У меня был порядочный отряд из гейльбронских, гаррисмитских и вредевских бюргеров.
Соединившись с ними 25 сентября, я послал часть бюргеров в Кронштадт к передовому посту неприятеля, стоявшему в шести милях от города.
Генералу Гаттингу я также послал приказ выступить, и что же я узнал? Бюргеры не могли расстаться со своими повозками! Большая часть из них (Вреде и Гаррисмит) отправилась назад домой, несмотря на то что это совсем было не нужно, так как у каждого воза было по крайней мере по одному кафру и одному погонщику, которые и должны были, согласно моему приказанию, доставить повозки по домам бюргеров. Это потрясло меня! Бывают в жизни каждого человека мгновения, когда он близок к тому, чтобы ослабеть, поддаться, если в это время Невидимая Рука свыше не останавливает его.
Наступил серьезный момент. Со всех сторон подходили англичане, а тут как раз у меня не хватало людей! Кронштадтские бюргеры были в своем округе, вифлеемских я сам отпустил в другую сторону, равно как и храбрых винбургцев с отважным коммандантом Газебруком, а бюргеры округов Вреде и Гаррисмит ушли по домам! При мне была только небольшая часть из этих двух округов и затем мои гейльбронцы.
Понятно, что при таких обстоятельствах обложившие нас англичане представляли слишком большую силу для того, чтобы с ними сражаться. Единственное, что мне оставалось, - это уйти с теми, которые еще были при мне, по направлению к Шумансдрифту. В случае же если англичане продолжали бы преследование, то я намеревался уйти в Ботавиле, чтобы таким образом завести англичан в пески, по которым бы им было очень затруднительно передвигаться.
Мы выступили по направлению к станции Вольвехук, перешли ночью железнодорожную линию между Вредефорвегом и Вольвехуком, где я в нескольких местах взорвал путь и взял в плен 13 англичан в палатке, в которой они спали. Это было рано утром 30 сентября.
Перейдя за железнодорожной линией еще 3 мили, мы увидели поезд, который остановился и открыл по нас огонь из орудий Армстронга и Максима, хотя, впрочем, без успеха. Наши орудия были слишком впереди, а лошади усталы для того, чтобы возвращаться, иначе мы бы отвечали тоже выстрелами. Но вскоре нам представился случай пустить в ход наши пушки против 200 всадников, погнавшихся за нами; впрочем, увидя, что мы готовы захватить их в плен, они избрали себе другой, более безопасный путь.
В тот же вечер мы двинулись несколько южнее Парижа, а на другой день к холмам на запад от Вредефорта. Там мы оставались несколько дней. Вслед за этим неприятель стал сосредоточивать свои силы около Гейльброна.
Я разделил свой отряд на две части: одна часть осталась со мной. Гаррисмитских бюргеров, не ушедших домой, я послал с генералом Филиппом Ботой по направлению к Кронштадту, где он должен был встретиться с отрядом, который получил приказание оперировать в местности, лежавшей на запад от железной дороги. Генерал Филипп Бота назначил фельдкорнета де Фоса коммандантом над кронштадтскими бюргерами вместо комманданта Франца ван-Аарда. Выбор его был очень хорош, так как коммандант де Фос слыл не только за храброго офицера, но и за порядочного во всех отношениях человека.
Неприятель оставался несколько дней на одном месте, расположившись лагерем близ фермы Клипстапель, к юго-востоку от Вредефорта. Там он и напал на нас. Мы защищались полтора дня, но принуждены были в конце концов отступить к реке Вааль. Англичане, думая, что мы снова пойдем к Ватербергу, не преследовали нас. Это было 7 октября 1900 года.
Я получил извещение от генерала Либенберга, что английский генерал Бертон со своей колонной находился неподалеку от станции Фредериксштадт. Он просил у меня поддержки, так как чувствовал себя не в силах без этого напасть на неприятеля. Получив это известие, я решил немедленно идти к нему и послал ему конфиденциальное письмо, в котором я сообщал ему, что явлюсь через несколько дней.
Для того чтобы ввести англичан в заблуждение, я пошел так, чтобы им было меня видно, через Шумансдрифт к ферме Балтеспорт на реке Реностер, в 15 милях от брода. Но в следующую же ночь я повернул назад и перешел через реку к западу от Шумансдрифта. Когда мы в ближайшую ночь снова сидели в седлах, я слышал, как некоторые спрашивали: "Куда же теперь?"
Мы шли к станции Фредериксштадт. Там мы напали на генерала Бертона, сделав предварительно обстоятельную рекогносцировку. Я узнал, что генерал Либенберг совершенно отрезал все пути сообщения англичан и что они могли сноситься между собой только по гелиографу. Впрочем, около станции у них были великолепные укрепления, а также и на холмах, к юго-востоку и к северу оттуда.
Мы обложили генерала Бертона сплошным кольцом. В течение пяти дней мы держали его запертым, расположившись к востоку, к югу и к северо-западу от него. На пятый день я сговорился с генералом Либенбергом занять новую позицию на насыпи железной дороги, на северо-запад от самой крепкой позиции англичан, причем я должен был послать с генералом Фронеманом 80 человек, а он 120. Эта позиция была так важна, что ее должны были занимать никак не менее 200 человек, иначе ее нельзя было защищать.
Так и было условлено. Что же произошло на самом деле?
Я был уверен, что две сотни заняли эти позиции. Вместо этого там оказалось всего 80 человек. А между тем генерал Бертон получил на следующее утро значительные подкрепления со стороны Крюгерсдорпа. Я не имел от моих разведчиков никаких сведений об этом подкреплении, и когда оно подошло, то было уже невозможно задержать его. Когда я узнал о его приближении, неприятель уже успел напасть на несчастную кучку людей и открыл по ней ожесточенный огонь. Если бы у моих бюргеров было достаточно зарядов, то они могли бы еще отстреливаться. На беду, они и этого не могли сделать, так как у них почти не было зарядов. Им ничего не оставалось более, как бежать. Вслед им посылались снаряды из трех пушек, которые еще с утра обстреливали их. Но тогда они прятались за насыпь, которая защищала их; теперь же им пришлось бежать без всякого прикрытия под градом пуль и гранат, без лошадей, так как они оставили их в более безопасном месте. Если бы их было на позиции 200 человек, как было условлено раньше, то, по всей вероятности, подошедшее подкрепление не могло бы вытеснить их; и тогда, по всей вероятности, генералу Бертону пришлось бы сдаться. Вместо этого у нас оказалось 30 человек убитыми и ранеными и приблизительно столько же было взято в плен. Между убитыми был незабвенный капитан Сарель Силие, внук уважаемого деятеля первых времен республики, а между пленными фельдкорнет Джури Вессельс. Все это было очень печально.
Генералу Фронеману следовало бы удалить своих бюргеров в тот же момент, как он заметил, что генерал Либенберг не прислал своих. Я слышал позднее, что убитый капитан Силие сам не захотел оставить позицию.
Тяжело было потерять сражение почти уже выигранное. Как раз в тот момент, когда победа была уже близка, пришлось отступить.
Мы направились назад к Ванфюренсклофу. Придя туда на следующий вечер, мы услышали об огромных неприятельских силах, двигавшихся с трех сторон: от Потчефстрома, по направлению от Тейгерсфонтейна и от Шумансдрифта.
На следующее утро мы перешли реку Вааль и расседлали лошадей.
Я послал разведчиков на рекогносцировку. У меня уже не было разведывательного отряда Яна Терона; он распался, и члены его разошлись по разным отрядам.
Только что успели мы наскоро позавтракать, хотя уже было далеко за полдень (но мы еще ничего не ели), как прискакали мои посланные с криком:
- Неприятель близко!
В один миг все лошади были оседланы, и мы удалились. Англичане заняли холмы как раз к северу, за рекой Вааль. Мы могли скрыться только за стенами кафрских жилищ, но они не представляли защиты для наших лошадей; а потому мы ускакали, хотя нам вслед сыпались гранаты и пули.
Здесь мы потеряли пушку. Это случилось в то время, как я отлучился на левый фланг. Сломалось одно из колес лафета, и пришлось пушку оставить на месте.
Во время этого бегства произошел любопытный эпизод. Одна неприятельская граната упала в повозку, на которой стояло четыре ящика с динамитом: их, конечно, разорвало. Но животные только что перед этим почему-то были отцеплены, иначе могло бы произойти большое несчастье.
У нас не было потерь, если не считать двух бюргеров, которые, думая, что могут лучше спрятаться в доме, как раз попались в руки англичанам, пришедшим из Шумансдрифта.
Мы прошли несколько к востоку, а как только стемнело, незаметно свернули на юго-запад, к Ботавиле. На следующий день мы были у Бронкгарстфонтейна, а оттуда двинулись несколько на запад от Ребоксфонтейна и переночевали у реки Реностер.
Там я получил известие, что президент Штейн вернулся со своим штабом из Магадодорпа, где у него было свидание с трансваальским правительством. Президент просил меня приехать к нему, чтобы повидаться с Делареем.
Я отправил свой отряд по направлению к Ботавиле, а сам со своим штабом поехал к президенту. Мы встретились 31 октября у Вентерсдорпа. Я услышал от него, что по приезде в Магадодорп, он не застал президента Крюгера, который должен был из Лоренцо-Маркеса отплыть на военном судне "Гельдерланд", специально посланном за ним королевою Вильгельминою для того, чтобы перевезти его в Голландию. Это было незадолго до того, как Португалия перестала быть нейтральной. Престарелый президент уехал как раз вовремя.
Генералу Деларею что-то помешало приехать, и я вместе с президентом отправился по направлению к Ботавилле.
Я получил сведения от генералов Фури и Герцога, а также и капитана Схеперса, что бюргеры снова присоединились к их отрядам. Мне теперь снова казалось, что наступает подходящее время для того, чтобы пробраться в Капскую колонию. Президент Штейн выразил желание отправиться туда вместе со мной.
Обдумывая этот план, мы перешли железную дорогу около Винбурга. 5 октября мы пришли в Ботавилле, где нашли генерала Фронемана, который прибыл со своими отрядами от реки Реностер. Увы! Могли ли мы думать, что здесь нас ожидает большое несчастье!
В тот же день показалось огромное английское войско, которое шло вслед за нами; произошла стычка, после которой англичане отступили. Мы тоже отправились в путь, но не отошли далее первого холма. Нисколько не боясь неприятеля, мы переночевали в 7 милях от англичан, отделенные от них рекой Фальсхривир.
Я послал сторожевой караул к реке и приказал ему оставаться там до следующего дня. Наутро бюргеры, вернувшись, сообщили мне, что ничего не видели, кроме небольших дымков. Дымки показались к северу от реки, и они думали, что там лагерь англичан. Значит, все было благополучно - так подумал бы каждый.
Но капрал, принесший мне известие, не отошел еще на 100 шагов, как я услышал выстрелы. Я думал, что бюргеры убивают для себя какую-нибудь овцу или что-либо другое. Но выстрелы послышались во второй раз, в третий… Что же оказалось? Англичане были в 200 шагах от нас, на холме около Ботавилле - как раз там, откуда только что вернулся сторожевой караул!
Было еще рано. Солнце едва взошло, и многие бюргеры спали еще под пледами.
То, что произошло вслед за этим, я никогда не видел. Я слышал много о панике, но здесь я увидел своими глазами, что это, в сущности, такое!
Я едва нашел свою лошадь и сам оседлал ее. Некоторые бюргеры уже начали стрелять, но большинство, сев на коней, со всех сил понеслись прочь. Многие ускакали без седел, "голыми" (bloots), как говорят у нас. Оседлывая свою лошадь, я не переставал кричать:
- Куда вы? Нельзя убегать! В атаку!
Но ничто не помогало. Паника была в полном разгаре, и те, которые стали стрелять, сами пали жертвами.
Мне ничего не оставалось, как, севши на лошадь, скакать за бюргерами, уговаривая их вернуться. Куда тут! Ничего нельзя было поделать. Только что я сгонял бюргеров на одном конце, как они разбегались на другом. Наконец весь отряд очутился под неприятельским огнем.
Начальствовал атакою полковник Ле Галле. Несомненно, это был один из самых храбрых англичан. Но правда, что он не встретил единодушного сопротивления с нашей стороны. Только на одном конце кучка бюргеров остановилась и стала храбро сражаться. Там находились государственный прокурор Якоб де Вилье и фельдкорнет Ян Вильсон. Что же касается прочих бюргеров, то мне так и не удалось вернуть их назад. Со стороны артиллеристов было сделано все для спасения орудий, но они не имели времени, чтобы впрячь лошадей.
Наши потери, сколько мне помнится, состояли из 9 убитых, 25–30 раненых и около 300 попавших в плен. Среди убитых были фельдкорнеты Ян Вильсон из Гейльброна и Ван-Зейль из Капской колонии. Среди раненых - прокурор Яков де Вилье и Ян Рехтер, несколько времени спустя умерший. Между ранеными, успевшими все-таки спастись, был генерал Фронеман, раненный легко в грудь, и г-н Том Брен, легко раненный в ногу. Один из моего штаба был тяжело, но несмертельно ранен в плечо; пострадали и многие другие, имен которых я, к сожалению, не помню.
По английским источникам, среди убитых находился доктор де Ландсгер - бельгиец. Английские газеты утверждали, что на нем, когда он лежал мертвым, был патронташ. Но я могу засвидетельствовать, что у покойного доктора не было ни ружья, ни патронов. Не думаю, чтобы он успел вооружиться на поле сражения.
Шесть крупповских орудий осталось после нас на поле битвы; но ввиду того, что у нас все равно уже почти что не было зарядов, эта потеря не была для нас особенно чувствительною.
Я уверен, что если бы бюргеры дружно, сомкнутым строем сразились в этот раз, то неприятель был бы прогнан, и такого несчастья, конечно бы, не случилось. Нас было 800 человек, а неприятеля всего 1000–1200 человек. Но когда наступает такая безумная паника, как в этот раз, то всему конец.
Глава XXII
Я иду на юг с целью проникнуть в Капскую колонию и беру Деветсдорп
Лошади бюргеров находились в плохом состоянии, а так как бур только тогда и человек, когда у него есть лошадь, т. е. когда при виде опасности он может от нее избавиться, то я принужден был идти вперед и снабдить моих людей лошадьми и седлами. Поэтому я отправился по направлению к Зандривирбрюку на ферму г-на Якобуса Борнмана.
Там я разделил свои отряды. Генерала Фронемана с вредевскими и гейльбронскими бюргерами я послал назад через железнодорожную линию между Дорн и Зандривиром, с тем чтобы они могли оперировать в северных частях республики. Себе я взял комманданта Латегана из Колесберга со 150 людьми и комманданта Яна Терона с 80 бюргерами и 10 ноября перешел с ними через железнодорожную линию между Дорнривиром и Теронскопом, с тем чтобы привести свой план в исполнение и вторгнуться в Капскую колонию. Мы взорвали несколько мостов на воздух и дошли до Дорнберга, где я встретил комманданта Газебрука с его бюргерами. Я послал также приказание генералу Филиппу Боте, чтобы он пришел ко мне с гаррисмитскими и кронштадтскими бюргерами, что он и сделал 13 ноября.
Таким образом, мы в числе 1500 человек двинулись по направлению к Спринкганснеку к востоку от Таба-Нху. В северном пункте Кораннаберга коммандант Газебрук остался поджидать некоторую часть своих бюргеров.
Мы взяли с собой одно крупповское орудие с… 17 зарядами! Это все, что у нас было!
16 ноября днем мы были в Спринкганснеке.
Англичане в это время провели уже линию укреплений от Блумфонтейна через Таба-Нху к Ледибранду; и куда бы мы ни направились, всюду были построены форты на севере и на юге на горах, приблизительно на расстоянии 2000 метров один от другого.
Сперва я выпустил шесть зарядов из моего крупповского орудия в один из фортов; и, к чести моих артиллеристов, я должен сказать, что ни один из зарядов не пропал даром. Потом я приказал прорваться. Все шло хорошо, и только коммандант Ян Мейер был ранен в бок; он лежал в повозке, и без того уже раненый несколько дней тому назад в сражении у станции Вентерсбург под начальством генерала Филиппа Боты.
Оттуда мы двинулись через Ритпорт по направлению к Деветсдорпу и ночевали 17 ноября у реки Моддер. На другой день мы сделали еще порядочный конец до фермы Эринсприде.
19 ноября мы выступили отсюда нарочно днем, чтобы гарнизон, находившийся у Деветсдорпа, заметил нас. Я поступил так, полагая, что гарнизон легко может подумать, будто мы хотим сделать нападение на это село, тем более что 18-го числа я посылал генерала Боту с патрулем для того, чтобы он собственными глазами увидел и оценил позиции англичан. Самому мне этого делать было не для чего, так как я очень хорошо знал знакомое село и о позициях англичан имел уже нужные для меня сведения. Гарнизон, видя, что мы уходим, мог лишь подумать, что мы стараемся скорее скрыться. Я сам читал позднее в английских газетах, что мы направились тогда к Спринкганснеку. Они думали, что мы, не найдя хороших для себя позиций, пошли в Блумфонтейн. Поздние я также узнал, что они выслали за нами патруль вплоть до фермы Глен-Герри, откуда они могли видеть нас уходящими по направлению к Блумфонтейну. Мне рассказывали потом, что они действительно так думали и говорили: "Девет или очень благоразумен, или боится напасть на Деветсдорп, где он действительно может сложить свою голову!" Получив по телеграфу извещение, что я ушел через Спринкганснек, они сказали:
- Если Девет вздумал бы здесь нападать, то уж, конечно, это было бы его последним нападением!
Но Ботавилле стоял нам поперек горла, и мы должны были во что бы то ни стало рассчитаться с англичанами.
Придя в Родекрааль, мы оставались там незамеченными до 20-го числа. Наши друзья в Деветсдорпе уже думали: "Буры, конечно, ушли".
Но еще вечером того же дня я подкрался наивозможно тихо к Деветсдорпу, или, лучше сказать, к позициям его гарнизона. Я находился вблизи того места, которому фольксрад, в честь моего отца, дал имя, где я провел свое детство и купил землю у отца (в Ниярсфонтейне). Никогда еще не приходилось мне подкрадываться к моему родному гнезду, куда я открыто и смело мог войти в любое время - и днем и ночью. А теперь… мне казалось, что земля перевернулась вверх дном и что ничего на свете нет постоянного, так как я мог открыто войти сюда не иначе как под условием сдачи. Конечно, я не чувствовал к этому ни малейшей охоты и желал, если уж нельзя было бы иначе, пробраться туда насильно.
На рассвете утра 21 ноября мы заняли три пункта вокруг Деветсдорпа: генерал Бота, которому я дал в качестве проводников Яна и Арнольда дю Плесси (двух братьев из Бусмансбанна), занял холм к югу от села. Этот холм оказался прекрасно укрепленным; в нем даже были готовые места для орудий, что было бы очень удобно для нас, если бы мы имели зарядов в несколько большем количестве. Несомненно, что англичане построили эти укрепления на холме так, а не иначе именно для того, чтобы иметь возможность при приближении опасности обстреливать оттуда любое место села. Но только они оказались уж чересчур спокойными - и это в военное время! Генерал Бота нашел там всего троих караульных, спавших так крепко, что их можно было вытащить за волосы. Двое из них убежали, оставив свою одежду, а третий был убит.
Я и коммандант де Фос заняли пункт к северу от села, откуда мы могли бы стрелять на 1600 шагов.
Коммандант Латеган занял холм к западу от Деветсдорпа, против Глен-Герри. Для г-на Б. Рехтера - отца моего храброго адъютанта Яна Рехтера, жившего здесь, - было, вероятно, большою неожиданностью увидеть поутру нападение на Деветсдорп.