Когда коммандант Принслоо еще до рассвета проходил 14 декабря между фортами, то англичане стали стрелять в него, но он приказал прорваться через линию. Небольшая неприятельская стража, находившаяся на полдороге между фортами, думала, что благодаря тому, что она будет обстреливать передовую часть, бюргеры будут принуждены уйти назад.
Но на такого героя, как генерал Принслоо, это не произвело никакого впечатления. Тем строже было приказано непременно прорваться через линию. Каковы же были последствия этого? Двое англичан, не успевших уйти с дороги, были до смерти задавлены. Бюргеры думали, что их затоптали лошади, но понятно, что никто из скакавших позади не соскочил с коня, чтобы убедиться в том, так ли это было.
Как я уже сказал, генерал Бота и я были сзади. Я знал, что главный коммандант Пит Фури, никогда не отступавший, когда ему нужно было куда-либо пробиться, сопровождаемый фельдкорнетом Иоханнесом Гаттингом, не менее храбрым, нежели первый, были впереди нас. Они не дали нам опомниться и шли прямо к проходу. Увидев это, я и генерал Бота погнали вперед, приказав бюргерам на их измученных лошадях медленнее следовать за нами. Я мог их оставить, так как видел, что генерал Нокс не был еще близко. Мы догнали генерала Фури с передовыми людьми как раз в то время, когда он был между укреплениями. Между тем бюргеры тянулись еще позади нас длинной линией. Сейчас же за первым холмиком я велел бюргерам остановиться, слезть с лошадей, спрятать их и идти назад к холмику для того, чтобы стрелять направо и налево в укрепления, находившиеся приблизительно в 800–900 шагах от нас. Я приказал как можно сильнее обстреливать их, и это дало нам ту выгоду, что с укрепленных мест не так легко было стрелять в бюргеров, подходивших к нам длинной вытянутой линией.
Для того чтобы уяснить читателю, как мы прорвались через неприятельские силы у Спринкганснека, надо сказать, что нам пришлось без всякого прикрытия гнать мимо двух сильных укреплений, находившихся в 1000–1200 шагах друг от друга.
От того места, откуда бюргеры появлялись, до того, где они снова исчезали, было расстояние по крайней мере в 3000 шагов. И тут-то, под страшным перекрестным огнем, на глазах у всех, пришлось скакать нашим восьми сотням! При этом был ранен всего только один из нас! Несомненно, такую явную милость Всемогущего Бога нужно приписать Его неисповедимым путям, а также простертой над нами Его Божественной Деснице.
Как велики были потери англичан, я не знаю.
Несколько наших повозок и возов, а также одно из орудий, отобранных нами у Деветспорта, также благополучно проскочили сквозь неприятельские силы. Другая пушка осталась на дороге, еще не доходя до линии укреплений, так как начальник прислуги при орудии отослал лошадей вместе с людьми к комманданту Газебруку, которому посчастливилось не в этот, а в другой раз, несмотря на преследование, прорваться у Эйзернека на запад от Таба-Нху.
Моя амбулатория, с докторами Фури и Поутсма, была задержана англичанами. Доктор Фури, как это и полагалось, остался вне боевой линии, чтобы проехать за нами позднее, что ему и было разрешено генералом Ноксом, но только на следующий день. Он привез мне известие, что коммандант Газебрук ужаснейшим образом был обстреливаем тяжелыми орудиями у Таба-Нху полковником Уайтом. Но я уже знал, что коммандант этот без урона проскочил и что, напротив, ему удалось, еще в то время как на него нападали, убить нескольких англичан.
Мы решили отодвинуться немного назад, чтобы дать отдых лошадям, но не теряя из виду цели, при первой же возможности снова направиться к Капской колонии. Я знал, что надежды на отдых для бюргеров было очень мало до тех пор, пока президент и я находились тут, и потому я поставил себе целью, как только мы подойдем к Винбургу, освободить отряд на некоторое время от себя и президента. Тем временем я должен был улаживать дела, о которых сообщу позднее. Благодаря этому я собирался, как говорит пословица, перемешать все кости dobbelossen англичан и тем испортить их игру.
Мы пришли к местечку на юге от Сенекала в то время, как войско генерала Нокса опять уже гналось за нами по пятам. Произошло несколько небольших стычек; во время одной из них был убит сын комманданта Трутера из Гаррисмита.
В полдень первого дня Рождества 1900 года мы были у Тафелькопа, в 9 милях к востоку от Сенекала.
Глава XXIV
В которой можно найти кое-что о войне против женщин
Здесь 26 декабря было решено разделить большой отряд на две части, подчинив один из них главному комманданту-заместителю Филиппу Боте, а другой - генералу Питу Фури.
Президента Штейна я поручил охране небольшого отряда с коммандантом Давелем во главе и направил их к Рейцу.
Что касается меня самого, то я отправился к главному комманданту К. К. Фронеману, находившемуся с коммандантом Стенекампом в окрестностях Гейльброна. Моею целью было, взявши с собой от г-на Фронемана небольшой отряд, идти к Родевалю, где у нас была закопана амуниция, отобранная нами 7 июня у неприятеля, и разыскать ее там, так как наши запасы (Маузера и Ли-Метфорда) приходили уже к концу, хотя и было еще достаточное количество патронов Мартина-Генри и Гидди.
Я ушел 27 декабря из Тафелькопа и два дня спустя прибыл в отряд генерала Фронемана, недалеко от Гейльброна. Я должен был там остаться до 31 декабря, т. е. до того времени, пока прибудут повозки и быки, нужные для перевозки амуниции. Повозки достать было уже не так-то легко, так как англичане не только брали с собой все с разоряемых ими ферм, но еще и бесцельно многое сжигали. На фермах, где бывало по 2–3 и даже более пар быков, не оставалось уже более ничего. А если где случайно и уцелело что-либо из этого, то женщины держали повозки наготове, чтобы в случае приближения врага успеть скрыться и не попасть в так называемые концентрационные лагеря, только что устроенные тогда англичанами за фортификационной линией почти во всех селах, с приставленными к ним сильными гарнизонами. В то время только что были выпущены прокламации лорда Робертса, заключавшиеся в том, чтобы каждое жилье, находившееся на расстоянии 10 миль от железной дороги, где буры взрывали или разрушали ее, было бы сожжено дотла. Это было приведено в исполнение, но не только на указанном расстоянии, но и по всей стране. Дома сжигались до основания или взрывались динамитом. Но что еще того хуже - мебель, всевозможные домашние вещи, а также семена и корм, все предавалось пламени, а скот - овцы, быки и лошади - уводился. Вскоре лошади целыми кучами застреливались, а овцы тысячами убивались кафрами и перебежчиками, а также прокалывались солдатскими штыками. Опустошение росло с каждым днем, принимая все более и более отвратительные размеры. А женщины?.. Теряли ли они вследствие этого мужество? Конечно, нет, потому что когда началась ловля женщин, или, вернее сказать, поход против них и против имущества буров, то они убегали куда глаза глядят, только бы не попасть в руки неприятеля. С этою целью они держали наготове для себя и для своих детей повозки с провиантом и с самым необходимым домашним скарбом. Как только приближалась английская колонна, даже ночью, в ветер и непогоду, молодые девушки, матери, старухи брались одни за веревки, привязанные к рогам быков, другие за плети… нелегкое дело! Сколько милых, образованных, достойных другого, лучшего занятия девушек делалось погонщицами быков, только бы не быть схваченными преследователями, только бы по возможности дольше не быть уведенными в концентрационные лагеря, называвшиеся англичанами "Refugee". Как это ужасно! Мог ли бы кто-нибудь и когда-нибудь думать до этой войны, чтобы в XX веке допускаемы были подобные варварства? Конечно, нет! Я и каждый из нас знаем, что во время всякой войны происходят ужасные смертоубийства. Но сознательно совершаемое, прямо или косвенно, убийство беззащитных женщин и детей превосходит всякое вероятие! Уверяю, я бы голову дал на отсечение до войны, что цивилизованная английская нация не способна допустить подобное дело даже во время войны. В лагерях, где не было никого, кроме женщин, детей и престарелых старцев, пушками и ружьями принуждать к молчанию! Я мог бы привести здесь сотни случаев, засвидетельствованных мною лично. Но я этого не делаю, так как не в этом моя цель. Я только слегка, мимоходом, касаюсь этого. В Южной Африке, да и в самой Англии найдется достаточное количество людей, которые сумеют и без меня вынести подобные дела к позорному столбу и сообщать о них миру для того, чтобы они остались увековеченными на все времена. В летописях всякого народа найдутся рядом со светлыми и темные страницы. А говорить об этих мерзостях англичан, сколько ни говори, все же нельзя достаточно сказать.
Но я все-таки не мог не излить своей души хоть на минуту!
А теперь пойдем дальше.
К вечеру 1 января 1901 года я получил нужные повозки и выступил в поход по направлению к Родевальстанции, пройдя железнодорожную линию и не будучи замечен караулом. Это было позднею ночью, а потому он, вероятно, спал. В ту ночь мы прошли еще около 9 миль и только на следующую достигли того места, где была спрятана амуниция. Она лежала всего в нескольких милях от железной дороги и совсем близко от английского лагеря у Реностерривирбурга. Нужно было дорожить каждым патроном, так как все указания клонились к тому, что война продлится еще долго. Никакой речи не могло быть о том, чтобы мы первые прекратили войну, с неприятельской же стороны, конечно, не допускали сделать того же самолюбие и престиж Англии.
Амуниция была сложена на возы, и генерал Фронеман повез ее снова через железнодорожную линию. Я же отправился за 15 миль оттуда, в вредефортский отряд, где мне нужно было устроить важные дела. Вечером 4 января я с 10 бюргерами, составлявшими мой штаб, перешел незаметно железнодорожную линию у Вредефорта. Двое суток спустя я возвратился снова к генералу Фронеману и увидел благополучно прибывшие боевые припасы. Я узнал здесь, что генерал Нокс разделил свои силы на три части. Одна часть сражалась с генералом Фури и коммандантом Принслоо возле Вифлеема, где наши бюргеры хорошо прижали неприятеля, потеряв только двоих людей, из которых один был храбрый фельдкорнет Игнаций дю Пре. Этот офицер был сама доброта; не было ни одного бюргера, который бы его не любил искренно.
Другая часть войска генерала Нокса направилась к Гейльброну. Третья часть преследовала генерала Филиппа Боту у Либенберга. Эта часть точно будто хотела шутки шутить с генералом Ботой, а так как он к этому совсем не был склонен, то и дал это почувствовать неприятелю 3 января в различных местах зараз. В одном из таких мест при Бодигуарде он, имея 60 человек с собою, атаковал 150 англичан, из них 117 взял в плен, остальные остались убитыми и ранеными.
В войсках генерала Нокса начали показываться признаки паники. Часть его войска, отправившаяся из Линдлея в Гейльброн, вдруг быстро, делая большой обход, повернула к Кронштадту, но наткнулась в различных местах на генерала Боту, впрочем, отделалась, уйдя тем не менее с большим уроном для себя. Та часть, которая имела дело с генералом Фури и с коммандантом Принслоо, тоже вдруг направила свои колонны в Сенекал, и когда я 8 января прибыл в лагерь генерала Боты в 6 милях от Линдлея, то и генерал Нокс очутился уже в Кронштадте. После этого наступила некоторая полоса покоя.
8 января я получил известия от комманданта Критцингера и капитана Схеперса из Капской колонии. Они доносили мне, что с успехом перешли через Оранжевую реку через брод, у которого нашли неприятельский караул, состоявший из 8 человек. Эти солдаты были в доме и ничего не знали о нашем переходе и только тогда поняли, в чем дело, когда наши бюргеры подошли к ним со словами: "Hands up!".
Далее коммандант Критцингер и капитан Схеперс сообщали мне, что симпатии колониальных бюргеров все более и более растут по отношению к нам. Легко понять, что "кровь течет медленно там, где она не может литься". Колонисты все-таки связали свой жребий с нашим, хотя они хорошо знали, какой опасности себя подвергали, решив идти рука об руку с нами, и что англичане не преминут назвать их изменниками и бунтовщиками.
Приблизительно те же известия получил я и из северо-западной части Капской колонии от судьи Герцога.
По получении этих вестей я решил распустить часть моих бюргеров в их округа и взять с собой других для моего нового похода в Капскую колонию. Поэтому я дал приказ явиться к 25 января 1901 года в Дорнберг, округ Винбург, следующим генералам: генералу Питу Фури, Филиппу Боте и Фронеману и коммандантам Принслоо (округ Вифлеем), Штейну (округ Фиксбург), Газебруку (округ Винбург), де Фосу (округ Кронштадт), ван-де-Мерве (округ Париж), Россу (округ Франкфорт), Вессель-Вессельсу, занявшему место Трутера (округ Гаррисмит), отказавшегося от назначения, Кольбе (округ Блумфонтейн) и Яну Терону со знаменитым отрядом разведчиков (Therons Verkenningscorps).
С 8 до 25 января было тихо в северных и северо-западных округах Оранжевой республики.
Глава XXV
Моя вторая попытка вторженья в Капскую колонию
Я боялся, что мой второй план вторжения в Капскую колонию станет известен всем, так как я был обязан сообщить о нем коммандантам. К тому же многие из моих бюргеров должны были непременно идти за второю лошадью, у кого еще таковая оставалась дома на попечении жены. Бюргеры стали сильно морщиться при разговорах о второй лошади, и постоянно слышались фразы: "Нужно идти в Капскую колонию".
Несмотря на это, большинство бюргеров были в бодром расположении духа, за исключением одного офицера, человека своевольного и любившего противоречить; к 25 января собрались все, за исключением генерала Филиппа Боты, которому обстоятельства помешали прибыть вместе с бюргерами округа Вреде, находившимися под начальством комманданта Германуса Боты.
Правительство и президент Штейн решили отправиться вместе со мной. Нас всех было 2000 человек.
Правительство созвало в Дорнберге военный совет, и президент Штейн сообщил на собрании о том, что скоро должен окончиться срок его службы в качестве президента. При этом он сообщил, что законные постановления теперь не могут состояться ввиду того, что правильные собрания фольксрада невозможны. Военный совет решил без предварительного голосования представить бюргерам своего кандидата, но предоставил им свободу выбрать и кандидата с их стороны. Далее военный совет постановил, чтобы выбранный кандидат был назначен после приведения к присяге заменяющим президента до тех пор, пока обстоятельства страны дозволят произвести новые выборы. Поданные голоса членов военного совета единогласно признали президентом Мартинуса Тениса Штейна. То же самое сделали и бюргеры, причем один голос был подан за Сесиля Роодса, но желающих присоединиться к этому мнению не нашлось.
Президент Штейн объявлен был выбранным и присягнувшим.
Исполнительный совет состоял из президента-председателя, Т. Брена - государственного секретаря, В. Я. С. Бребнера - государственного казначея, А. П. Кронье, Яна Мейера и меня - членов совета. Г. Рокко де Вилье был назначен секретарем военного совета и г-н Гордон Фразер - частным секретарем президента.
После того как у местечка Ботавиле государственный прокурор г. Якоб де Вилье был взят в плен, не было никого назначено на его место; но г-н Гендрик Потгитер, ландрост из Кронштадта, получил назначение прокурора при военном совете.
Невозможность созвать фольксрад вытекала из прискорбных обстоятельств. Некоторые из членов сделались "перебежчиками" (gehandsupt), другие полагали, что они и без того много сделали, подав голоса за войну. Я никогда не стану утверждать, что они поступали неправильно, подавая голос за войну. Весь свет убежден: что бы буры ни делали, англичане все равно бы порешили обагрить кровью карту Южной Африки, что и произошло в действительности. И не только кровью бюргеров, или невинных женщин и детей, или бессловесных животных, но и кровью своих собственных, невинно и без нужды павших воинов. Но вот кем я возмущаюсь и кого сильно осуждаю, это тех членов фольксрада, которые на собрании перед войной вставали и говорили: "Я отдам последнюю каплю крови за мою страну", а позднее, когда пришло время исполнить это, заботились о том, чтобы не дать пролиться хотя бы даже одной, первой капле. Нет, они сидели по домам, пока не пришли англичане и не увели их в плен. Маленькая частица фольксрада, остававшаяся верною своему слову, не составляла большинства, и потому фольксрад не мог состояться. Эта частица (может быть, и были еще другие члены, о которых я мог забыть) состояла из следующих, насколько мне помнится, членов: К. Вессельс, Вессель-Вессельс, Я. Вессельс, П. П. Кронье, Я. Стейль, Я. Мейер, Я. Я. ван-Никерн, Даниил Штейн, Гендрик Экстен, Гендрик Серфонтейн.
Мы выступили 26 января из Дорнберга и дошли до фермы комманданта Сареля Газебрука, в 8 милях к северу от Винбурга. Там находилось большое войско англичан, и не только впереди нас, в 7–8 милях к востоку от Винбурга, но еще и за 11–12 миль дальше, а также подходили колонны и с северо-востока, где расположились и мы. Было ясно, что неприятель знал совершенно точно наше местонахождение по причинам, на которые я указывал уже раньше. Характер нашего войска был таков, что секреты не могли удерживаться; и я решил вследствие этого все, что будет находиться в связи с моими дальнейшими планами, держать исключительно про себя.
27 января я послал людей на разведку к востоку от Винбурга, делая вид, что я в ту же ночь хочу направиться по тому направлению, а сам осторожно, тайком, выступил на запад от Винбурга. Пройдя ночью без всякой помехи через железнодорожную линию, я был на следующее утро в Ветривире, к юго-западу от Винбурга: двигаться быстро мы не могли, иначе тотчас же сказалась бы усталость наших и без того измученных лошадей.
В полдень мы поравнялись с Табаксбергом.
На следующее утро, 29 января, я был уведомлен, что англичане также идут сюда двумя колоннами. Я немедленно приказал расседлывать, и мы заняли к востоку от Табаксберга сильные позиции вдоль холмиков. Правым крылом англичан мы не могли завладеть; но я заставил штурмовать левое крыло, находившееся в 6 милях к юго-востоку, где нам и удалось отнять превосходное орудие Максим-Норденфельдта, правда, ценою одного убитого и трех раненых. Неприятель взял несколько убитых и раненых с собой, оставив некоторых убитых возле отнятого нами орудия. Тем не менее нам не удалось прогнать неприятеля, зато мы весь день его беспокоили и не дали себя вытеснить с позиций. Мы потеряли еще двух бюргеров, а также имели нескольких раненых.
Оставаться там и следующий день опять сражаться - об этом нечего было и думать, так как мы этим самым дали бы врагу возможность получить подкрепления, и тогда цель наша - попасть в Капскую колонию - оказалась бы одной тщеславной затеей. Но что же делать в таком случае? Неприятель шел по нашим следам, и мы должны были уйти. Перед нами лежала фортификационная линия от Блумфонтейна к Ледибранду, и она была сильно укреплена; это я узнал еще тогда, когда прорвался через нее у Спринкганснека. Теперь я в том же самом месте пройти уже не мог.