Вице-президент Бюргер говорит, что коммандант Реедер не указал никаких причин, на основании которых следует продолжать войну.
Коммандан Реедер отвечает, что если хотят отдать страну, то нужно это было делать раньше, когда у бюргеров еще что-то было. Теперь же не осталось ничего. А что касается ограниченного пространства для сражений, то оно еще достаточно велико.
Коммандант Ейс (Претория) замечает, что его удивляют постоянные упоминания о депутации. Депутация находилась в Голландии и знает, что может служить в нашу пользу; а если бы что было, то она, вероятно бы, нашла средство войти с нами в общение. Ясно, что ничего нет и что поэтому мысль о депутации надо выбросить из головы.
Заседание прервано и вновь открыто в 7 ч 15 мин. вечера.
Коммандант Кронье (Винбург) хочет сказать только несколько слов. Справедливо говорят, что мы переживаем важный период и, по его мнению, самый важный момент в истории африканского народа. Депутаты - это его представители и должны за него решать. Спрашивают: на что мы рассчитываем? А на что мы рассчитывали, начиная войну? Были ли для этого причины? Да. Мы думали, что право есть сила, и мы надеялись на Бога. И Бог помог нам. Когда неприятель пришел в нашу страну, все было для нас темно. Было время, что сдалось 4000 человек. У них не было надежды. Тем, которые тогда не сдались и хотели продолжать войну, говорили, что они ненормальны, больны. Это было более года тому назад, а война все еще продолжается. Мы - представители свободного народа и не должны делать шагов, в которых будем раскаиваться. Поэтому нельзя спешно действовать. Что касается вмешательства держав, он всегда говорил, что не на него надо рассчитывать, а на Бога. Когда он вернется к своим бюргерам, то на их вопросы он ответит: верьте в Бога! Всегда были времена, когда не хватало провианта, и всегда исход находился, найдется и теперь. Депутация, посланная двумя правительствами в Европу, является ходатаем для нас. Разве мы перестали ей доверять? Если бы у нее уже не было надежды, то она нас известила бы. Только что было сказано, что продолжение войны поведет к истреблению народа. Наоборот, если собрание примет предложение Англии, тогда это случится. Если же борьба продлится, то есть возможность все выиграть. Депутация заявила, чтобы мы не вступали в переговоры, не посоветовавшись с ней. Какое же право имеем мы прекращать войну на основании английского предложения? Сделай мы это, мы нанесем страшный удар своему народу, в чем будем сильно раскаиваться.
Коммандант Кронье указал далее, что, поступая таким образом, мы ставим наших братьев в Капской колонии в опасное положение. К тому же имущество бюргеров уже продано, так что они, по всей вероятности, ничего не получат. А сумма в 3 000 000 фунтов стерлингов далеко не достаточна, чтобы покрыть все убытки полного разорения страны. По всем этим причинам предложение не может быть принято. Ничего не остается, как покориться судьбе и сражаться.
Генерал Фронеман (Ледибранд) говорит, что он вполне согласен с тем, что только что было сказано. Страна его ему очень дорога, и он не может допустить мысли отдать ее. Он также указывает на то, что основания для продолжения войны теперь совершенно те же, какие были при ее начале. Его округа тоже разорены, и все-таки бюргеры сражаются. Он присутствовал при сдаче 4000 человек, он присутствовал в Паарденберге, когда генерал Пит Кронье принужден был сдаться, но… эти темные времена позади, а война все еще продолжается. Он указывает на волю Бога, который допустил эту войну. Бюргеры молили Его об устранении ее, но Он решил иначе. Борьбу необходимо продолжать, нечего и думать о продолжении ее. Мы республиканцы. Неужели навсегда потерять это имя? В заключение он сказал, что советовался не только со своими бюргерами, но и с женщинами, спрашивая их: каков должен быть мир? Ответ был: не надо мира с полунезависимостью. Прежде чем принять участие в голосовании, он должен посоветоваться со своими бюргерами.
Фельдкорнет Брейтенбах (Утрехт). Требуется один ответ: да или нет. Положение страны известно собранию, из него вытекает невозможность дальнейшей войны. Факт этот не может быть стерт, и его нельзя отрицать. Но если этот факт перед всеми налицо, то о чем же рассуждать? На каком же основании избирать противное? Нельзя же ведь действовать ощупью. Не имея самых твердых причин, нельзя же продолжать войну, а так как таковых нет, то следует заключить мир. Продолжение войны - в данном случае преступление. Последние бюргеры только что сказали, что и в начале войны были те же основания, что и теперь. Но что бы там ни было, то было в прошедшем, а теперь ясно, что мы ушли не вперед, а назад и что поэтому нужно войну прекратить. Он не согласен с теми, кто держится противного мнения. Здесь выяснилось, что 14 отрядов не в состоянии сражаться. Следовательно, мир необходим. К чему поведет продолжение, если известно, что не хватит для этого людей? Кто может людей к этому принудить? Все равно война продлилась бы только несколько месяцев, а потом кончилась бы погибелью.
Коммандант Вильсон (Витватерсранд). Одни стоят за войну, другие против. Первые не имеют никаких других оснований, кроме веры. Последние имеют основания. Год тому назад все верили, и что же вышло? Пусть ему представят убедительные доводы, тогда он согласится.
Генерал Деларей желает быть краток. Он был у своих бюргеров, они и согласились, и не согласились с тем, что обсуждалось в Фереенигине. Поэтому он решил не влиять самому на бюргеров. С ним всего восемь депутатов, из них один из Капской колонии, все они выбраны его бюргерами. Ему нечего говорить о настроении бюргеров. Уполномоченные могут засвидетельствовать их бодрое состояние духа. И все-таки война должна быть прекращена на основании важных причин. Можно обсуждать здесь и решать, что угодно, но факт налицо - война окончена! Говорят о вере. Но что такое вера? Господь, да будет Воля Твоя, но не моя. Я должен склониться перед волею Божьей. Уполномоченным открыт только один путь из трех, предложенных им на выбор. Выбор сдачи без всяких условий ведет к погибели. Это можно было делать, когда народ имел хоть что-нибудь для своего спасения, выбирая продолжение войны, невольно каждый спрашивает себя: "Что же станется с моим народом?" Таким образом, и этот путь ведет к печальному концу. Если даже мы и выйдем отсюда с решимостью бороться, то все-таки придется сложить оружие, и тогда уже конец наш будет совсем непочетный. И вот, британское правительство дает ручательство и хочет помочь народу снова подняться, а ему говорят: уйди прочь! Он (Деларей) мог бы это сказать со своими генералами после последних сражений, но он этого не хочет. При том же что дали эти сражения? С тех пор сорокатысячная армия отняла у него весь скот, 300 человек он потерял убитыми, ранеными и пленными. Указывают на депутацию, возлагая на нее надежды. Но что сказала депутация год тому назад? Она надеялась, что мы не сложим оружия - да, мы сделали это, а что же теперь? На нас возложено народом определенное поручение - да, с этим нужно считаться; но ведь народ не знает всего. Ему неизвестно положение страны. Он посылает выборных для переговоров с британским правительством, чтобы знать, должен ли он сдаться. Если его принудить теперь к войне, то он перейдет на сторону сдавшихся и приведет к непочетному концу войны.
Участковый начальник Босман (Ваккерстроом) рад, что генерал Деларей высказался так откровенно. Долг каждого так говорить. Он против продолжения войны. Он указывает на то, что хотя при начале войны вера в Бога, конечно, играла важную роль, но что, тем не менее, решение войны не является исключительно делом веры. Надеялись на вмешательство держав, для этого была послана депутация в Европу. Сперва слышно было, что ее дела успешны. Доказательством того, что надеялись на вмешательство, может служить то, что при каждом новом собрании бюргеров являлся вопрос: нельзя ли вступить в переговоры с депутацией? Другим доказательством того, что война не является только делом веры, служит тот факт, что надеялись на братьев-бюргеров Капской колонии. Правда, эту надежду отнял генерал Смутс, сказав, что невозможно всеобщее восстание. Генерал Деларей указал далее на слабость лошадей в отрядах. Он говорит против продолжения войны, опираясь на отсутствие провианта и корма. Нечего говорить о том, что год тому назад тоже не было корма; тогда он еще был. Теперь совсем другое. Теперь можно проехать от Фереенигинга до Пит-Ретива и найти лишь кое-где несколько штук скота. Далее он говорит о достойном жалости положении женщин и детей и указывает на значительное уменьшение числа людей в отрядах. Что касается сделанного замечания о пролитой крови, то, конечно, это очень важное обстоятельство, но дальнейшее пролитие крови из-за дела, которое, по-видимому, безнадежно, еще важнее. На религиозную точку зрения лучше совсем не становиться. Трудно знать человеку волю Бога. Может быть, воля Его заключается как раз в том, чтобы мы отдали свою независимость. Главное, делать то, что справедливо. Следует ли сдаться без условий? Он против этого. Тогда неприятель позволит себе сделать многое, чего он теперь не рискнет. По его мнению, нет другой дороги, как выбирать то, что выгоднее. Нужно спрашивать совета не у чувства, а у разума.
Коммандант Гроблер (Беталь). Нужно выбрать одну из трех дорог. При теперешних обстоятельствах немыслимо продолжать войну, которая привела нас к значительным затруднениям. Приходится спешно отходить к границам, а неприятель занимает сердцевину нашей страны. Некоторые постоянно указывают на начало войны, спрашивая: из чего же исходили тогда? Из веры. Да, это верно, но ведь были же, кроме того, и пушки, и амуниция, и провиант, и разное другое, чего теперь совсем нет. То время прошло. Ему тяжело при одной мысли, что он потеряет свою страну, в которой он родился и вырос. И если он отдает ее теперь, то только чтобы спасти семьи от голода. Не только женщины в ужасном положении, но и бюргеры, находящиеся под ружьем. А что будет с пленными, если они не сдадутся? Положение семей тоже нельзя оставить без внимания. Мы умираем не только в смысле нации, но и в нравственном отношении. Что может быть ужаснее той мысли, что наши женщины в концентрационных лагерях, избегая смерти, умирают нравственно? Нужно положить конец войне.
Коммандант Никерк (Фиксбург) говорит, что, когда он покидал свой отряд, ему было поручено стоять за независимость. Предложение британского правительства принять невозможно. Нельзя делать спешного шага. Если же мы еще выдержим некоторое время, неприятель вступит в дальнейшие переговоры с нами; мы должны держать себя мужчинами.
Генерал Силлие (Лихтенбург) уже сообщал раньше, какое поручение возложено на него бюргерами; он должен его придерживаться. Он пришел сюда с самыми лучшими намерениями сделать все для своего народа. Если посмотреть на дело с общей точки зрения, то продолжение войны нанесет неизбежно народу новые раны. Положение очень опасное. У отрядов, которыми он начальствует, дело идет хорошо. Но может ли он вследствие этого продолжать войну? Нет, нужно принимать в соображение все обстоятельства. Он указывает на то, что говорил раньше, т. е., что нужно пробовать установить мир на условии независимости. Это было испробовано. Мы выбрали комиссию. Она сделала все, что было возможно, чтобы этого добиться. И что же? Вот лежит перед нами предложение британского правительства, которое комиссия нам принесла. Кто же может утверждать, что мы могли бы устроить наше дело лучше, чем оно изложено в предложении, лежащем на столе? Мы сделали все возможное, чтобы добиться самого лучшего, и что можно было, то мы сделали. И кто же решится сказать, что, продолжая войну, мы добьемся лучшего, нежели то, что заключается в этом предложении? То, что мы слышали в последний раз от депутации, было, чтобы мы боролись до тех пор, пока все средства будут исчерпаны? И к чему мы пришли? Было здесь говорено также, что нужно верить. Да, это нужно; но нельзя верить в одно и не верить в другое. Мы должны одинаково верить и в то, что, может быть, воля Божья заключается именно в том, чтобы мы преклонились перед неприятелем. Он не считает себя связанным возложенным на него поручением его бюргеров, так как он теперь знает все лучше, чем они, и может лучше судить. Если бы бюргерам было известно то, что он теперь знает, то они дали бы ему другое полномочие. Для него ужасно продолжать пролитие крови. Неужели мы должны продолжать жертвовать людьми? Как ни дорога нам независимость, мы не можем бороться против невозможного. Самое высшее, из-за чего должны мы бороться, - это желание народа. Он может присоединиться только к тем, которые принимают предложение, лежащее на столе.
Главный коммандант Девет чувствует себя принужденным высказать свое мнение. Он указывает, что в начале войны он имел несравненно менее надежды на вмешательство держав, нежели теперь. Он не хочет этим сказать, что вообще надеялся когда-либо; но теперь он знает то, о чем прежде не имел понятия, а именно: об общей симпатии к нам. Даже в самой Англии есть эта симпатия, о чем свидетельствуют большие бурофильские митинги. О симпатии к нам мы узнали от лица, присланного к нам депутацией. Он не может поверить тому, чтобы депутация могла послать к нам малодоверенное лицо. И что же оно рассказало? Что дело наше приобретает с каждым днем приверженцев. Спрашивается: почему же депутация не прислала нам отчета? Для него это совершенно ясно. Депутация должна просить правительства неофициально, и то, что она при этом узнает, она не может передать нам, послав сказать с одним человеком; да, она, может быть, даже и вообще не может нам ничего сообщить, потому что она обнаружила бы этим политику Европы. То, что депутация молчит, имеет для него большое значение и не должно лишать нас мужества, но, напротив, прибавлять бодрости. Если кто горюет о бедах страны, то, конечно, он также, подобно всем другим гражданам. Положение страны в высшей степени ужасно. Но если его спросят, чего можно ожидать от продолжения войны, то он в свою очередь спросит: чего же ожидали вначале? По его мнению, была только вера в Бога. У него, во всяком случае, было только это, и ничего другого. Вспомните, что республики имели дело со страною, которая насчитывает у себя 750 000 войска; из этого числа третью часть она могла выставить против нас в любое время. У нас же никогда не было более 45 000 человек. Каким образом можно было бы рассчитывать сражаться с таким неприятелем, если бы это не было делом веры? Есть многие, которые, как говорят, желали опереться на Капскую колонию, они ждали помощи оттуда. На него это соображение никогда не действовало. Он знал, что это значило бы для тех, которые возьмутся за оружие против Англии. Он знал, как сильно колонисты нам симпатизировали, но он знал также, что обстоятельства в колонии были таковы, что колонисты не могли бы сделать ничего более того, что они сделали. Нет, у нас была только одна вера - вера в Бога! И если бы мы, маленький народ, не были воодушевлены верой, то мы не сделали бы того, что сделал наш маленький народ. Те, которые утверждают, что война должна быть прекращена, желают иметь от нас убедительные доказательства того, что нужно ее продолжать. Но где же были эти твердые основания вначале? Разве стало теперь дело хуже? Напротив. В последние двадцать два месяца произошли чудеса. Генерал Бота писал ему раньше, что скудость амуниции причиняет ему заботы. Так оно и было. Запасы амуниции истощились. В то время, когда, бывало, бюргер приходил к нему с пустым патронташем, Девет со страхом смотрел на это. А теперь, выражаясь словами генерала Жубера, его "сердце обливается радостным стыдом" при мысли о том, какой у него большой запас. Он не обижается на своих братьев-бюргеров, желающих знать причины. Он назвал эти причины, не указав и сотой части их. Но вот, что еще очень важно: неприятель захотел пойти к нам навстречу. Было время, когда лорд Салисбюри сказал, что правительство требует безусловной сдачи. Теперь дело обстоит иначе, англичане разговаривают с нами. Это и есть их приближение к нам. А если продлить войну, то он не только не боится того, что Англия не захочет более вступать в переговоры, но того мнения, что она сделает более выгодные предложения и даже согласится на нашу независимость. Кому нужны еще доводы, пусть оглянется на прошедшее, на те времена, когда Трансвааль воевал с Англией. Мы тогда менее знакомы были с нею, нежели теперь. В Трансваале приходилось тогда не более как по 13 патронов на человека. И тогда тоже была борьба, основанная на вере. Каков же был результат? Он известен всем. Его спросят, что же делать с семьями? Да, это ужасная вещь; но и тут вера помогает. Что касается какого-либо средства, которое можно было бы придумать в данном случае, то он предложил бы, чтобы часть сражающихся буров, сложив оружие, взяла бы на себя заботу о них, разместив их снова по селам и фермам. Как это ни тяжело, но нужно прибегать к крайним мерам. Кто-то говорил об Америке и сравнивал наше положение с тамошним. Да, сравнение возможно. Подобно Америке, у нас есть огромные пространства земли позади нас, куда мы могли бы отступить. Далее Девет указал на наши сведения о положении вещей в Европе. То, что нам известно, мы знаем из газет, издаваемых джинго-партией. Если бы Англии не надо было много скрывать от нас, для чего же она так заботливо задерживала все газеты? Если бы известия были неблагоприятны для нас, то, конечно, они служили бы в пользу Англии, и мы получали бы их в изобилии. Нужно также принять во внимание, что Англия не хочет допустить свидания нашего с депутацией. Принимая все это в соображение, а также тот факт, что напряжение умов в самой Англии может быть рассматриваемо как бы косвенным вмешательством за нас, Девет полагает, что борьбу, как бы она ни была тяжела и горька, следует продолжать. Да, нам нужно сражаться! Вопрос не в том, сколько времени еще, а до тех пор, пока мы не укрепим за собой независимости!