В обращении к великому князю Московскому Крым соблюдал дипломатический этикет: "Брату моему поклон" или "Много, много поклон". Но обращение к великому князю Рязанскому было иным: "Великия Орды великого царя Махмет-Гиреево царево слово другу моему и становитину, рязанскому Ивану, князю, ведомо было… Мы, великий царь и государь твой".
Московский доброхот Аппак-мурза уведомил великого князя: "У тебя хан просит восемь городов, и если ты ему их отдашь, то другом будешь, а не отдашь, то тебе другом ему не бывать; разве пришлешь ему столько казны, сколько король присылает, тогда он тебе города эти уступит. А с королем им друзьями как не быть? И летом, и зимою казна от короля, как река, беспрестанно так и течет, и малому и великому - всем уноровил". Послу великокняжескому Мамонову Аппак советовал: "Ты приехал нынче между великим князем и царем дело делать, так делай дело умеючи; чего у тебя царь ни попросит, ты ни за что не стой, тешь его. А не захочешь царю дать добром, так тебе без дела назад ехать; ведь царь у тебя силою возьмет все, что захочет; так ты бы царю не стоял ни за что, чего у тебя ни попросит добром, а позора бы тебе не дожидаться". Угроза была исполнена.
Аппак был недоволен подарками Василия III и ставил ему в пример щедрость польского короля. "Абдыр-Рахмановою службою литовский царю нашему посылает пятнадцать тысяч золотых, кроме платья, сукон и запросов; а царицам, царевичам, сеитам, уланам, князьям, мурзам особенно король посылает, всем довольно; никто на короля царю за поминки не жалуется; Абдыр-Рахману же от короля идет две тысячи золотых, кроме платья и сукон; на людей Абдыр-Рахману еще казну, которую Абдыр-Рахман раздает от себя царевичам, уланам, князьям и мурзам добрым для королевского дела. Так королевскому делу как не делаться? А ко мне сколько раз король приказывал: отстань от московского, служи мне и приказывай, чего от меня хочешь: все тебе дам. Но у всякого человека слов много, а душа одна; ты, король, познакомился с Абдыр-Рахманом и живи с ним".
Хан писал: "Ты многим людям не прислал подарков, и нам много от них докуки было, да и посол твой много докуки видел; и вот я, для того чтоб между нами дружбы и братство прибывало, неволею взял у твоего посла, да и роздал моим людям - иному шубу, другому однорядку". Хан приложил список людей, которым великий князь должен был вперед посылать поминки.
В Москве закрыли глаза на заявления и действия Бахчисарая. В грамоте хану Василий не упоминал об оскорблениях, нанесенных послу, и требовал одного - шертной грамоты. Посол Мамонов обратился с тем же запросом к сыну Мухаммед-Гирея, царевичу Богатырю; тот заявил: "Кто меня больше почтит, король или великий князь, о том я и буду больше хлопотать". Мамонов пытался повлиять на хана через его брата Ахмат-Гирея. Брат отвечал: "Видишь сам, какой царь мой брат; когда был отец наш царем, то мы его слушались; а нынче брат наш царем, сын у него царь же, князья у него цари же, водят им, куда хотят". Посол навестил старшую ханшу; та отвечала: "Великокняжеские и королевы поминки хан пропивает с своими любимыми женами".
Богатырь-царевич обещал хлопотать о том, кто его больше почтит; король, как видно, почтил его больше, и Богатырь в 1516 г. опустошил рязанскую украйну. Когда посол пожаловался Аппаку, тот отвечал: "Все это делается великому князю самому от себя: говорил я, чтоб великий князь столько же присылал, сколько король присылает". А сам хан писал в Москву: "Что сын мой Богатырь без моего ведома на Рязань ходил, то князь бы Василий лихим людям не потакал, кто станет говорить, чтоб ему за то со мною раздружиться". Хан объявил о готовности идти на Литву, но требовал, чтоб великий князь помог ему взять Астрахань: "Как возьмем Астрахань, то в ней великого же князя людям сидеть, тысячах в трех или четырех, с пушками и пищалями; рыба, соль - все это пойдет брату же моему, великому князю, а моя только бы слава была, что город мой. А что наши люди Мещеру воевали, то я не ручаюсь, что вперед этого не будет, хотя я с братом своим, великим князем, буду в дружбе и братстве; людей своих мне не унять; пришли на меня всею землею, говорят, что не будут меня в этом слушаться; а Ширины мимо меня вздумали воевать Мещеру, потому что нынче на Мещере наш недруг, а из старины этот юрт наш. Нынче брат мой, князь великий, не просит у меня на Мещеру брата или сына? Когда наш род был на Мещере, то смел ли кто из наших смотреть на нее?"
Невзирая на щедрые подарки, крымцы возобновили вторжения в литовские земли. В 1519 г. Крымская Орда нанесла поражение гетману К. Острожскому. Но уже через год Крым и Польша договорились о совместном военном выступлении против России.
В течение трех лет казанский трон занимал Шигалей. Весной 1521 г. местная знать свергла его, передав трон крымским Гиреям. Московский воевода был ограблен и выслан из Казани, многие из его слуг перебиты. Переворот в Казани ускорил последующие события. Мухаммед-Гирей не получил помощи от турок. Но в набеге крымских татар на Русь принял участие опытный литовский воевода с отрядом.
Летом 1521 г. хан обошел русские полки, собранные на Оке в Серпухове, и прорвался в окрестности Москвы.
Нашествие застигло Василия III врасплох. Поручив оборону Москвы зятю, татарскому царевичу Петру, великий князь бежал в Волоколамск. В пути, как писал австрийский посланник, ему пришлось прятаться в стоге сена. Дожидаясь подхода войск из Новгорода и Пскова, великий князь приказал начать переговоры с крымским ханом. Казначей Ю. Д. Траханиотов, находившийся с сокровищницей в столице, отправил крымскому хану богатые подарки. Приняв дары, Мухаммед-Гирей обещал снять осаду и уйти в Орду, "если Василий грамотой обяжется быть вечным данником царя (крымского хана. - Р.С.), какими были его отец и предки". Крымцы стояли под Москвой две недели, и за это время требуемая грамота была доставлена "царю". Достоверность приведенного известия С. Герберштейна не вызывает сомнений. В русских Разрядных записях отмечено, что при нападении татар на Москву "взял тогды царь крымской на великаго князя грамоту данную, как де великому князю дань и выход давать ему".
По предположению Г. Вернадского, грамоту о подданстве составил не Василий III, а наместник Москвы царевич Петр. Московские государи не скрепляли подписью свои указы и грамоты. Заменой подписи служила государственная печать, хранителем которой являлся казначей Ю. Траханиотов. Царевич и казначей могли изготовить грамоту в отсутствие государя. Но без ведома и разрешения Василия III, находящегося неподалеку от Москвы, они едва ли решились бы предпринять такой шаг. Уступчивость Василия III объяснялась тем, что обстановка в Подмосковье все более осложнялась. Воеводы, стоявшие в Серпухове, препирались между собой, вместо того чтобы действовать. Молодой и менее опытный воевода князь Д. Ф. Бельский отказывался слушать советы старших воевод И. М. Воротынского и других. Василий III направил под Москву брата князя Андрея с удельными полками. Но татары помешали русским объединить свои силы. Получив требуемую грамоту от Василия III, Мухаммед-Гирей отошел к Рязани. Во время остановки под Рязанью татары в течение нескольких недель вели торг с русскими. Бояре и состоятельные люди могли выкупить из плена своих близких. Мухаммед-Гирей сообщил рязанскому воеводе о грамоте, выданной ему Василием III, и потребовал, чтобы тот снабдил его войска продовольствием за счет запасов, хранившихся в крепости. Воевода попросил предъявить ему государеву грамоту. Как только документ был доставлен в крепость, рязанцы пушечным огнем отогнали татар от стен города. Вслед за тем крымцы 12 августа 1521 г. ушли в степи.
Василий III признал себя данником Крыма, что означало восстановление власти Орды над Русью. Но новое ордынское иго продержалось несколько недель. Хан Мухаммед-Гирей был убит ногайцами. Его преемник потребовал от Москвы уплаты "выхода" в сумме примерно тысяча восемьсот рублей. Однако его домогательства были решительно отклонены русскими.
Василий III постарался снять с себя ответственность за поражение и переложить вину на бояр. Он примерно наказал воеводу И. М. Воротынского, заключив его в тюрьму.
"Общественный договор"
Основные принципы внутренней политики Василия III сложились еще в то время, когда он получил от отца в управление Новгород Великий. Борьба за трон вступила в решающую фазу, и все помыслы князя сосредоточились на том, чтобы упрочить свою военную опору - новгородское поместное ополчение. Для этого он постарался расширить фонд государственной земельной собственности, образовавшийся в Новгороде. К концу XV в. поместья в Новгороде получили девятьсот шестьдесят четыре сына боярских. В начале XVI в. в новгородском ополчении служила уже тысяча четыреста детей боярских.
Формирование зависимого от трона дворянского военно-служилого сословия оказало глубокое влияние на развитие Российского государства в целом. Русь все больше отдалялась от Запада.
Завоевание Новгорода Москвой уничтожило элемент "общественного договора", определявший взаимоотношения между Новгородской республикой и князьями, заключавшими "ряд" с новгородцами. Верх взяла московская политическая культура. Но не следует думать, что эта последняя была аналогична культуре восточных деспотий, опиравшейся на принцип подчинения общества государству.
Полагают, что московские порядки не включали элемент общественного договора, так как в России монарх подчинил дворян обязательной службой (Р. Крами). Вновь установленные факты опровергают такой вывод. Московские самодержцы не обладали достаточной властью, чтобы насильно навязать знати и дворянству принцип обязательной службы с земли. Подобно западным суверенам и они не могли обойтись без "общественного договора". Почвой для договора послужила насильственная и быстрая перестройка системы земельной собственности, принесшая огромные выгоды московскому дворянству. Веками на Руси господствовала вотчина, обеспечивавшая старому боярству известную независимость по отношению к государю. Экспроприация новгородского боярства изменила всю ситуацию. Новгород и Псков по территории не уступали бывшему Московскому княжеству. Поэтому превращение конфискованных тут боярских вотчин в собственность государства и появление поместий сразу обеспечило государственной собственности ведущее место в системе землевладения. В XVI в. фонд поместных земель продолжал стремительно расти. В итоге казна смогла наделить государственной собственностью не отдельных лиц, не отдельные группы, а все сословие московских служилых людей. Фонд конфискованных земель был столь велик, а численность московских дворян столь ограничена, что власти давали поместья даже военно-служилым холопам из распущенных боярских свит. При обилии земель сложился порядок, при котором казна стала наделять поместьями детей и внуков дворян, едва они достигали совершеннолетия и поступали на службу. Превратившись в традицию, такой порядок не получил законодательного оформления, что было характерно для Московского царства и его юриспруденции. Суть "общественного договора" состояла в том, что казна взяла на себя обязательство обеспечить дворян необходимой для службы землей. В свою очередь, дворяне согласились на обязательную службу.
Раздача поместий не привела к уравниванию аристократии и рядового дворянства. Знать получила в дополнение к вотчинам крупные поместья, во много раз превышавшие владения уездных детей боярских, для которых поместье нередко оставалось единственным источником доходов.
Необходимым условием распространения поместной системы на центральные уезды Московского государства было создание там крупного фонда государственных земель. Казна пополняла этот фонд за счет "черных" волостей, светских вотчин и прочее. Иван III и Василий III издали "уложения" (закон или практические распоряжения) о том, чтобы вотчинники Твери, Рязани, Оболенска, Белоозера не продавали свои вотчины "иногородним" и "в монастыри без докладу (особого разрешения монарха. - Р.С.) не давали". Членам трех крупнейших княжеских домов - Суздальского, Ярославского и Стародубского - запрещалось продавать наследственные вотчины кому бы то ни было "без великого князя ведома". Приобрести княжескую вотчину могли только прямые наследники умершего князя. Полагают, что "уложения" Ивана III и его сына были направлены "на консервацию пережитков удельной старины" (В. Кобрин). Но с этим трудно согласиться. Запрет землевладельцам продавать вотчины "без доклада" и ограничение круга покупателей вотчин ставили сделки на землю под контроль монарха. Любое нарушение процедуры "доклада" государю вело к отчуждению вотчины в казну. В центральных уездах государство обошлось без массовых конфискаций боярских вотчин, но вторжение власти в сферу частной (вотчинной) собственности началось. Казна задалась целью утвердить свое исключительное право на наследие удельной старины - богатейшие княжеские и боярские вотчины.
Суздальская аристократия утратила свои княжеские престолы. К XVI в. эта знать не составляла особой, цельной корпорации. Само понятие "корпорация" едва ли применимо к русским порядкам. Но и при Василии III знать сохраняла воспоминания о былом княжеском достоинстве. Чтили своих родичей и местных святых.
Герберштейн писал о князьях Ярославских: "Их область, подобно Ростову, составляла собственность вторых сыновей государей, но их покорил силою то же монарх. Впрочем, и доселе еще остаются вожди области, которых они называют князьями, титул, однако, государь присвояет себе, предоставив страну князьям как подданным. Владеют же этою страною три князя, потомки вторых сыновей; русские называют их ярославскими. Первый, Василий, - тот, который водил нас из гостиницы к государю и отводил обратно. Другой - Симеон Федорович, от своей отчины Курбы носящий прозвище Курбского, человек старый, сильно истощенный воздержанностью и самой строгою жизнью, которую он вел с молодых лет. Именно он в течение многих лет воздерживался от употребления в пищу мяса, рыбой же он питался только по воскресеньям, вторникам и субботам, а по понедельникам, средам и пятницам, во время поста, он воздерживался от нее. Великий князь посылал его некогда в качестве главного вождя с войском через Пермию в Югру для покорения отдаленных племен. Значительную часть этого пути Курбский совершил пешком по причине глубокого снега, а когда он растаял, остальную часть пути князь проплыл на судах и переходил через гору Печору. Последний - Иван, по прозвищу Посечень, который от имени своего государя был послом у цесаря Карла в Испаниях и вернулся с нами. Он был до такой степени беден, что взял взаймы (как мы наверно знаем) на дорогу платья и колпак (это - покрышка головы)".
Посол Герберштейн дал резко отрицательную оценку московским порядкам: "Всех одинаково гнетет Василий III жестоким рабством, так что ежели он прикажет кому-нибудь быть при его дворе или идти на войну, или править какое-нибудь посольство, тот вынужден исполнять все это на свой счет.
Властью, которую он применяет по отношению к своим подданным, он легко превосходит всех монархов всего мира. И он докончил также то, что начал его отец, а именно: отнял у всех князей и других властелинов все их города и укрепления".
Приведенная оценка Герберштейна оказала влияние на всю историографическую традицию. Но она тенденциозна. Надо иметь в виду, что дипломатическая миссия Герберштейна в Москве кончилась провалом, это повлияло на оценки посла.
В отличие от отца Василий III старался не ссориться с высшей знатью и никого не казнил. До опричнины же сына великого князя было еще далеко.
Крепостями в России владели удельные князья. Число уделов резко сократилось при Иване III, а не при Василии III.
Последний по завещанию образовал полдюжины новых княжеств и передал их детям. Он закрепил за братом Юрием крупное удельное княжество.
Завоевав Новгород, Иван III сначала разделил конфискованные там боярщины между московской знатью и дворянами. Но затем свел их в Москву. Изъятие новгородских поместий у их новых владельцев вызвало негодование московской знати. Василию III пришлось исправлять ситуацию. Он использовал новгородский опыт и стал наделять московских дворян и бояр поместьями в пределах Московской земли. Так как У властей не было достаточного фонда земель, испомещение растянулось на многие годы. Боярство трансформировалось в служилое поместное дворянство.
Утверждение С. Герберштейна насчет всевластия московского государя было преувеличением. Следуя традиции, московский государь пополнял свою думу представителями самых аристократических фамилий. Но права удельной и прочей аристократии неуклонно ограничивались. Право отъезда, опиравшееся на многовековую традицию, было окончательно уничтожено не законодательным актом, а практикой государевых опал и крестоцеловальных записей. Князья, заподозренные в намерении покинуть Россию, под клятвой обещали верно служить государю и выставляли многочисленных поручителей.
Брак Василия III
Узурпировав власть вопреки воле Боярской думы, Василий III на всю жизнь сохранил недоверие к могущественной московской аристократии. Он не проявлял снисхождения даже к родне, заподозренной в измене или недостаточно покорной. При Иване III Данила Холмский, происходивший из удельных тверских князей, стяжал славу победителя Ахмат-хана. Его сын Василий Холмский женился в 1500 г. на сестре Василия III, которая, однако, вскоре умерла. По родству с великокняжеской семьей и заслугам отца князь Василий мог претендовать на высший пост в думе. Однако родство со свергнутой тверской ветвью династии внушало подозрение самодержцу. В 1508 г. В. Холмский был арестован и сослан на Белоозеро, где вскоре умер.
Василий III питал доверие к младшему из братьев Андрею. С ним он совершил псковский поход. Старшие братья Юрий, Дмитрий и Семен получили приказ оставаться в своих уделах и таким образом лишились повода требовать участия в разделе завоеванной земли. Брат Семен в 1511 г. готовился бежать в Литву, и лишь заступничество митрополита спасло его от опалы и тюрьмы.
Иван III надеялся завязать родство с датским королевским домом. Предполагалось женить наследника Василия на датской принцессе Елизавете. Хлопоты не принесли успеха.
Православные царства на Балканах были уничтожены турецким завоеванием, а брак с иноверкой считался нежелательным. В конце концов греки из окружения Софьи подсказали княжичу выход, сославшись на примеры из истории византийского императорского дома. Они посоветовали провести перепись невест по всему государству и на смотринах избрать невесту для наследника и соправителя Ивана III. Ходили слухи, что советник Василия Ю. Д. Траханиотов надеялся сосватать ему свою дочь. Брак с нею окончательно превратил бы московскую династию в "греческую", что едва ли прибавило ей популярность. Вопрос о браке решался в то время, когда Иван III был разбит параличом, а сторонники Дмитрия Внука не оставляли намерения вернуть ему московскую корону.