На парижской встрече лидеров четырех держав в конце декабря 1959 года де Голль выполнил свое обещание поддержать Аденауэра в вопросе о Западном Берлине. На этой встрече вырабатывали позиции к предстоящей встрече в верхах с Хрущевым. Эйзенхауэр без всяких обиняков повторил, что права западных держав в Берлине не настолько важны, чтобы вступать в вооруженный конфликт. Нет смысла обострять обстановку, если Москва заключит мирный договор с ГДР и передаст ей какие-то права. Макмиллан выжидал. Заговорил Аденауэр:
- Уступив русским, мы потеряем город. Западные державы утратят авторитет у населения. - Канцлер сделал небольшую паузу и продолжил: - Если Берлин будет потерян, то немедленно поколеблется мое политическое положение. К власти придут социал-демократы. Они пойдут на сговор с русскими, и это станет концом Европы.
Де Голль встал на сторону Аденауэра. Макмиллан, поколебавшись, заявил, что он согласен с генералом и канцлером. Эйзенхауэр не стал противоречить союзникам.
Отношения канцлера и генерала развивались не без трений. За внешним дружелюбием все-таки скрывался различный подход к европейскому строительству. Временами он серьезно обострял обстановку.
Так, на очередной встрече в июле 1960 года в Рамбуйе де Голль изложил Аденауэру план политического объединения европейской шестерки. Оно, по мнению генерала, не должно было носить какие-либо наднациональные элементы. Представители государств будут регулярно собираться и обсуждать политические, экономические и оборонные проблемы.
Аденауэр не согласился. Он, как и другие участники шестерки, видел Европу, объединенную именно наднациональными структурами, развивающимися и совершенствующимися в сторону европейской федерации.
Де Голль вновь в резкой форме заговорил о Соединенных Штатах:
- Франция и Германия должны строить оборону без расчета на американцев. Главенство Соединенных Штатов в НАТО - несправедливо. Необходима реорганизация. Есть четыре великие державы Запада - Германия, Франция, Великобритания и США. Они должны занимать равноправное положение. Мы же отдаем все права на защиту Европы Америке. Это ослабляет национальные усилия европейцев. И вовсе не известно, будут ли американцы защищать Европу.
Аденауэр слушал внимательно. Не разделяя мнение де Голля, он подыскивал формулировки, которые бы не обидели генерала.
- В принципе вы правы. Но сейчас положение таково, что нельзя допустить, чтобы Европа отделилась от Америки. К реорганизации НАТО надо подходить с большой осторожностью, чтобы не разрушить уже созданное и действующее, а главное - не подорвать единство Запада.
В целом взаимные симпатии канцлера и генерала не изменялись, несмотря ни на что. Они настойчиво искали пути к сближению их государств. За четыре года встречались пятнадцать раз. Провели в беседах более ста часов. Обменялись сорока письмами.
В Бонне внимательно следили за развитием отношений между Францией и Советским Союзом. Де Голль не раз проявлял уважение к России, вспоминал свои визиты в Москву, на высоком уровне принимал Хрущева в Париже. Во время поездки по стране советский лидер в Вердене и других городах напоминал о совместной борьбе французов и русских против немцев, не скупился на резкие выражения в адрес Аденауэра, напоминал, что Франция и Советский Союз признают послевоенные границы в Европе и вообще у них нет серьезных причин для политической конфронтации.
Канцлер дал указание немецким послам в Париже и Москве тщательно отслеживать и анализировать франко-российские совместные действия. Хотя Аденауэр не допускал мысли, что де Голль пойдет на какие-либо практические шаги, наносящие вред содружеству Франции и Федеративной Республики как основе западноевропейского строительства.
У де Голля, как и у Аденауэра, вызвало беспокойство избрание молодого Кеннеди президентом США. После своей поездки в США в апреле 196) года Аденауэр на очередной встрече с де Голлем поделился впечатлениями о Кеннеди: он обладает тонким чутьем и хорошо разбирается в обстановке, быстро схватывает мысли собеседника, проявляет ясность в политических подходах.
- Как бы Хрущев не обошел молодого президента и не добился неоправданных уступок в Европе, - посетовал генерал.
- За американского президента можно не волноваться, - возразил Аденауэр, - но вот особая позиция Франции в отношении НАТО дает Хрущеву определенные надежды.
Де Голль заверил, что в случае обострения обстановки Франция всеми силами поддержит усилия Запада. Однако не преминул заметить: военная интеграция в мирное время бессмысленна, она притупляет национальную ответственность.
Последнее слово осталось все же за канцлером:
- Немцы на примере ГДР знают, что несет людям коммунизм. У французов и других европейцев такого опыта нет. Нужно создать такие условия жизни, чтобы люди знали, что они защищают, и были бы готовы к этому. Если Франция станет в одиночку решать проблемы обороны, в том числе развития ядерного оружия, она не сможет обеспечить высокого жизненного уровня населению. Бедность же - питательная среда для распространения коммунизма.
Генерал не стал возражать. Но на последующих встречах он вновь и вновь говорил о национальном факторе. Аденауэр же по-прежнему пытался подтолкнуть его к более тесному сотрудничеству с Соединенными Штатами и другими западными партнерами. Доказывал, что отсутствие такового дает серьезные козыри Москве.
В июле 1962 года Аденауэр в очередной раз прибыл в Париж, теперь с официальным визитом. Прием был пышный, как никогда. Оркестры, гимны, пестро разодетые гвардейцы, автомобильные кортежи в сопровождении мотоциклистов. В Енисейском дворце де Голль вручил канцлеру Большой крест Почетного легиона и произнес красивые слова в его адрес.
В начале сентября предстоял ответный визит президента в Федеративную Республику. Де Голль занимается с преподавателем немецкого языка, чтобы свободно общаться с населением. На аэродроме Кёльн/Бонн канцлер встречает генерала у трапа самолета. Де Голль легко и стремительно сбегает по трапу, обнимает пораженного Аденауэра и целует его в обе щеки.
На следующий день канцлер сказал Глобке:
- Первый раз меня поцеловал иностранный государственный деятель, да еще к тому же француз.
Генерал не задержался в Бонне. Пять дней он ездил по стране. Побывал в Гамбурге, Кёльне, Мюнхене, Штутгарте, некоторых городах Рурской области. Выступал на немецком языке перед многочисленными аудиториями. Везде говорил о дружбе между французами и немцами как о новом явлении в Европе, примете современной жизни. Необходимо создать такие условия, подчеркивал он, чтобы миллионы молодых немцев посещали Францию, а французы - Федеративную Республику. Нужно наладить связи между немецкими и французскими учебными заведениями, поощрять изучение языков и культуры другой страны.
На пятидесятитысячном митинге в Кёльне де Голль назвал немцев великим народом, а Аденауэра - хорошим немцем и похлопал его по плечу.
Манера поведения французского президента, его обильные хвалебные пассажи в адрес немцев производили благоприятное впечатление. Живой грассирующей речью и энергичной жестикуляцией он выгодно отличался от всегда сдержанного, немногословного Аденауэра. Француза приветствовали горячо, подчас восторженно. Канцлер среди близких иронизировал, но признавал, что генерал обладает артистическими данными, полезными для политика.
Аденауэр и де Голль спешили. Канцлеру предстояла отставка. Он не верил, что Эрхард, который сменит его, будет продолжать ту же политику по отношению к Франции. 22 января 1963 года в Елисейском дворце был подписан договор о франко-германском сотрудничестве. Генерал снова расцеловал канцлера. Политические вопросы не затрагивались. Аденауэр не хотел сталкивать свой атлантизм с национальными амбициями генерала. Однако при ратификации договора в бундестаге к неудовольствию де Голля к тексту добавили преамбулу, в которой говорилось, что основой политики Федеративной Республики является тесный союз с Соединенными Штатами, военная интеграция в НАТО и наднациональная Европа.
Аденауэр уже не располагал возможностями для того, чтобы избежать подобной демонстрации. Впрочем, он не придавал ей особого значения. Примирение с Францией обрело достаточно прочную основу. Политические нюансы поколебать его не могли. Не разрушило франко-германский альянс и решение де Голля о выводе французских вооруженных сил в Северной Атлантике из подчинения командованию НАТО.
Глава XXI
Обаяние власти
Власть - это сила, действующая по собственным законам. Человек, овладевший властью, со временем становится ее рабом. Она превращается в привычку, от которой трудно, невозможно отказаться. И уже не человек начинает управлять властью, а она им.
Аденауэр не избежал воздействия этих законов. На втором десятке канцлерства он все более становился авторитарным правителем, убежденным, что только он знает истину в последней инстанции, что только он может и должен управлять государством. Канцлер не преследовал личной выгоды. Считал, что действует в интересах народа и государства. Никто иной не обладал столь богатым опытом и умением. А потому власть его должна была оставаться незыблемой. На партию свою он посматривал, как верховный жрец на паству. С оппозицией считался мало. Государственная машина работала отлажено, четко, без перебоев. Откажись он от власти - все пошло бы прахом.
Не учитывал Аденауэр, что в хорошо организованном правовом государстве с налаженной экономикой и высоким жизненным уровнем отпадает надобность в сильной руке, в "демократии канцлера". Управлять могут и менее значимые фигуры. К тому же парламентско-демократическое мышление постоянно влечет к переменам, рождает надежду, что с приходом во власть новых людей будут решены проблемы, так и не решенные старой властью. А таковые неизбежны даже в самом благополучном обществе.
Авторитет Аденауэра оставался на высоком уровне. Но блеск его правления тускнел. Культ лидера в демократическом обществе со временем неизбежно ведет к возникновению антикульта. Канцлер всегда был самым крупным объектом для критики. Поначалу ее перекрывали успехи, связанные с его именем. Но к успехам привыкли. Критика стала более заметной, более воспринимаемой, вызывала недовольство властью и ее верховным носителем. Деятели ХДС/ХСС публично клялись в верности Аденауэру, а за его спиной поговаривали о возможном преемнике.
В 1959 году предстояли очередные выборы президента Федеративной Республики. Хойс уходил в отставку. Аденауэр предложил фракции ХДС/ХСС в бундестаге выдвинуть на президентский пост Эрхарда. Депутаты не согласились. Эрхард должен остаться в сфере активной политики и стать преемником канцлера. Впервые важное решение, предложенное Аденауэром, не нашло поддержки в собственной партии.
Лидеры ХДС/ХСС понимали, что эра Аденауэра кончается. Возникла идея дать ему возможность достойно закончить политическую карьеру, предоставить пост президента страны на последующие пять лет. Срок его президентства окончился бы, когда возраст Аденауэра подходил бы к девяносто годам.
Окружение канцлера советовало ему принять предложение. Аденауэр задумался. Он не хотел видеть Эрхарда канцлером. Считал, что тот слаб во внешней политике и не сумеет должным образом распорядиться наследием Аденауэра. Эрхард, по его мнению, неправильно оценивал значение экономической и политической интеграции Западной Европы и мог затормозить или вообще приостановить этот процесс.
После длительных размышлений Аденауэр согласился стать президентом, но с условием, что его преемником будет не Эрхард, а министр финансов Этцель, который был близок к канцлеру и послушно выполнял его волю. Аденауэр был убежден, что достойной замены ему нет и что если она произойдет, то только с его благословения.
В апреле 1959 года Аденауэр отправился в отпуск в любимую Каденаббию. Он захватил с собой конституцию ФРГ и начал изучать на предмет того, какими правами он будет обладать, если станет президентом. И тут его постигло разочарование. Он не получит таких полномочий, как, например, де Голль, не сможет влиять на политику. Он будет представительствовать и только.
Аденауэр знал все это на практике. Ведь он управлял государством без какой-либо оглядки на президента Хойса, считал его слабым политиком. Возможно, в конституции есть положения, которые позволят Аденауэру, опираясь на свой опыт и авторитет, оказывать решающее воздействие на политическую жизнь страны? Однако ничего подобного в Основном законе он не нашел. Можно было бы попытаться изменить конституцию. Но удастся ли такой шаг?
…Жизнь в Каденаббии шла своим чередом. Стучал телетайп, звонили телефоны. Личный референт разбирал почту. Две секретарши всегда готовы были к диктовкам. На месте находились и люди из службы безопасности. Раз в неделю прибывал курьер из Бонна с бумагами.
Но как-то незаметно сократилось число посетителей. Более частыми стали пешие и автомобильные прогулки Аденауэра, удлинилось время за игрой в шары - боччо. С близкими он почти не говорил о политике, но охотно беседовал о музыке и живописи. Жизненный тонус поднимался. Настроение улучшалось. Вдруг явилась мысль скрыться на целый день и заехать в Швейцарию. При подъезде к границе шофер напомнил, что они не взяли с собой паспорта. Пришлось вернуться к радости персонала, не привыкшего к неожиданным поступкам канцлера.
Кончался отпуск. Пришло сообщение, что руководство фракции ХДС/ХСС настаивает на избрании канцлером Эрхарда, а не Этцеля. Аденауэр вернулся в Бонн и на первом же заседании кабинета министров сказал, что сложное международное положение не позволяет ему оставить пост канцлера. Наметившийся было бунт фракции удалось подавить быстро. Аденауэр заявил об отказе баллотироваться на пост президента и о желании остаться канцлером. Фракция без борьбы приняла его решение. Противоборство могло бы серьезно подорвать позиции ХДС/ХСС в стране. Страсти, бушевавшие почти два месяца, улеглись. Аденауэр сохранил власть.
На очередной пресс-конференции один из журналистов спросил Аденауэра, почему он отказался от президентского поста. Канцлер с серьезным видом ответил:
- Мне сказали, что на президентской вилле Хаммершмидт есть в запасе лишь красные вина. Я попросил Глобке перенести туда из дворца Шаумбург рейнские и мозельские. Но он сказал, что это не положено. Тогда я решил остаться на прежнем месте - красные вина мне не годятся.
Участники пресс-конференции заулыбались. Больше подобных вопросов не задавали.
Президентом был избран Генрих Любке, занимавший в правительстве Аденауэра пост министра сельского хозяйства. Как политик он мало проявил себя. Представительствовал достойно. Действовал в полном согласии с канцлером.
Приближалось 85-летие Аденауэра. Здоровье начало давать сбои. Частые простуды. Довольно тяжелый бронхит. Потом легкий, но тем не менее инфаркт. Казалось, жизнь канцлера, его рабочий распорядок оставались прежними. Но перемены все же были. Журналисты, собиравшиеся на беседы за чашкой чая во дворце Шаумбург, отмечали, что канцлер выглядит болезненным. Появились новые морщины на лбу. Говорить стал медленно и очень тихо. Удивлялись, что тем не менее дух его крепок, мысль четка и логична.
Дом в Рёндорфе оберегался от посетителей. Более частыми стали уединения канцлера. Он подолгу задерживался в гостиной с ее мягким ковром, напольными часами и стереосистемой. Вновь и вновь обращался к любимым картинам. Медленно шел вдоль книжных полок, посматривая на тома "Большого Брокгауза", парламентских речей Бисмарка, книги стихов, собрания сочинений Теккерея, Диккенса, Голсуорси, Гёте, ценные издания Монтескье и Фонтэна, подаренные французами. Сняв томик с полки, переходил в застекленную лоджию, примыкавшую к гостиной и названную в семье "каютой". Сидя в мягком кресле и не раскрывая книги, любовался Рейном и думал о жизни. Семья осторожно советовала отказаться от государственной деятельности и заняться мемуарами. Нет, к этому он еще не готов, не видно сильных наследников. Дело жизни может оказаться под угрозой.
Так думалось Аденауэру. Он не признавался себе, что не хочет расставаться с властью и тем положением, которое она давала. Власть держала в невидимых, но крепких объятиях, разорвать которые он не мог.
Положение перед выборами складывалось не в пользу ХДС/ХСС. Дела в стране шли хорошо, но это принималось как должное. Строительство же Берлинской стены, беспомощность правительства в германском вопросе подрывали авторитет Аденауэра. Влиятельный гамбургский журнал "Шпигель" писал: "85-летний старик не в состоянии стоять во главе современного индустриального государства. Аденауэр и его западные союзники ничего не могут поделать в Берлине. Ульбрихт побеждает и диктует свои условия".
Социал-демократы впервые на парламентских выборах выступили не с классовых, а с общенародных позиций. Они признали успехи рыночной экономики и одобряли общие внешнеполитические подходы правительства. Но критиковали канцлера за пассивность в общегерманских делах. СДПГ выдвинула лозунг: стране нужна более сильная и решительная власть. Кандидатом в канцлеры от социал-демократов стал молодой, энергичный и уже завоевавший авторитет Вилли Брандт.
Незадолго до выборов Москва направила Бонну ноту, в которой резко критиковала политику Аденауэра и самого канцлера. Советские стратеги хотели тем самым оказать помощь социал-демократам, но добились прямо противоположного. Команда ХДС/ХСС немедленно обратилась к избирателям: Москва требует убрать Аденауэра, в этот тревожный час весь немецкий народ должен поддержать канцлера. Он и сам разыгрывал эту карту. Выступая на массовом митинге в Хагене, Аденауэр заявил, что Хрущев велел Ульбрихту построить Берлинскую стену, чтобы оказать предвыборную помощь Брандту.
На выборах ХДС/ХСС потеряли 700 тысяч голосов избирателей и 36 депутатских мандатов. Сохранив самую сильную фракцию в бундестаге, они утратили абсолютное большинство. Образовать правительство можно было только в коалиции со Свободной демократической партией. Брандт выдвинул предложение сформировать чрезвычайное правительство из представителей всех партий, представленных в бундестаге. Оно было отвергнуто. Руководители СвДП согласились проголосовать за Аденауэра, если получат заверение, что он уйдет в отставку до новых выборов. По настоянию руководства ХДС/ХСС Аденауэр такое обещание дал в письменной форме. Так он в четвертый раз был избран канцлером.
И все же он не верил в скорую отставку. Скрывал недомогание. Часто встречался с журналистами, демонстрируя бодрость духа и живость ума. Во время очередного визита во Францию не взял с собой врача: чтобы не подумали, что он стар и болен. Лечащий врач, однако, снабдил секретаря Аденауэра большим пакетом лекарств и научил, когда и как их нужно использовать.
Аденауэр внимательно следил за действиями советского руководства. Хрущев то всячески ругал канцлера и его политику, то на приеме в Кремле пил с немецким послом за его здоровье. Перед выборами в ФРГ Хрущев в присутствии Косыгина и Микояна сказал Кроллю, что желает победы Аденауэру. Он - самая сильная и авторитетная политическая фигура в ФРГ и еще больше укрепит свои позиции, если улучшит отношения между Федеративной Республикой и Советским Союзом.