Будучи уже на царстве польском мы послали торжественное посольство к магистру, указывая ему, что мы уже присоединились к католической Церкви через возрождение святого крещения, и просили смиренно его и рыцарей, чтобы установили и держали с нами мир, после того как они уже не имеют повода сражаться с нами и подданными наших земель, ибо мы уже пришли к единению с католической Церковью. Он же не хотел нам уступить даже одного дня мира, но, как мог сильнее, не переставал нападать на нас и на наших подданных.
У рыцарей и на уме не было увеличивать паству божию или распространять католическую веру, и только с жадностью стремились они к чужим владениям. С древнейших времен мы были свободны, владели спокойно нашим наследием и ни у кого не были в рабстве, однако рыцари стремились нас лишить свободы и мучили жестоко, несмотря на наше желание присоединиться к католической Церкви, имея в виду не просвещать наши души познанием истинного Бога, но овладеть нашими землями, наследием и имуществом.
Удивляемся, почему эти рыцари осмелились называть себя врагами христианства, будучи скорее препятствием и преградой".
В 1418 году великий князь Литовский Витовт был утвержден новым римским папой Мартином V в звании викария римской церкви в Пскове, Новгороде, Жемайтии, даже в орденском Дерте.
В 1420 году в Вильно прибыло большое чешское посольство – великий князь Литовский принял от гуситов чешскую корону, пообещав помирить их с католической церковью. В Чехию он не поехал, назначив туда своего наместника.
После Грюнвальдской битвы продолжались и набеги татар на Великое княжество Литовское, хотя они не шли ни в какое сравнение со сражением 1399 года на Ворскле – Золотая Орда уже пережила пик своего могущества. Сохранилось письмо Витовта великому магистру Тевтонского ордена от 1 января 1425 года:
"Достойный возлюбленный господин магистр! Мы не сомневаемся, что Вы, как наш особенный друг, услышите с удовольствием, что нас обрадовало и осчастливило. Поэтому мы Вам сообщаем, что татарское государство раздвоено и разделено, так что теперь там шесть государей, которые и борются за власть. Один из них, Махмет, находится при нас, а другие живут в разных местах, так как их земли велики и обширны. И вот случилось, что один хан, по имени Кудандах, вторгнулся в землю одоевского князя, а этот князь подчинен московскому великому князю, и хан три недели пробыл в одоевской земле, а оттуда двинулся и к нашим границам, где пробыл восемь дней, и увидев, что ничего не может сделать, отправился в землю рязанских князей, которые в настоящее время послушны нам. И тогда наши князья, бояре и люди, которые живут на границе, собрались и пошли за ханом. И нагнавши его, сразились с ним в рязанской земле и выиграли битву, без больших потерь. А язычников было много побито и взято в плен, знатных людей улан, которые княжеского рода, князей, вельмож и добрых людей, так что сам хан едва ушел с немногими слугами. Но его жены и сестры и других князей жены были или убиты или взяты в плен, так как они были одеты в мужские платья.
Это событие нас сильно обрадовало, что милостивый Бог даровал нам и нашим людям такое счастье, что они одержали такую блестящую победу, какой еще никогда не было, хотя и часто случались сражения".
Период после Грюнвальдской битвы – двадцать лет правления с 1410 до 1430 года – были очень насыщены в жизни Витовта. Сохранилось донесение английского посла своему королю Генриху V от 1421 года:
"Проехав всю южную Русь, нашел я Литовского Великого князя и княгиню в Кременце, в обществе одного из татарских князей, некоторых других князей, княгинь и рыцарства. Князю Витовту подано два послания коронованных лиц и драгоценный подарок от Английского короля. Князь принял меня с большим почетом и трижды пригласив обедать, усадил меня за столом между княгиней и татарским князем, имевшим бороду длиною ниже колен.
За одним из торжественных обедов, данных в честь посольства Великого Новгорода и Пскова, видел я, как посольства били челом, целуя землю и подавая шестьдесят подарков, в числе коих было: золото, серебро, шелковые ткани, сукно. Князь Витовт, прощаясь со мною, подарил мне две крытые шелком собольи шубы, 4 куска шелковых тканей, 4 лошади, 4 шапки, лук, стрелы, 100 золотых червонцев, и 25 штук серебра, стоящих 100 червонцев. В приеме золота и серебра я отказался, так как князь Витовт в то время был рьяным последователем Гуса. Затем, жена его княжна Ульяна прислала две золотые цепи, для ношения их на шее, одну обыкновенную, другую татарскую. Герольду моему дал князь лошадь, шубу, шапку, большие куски серебра и 6 червонцев золотом. Писарю моему князь подарил шубу, крытую шелком, и пяти находившимся при мне дворянам – каждому по куску шелковой ткани. А был я у Витовта девять дней".
В 1423 году великий Московский князь Василий Дмитриевич в своем завещании назвал великого князя Литовского Витовта опекуном своего сына и жены. Вступивший в 1425 году на московский стол внук Витовта Юный Василий Васильевич постоянно советовался с дедом.
В 1427 году Витовт, никогда подолгу не сидевший на месте, объехал "с инспекцией" свои русские земли. О своих впечатлениях о поездке в августе он писал руководителю Тевтонского ордена:
"Достойный возлюбленный господин магистр!
Мы уже писали Вам о нашем намерении посетить русские земли. Мы поехали на восток так, что московская земля оставалась у нас влево. Нас встретили великие герцоги из русских земель, которые по их достоинству также называются великими князьями – рязанский, переяславский, пронский, новосильский, одоевский, воротынский, – и обещали нам верность и послушание.
Принимали нас везде с большими почестями и дарили золотом, серебром, конями, соболиными шубами. Когда мы ехали назад, то московская земля была вправо, и мы думали заехать к нашей дочери – великой княгине московской, по ее просьбе, что можно было сделать в три дня; но так как мы замешкались в дороге, и нам оставалось еще много ехать, то мы не могли этого сделать. Как мы уже Вам писали, наша дочь, великая княгиня московская, сама недавно была у нас вместе со своим сыном, с землями и людьми отдалась под нашу защиту".
Сохранилась присяга великого князя рязанского Витовту:
"Государю моему великому князю Витовту я, князь великий Иван Федорович Рязанский добил челом и поддался ему на службу, и меня он принял. Обязуюсь служить ему верно и без хитрости, стоят с ним вместе против всех неприятелей. С кем он в мире, с тем и я должен быть в мире. Витовт должен оборонять меня против всех, а без его воли ни с кем не буду заключать договоров и не окажу помощи.
Если Витовт прикажет мне давать помощь великому князю Василию Васильевичу, своему внуку, тогда я должен его послушать, суд же и исправу с Василием Васильевичем обязан иметь по старому обычаю. Если бы у Витовта произошла ссора с Василием Васильевичем, или его дядьями, или братьями, тогда я должен помогать Витовту, как моему государю.
Князь Витовт не должен вступать в мою отчину, ни в землю, ни в воду. Суд и исправу дам ему во всех делах чисто, без переводу: его и мои судьи, съехавшись, постановят приговор. В чем судьи не сойдутся, разрешает Витовт. Этого присягой подтвержденного приговора никакой хитростью я никогда не должен нарушать относительно Витовта".
О потребностях поездки великого князя Литовского Витовта по русским землям в 1428 году сохранилось интересное письмо его шута Генне, адресованное великому магистру Тевтонского ордена:
"Достойный, возлюбленный милостивый господин!
Во-первых знайте, что мой господин великий князь и его жена, слава Богу, здоровы. Знайте, что я прибыл к великому князю во время его четвертой стоянки на пути от Трок до Смоленска. Доставлено ему во время похода 2700 коней, не считая тех, которые ему еще имеют доставить в Смоленске. Князь Сигизмунд, когда великий князь прибыл в его край, Когда принял его в замке, доставил двести коней, а кроме того поднес в подарок дорогие меха, соболи и много татарских денег. Затем поехали к Свидригайло, этот князь доставил девяносто коней, много мехов, соболей и много денег. Потом поехали в замок Минск, куда прибыло много татар с южных границ Литовского государства, и они привезли в дар коней, верблюдов, стрел и много других подарков.
Далее двинулись к одному замку, где князь посадил своего воеводу; тот доставил сто пятьдесят коней, меха и деньги, жена его и дети поднесли большие подарки. А когда мой господин, великий князь, отправился далее, рязанский великий князь вышел на встречу, вместе с пятью другими князьями, с княгиней и с огромной массой людей. Они принесли ему присягу в подданстве и дали много подарков, коней, соболевые меха и татарские монеты. Затем другие князья и паны, его вассалы, встречали нас, доставляя по 30, по 20, другие по 10 коней, собольих мехов и денег, так что трудно было бы все это записать. А особенно дарили моей госпоже великой княгине.
Знайте еще, что у великого князя были и посольства из Великого Новгорода, Москвы, Смоленска, и постоянно приезжают к нему послы: от татарского царя, от турецкого султана и от многих других христианских и нехристианских князей. Приезжают они с богатыми подарками – трудно было бы их все описать.
Мой господин князь очень доволен, что вы ему пишете о новостях. Знайте, что он сильно оправдывает и защищает Вас перед королем польским. Думаю, что скоро он к Вам напишет; пишите ему чаще, ибо он охотно Вас слушает. Как он был доволен, когда пришло к нему Ваше письмо 10 августа, на третьей стоянке перед Смоленском!
На другой день после праздника Богородицы отъезжаем на лодках от Смоленска до Киева и будем недели две ехать водою. В Киеве не долго пробудем, а через семь недель дороги будем уже в Луцке. Князь имел намерение объездить дальние границы своего государства.
Henne, до полудня рыцарь, пополудни – шут, ваш дворянин".
В этой поездке был заключен и следующий договор Великого княжества Литовского и Тверского великого княжества, дошедший до наших дней:
"Се яз князь великий Борис Александрович Тверский взял есмь любовь такову с своим господином, с дедом, с великим князем Витовтом, литовским и многих русских земель государем. Быты мне с ним за-один, при его стороне, и пособляти ему на всякого, без исключений; а господину моему деду, великому князю Витовту, меня великого князя Бориса Александровича, своего внука, боронити от всякого думою и помощью, а в земли и в воды и во все мое великое княжение тверское моему господину деду, великому князю Витовту не вступатися.
А дядям моим и братьям моим и племени моему, князьям, бытии мне в послушании: я, князь великий Борис Александрович волен, кого жалую, кого казню, а моему господину деду, великому князю Витовту не вступатися. А который захочет к моему господину деду, к великому князю Витовту со отчиной, и моему господину деду, великому князю Витовту со отчиной не принимать; подойдет-ли который к моему господину деду, к великому князю Витовту, и он отчины лишен; а в отчине его волен я, великий князь Борис Александрович, а моему господину, деду, великому князю Витовту не вступатися.
Арубеж отчине моего господина, деда, великого князя Витовта, по старине. А которые места порубежные потягли будут к Литве или к Смоленску, а подать будут давали к Твери, ино им и ныне тягнути по старому. А которые места порубежные потягли будут к Твери, а подать будут давали к Литве или к Смоленску, ино им и нынече тягнути по давнему, а подать давати по давному же.
А что учиниться меж нашими людьми и вашими, и волостели наши, вчинят исправу; а чему наши волостели не вчинят исправы, и нам съехався, да вчинить исправу без перевода; а земли воде и всему обидному делу меж нами суд общий.
А людям нашим гостям гостити меж нами путь чист, без рубежа и без пакости, а пошлины имати с моих тверских людей в моего господина деда, великого князя Витовта отчине, в Смоленске, в Витебске, в Киеве, в Дорогобуже, в Вязьме и по всему его великому княжению, по давнему, а нового не примышляти. А по моей отчине князя великого Бориса Александровича пошлины имати с людей моего господина деда великого князя Витовта в Твери, в Кашине, в Городке, в Зубцове и по всему моему великому княжению, по давнему, а нового не примышляти.
А на сем на всем я князь великий Борис Александрович дал есмь правду своему господину деду, великому князю Витовту, и крест целовал к нему. А по этой мне грамоте править".
В сентябре 1422 года у озера Мельно был заключен новый мирный договор Польши, Великого княжества Литовского и Тевтонского ордена. Крестоносцы навсегда отказались от Жмуди – Жемайтии, за которую боролись 150 лет, и с помощью которой хотели соединить Пруссию и Ливонию. После Мельнинского мира у Витовта больше не было военных конфликтов с Орденом, переговоры шли только об уточнении границ. Великий князь Литовский начал сближение с Тевтонским орденом, видя его своим союзником в отделении от Польши. А. Баркашев писал:
"Витовт не оставлял мысли об освобождении Литвы – мысли, которая проявлялась уже раньше в сношениях с императором Сигизмундом. На случай спора с Польшей по поводу возведения Литвы в королевство, великий князь Литовский рассчитывал опереться не только на императора, но и на рыцарей. В виду таких соображений он и раньше, в войне 1410 года, щадил Орден, а теперь и прямо принял его сторону в дипломатических спорах с Польшей. Витовт в это время усердно хлопотал и в пользу магистра, и в пользу императора; начавшееся через три года открытое домогательство королевской короны, вопреки сопротивлению поляков, достаточно объясняет политику Витовта".
В начале 1429 года в Луцке на съезд собрались великий князь Литовский Витовт, польский король Ягелло, император священной Римской империи Сигизмунд, послы греческого государя, римского папы, Тевтонского ордена, Дании, множество русских и литовских князей. Решение Витовта сделать Великое княжество Литовское королевство, вызвало шумный конфликт литовских князей и польских магнатов. Ягелло покинул Луцк, заявив:
"Я считаю Витовта достойного не только королевской, но даже императорской короны, и готов уступить ему Королевство Польское и отдать ему корону. Невозможно, однако, мне дать согласие на такое важное дело без согласия моих прелатов и панов".
Съезд в Луцке закончился ничем, но Витовт, заявив, что "я все равно сделаю по-своему", объявил о своей коронации 8 сентября 1430 года в Вильне. Ягелло из Кракова прислал ему отказ на данное им ранее согласие на коронацию Витовта, мотивируя его договорами-униями 1386, 1401 и 1413 годов. В феврале 1429 года Витовт отправил длинное письмо Ягелло:
"Светлейший государь и возлюбленный брат!
Когда светлейший император, наш брат и родственник, начал дело о короне, о котором, Бог свидетель, мы ранее ничего не знали и не думали, и ни одного слова не промолвили, и когда он на этом деле настаивал, мы отвечали ему так: Государь, мы никогда не размышляли об этом деле, которое весьма важно. Кроме того, мы с королем польским привыкли пользоваться взаимными советами и ничего не делать без совета друг с другом. Но так как император сказал, что хочет об этом говорить с Вашей Светлостью, мы отвечали, что это в его воле, мы же об этом ничего не думаем.
На следующий день утром, когда мы, по обыкновению, шли к Вашей Светлости, нас встретил император с супругой и сказал, что говорил уже с Вами об этом деле и получил Ваше согласие, и затем пригласил вместе со своею супругой войти к Вам. Когда же мы пришли к Вам в покой, император начал говорить с Вашей Светлостью о вчерашнем деле; Ваша же Светлость тотчас выразили свое согласие и удовольствие. Мы же по-литовски сказали Вам, что не торопиться в таком важном деле, а посоветоваться сначала с прелатами и баронами, Вы же продолжали выражать свою радость, за что император и супруга его Вас благодарили, и затем мы стали уходить в то время, как к Вам входили прелаты и бароны Ваши на совет. Мы же стали советоваться со своими, а затем Ваши советники пригласили нас к себе. Когда мы к ним вошли, они начали нас серьезно упрекать и настойчиво противоречить этому делу. Видя это, наши князья и бароны начали спорить с Вашими советниками, мы же велели им молчать. Наконец, выйдя от них, мы пришли к Вам, рассказали, как советники Ваши противились этому делу, и благодарили много Вас за согласие, хотя никогда не думали этого дела предпринимать.
И опять при отъезде Вашем из Луцка мы выражали друг другу удовольствие по поводу этого дела и Вы, как и прежде, относились к нему с живейшей благосклонностью. Но на днях император прислал нам копию Вашего послания к нему. Эту копию мы велели прочесть в нашем совете, в присутствии виленского епископа, главных наших советников и многих других бояр. Из этой копии мы узнали, что Вы отменили то, на что согласились в Луцке в присутствии императора. Из той же копии усматриваем, как Вы унижаете нас, наше государство и наших вельмож, которые этим очень огорчены. Вы пишете, что, в случае нашей коронации, наши бояре, возгордившись, могли бы после нашей смерти избрать себе государя по собственному усмотрению, не посоветовавшись с баронами Польши, что явно бы нарушало прежние договоры между Литвой и Польшей. Пусть Ваша Светлость хорошенько подумает о том, что хорошо ли Вам посоветовали. Вместо того, чтобы обращаться с такими заявлениями к императору, не лучше ли было бы прямо отнестись к нам и обсудить этот вопрос в собрании наших и Ваших вельмож, не срамя и не унижая наших бояр. Не следовало выносить в чужие государства того, что должно бы быть обсуждаемо между нами.
Возлюбленный брат, какие бы не возникали между нами несогласия, будем их улаживать между нами. Но, если на этот раз Вы не хотели поступить по этому старинному правилу, то следовало, по крайней мере, послать более опытных послов и не вести дело так поспешно.
Что же касается наших прежних договоров, о чем Вы пишете императору, то эти договоры, трактующие об общем избрании литовцами и поляками нового государя в случае нашей или Вашей смерти, не служат препятствием в данном случае. Пока мы живы, нет надобности в избрании государя Вашими баронами, да и после нашей смерти можно обойтись без этого, так как мы уже избраны великим князем и имеем твердую власть над нашим государством и, если бы хотели, то могли бы и окончательно его отделить – не кажется нам, чтобы те, которые дали Вам такие советы, могли нам в этом помешать.
Удивляемся, что Вы прежде говорили и писали нам, что любите нас, как себя, молитесь за нас, как и за себя, желаете нам долгой жизни и так далее, а теперь не желаете даже обращаться к нам по важному делу, а пишете императору, унижаете наших баронов, не считаете их как бы равными польским, и унижаете нас перед императором, утверждая, что мы получили некоторые земли только в пожизненное владение, о чем мы могли бы рассуждать с Вами и постановить правильное заключение".
Дошло до нашего времени и письмо Ягелло Витовту от 23 июня 1429 года из Ленчицы, где проходил сейм польской шляхты по проблеме коронования Витовта:
"Великолепный и знаменитый князь, наш возлюбленный брат!