Кстати об акулах: когда их подвезли к бассейну на грузовой машине и откинули борт, акулы (искусно сделанные каучуковые муляжи в натуральную величину) таращили глаза, сверкали зубами. Казалось даже, что они дрожат от холода, а на самом деле они дрожали от колебаний, образуемых проходящим мимо транспортом.
У бассейна предстояла разгрузка акул и торжественное внесение их на территорию.
Конечно, собралась группа любопытных из прохожих. Один из них вежливо спросил нашего бригадира осветителей, парня спокойного и невозмутимого:
- Скажите, пожалуйста, это живые акулы?
- А кто это станет перевозить дохлых акул?! - не моргнув глазом, ответил бригадир.
- Простите, а зачем живые акулы в плавательном бассейне?
- Очень просто, - небрежно пояснил бригадир, - в последнее время наши пловцы на международных соревнованиях показывают недостаточно хорошее время. Открыли новый способ тренировки: прыгают в воду пловцы, а за ними выпускают акулу - скорость проплыва увеличивается в среднем на 11 %, а в отдельных случаях достигает девятнадцати!
- Не может быть?! - искренне удивился любознательный.
- Да-да, - со вздохом подтвердил бригадир, грустно глядя в холодные глаза акулы, - чем трусливее пловец, тем выше процент прироста скорости. Таким образом трусы обгоняют смельчаков. И если акулы в ближайшее время не сожрут лучших пловцов, то большинство мировых рекордов будут наши.
Дополнение: О СМЕЛЬЧАКАХ.
- Кто такой смельчак? - Это тип, способный скрыть от окружающих свою трусость.
- А герой? - Это тот, кто умудрился сделать то же самое, но при этом ни одна живая душа о его трусости даже заподозрить не смогла, а все проявления её и тяжёлые последствия принял на себя непредусмотрительный враг.
Подумать только, сколько героических поступков совершено из-за беззаветной трусости.
Всякий раз, когда мне удавалось в воинском деле побороть, хоть частично, трусость - меня награждали. Ну, разумеется, при условии, что поблизости были свидетели, способные разболтать обо всём увиденном с преувеличениями. А ведь подлинно и безоговорочно смелые поступки чаще всего совершаются без свидетелей, или вернее - все свидетели больше не существуют - давать показания некому, и поступки остаются без сияющих последствий - покоятся на дне омута собственной памяти.
Всякий раз, как только мне удавалось (само собой, по глупости), главным образом во взаимоотношениях с всемогущим начальством, проявить настоящую смелость - меня жестоко наказывали. А иногда даже аннулировали представление к боевым наградам - бой, где ты отличился, уже далеко позади, а властолюбивый начальник всегда здесь, рядом - торчит перед глазами. И ты торчишь у него перед глазами…
Один из знаменитых французских генералов наполеоновской армии не только не скрывал своей патологической трусости, но ещё и постоянно рассказывал о ней. Во время артиллерийской подготовки противника на него нападал колотун, тряслись все поджилки - ему больше ничего не оставалось, как… Он вылезал на бруствер боевого укрепления, под градом пуль, осколков выхватывал саблю из ножен и кричал так, что было слышно врагу:
- А-а-а-а! Дрожишь, проклятый скелет?! Ну, дрожи - дрожи!! То-то сейчас с тобой будет!.. Смотри! - он бросался вперед на врага, а его офицеры и солдаты вынуждены были ринуться вслед за ним, разумеется, опережая своего генерала.
Победа играла на их знаменах. Они кричали:
- Виват!!
Между прочим, у этого генерала наград было больше, чем у всех других наихрабрейших.
Угрюмый кудесник
Это не так просто. Тут есть кое-какие загогулины…
Когда мы активно начали пробивать идею создания фильма "Последний дюйм", нас сразу решили огорошить вопросом "в лоб":
- Где это вы возьмете акул?
У нас любят - "в лоб" и "наповал". Но не тут-то было, мы уже были готовы к любому обороту дела, самому убийственному. Например:
- А почему игровая лента должна сниматься на студии научно-популярных фильмов? Какой резон?
Ответ:
- Очень просто - мы хотим в игровой увлекательной форме показать всё разнообразие подводного океанического мира! А заодно затронуть второстепенную тему взаимоотношений акулы и человека. Разумеется, акулы капитализма и Человека-труженика - объект эксплуатации… - в заявке так прямо и было написано. Очень важно было вовремя прикинуться идиотом, притом - непроходимым.
Реплика:
- Ах, в этом смысле?
С нами сразу согласились - ещё бы, заманчиво погромить идейного противника да ещё - в "художественной, завуалированной форме".
А на самом деле, мы пригорюнились и стали размышлять: "Действительно, где мы возьмём акул?
Мы - это Никита Курихин и я, автор сих воспоминаний.
Где, где мы возьмем на территории СССР и прилегающих водных пространствах живых, настоящих, действующих акул? И не мелюзгу какую-нибудь, и не акулообразных рыбёшек, а опасных, зубастых хищников, способных управиться с нашим героем-летчиком?..
Пришлось вспомнить… Окончание Института Кинематографии совпало со смертью Великого Вождя Всех Времен и Народов И.В. Сталина, что безмерно опечалило большую часть советского народа и несказанно обрадовало его ничтожно малую, но не менее значительную часть. Это, с одной стороны. А с другой - следствие по делу врачей-убийц, которые никогда никого не убивали, и врачей-отравителей, которые никого из руководителей партии, правительства и армии никогда не травили, - следствие прекращено не было!
Я оказался того же роду-племени, что и большинство врачей-убийц тире отравителей, а посему мне работу в кинематографе предоставить категорически отказались. Загрустилось, и по старой фронтовой привычке стал я подумывать, кого бы из моих благодетелей укокошить в знак безграничной благодарности за постоянную заботу… Но тут дело врачей (уже не убийц и не отравителей) стало заметно хиреть и по некоторым признакам стремительно загибалось: расстреляли нескольких высших руководителей НКВД, следователей по особо важным делам, исполнявших это громкое задание, и отняли орден Ленина у главной свидетельницы обвинения, затрапезной сотрудницы медицинской спецполиклиники.
Так получилось, что несмотря на полный запрет предоставить работу, меня внезапно приняли на скромную должность ассистента режиссера по картине "Ядовитые змеи" - киностудия Научно-популярных фильмов, город Москва. Приняли с зароком: "режиссерша ничегошеньки сама сделать не может - всё должен делать ты, и с тебя же спрос. А там видно будет - может быть, и возьмём в штат режиссером".
Я начал с того, что прочел сценарий и обнаружил, что по ходу действия ядовитейшая змея - индийская или китайская кобра кусает героя-герпетолога (специалиста по ползучим гадам), и ему оказывают первую, а может быть, и последнюю помощь!.. Пришлось спросить режиссершу, которая была женой известного литератора, автора этого сценария:
- Как будем снимать кадры ядовитых укусов?
Дамочка, не задумываясь, ответила:
- Наймём дублёра. Не станем же мы подвергать жизнь актёра такой опасности?
Больше у меня к ней вопросов не было. Ну просто добрейшая, легкомысленная женщина, никакая не садистка, по недомыслию решила пожертвовать дублёром, так как его было не так жалко, как молодого, талантливого актёра: "Искусство ведь требует жертв!" Только постановщица никак не могла решить, в какое место эта злосчастная змея укусит персонажа.
Немедленно приступил к поиску персоны, способной сделать протез руки или ноги - пусть уж лучше настоящая, живая кобра искусает искусственную руку или ногу, чем несчастного дублёра…
Через несколько дней ко мне в каморку, выгороженную из комнатки режиссера, просунулся мрачный, худой, даже измождённый, лохматый тип в сильно поношенном, очень длинном пальто. Лицо у него было серо-пепельного цвета, изборождено множеством вертикальных морщин - мне показалось, что он только что выбрался прямо из успешно проведённой немецко-фашистской акции по полному и окончательному решению еврейского вопроса. За его спиной мелькнуло лицо художника из цеха подготовки - и тут же исчезло.
- Это вам нужны г'руки-ноги? - спросил отрешённый страдалец, забыв поздороваться.
Я внимательно рассмотрел его и ответил:
- Мне.
- Ну так говог'рите… - тихо, крайне безразлично произнес гость, глаза его были прикрыты, он не смотрел на меня, но картавил при этом не слегка, а классически.
- Может быть, присядете и назовете свое имя-отчество?
- Садиться не буду. Имя-отчество вам незачем. Вот фамилия… Какие руки, какие ноги и для чего? - Его акцент и небрежение к собеседнику говорили о том, что хлебнул он на своём веку немало и ничего хорошего от меня тоже не ждёт.
Я стал объяснять, какая рука (левая) нам нужна и какая нога (правая) в натуральную величину, максимально похожая на настоящую, сильно загорелую:
- Ну, это вы сами намажете, - заметил гость.
- И не гладенькую, а экспедиционную, побывавшую в переделках…
- Г'размер? - буркнул тот.
Я ответил, он записал огрызком карандаша на маленьком клочке бумаги.
- Г'рука его же?
- Разумеется.
- Почему г'разумеется? - он опять записал. - А сколько лет вашему герпетологу? - Я ответил. - А его лицо, фигуру показать можете?
- Зачем лицо? - я уже начал говорить, как он.
- Надо.
- А не могли бы вы сделать так, чтобы в момент укуса рука чуть дёрнулась? Вот так - судорожно?
- Сделаем. "Судорожно!" - и записал одно слово.
Я взглянул: "судорожно" - к моему удивлению вместо каракулей обнаружил красивый ровный почерк. Представьте себе - почерк произвел впечатление.
- Когда надо? - спросил он.
- Дней двадцать хватит? - робко спросил я.
Киевский институт кибернетики и автоматики просил только на разработку два месяца и месяц на изготовление. Указал предварительную стоимость: "25 тысяч рублей за каждый объект". Я послал Киевский институт к кибернематике и ещё дальше…
- Двадцать дней хватит, - отозвался еврей без имени и отчества.
- Будем заключать договор?
- Не надо. Но чег'рез двадцать дней деньги сг'разу. Без ваших авансов.
- А на материалы и задаток?
- Нет. Но условие. Весь матег'риал, пластик, после ваших "съёмки", вернуть мне - до грамма. Можете ломать, резать, плющить - но вег'рнуть. Мне надо.
- Согласен. Дать расписку?
- Нет. Вы порядочный человек? Отвечаете? Я понял, с кем имею дело:
- Отвечаю.
- Значит. На двадцатый день заказываете пг'ропуск. Тут у вас цег'рберы не хуже чем… - он сделал уничижительный жест.
Не стоило труда догадаться, каких церберов он имел в виду.
- Для пг'ропуска: Исаак Изг'раилевич Иткинд, - сказал гость.
Тут я назвал себя полным титулом и добавил:
- Рад был познакомиться.
- Ну, не думаю, - прошелестел гость. И ушел.
День в день, на двадцатые сутки после нашей встречи, он стоял передо мной - выглядел точно так же, как и при первой встрече, но слева и справа подмышками были зажаты два вытянутые фанерные ящичка. Он раскрыл обе крышки - там лежали левая рука и правая нога нашего будущего героя. Я обомлел от счастья! И что-то высказал. Он вынул руку-муляж из футляра, ухватился за деревянную круглую палочку, привязанную к крепкому скрученному шнурку и легко потянул - кисть руки судорожно дёрнулась. Я ещё раз восхитился, а он тем временем поставил муляж ноги на письменный стол и сказал:
- Теперь вы. Дёг'рните, - его длинный указательный палец уткнулся в плохо оструганную палочку.
- Не бойтесь, дёг'рните.
Я выполнил указание: нога - не только пальцы, но и вся икроножная мышца - судорожно сократилась. Это было уже художественное исполнение отдельной конечностью "роли укушенного" Такого и ожидать было нельзя… Его "рука" и "нога" были моей первой кинематографической победой. Я своего восторга не скрывал.
Он снисходительно прошелестел:
- Идите в бухгалтерию и сделайте так: по тысяче за каждый объект. Мне - по тысяче. Эти вычеты пусть оставят себе. Но прямо сейчас.
У-у-у! Он знал, что Киев запросил по "двадцать пять", ему кто-то сказал, в кино секретов нет! - помните: "двадцать пять тысяч за каждый объект". Его глаза чуть посмеивались, он был гордый настоящий мастер.
- Только чуг'р, деньги не мелочью! И весь пластик вег'рнуть - до г'рам-ма.
- Клянусь! - сказал я и поднял его "левую" и свою правую руку.
Этот жест ему понравился.
- Всё? - спросил он.
Дело было вовсе не в том, что Мастер сильно картавил и слова произносил по-местечковому нараспев, а в том, с каким безразличием он всё это проделывал - вовсе не заботясь о том, как к этому отнесётся собеседник.
Я знал, что научно-популярное кино вовсе не искусство, это род кинематографической деятельности, оно оперирует логическими, научными, поучительными, даже наставительными категориями - у него нет времени, возможности, способа оперировать образами, разве что подобием… А тут - одна рука, одна нога, и образ готов: по такой "руке-ноге" можно судить о человеке целиком. "Да он художник, скульптор, маэстро. Так, наверное, писали, лепили Буонаротти, Леонардо… Вот это трюк!.."
Я достаточно подробно рассказал о мастере для того, чтобы вы сразу догадались, о ком я вспомнил, когда пришлось отвечать на вопрос: "Откуда вы возьмёте настоящих акул?".
Живых нам снимет в Красном море знаменитый капитан Кусто - мы с ним оказались побратимами на VI Всемирном фестивале Молодёжи и Студентов в Москве. Они и мы разделили Первое место и Золото: он за "Мир тишины", мы за "Старт в стратосфере" - ему отдали и диплом и Золотую медаль, а нам заказали дубликаты. Ив Кусто любезно согласился на нашу просьбу, но ведь с теми, живыми акулами нашего героя не снимешь… Надо было срочно отыскать в Москве этого чудо-мастера, замечательного еврея. И уговорить его - согласится ли?.. Ведь он "штучка с ручкой", что захочет, то и отчубучит… Когда после столь благополучно выполненного заказа в бухгалтерии сказали, что он может придти за деньгами в четверг на следующей неделе, он молча взял подмышки оба ящичка и направился к выходу. Я понял, что мы его больше не увидим никогда… Поорали-покричали-поуговаривали, но деньги, все сполна, он получил в этот же день, только часом позже. И удалился без трогательного прощания.
Когда его привезли в Питер на "ЛЕНФИЛЬМ", и он степенно вошел…
Это был уже большой кабинет режиссера-постановщика с эркером и роялем!
Нас было двое, он один. И все в том же ужасающе длинном пальто, тот же усталый, безразличный взгляд:
- Ну, что теперь? - спросил он, как ни в чем ни бывало, как будто он только вышел за дверь и тут же вернулся.
На крышке рояля были разложены все разработки и множество фотографий. Ещё на научпопе мы с Никитой привыкли трудиться добросовестно и научно обоснованно: акулы всех видов и почти всех морей и океанов, с описанием размеров, расцветок, привычек и повадок… Он на всё это взглянул мельком, спросил:
- И какая?
Я ответил:
- Вот хотели с вами посоветоваться…
- Зачем?.. Вы уже посоветовались в Киеве?.. Сколько?..
У меня похолодело в животе. Киевский институт кибернематики запросил за радиоуправляемую двухметровую акулу сто семьдесят пять тысяч, а у нас на весь фильм было триста сорок!.. Я ему ничего не ответил, и он понял моё молчание.
- Так какая? И р'азмеры… р'азмеры?
- Вы будете здесь ночевать? Гостиницу вам приготовили…
- Нет. Сегодня ноль-ноль уеду.
- А чего торопитесь?
- Так…
Мы начали работу и вскоре согласились на том, что будут изготовлено три акулы: первая - два двадцать, вторая - метр пятьдесят, третья - метр ровно. Мы, все трое, не знали, как они поведут себя в воде, какая подвижность будет возможна - мы подстраховывались… Отдали ему все фотографии, подарили красивую папку - у него в руках вообще ничего не было.
- Никаких моторов-шмоторов, - сказал он на прощание. - Вот, во р'ту, здесь, будет кольцо - цепляете тонкую капроновую леску и тащите… Кто шустр'ее, у того будет побыстр'ее…
- А тонуть не будет?
- Не будет.
- Как думаете, извиваться хоть немного сможет? - я понемногу наглел.
- Что я ненормальный, чтобы делать АКУЛУ без "извиваться"? - и показал всей рукой, очень выразительно, как она должна плыть.
- Когда? - спросил он.
Я ответил.
- Два месяца - десять дней?.. Не густо, - посуровел. - Ладно. Забер'ёте вы - ваши люди. И ложе делаете вы - ваши люди… Я нар'исую, проставлю за-мер'ы. Гр'узовик ваш. Тащишки ваши. Телефон, адр'ес помощник знает.
- Теперь сколько?..
Он меня перебил:
- Три, две и одна, - всего шесть, - небрежно произнёс он.
- Мало. Получите восемь! - довольно грубо сказал я, грубо от неловкости.
Он долго, проницательно смотрел на меня, потом что-то тихо пробурчал, одно слово - возможно, это было "спасибо". На всякий случай я сказал:
- Это вам большое спасибо - второй раз выручаете.
- А что делать? - сказал мастер. - Дайте немного сейчас. Материал потребуется. Много…
На том мы и расстались.
По правде говоря, ведь я забыл… Стыд и позор! Забыл его исконно еврейские, уходящие в библейскую древность, имя, отчество и фамилию. Притворился, что помню. А на самом деле выдумал - по какой-то еле уловимой аналогии, намёку, похожести. Зато он сам, собственной персоной, засел в моей памяти, как защемило, прочно и навсегда: высоко и незыблемо, как память о пророках: потому что он "всё мог" - и при этом талантливо - он был уникум среди лучших мастеров… Где-то, когда-то смертельно оскорблённый людьми и страной, закрытый наглухо и навсегда хмурый, почти без просветлений - тяжелая судьба. Он ещё успел и отсидеть в каких-то наших лагерях, года три с половиной-четыре… Для него деньги всегда были на втором месте. На первом - всегда было призвание и признание. Восторг перед результатом труда, перед простотой выдуманной им конструкции или удивительно совершенным исполнением. И уважительное отношение к личности. Обязательно…
Я люблю рассказывать о нём… и показывать его. Люблю. Мои близкие утверждают, что всякий рассказ о нём я совершаю чуть по-другому, несколько фантазирую, что-то прибавляю… Обвиняют. Нет, я просто каждый раз вспоминаю новые подробности, или по ходу рассказа сами проявляются новые догадки. А что, разве нельзя? Разве это грех?.. Один замечательный московский преферансист, литератор и сценарист, сиильно заикаясь сказал: "Э-э-э, е-е-э-сли бы вы м-м-о-о-огли на-на-писать так, к-а-ак расс-ка-а-зываете - это был бы ве-е-елико-лепный расс-ка-а-а-з"…
- А так вам чего-то не хватает? - спросил я, вспомнив сразу холодный прищур Мастера.
- Хва-а-а-тает… за-за-за-впечатляющий рассказ…
Нет. Так, как рассказываю и при этом показываю, так я наверняка написать не смогу… Это другой жанр. Поэтому я и не пишу. Я его как бы рассказываю. Вам.