Под звездным небом жаркой бразильской ночи двое лжецов слились в долгом поцелуе, о котором будут ностальгически вспоминать и через сорок лет. 1965 год не мог начаться лучше. Роман с Марсией вселил в душу Пауло умиротворение, какого юноша не ощущал никогда раньше ни в Араруаме, ни в Белене. Пауло витал в облаках и даже не огорчился, узнав, что не занял призового места на стихотворном конкурсе, который спонсировал Национальный институт Мате. "Какое имеет значение, дали премию, не дали, - проявляя истинное величие души, писал он, - для того, кого любит такая девушка, как Марсия?" Страницы его дневника заполнялись теперь рисунками: два сердца с именами влюбленных, пронзенные стрелой Амура.
Но счастье оказалось недолгим. Еще до конца лета родители Марсии узнали, кто ее возлюбленный, и приговор их звучал безапелляционно: только не он. Девушка пожелала узнать почему, и мать ответила с убийственной откровенностью:
- Ну, для начала, он настоящий урод. Не понимаю, что могла найти такая девушка, как ты, в таком безобразном и нескладном парне. И потом - ты любишь веселиться, ходить на вечеринки, а он даже танцевать не умеет, стесняется пригласить девушку. Его интересуют только книги. И вид у него болезненный…
Марсия возразила, что Пауло здоров. У него астма, но таких людей миллионы, и эту болезнь можно вылечить.
- Хорошо, астму можно вылечить, - стояла на своем мать, - но у него могут быть и другие болезни, и он, чего доброго, еще и тебя заразит. И потом, мне сказали, что он экзистенциалист и коммунист.
Однако Марсия не собиралась отказываться от своей любви. Она все рассказала Пауло, и они решили бороться вместе. Стали встречаться тайком дома у общих друзей. Надежного места не было, и минуты близости случались у них крайне редко - где-нибудь в укромных уголках лагуны Родриго Фрейтас - да и то дело не заходило слишком далеко. Пауло пытался в таких ситуациях вести себя непринужденно и уверенно, хотя на самом деле его сексуальный опыт был более чем скудным, чтобы не сказать - ничтожным. За несколько месяцев до этого, воспользовавшись отсутствием родителей, отправившихся в кино, Пауло сумел уговорить хорошенькую горничную Мадалену, недавно нанятую доной Лижией, подняться к нему в спальню. Восемнадцатилетняя Мада оказалась достаточно умелой, чтобы дебют Пауло не принес ему разочарования.
Узнав, что их дочь продолжает тайком встречаться с "этим выродком", родители удвоили бдительность и запретили Марсии разговаривать с Пауло даже по телефону. Но вскоре обнаружилось, что Пауло и Марсия прятали под подушками будильники, поставленные на четыре часа утра и шептали в ночной тишине слова любви, прижавшись губами к трубке. Расплата за ослушание была жестокой: девушку на месяц заперли в доме. Но Марсия не сдалась: служанка помогала ей передавать возлюбленному записки, в которых указывалось точное время, когда девушка будет стоять у окна своей комнаты, выходившей на безлюдную улицу. Однажды утром, проснувшись, Марсия посмотрела в окно и увидела объяснение в любви, выведенное на асфальте огромными буквами: "М., я тебя люблю. П".
Когда истек срок наказания, мать снова пошла в атаку: Пауло не подходит Марсии, твердила она, их любовь не приведет ни к чему хорошему, у парня нет перспектив, нет будущего. Но упрямица стояла на своем: она от любви не откажется, она хочет выйти за Пауло замуж. Услышав это, одна тетушка намекнула Марсии, что у такого хилого юноши вряд ли хватит сил выполнять должным образом супружеские обязанности: "Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, милая? Брак, секс, дети… Сомневаюсь, чтобы такой тщедушный и хилый мужчина мог вести нормальную жизнь!" Но Марсия пропускала все эти грозные предупреждения мимо ушей. Месяц заточения прошел, и она снова стала видеться с Пауло. Влюбленные нашли идеальное место для встреч - церковь Непорочного Зачатия поблизости от их домов. Чтобы не возбудить подозрений, в церкви они садились не рядом, а друг за другом, и разговаривали шепотом. Но несмотря на все предосторожности, отец Марсии выследил их, с руганью притащил дочь домой, где подверг наказанию, соразмерному вине, - отхлестал ремнем.
Однако девушка, несмотря ни на что, решила продолжать роман с Пауло, стать его невестой и выйти за него замуж. Если родители Марсии были против, то и родители Пауло тоже не пришли в восторг от его выбора. Приятели Пауло часто устраивали у себя дома вечеринки, и вот однажды он уговорил Педро и Лижию разрешить ему провести одну вечеринку у них. Но дело закончилось скандалом. Увидев, что сын танцует со своей возлюбленной "щека к щеке", инженер Педро приблизился, стал перед ними, скрестив на груди руки и испепеляя их взглядом. Обиженная Марсия прервала танец и, извинившись перед Пауло, отошла к группе друзей. А инженер продолжал следить за соблюдением приличий. Если юноша в танце прижимался к девушке или обнимал ее ниже талии, он повторял свою бестактность: становился перед парой, скрестив руки, и ждал, чтобы "это безобразие" прекратилось. К тому же в доме царил строгий "сухой закон" - по воле хозяина все спиртные напитки, включая легкое пиво, были под запретом.
Эта вечеринка стала первой и последней в розовом особняке семьи Коэльо. Но ничто, даже оскорбительное поведение отца, не могло нарушить счастья Пауло. Приближался день рождения Марсии, ее роман с Пауло длился уже несколько месяцев, и мать решила с ней поговорить. Разуверившись в эффективности "кнута", она решила действовать методом "пряника" и выложила свой главный козырь:
- Если ты порвешь с этим парнем, мы пойдем в лучший бутик Рио, по твоему выбору, и ты купишь там все что захочешь.
Мать рассчитала верно: тщеславие и страсть к нарядам были слабостью дочери, и все же первой реакцией на предложение был отказ:
- Это просто бессовестный шантаж.
Но поразмыслив, девушка пришла к выводу, что принесла достаточно жертв во имя любви. И она, и Пауло в глубине души понимали, что их роман обречен. Они были несовершеннолетними, несамостоятельными, полностью зависели от родителей, и надеяться им было не на что. А уж если капитулировать, то хотя бы задорого. И Марсия согласилась. Прочитав письмо, в котором она сообщала об окончании их романа, Пауло разрыдался и поведал дневнику о своем великом разочаровании - ведь в его фантазиях их любовь с Марсией должна была кончиться так же трагично, как любовь Ромео и Джульетты: "Я думал, Гавеа станет бразильской Вероной, но можно ли представить себе что-нибудь более печальное, чем когда тебя меняют на пару платьев?"
Покинутый своей Большой Любовью именно так, с заглавной буквы, Пауло писал в дневнике о Марсии, - он снова впал в депрессию. Родители, обеспокоенные состоянием сына, сжалились над ним и отменили запрет на каникулы, наложенный из-за провала по математике: Пауло отпустили праздновать карнавал с двоюродными братьями. Пауло приехал в Араруаму автобусом в пятницу вечером и весь уикенд пребывал в крайне мрачном расположении духа: на карнавальных балах ему даже не хотелось смотреть на девушек. Но в понедельник вечером он все-таки принял приглашение троих друзей выпить пива в баре рядом с домом дяди Жозе. Когда стол был уже завален картонками под стаканы, одному из друзей Карлиньосу - пришла в голову идея:
- Родители в отъезде, а машина ржавеет в гараже. Если кто-то умеет водить, можно покататься.
Хотя Пауло никогда в жизни не садился за руль, он отважился заявить:
- Я умею.
Друзья расплатились, пошли к Карлиньосу и вывели машину из гаража. Когда они выехали на главную улицу, по которой дефилировали танцоры школы самбы, в городе внезапно вырубилось электричество, и все погрузилось во тьму. Но Пауло ехал дальше, лавируя между прохожими и ряжеными. Внезапно он увидел прямо перед собой толпу каких-то подозрительных личностей. Растерявшись, Пауло вильнул в сторону, прибавил газу - и тут кто-то из приятелей закричал:
- Осторожно!
Но было уже поздно. Все почувствовали, как бампер обо что-то ударился, а Пауло продолжал жать на педаль акселератора под испуганные крики спутников:
- Гони, Пауло! Гони! Живей давай! Ты задавил мальчишку!
5
Чтобы насытить ангела смерти, Пауло зарезал соседскую козу и вымазал жертвенной кровью стену дома
Этим мальчиком был Луис Клаудио, он же Клаудиньо - сын портного Лауро Виейры да Силва Азеведо. Пострадавшему было семь лет, он жил на улице Оскар Кларк поблизости от того дома, где остановился Пауло. Удар был настолько силен, что ребенка отбросило далеко в сторону и из его распоротого живота вывалились внутренности. В бессознательном состоянии Клаудиньо доставили в "Дом милосердия" - единственную больницу Араруамы - где у него диагностировали, кроме всего прочего, разрыв мочевого пузыря. Чтобы компенсировать огромную потерю крови, врач сделал мальчику переливание, но артериальное давление резко упало, Клаудиньо был при смерти.
Пауло с приятелями не только не оказали ребенку помощи, но на большой скорости скрылись с места происшествия. Поставив автомобиль в гараж Карлиньоса, они пошли по еще темному городу к дому Маурисио, третьего пассажира злополучной машины. По дороге друзья поняли, что известие о наезде уже распространилось по Араруаме. Обеспокоенные слухами о том, что мальчик умер, приятели испугались и поклялись, что до гроба никто никогда и словом не обмолвится об этой трагедии. Все разошлись по домам. Чтобы не возбуждать подозрений, Пауло явился к дяде Жозе как ни в чем не бывало - впоследствии он сам назвал это "вопиющим цинизмом". Но бомба вскоре взорвалась - уже через полчаса свидетель происшествия опознал Маурисио и Аурелио, четвертого участника забавы; оба они были задержаны и на допросе в полиции выдали того, кто вел машину. Тогда дядя отвел Пауло в комнату и объяснил ему серьезность ситуации:
- Мальчик в критическом состоянии. Будем надеяться, что он выживет, иначе тебе несдобровать. Твои родители уже все знают и едут сюда договариваться с полицией и городским судьей. А ты пока будешь сидеть дома. Здесь ты в безопасности.
Дядя знал, что портной слывет задирой, грубияном и скандалистом, и опасался, как бы тот сгоряча не наделал глупостей, а проще говоря - не разделался с Пауло своими руками. Его опасения подтвердились в тот же вечер. Побывав в больнице у сына, который по-прежнему находился между жизнью и смертью, Лауро явился к дверям дома, где прятался Пауло, в сопровождении двух молодцев самого зверского вида. Распахнув пиджак, чтобы был виден револьвер за поясом, он тряс пальцем перед самым носом Жозе вне себя от бешенства:
- Сеньор Арарипе, Клаудиньо при смерти! Пока он не выйдет из больницы, ваш племянник не покинет Араруаму! А если мой сын умрет, Пауло похоронят рядом с ним - я приду сюда и убью его!
Поздно вечером Лижия и Педро прибыли в Араруаму и, не встретившись с сыном, отправились прямо к следователю. Тот заявил им, что "преступник" не сможет покинуть город без его разрешения. Приезд родителей не уменьшил отчаяния Пауло: он провел ужасную ночь, ни на минуту не сомкнув глаз. Лежа в постели, он дрожащим почерком написал:
Это самый долгий день в моей жизни. Я провожу ночь в тоске, я не знаю, в каком состоянии сейчас мальчик Но самое страшное было, когда, придя к Маурисио, мы услышали, что все говорят, будто ребенок мертв. Мне захотелось перестать существовать, исчезнуть. До сих пор я думал только о тебе, Марсия. Меня накажут за езду без прав. А если мальчик не выживет, меня будут судить и могут отправить в исправительную колонию.
Это был ад на земле. Утром во вторник обе новости - сам наезд и угроза портного - взбудоражили весь город. На улице Оскар Кларк толпились любопытные, которые ждали развязки драмы. Лижия и Педро решили нанести визит вежливости родителям Клаудиньо, который так и не пришел в сознание. Лижия принесла корзинку отборных фруктов для мальчика. Как только супруги приблизились к дому портного, Лауро велел им убираться: он не желает с ними разговаривать, ему не до бесед. Он снова повторил свою угрозу: "Ваш сын уедет из города живым, только если выживет мой", - и велел Лижии и Педро забрать свои фрукты:
- Мы не умираем с голоду. Мне не нужна милостыня, мне нужен мой сын.
Пауло выходил из комнаты только чтобы узнать о состоянии ребенка. Все полученные сведения он заносил в тетрадь:
…Утром ходили в больницу. У мальчика стала снижаться температура… Хоть бы его отец забрал свое заявление из полиции.
…Весь город уже все знает, и я не могу выйти из дому, потому что меня ищут. Мне сказали, что вчера на танцах у дверей стоял следователь, ждал моего появления.
…У мальчика снова поднялась температура.
…Меня могут арестовать в любой момент - кто-то сообщил в полицию, будто я совершеннолетний. Теперь все зависит от его состояния.
Температура повышалась и падала несколько раз. Клаудиньо пришел в себя в среду утром, через два дня после травмы, но кризис миновал только к ночи, когда врачи наконец сказали, что его жизнь вне опасности и через несколько дней его выпишут. В четверг рано утром Педро Коэльо повел сына на допрос к судье и в его присутствии подписал обязательство взять на себя все расходы по оказанию Клаудиньо медицинской помощи и пребыванию его в больнице. Мальчик выжил. Единственным серьезным последствием травмы был огромный шрам на животе, оставшийся у него на всю жизнь. Но, видимо, судьбе было угодно, чтобы карнавальный понедельник оставался для него роковым днем. Через тридцать четыре года, 15 февраля 1999 года коммерсант Луис Клаудио, имевший к тому времени жену и двух дочерей, был силой выведен из своего дома в Араруаме двумя бандитами в масках - видимо, их наняла мафия, грабившая грузовики с товаром. Его жестоко пытали, потом связали, облили бензином и заживо сожгли.
А тогда, в 1965 году спасение Клаудио не повлияло на решение Педро Коэльо принять к сыну самые строгие меры. Когда семья вернулась в Рио, он заявил, что в наказание за наезд и ложь Пауло запрещается выходить из дому по вечерам. А денег на карманные расходы, которые он снова стал получать, уволившись в декабре с землечерпалки, он не увидит, пока отец не возместит те сто тысяч крузейро (около трех тысяч реалов по курсу 2008 года), что ушли на медицинские и прочие расходы. Первый табель, принесенный через два месяца после начала занятий, возродил было надежды семьи: хотя Пауло так же плохо успевал по нескольким предметам, он получил хорошие оценки по португальскому, философии и химии, и его общий балл поднялся до 6,1. Этот показатель, сам по себе весьма средний, стал несомненным свидетельством прогресса Пауло, которому уже давно не удавалось добраться даже до пяти баллов. Родители было воспряли духом, но уже в следующей ведомости средний балл опустился до 4,6, а затем едва достиг 2,5. Когда подвели итоги, в семье Коэльо разразился страшный скандал. Педро Кейма Коэльо де Соуза рвал и метал, запрещал развлечения, грозил все более страшными наказаниями, но Пауло, казалось, оставался к этому равнодушен. "Я по горло сыт колледжем, - говорил он друзьям, - сбегу оттуда, как только смогу".
Энергия и рвение, которые он не тратил на занятия в школе, полностью отдавались реализации проекта стать писателем. Убежденный в собственном таланте, не желая пребывать в неизвестности, Пауло решил, что помочь ему может только одно: реклама. В начале 1965 года во время долгих прогулок по пляжу Копакабана с Эдуардо Жардином, он вслух размышлял о том, как стать признанным писателем. Решение задачи представлялось ему простым: мир становится все более материалистическим (неважно, по чьей вине - коммунизма или капитализма), поэтому, скорее всего, искусство, в том числе и литература, обречено на исчезновение. И только массовая информация, то есть реклама может спасти мир от культурного Армагеддона. Пауло твердил Жардину, что его особенно беспокоит литература: она не получила такого широкого распространения, как музыка, ею мало интересуется молодежь.
- Если нашему поколению никто не привьет интереса к литературе, - делился он опасениями с Эдуардо, - она очень скоро перестанет существовать. - И Пауло поведал другу свой рецепт спасения литературы: - Моим главным занятием станет массовая коммуникация, пропаганда; она будет тем инструментом, которым я заставлю публику читать и обдумывать то, что пишу. Благодаря ей мои книги станут лучше продаваться, но это - вторичный результат. Главное - таким образом я пробужу всеобщий интерес к моим идеям, к моим теориям. - Друг слушал с недоверием, но Пауло и дальше излагал ему проект, относящийся уже к тому времени, когда публика будет завоевана. - А потом, по примеру Бальзака, я сам буду писать - под псевдонимом, разумеется, - критические и хвалебные статьи о собственном творчестве, но это уже совсем другая история.
Жардин не соглашался:
- Ты очень по-коммерчески рассуждаешь, Пауло. Ты же знаешь, что реклама насквозь лжива, она заставляет людей делать то, чего они не хотят.
Но Пауло был настолько уверен в действенности своего плана, что в январе наклеил на поверхность письменного стола нечто вроде программы того, что собирается сделать в новом году:
Литературная программа на 1965 год.
Покупать все газеты, выходящие в Рио.
Изучить их литературные отделы и выяснить, кто ответственные редакторы и руководители этих газет. Посылать свои сочинения редакторам и объяснительные письма руководителям. Установить с ними телефонные контакты, справляясь о дне, когда мои сочинения будут опубликованы. Информировать руководителей о моих намерениях.
Найти покровителей.
Провести всю эту работу и с журналами.
Выяснить, пожелает ли кто-нибудь систематически получать мои сочинения.
Провести такую же работу с радиостанциями. Попытаться создать собственную программу или поступить на службу в уже существующие. Выяснить по телефону, будет ли передано то, что я им посылаю, и если да, то когда именно.
Достать адреса известных писателей, послать им мои стихи, попросить высказать о них свое мнение и поместить в изданиях, с которыми они сотрудничают. Обращаться к ним снова и снова, если письмо останется без ответа.
Приходить на автограф-сессии, конференции, встречи, премьеры спектаклей, стараться побеседовать со знаменитостями и сделать так, чтобы меня заметили.
Организовать показы моих, театральных пьес. Приглашать на них литераторов старшего поколения, чтобы добиться их покровительства.
Попытаться наладить контакты с писателями нового поколения, угощать их коктейлями, посещать места, где они собираются. Продолжать себя рекламировать, рассказывать в писательских кругах о своих удачах.