В тот же день, идя на занятия в рабочую школу, Крупская встретила Классона на улице. Случайно. Он спросил, придут ли они сегодня с ее подругой, Зиной Невзоровой, к нему "на блины". Под предлогом масленицы кружок Классона устраивал марксистский диспут. Сказала, что не знает, спросит подругу Зину, придет ли она. Идти не хотелось. Она уже изжила этот кружок, а зря тратить время - не в ее характере.
Классон пожал плечами: будет интересно, придет один "приезжий волжанин", очень странный тип. Разделал под орех Германа Красина с его взглядами.
"Не тот ли? - подумала она, мгновенно вспомнив пометки на полях тетрадки Красина. И они с Зинаидой пришли "на блины".
"Собралось много народу, - вспоминала Крупская. - Речь шла о революционных путях. Как идти? Кто-то сказал, что очень важна работа в комитете грамотности. И тут раздался сухой, злой смех "приезжего волжанина".
Никогда потом Крупская не слыхала у него такого смеха.
"Кто хочет спасать отечество в комитете грамотности, что ж, мы не мешаем", - сказал он и стал крушить проповеди "малых дел".
Я сидела в соседней комнате с Коробко и слушала разговор через открытую дверь. Подошел Классон и, взволнованный, пощипывая бородку, сказал: "Ведь это черт знает, что он говорит".
"Что же, - ответил Коробко, - он прав: какие мы революционеры".
Он был как гром среди ясного неба.
Он был как молния в ночи.
Он был как удар колокола.
Он был…
Увидев и услышав его, Крупская мгновенно поняла, что "революция близка и возможна".
В этот же вечер она навела справки. Владимир Ульянов. Двадцать четыре года? Выглядит старше. Дворянин? Отец умер - был инспектор училищ в Симбирске. Мать, урожденная Бланк, дочь бывшего полицейского врача. Старший брат Александр Ульянов. Тот самый. Из группы "Народная воля". Казненный в 1887 году за попытку покушения на царя, Александра Третьего.
Она рассказала о нем матери, хотя обычно не делилась с ней новостями в революционном кружке.
Засыпая, вспомнила - несколько раз они встретились глазами. Ну и что? Комната маленькая, народу много, все глазами встречаются. Не познакомились - вот плохо.
Прошла зима.
Прошла весна.
Прошло лето.
Пришла осень. Разбрызгивая лужи, бежала Крупская к Классону, где Владимир Ульянов собирался читать свою работу "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов?"
Успех книги был полный.
Мир тесен вообще, а революционный мир в частности. Начались занятия в воскресной школе. После уроков Крупская увидела Бабушкина, поджидавшего ее. Весной она несколько раз не разрешила ему провожать себя, придумывая какие-то предлоги. Теперь разрешила - он более не волновал ее.
По дороге Бабушкин рассказал, что стал ходить в новый кружок:
- Ох и умен наш лектор! Объясняет понятно. И на спор вызывает. Глядишь, с ним я не только все буду знать, но и говорить научусь.
- Кто это? - спросила Крупская.
Ответ прозвучал одновременно - в устах Бабушкина и в ее душе:
- Владимир Ильич Ульянов.
Судьба играет человеком, но человек творит судьбу, в особенности если сама судьба помогает творить себя. Через несколько дней после разговора с Бабушкиным Крупская пошла в публичную библиотеку - готовить лекцию для рабочих.
Ульянов сидел в читальном зале!
Как-то так само собой вышло - то ли судьба распорядилась, то ли Надежда подгадала - они столкнулись вечером на выходе из библиотеки. И пошли, пошли по улицам и дошли до ее дома. Пока шли, пока говорили, в ее голове, на черном бархате памяти сияли огненные слова: революция близка и возможна!
Это решило судьбу Надежды. Единственной любовью Крупской всегда была и оставалась революция. Ради нее Крупская жила и работала. О ней мечтала. Любви не хватало сконцентрированного предмета. И вот он появился. Владимир Ульянов-Ленин стал ее избранником не в мужья, а в вожди. Он должен был воплотить мечту Крупской. Она поверила в него неоглядно. И какую бы роль он ни уготовил ей в своей жизни, посвященной революции, Крупская пошла бы за ним на край света. И дальше. Не ропща. Ничего не требуя. Во имя дела.
Исследователи жизни Ленина и Крупской часто спорят, что значит ее "странный" ответ ему, когда он, спустя несколько лет после первой встречи, написал ей в тюрьму, что просит стать его женой.
Она ответила: "Что ж, женой так женой".
Не знаю, О чем тут спорить. Крупская выразилась яснее ясного: что бы ни предложил - на все готова.
Конечно, хорошо женой. Жена лучше, чем "товарищ по работе". Много ближе.
Она сумеет сделать все, чтобы он возглавил революцию. С его-то талантом! С ее-то усердием! И мама, Елизавета Васильевна, рядом. Мама наконец успокоится, будет рада - Надя не осталась старой девой.
Итак, любовь к мужчине и революция слились для Крупской воедино. Ее прозорливость и мудрость состояли в том, что выбор оказался верен. Как много женщин, посвятивших себя революции, выбирали не тех мужчин!
Случайный успех?
Рука судьбы?
Точность расчета?
Крупская была отличница, а отличники редко ошибаются.
* * *
Избранник поначалу и подозревать не мог, что его судьба в какой-то мере уже решена. Им незаметно, мягко, решительно распорядились.
Всего полгода, как приехал он в Петербург. За спиною скромного, двадцатичетырехлетнего провинциала было, однако, немало переживаний: внезапная смерть отца, казнь старшего брата Александра, смерть от тяжелой болезни любимой сестры Ольги. Он прошел слежку за собой, арест, легкую ссылку в имение матери Кокушкино. Приезд в Петербург означал начало того великого завоевания, которому он собирался посвятить жизнь. Многое в понимании своего пути еще не установилось, не утвердилось, не обозначилось, но главное было ясно: взорвать существующий порядок жизни, подняв народ и опираясь на идеи Маркса. Собственную силу он ощущал и верил в нее.
Нужны были единомышленники, союзники, работники, бойцы его невидимого фронта.
Елизавета Васильевна нечасто встречала в своем доме молодых людей. Не переставая мечтать о женихе для Нади, она была рада угостить своими пирогами симпатичного молодого человека, которого Надя однажды вечером привела в дом. Мог бы, конечно, и повыше ростом быть, и покрасивее, но это уж она слишком многого хочет: Надя сама не красавица, а Владимир Ильич, по всему видно, из хорошей семьи. И умница. Мужчине, как известно, красота не нужна, был бы ум.
На умного провинциала, соскучившегося по своей большой и хлебосольной семье, пахнуло от дома Крупских теплом и уютом. Сочетание Надиного таланта слушать, понимать и восхищаться услышанным с талантом ее матери готовить и угощать очень понравилось ему. Он стал бывать в доме. Обнаружил в Надежде возможности стать надежным борцом за дело революционного преобразования общества.
Когда она призналась ему, что давно поняла: "Не в терроре одиночек, не в толстовском самоусовершенствовании нужно искать путь: революционное движение масс - вот выход", он внимательно посмотрел ей в глаза и быстро отвел взгляд.
Эта девушка была слишком цельна, слишком серьезна, слишком надежна, слишком умна, чтобы оказаться случайной встречей. И слишком решительно готова идти за ним навсегда.
Торопить события он не хотел. И кажется, вообще не собирался соединять свою жизнь с кем бы то ни было.
Он повернул дело так, что Надежда стала товарищем по работе. В какой-то степени его ученицей, хотя и была на год старше его.
Скоро она оказалась незаменимой. Вечер каждого воскресенья он проводил у Крупских, заходя после занятий своего кружка, на чашку чая и пироги.
И вдруг исчез. Крупская ощутила признаки душевного волнения, однако виду не подала: они всего лишь товарищи, он может вести себя как ему вздумается. Может, в конце концов, у него быть своя личная, интимная жизнь!
Но настроение испортилось. Мать все заметила, тоже расстроилась, а спрашивать Надю поостереглась, зная ее скрытный, независимый характер. Нужно будет - сама скажет.
Подумала Елизавета Васильевна, что они, быть может, поссорились, и вообще, их отношения какие-то вялые - сидят, говорят, обсуждают. Не стремятся уединиться. Это разве любовь?!
Через день-два приятель Владимира Ульянова Глеб Кржижановский пришел в вечернюю школу, где преподавала Крупская. Отвел в сторону Надежду и ее подругу Зинаиду Невзорову, свою будущую жену, сказал, что "Старик" - это была подпольная кличка Ульянова - заболел, лежит один, нужно организовать уход.
Можно представить, как забилось сердце Крупской: и радостно - не ушел от нее к другой, и взволнованно - болен, нужно помочь.
Девушки пошли. Обрадовался. Зинаида Невзорова ускользнула с провизией на кухню. Надежда Крупская присела у постели и начала выкладывать новости, а потом стала привычно, с восторженной молчаливостью слушать: он хоть и тяжело болен был - дара речи не терял.
Почему-то вспоминая этот, описанный во всех книгах о Крупской и Ленине, факт их встречи, я всегда думаю о евангельской ситуации: служительница духа сильнее служанки плоти.
"Пришел Он в одно селение: здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; ну, у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подошедши, сказала: Господи! Или тебе нужды нет, что сестра моя меня одну оставила служить. Скажи ей, чтобы она помогла мне.
Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется от нее у нее" (Лука, 10, 38–42).
Зинаида и Надежда, каждая по-своему, нравились Владимиру. Зинаида была хороша собой. Много лет спустя, в 1949 году похоронивший Зинаиду, ее муж, Глеб Максимилианович Кржижановский, говорил пришедшей к нему молодой аспирантке-крупсковедке, Дине Корнеевне Михалутиной: "Владимир Ильич мог найти красивее женщину, вот и моя Зина была красивая, но умнее, чем Надежда Константиновна, преданнее делу, чем она, у нас не было".
Больной выздоравливал, и как-то само собой вышло, что Крупская продолжала ходить к нему уже одна. Они вместе читали газеты, переводили статьи с немецкого.
Однажды пришла. Раздеваясь в прихожей, услышала в его комнате женский голос. Не нужно догадываться, какая мысль мелькнула. Но в ту же секунду открывшая ей дверь хозяйка квартиры сказала: "Матушка к нему приехали".
Новое волнение охватило Надежду - что подумает о ней его мать: девушка одна приходит к молодому мужчине! Он так любит свою мать, так ее слушается!
В этот момент революционная этика безразличия к условностям вряд ли могла прийти в голову.
Мария Александровна Ульянова - запечатленный в памяти Нескольких поколений образ интеллигентной, сильной и смелой матери, вырастившей шестерых и пережившей смерть мужа и двоих взрослых детей: Александра и Ольги. Все оставшиеся дети стали революционерами. Она свою зрелость и старость посвятила помощи делу. Прекрасная музыкантша, блистательно образованная, умная и благородная женщина мужественно перенесла невзгоды жизни, думая только о детях, и умерла за несколько месяцев до Октябрьской революции.
* * *
В наши дни всех и всяческих переоценок-пересмотров, когда Ленин и революция проходят испытание Голгофой и, согласно закону возмездия, получают сполна за все, что было и чего не было, неожиданные легенды вдруг оживают, выходят из-за поворота жизни и начинают витать над людьми.
Весной 1991 года я оказалась в большой компании интеллектуалов, решающих сегодня, как лучше всего "измученному ленинским экспериментом обществу вернуться к капитализму". Молодой и симпатичный врач в продолжение разговора о том, что Ленин революцией мстил Романовым за казненного брата, вдруг сказал:
- А вы знаете, его мать была фрейлиной императрицы, жены Александра Второго или, может быть, даже Николая Первого, не скажу точно. Очень хорошенькая, видно по фотографиям.
- Этого не могло быть, - возразили ему, - как теперь известно, доктор Бланк был еврей. Дочь еврея - фрейлина?
- Вы не в курсе дела, - отпарировал врач, - в царской России человек, принявший крещение, автоматически становился русским. Национальность определяло не происхождение, а вероисповедание. Вспомните -.сколько инородцев было при дворе Петра Первого. Дочь еврея, канцлера Шафирова, была фрейлиной. Так вот фрейлина Мария Бланк завела роман с наследником престола: то ли с Александром Вторым, то ли с Александром Третьим. Забеременела. Ну, конечно, ее отправили к родителям. И срочно выдали замуж за скромного учителя Илью Ульянова, пообещав ему рост по службе, что он регулярно и получал в течение всей своей жизни. Она благополучно родила сына. Заметьте, старший сын Ульяновых назван Александром. В честь Того отца. Вот только не знаю, какого Александра, Второго или Третьего. Ну, можно проверить. Илья Ульянов оказался очень хорошим человеком - ни разу не упрекнул Марию Александровну и ко всем детям относился одинаково.
Присмотритесь к портретам, этот Александр не похож ни на кого в семье. Александр Ульянов узнал тайну матери и поклялся отомстить за ее поруганную честь. Будучи студентом в Петербурге, он примкнул к террористам и взялся бросить бомбу в царя. И вот он сидит в тюрьме, его должны казнить, мать приезжает в Петербург и на следующий же день получает возможность увидеться с ним.
На следующий день! Невероятно! При встрече она просит Александра - это написано во всех книгах о Ленине, - чтобы он покаялся и его простят.
Александр Ульянов отказался каяться и был казнен. Представьте себе, разве могла обыкновенная мать преступника сразу же добиться свидания? Интересно знать, кто сказал Марии Александровне, чтобы она предложила сыну покаяться? Кто, кроме того, на кого он покушался, мог его простить?
Так вот, она, приехав в Петербург, сразу же получила свидание с царем - какой тогда царь был у власти? Ах да, Александр Третий. Значит, это он был когда-то ее любовником и отцом Александра Ульянова. Царь согласился простить своего сына, если он покается. Так что все не просто. И Ленин революцией мстил не только за брата, но и за мать.
Можно было возразить врачу, что первым ребенком в семье Ульяновых был не Александр, а Анна, которая не участвовала в покушении, но, разумеется, знала о нем и не случайно была взята под стражу вместе с братом.
Можно было возразить, что Мария Александровна, дочь Александра Бланка, по всем предположениям не слишком с обеих сторон высокородная девица, вряд ли могла быть фрейлиной при царском дворе.
Можно было сказать, что смешно в наше время распускать слухи достойные доисторических времен и инфантильных особ, романтизирующих действительность.
Я тихо поднялась и ушла, пораженная не маловразумительной легендой, а тем, что она была давно известна мне! Из таких источников, которые невольно заставляли задуматься: откуда опять всплыла?
Нет дыма без огня…
В повествовании сейчас появится новое историческое лицо. Оно сможет пролить свет на некоторые темные углы в биографиях некоторых рассматриваемых здесь лиц. Оно время от времени будет появляться в книге, и в связи с ним я буду делать отступления под названием:
"Из "записной книжки" Ивана Федоровича Попова"
Ему было двадцать два года, когда он, бежав из ссылки, приехал в Брюссель и поступил там в университет. Молодой социал-демократ Иван Попов появился в Париже ранней весной 1909 года, пришел на тихую улицу Мари-Роз к Ленину и Крупской, живущим там в эмиграции. У него к ним была рекомендация от революционерки Инессы Арманд - с нею Попов подружился в ссылке, в Мезени.
Знание трех европейских языков, молодость и энергия дали возможность Попову помогать Ленину в качестве представителя ЦК РСДРП во Втором Интернационале. Вместе с Инессой Арманд Попов представлял партию на съездах и конференциях. Сопровождал Ленина, когда тот бывал в Брюсселе. В 1914 году Попов был взят под арест немецкими оккупационными властями в Брюсселе как "социально опасный элемент". По ходатайству Крупской и Ленина его перевели с помощью швейцарского Красного Креста на положение военнопленного.
В революции 1917 года Попов не участвовал. Вернувшись в Россию, работал в театральных организациях. Написал пьесу "Семья" об Ульяновых, принесшую ему широкую известность и материальное благополучие в конце сороковых - начале пятидесятых годов.
В этой пьесе главным был не Ленин, а его мать, ее переживания в связи с гибелью старшего сына Александра, ее хождение по мукам и по тюрьмам, ее выдержка и мужество, когда весь город Симбирск отвернулся от семьи террориста.
Моя встреча с Иваном Федоровичем состоялась в конце сороковых годов, в его доме, куда меня, девочку, пишущую стихи, привел отец, друживший с Поповым со времен войны. Иван Федорович в 1943 году приезжал на уральский завод писать очерк о конструкторах, создававших танк Т-34. Очерк был напечатан. Среди его героев - мой отец, танковый конструктор. Они подружились. Наша семья перебралась в Москву после войны. Подружились семьи.
Летом 1953 года, окончив школу, я готовилась поступать в университет. Попов предложил моим родителям:
- Пусть она поживете нами на даче. Дети в разъездах. Нам с женой скучно. Пусть зубрит среди природы.
В то время он, по существовавшему тогда закону, за каждый спектакль "Семья" получал большие потиражные деньги и мог позволить себе купить прекрасную, по нашим понятиям, дачу, держать автомобиль и оплачивать шофера.
Каждое утро на даче Попова я спускалась к диетическому завтраку. Вера Алексеевна, его жена, строго следила за диетой, весом и холестерином любящего поесть мужа. Я быстро справлялась с завтраком и уходила наверх зубрить, а вернее, читать Достоевского, которого Поповы свезли на дачу - от Москвы подальше. Два раза в неделю Вера Алексеевна ездила в Москву за продуктами. В такие дни мы с Поповым, сидя в разных комнатах, жадно следили, пока "Победа" с Верой Алексеевной не исчезнет за дальним поворотом.
И раздавался клич Ивана Федоровича: "Девица, вниз!"
У калитки уже стояла деревенская женщина с курицей, или куском телятины, или свинины. Домработница Поповых, весело ворча, начинала готовить обед, а мы с Иваном Федоровичем в ожидании его, глотая слюнки от кухонных запахов, вели нескончаемый разговор. Вернее, говорил он, а я слушала.
- Не записывай! - предупреждал он меня всякий раз, когда часам к пяти мы заканчивали долгий и вкусный обед. - Ни в коем случае не записывай!
Чего нельзя - того хочется. Однажды я села записать какой-то его поразительно интересный рассказ, но бросила: предательство. И стала просто повторять услышанное по нескольку раз. Ручаюсь ли за точность спустя столько лет? Да, за точность мыслей, но не слов.
Я задумывалась над вопросом, зачем Попов буквально "вываливал" мне все, что знал, слышал, предполагал и понимал о жизни Ленина?
Узнавала я такое, от чего тогда голова пошла бы кругом не только у творцов ленинианы и крупскианы. Попов доверял мне то, чего не доверил бы записной книжке в 1953 году: спустя несколько месяцев после смерти Сталина, в разгар борьбы за власть в правительстве, в атмосфере бериевской агонии. Могло ли быть, что Попов, годами опасавшийся записать подробности, не мог уйти с земли, не передав знаний кому-то?