-кардиналом для обсуждения дальнейших планов. Но 28 сентября 1639 г. он неожиданно умер в Лионе от тяжелой пневмонии в возрасте 47 лет. Это была вторая после отца Жозефа тяжелая утрата для Ришелье. "Если бы можно было отдать собственную кровь ради спасения тех, кого мы любим, я, не раздумывая, сделал бы это, чтобы вылечить друга, которого я потерял", - горестно заметил первый министр, узнав о смерти Лавалетта. В его окружении было не так уж много людей, которым он безусловно доверял и на которых мог полностью положиться. Кардинал де Лавалетт принадлежал к их числу. Командование войсками в Северной Италии перешло к графу д'Аркуру.
Король тем временем прибыл в Гренобль для встречи с сестрой, которую не видел 10 лет. Кристина Савойская устроила брату настоящую сцену, обвиняя во всех своих несчастьях зловредного Ришелье. Поистине не было в семействе Бурбонов человека, который не питал бы ненависти к тому, кто столь преданно служил их интересам.
Переговоры короля Франции и герцогини Савойской были крайне напряженными. Кристина в штыки встретила предложение брата взять на себя заботу о воспитании племянника - малолетнего герцога Савойского. Еще более враждебно она отреагировала на идею установления своего рода французской опеки над Савойей до совершеннолетия герцога. Король и его первый министр, участвовавший в переговорах, не без оснований указывали Кристине на реальную угрозу утраты ею регентства, а ее сыном - престола, исходящую от Томаса и Морица, поддерживаемых Испанией. Только "братская" помощь Людовика XIII может отвести от Савойи эту опасность.
Но Кристина и слушать не желает об опеке. Тогда Ришелье вынужден напомнить герцогине, что у Его Величества короля Франции есть и собственные соображения, вытекающие из естественного желания иметь соседом дружественную, а не враждебно настроенную Савойю. Если герцогиня не способна осознать, что ее родной брат, король Франции, преследует и ее интересы, тогда Людовику XIII ничего не остается, как попытаться договориться с принцем Томасом и кардиналом Морицем. В конце концов, Франция для него важнее семейных уз. Кристина напугана таким оборотом дела, но продолжает упорствовать. Переговоры заходят в тупик.
В целом к концу 1639 года Франция оказалась в значительной степени вытесненной из Северной Италии.