Одним из побочных эффектов жизни взаперти явилось снижение деятельности иммунной системы Наташи. Поскольку она не подвергалась воздействию обычных микробов и вирусов, переносимых людьми, это тяжело отразилось на ней, когда она в конце концов освободилась. Также она считала, что у нее возникло некоторое осложнение сердечной деятельности, как она позже об этом рассказала:
Однажды у меня возникли проблемы и с сердцем, не так уж это было и здорово. У меня появились такие симптомы, как тахикардия, сердечное трепетание, нарушение ритма сердцебиения. То есть иногда оно вдруг останавливалось, а затем снова начинало биться. Я стала испытывать головокружения: в определенный момент я ничего не видела, все исчезало. Возможно, это было вызвано постоянной недостаточностью питания.
Но как же я могла обратиться к врачу из своей тюрьмы? Я полагаю, что все это было результатом того, что я слишком мало ела.
Когда ее попросили уточнить сведения о состоянии ее сердца, она объяснила: "Я не получала никакого лечения; он лишь допекал меня, причинял огорчения и заставлял таскать ведра с землей".
Контроль над нею посредством ограничения питания - интересная сторона заточения, противоречащая приятным сторонам их совместного времяпрепровождения.
За время своего заключения я голодала очень часто. И мне известно, чем это сопровождается: проблемы с кровообращением, затруднения с концентрацией внимания. Мысли могут быть только самыми примитивными. Ни на чем нельзя сконцентрироваться. Любой звук, любой скрип причиняет боль. Я хорошо представляю, какие невероятные мучения должны испытывать голодающие.
Мы воображаем, будто мы такие умные, но, если у нас не будет всей той пищи, что мы потребляем, мы поглупеем. Когда нечего есть, думать просто невозможно.
Она утверждает, что он в буквальном смысле слова морил ее голодом, и потом рассказывает, что готовила обеды, а это несомненно должно означать, что она могла урвать кусок-другой, когда он не наблюдал за ней. Она говорит, что ей позволялось есть пироги, которые пекла его мать во время своих приездов на выходные. У нее был собственный холодильник со съестными припасами, и, поскольку она оказалась способной обучиться немецкому, ремеслам, наукам и прочему, представляется неправдоподобным, что она таким же образом не смогла и узнать, какое питание ей требовалось, и получить его от него: в конце концов, она выманила у него большинство других уступок, включая, несомненно, и право на выход наружу. Неужели она не могла попросить его, да и получить, больше, нежели консервированные и замороженные продукты, которыми они обходились, как она заявила следователям?
Не подлежит сомнению, что Приклопиль помогал ей с обучением. Старший полицейский инспектор Сабина Фрейденбергер была первой, кто беседовал с Наташей после ее освобождения. Она сообщила: "Наташа обладает обширным словарным запасом; похититель обучал ее, снабжал книгами. Также он заявил ей, что выбрал именно ее. Если бы он не похитил ее в тот день, то сделал бы это в другой".
Лишь в 2006 году Приклопиль решился даровать Наташе наивысшую уступку: выход на один день из своей упорядоченной и закрытой вселенной во внешний мир, который он так долго изображал еще более унылым, чем беззвездное небо. Приклопиль достиг в своем поврежденном мозгу той стадии, когда стал считать Наташу "подходящей" подругой.
Это было началом конца всего.
* * *
Выше уже проводились параллели между романом Джона Фаулза "Коллекционер" и положением Наташи, и, на период написания этой книги, полиция подтверждает, что они до сих пор тщательно просматривают имущество Приклопиля, дабы узнать, читал ли он эту книгу и использовал ли ее в качестве некоего шаблона для содеянного. Как раз когда Приклопиль готовился выйти в реальный мир с Наташей - мир, от которого он осознанно отказался, дабы наслаждаться противозаконной жизнью со своей пленницей, - мысли его пленницы в точности отражали мысли Миранды Грей из книги Фаулза.
Наташа говорит, что мечтала напасть на него с топором, и именно таким же образом героиня Фаулза нападает на занудного, одержимого Фредерика Клегга; реальная девушка и вымышленная девушка, обе содержавшиеся в темнице, исполняли женскую обязанность по составлению списков покупок, и обе обеспокоены тяжким положением голодающих в мире. Фаулзская Миранда пишет в своем дневнике: "Между нами что-то вроде отношений. Я подсмеиваюсь над ним. Я все время нападаю на него, но он чувствует, когда я снисходительна… Так что мы начинаем поддразнивать друг друга, чуть ли не по-дружески. Отчасти это потому, что я так одинока… Частично слабость, частично хитрость и частично милосердие. Но есть и загадочная четвертая составляющая, которую я не могу определить. Это не может быть дружбой. Он мне отвратителен".
Подобная сложность чувств стала заметна в Наташе с первого же раза, как она заговорила о своем похитителе. Фаулз заметил о своей вымышленной пленнице: "Если кого-то знаешь, автоматически ощущаешь близость с ним. Даже если желаешь, чтобы он оказался на другой планете". Миранда так одинока, что даже хочет, чтобы ее мучитель пришел к ней: "У меня чувство… наистраннейшей близости с ним - ни в коем случае не любовь, не влечение, не симпатия. Мы лишь связаны судьбой. Как оказавшиеся после кораблекрушения на одном острове или плоту".
Тем не менее когда Приклопиль пришел к Наташе, чтобы вывести ее, выставить как свою девушку, дабы она раздувала его эго, как стероиды раздувают мускулы тяжелоатлета, он заложил фундамент разрушения мира, который так лелеял. Он обманывал себя, полагая, что связанность обстоятельствами есть подлинная любовь и влечение, в то время как это было всего лишь приемлемым компромиссом. Это было его ахиллесовой пятой, и это в конечном счете и погубило его.
После ее дня рождения 17 февраля 2006 года, когда ей исполнилось восемнадцать лет, он начал брать Наташу с собой в магазины и музеи, предупредив ее, что вооружен до зубов и обмотан взрывчаткой. Если она совершит хоть малейшую попытку привлечь внимание, заявил он, он взорвет их обоих.
На время написания книги австрийская полиция проверяет тридцать публичных появлений Наташи с Приклопилем. В ресторанах, супермаркетах, сети магазинов "сделай сам" - "Хорнбах", в его машине, саду и на улицах рядом с его домом. Подобное обилие появлений спровоцировало возникновение среди австрийцев предположения, проявившегося всего месяц спустя после ее освобождения в чрезвычайно ожесточенной кампании по рассылке электронных писем против нее, что в действительности она могла сбежать едва ли не в любое время, но просто не делала этого.
Однако ее сдерживало осознание того, на что способен ее похититель. "Мы не Наташа, и мы не должны осуждать ее, - заявил один психиатр. - Она знала его и свои страхи. Мы же - нет, нас там не было".
Приклопиль, одиночка, маменькин сынок, измученное ничтожество, нигде неуместный, взращивавший болезненную навязчивую идею, пока она полностью не завладела его разумом, удерживал Наташу угрозами насилия. Потребовалась весьма необычная личность, дабы разорвать такую хватку. Кто-то вроде Наташи Кампуш.
Глава 5
НИТИ, ВЕДУЩИЕ В НИКУДА
Полицейская операция по поискам Наташи Кампуш характеризуется как самая позорная со времен основания послевоенной республики. Ее исчезновение инициировало самые крупномасштабные поиски, которые когда-либо знала страна, однако они были крайне некачественными, изобиловали упущенными возможностями, грубыми просчетами, а порой даже и отсутствием желания ее искать. Далеко не один комментатор отмечал, что власти наверняка добились бы большего, если бы занимались поисками ребенка зажиточных родителей, а не из этой выгребной ямы города, да еще из распавшейся семьи. Каковы бы ни были причины, дело Кампуш еще долго будет обсуждаться и рассматриваться в качестве своего рода эталона, как не следует вести расследование исчезновения человека.
Пока Наташа не обнаружилась, австрийская полиция неизменно подавала свои поиски как едва ли не хрестоматийные, в ходе которых изучается каждая зацепка, тщательно исследуется любая улика. Исчезновение девочки, несомненно, было весьма громким делом, какое-то время она даже была на седьмом месте в списке Интерпола десяти наиболее разыскиваемых пропавших детей. Начальник австрийского отделения Интерпола Херберт Бушерт настаивал: "Мы испробовали все. Педофильские круги в Нидерландах, соответствующие сайты в Интернете. Но мы так и не обнаружили какой-либо существенной зацепки. Никаких подозрительных связей. Ничего".
Другой детектив, Рудольф Кёниг, заявил: "Нет другого такого дела по исчезновению человека, где прилагались бы подобные усилия по поискам. Мы действительно сделали все, что в человеческих силах". Но так ли это? Факты свидетельствуют о ряде упущенных возможностей и довольно сумасбродных затеях. Полиция даже наведывалась в дом похитителя - она стояла буквально в нескольких ярдах от того места, где была упрятана жертва. Им и в голову не пришло заподозрить тихого нелюдима.
Впервые общественность узнала о деле, когда 3 марта, на следующий день после исчезновения Наташи, Информационное агентство Австрии (АРА) распространило краткое сообщение, в котором говорилось: "Вчера, в понедельник, в районе Вены Донауштадт пропала десятилетняя девочка. Когда девочка не пришла домой вечером после школы, родители обратились в полицию. Наташа Кампуш не появлялась ни в школе, ни в детском саду, куда ходила после уроков. Полицейские розыски в течение вечера оказались безрезультатными".
Последнее предложение можно распространить и на весь срок более восьми лет Наташиного испытания.
Хотя она была похищена в период примерно между семью и восемью часами утра в понедельник 2 марта 1998 года, полиция узнала об исчезновении лишь полшестого вечера, когда мать Наташи обратилась в полицейский участок округа Реннбанвег, то есть чуть ли не десять часов спустя.
Дежурные полицейские сказали ей, что прием заявлений об исчезновении людей не в их компетенции, и указали ей на другой участок, где осуществляется регистрация подобных заявлений. Это был участок Донауштадта. Там мать препроводили в комнату для допросов, где было составлено заявление, которое перенаправили в венское подразделение Управления безопасности федеральной полиции - организацию, ныне расформированную и подвергшуюся основной критике за упущенные возможности в деле Кампуш.
В полицейских кругах, также как и среди обывателей, Управление безопасности было известно просто как SB (от Sicherheitsbüro) или же Бергассе - по названию улицы, где оно располагалось. Оно замышлялось как элитное подразделение по борьбе с преступностью, занимающееся тяжкими преступлениями, по образцу французского Сюрте (Управление национальной безопасности), и считало себя флагманом австрийской полиции, как ФБР в США или Скотленд-Ярд в Великобритании. Однако в отличие от Скотленд-Ярда и ФБР австрийская полиция редко когда была оснащена даже компьютерами: когда полицейский инспектор Сабина Фрейденбергер, одна из первых беседовавшая с девочкой, давала свое теперь уже знаменитое интервью телекомпании ORF об освобождении Наташи, за ее спиной можно было разглядеть пишущую машинку.
И это в сентябре 2006 года. Не было ли это символом устаревших методов, использовавшихся при ведении дела?
SB было создано еще во времена Австро-Венгерской империи. На Бергассе, в венском районе Альзер-грунд, некогда находился и кабинет отца психоанализа Зигмунда Фрейда. SB располагалось в конце улицы, у Донауканала, в длинных кирпичных казармах девятнадцатого века - их архитектор покончил с собой, когда осознал, что забыл внести в проект туалеты.
Когда мать Наташи рассказала в полицейском участке Донауштадта, что ей было известно об исчезновении своей дочери, пропавшая десятилетняя девочка находилась в темнице уже двенадцать часов.
На следующий день, 3 марта, двенадцатилетняя девочка, учившаяся в той же школе, рассказала своей матери, что она видела, как Наташу затаскивали в белый фургон, и что ей показалось, будто у похитителя был сообщник. Эта информация не обнародовалась на протяжении двух недель - средствам массовой информации сообщили об этом лишь 19 марта. В этот период девочку допросили детективы, и по полученным описаниям были начаты поиски белого автомобиля.
В тот же самый день Вольфганг Приклопиль возвращался из больницы Корнойбурга, где ему пришили средний палец, которого он едва не лишился в результате несчастного случая со стопятидесятикилограммовой дверью, охранявшей вход в Наташину тюрьму.
В Донауштадте, где поиски приняли наиболее интенсивный характер, полиция распространила обращение к свидетелям, которые могли что-либо видеть, и опрашивала семью, школьных друзей и местных жителей, дабы воссоздать картину последних известных передвижений девочки. На улицах около ее дома работало множество полицейских, опрашивавших прохожих и прочесывавших дорогу к школе на предмет улик. На улице близ ее места похищения был найден детский свитер - его предъявили ее родителям на опознание, после чего быстро исключили из дела как не принадлежащий Наташе.
В полицию обратились еще два человека с заявлениями, что видели ее. Один утверждал, что заметил ее в трамвае маршрута номер 37; по словам другого, она совершала покупки в супермаркете в 23-м районе Вены. Последнее семья Наташи вполне допускала: они рассказали, что ей нравилось ходить по магазинам, и в результате на поиски следов пропавшей девочки в торговом центре "Донауцентрум", указанном как одно из ее любимых мест, было направлено дополнительное количество полицейских.
Полиция, судя по всему, придавала значение тому факту, что Наташа исчезла вместе с паспортом, - это подкрепляло предположение, что она могла сбежать после ссоры с матерью. Вследствие этого австрийская полиция проинформировала через сеть Интерпола своих венгерских коллег.
Утверждение малолетней свидетельницы, что она видела, как Наташу затаскивают в фургон, также было тщательно рассмотрено, особенно после получения полицией анонимного сообщения о белом фургоне из Штрасхофа, соответствовавшего описанию разыскиваемого ими автомобиля.
Было принято решение отследить любую возможную связь со всеми владельцами автофургонов на день исчезновения. В стране было зарегистрировано 700 белых фургонов, соответствовавших описанию, данному свидетельницей. Все их владельцы, включая и похитителя, были установлены, допрошены и вычеркнуты из списка подозреваемых.
Приклопиля, которому тогда было тридцать шесть лет, полиция допросила только через две недели после похищения Наташи. Через две недели, за которые он смог подготовить объяснение, зачем ему фургон, и тщательно отрепетировать ответы на возможные вопросы полиции.
На вопрос, где он был утром 2 марта, Приклопиль ответил: "Я был один дома". Позже полиция заявила, что приняла его слова за чистую монету. Представитель пресс-службы австрийской полиции Герхард Ланг восемью годами позже описал Приклопиля как "убедительного, доброжелательного и готового оказывать содействие" и добавил: "Не было причин сомневаться в его утверждениях". Он сообщил, что тогда они сфотографировали его фургон, в котором обнаружили строительный мусор и инструменты.
Однако они не сфотографировали самого Приклопиля. Частный детектив Вальтер Пёчхакер, работавший по делу восемь лет, заявляет, что подобное решение было совершенно непостижимым. Он отметил: "Даже простое решение сделать снимки семисот подозреваемых могло бы привести дело к быстрому завершению". И затем: "У них на руках была по крайней мере одна свидетельница, которая четко заявила, что видела похищение, и позже подтвердилось, что она была достаточно точна в своих показаниях. Только подумайте о том, что могло бы быть, сфотографируй они похитителя вместе с остальными из списка подозреваемых и покажи они снимки тем, кто утверждал, что был свидетелем похищения! Но они так и не сделали этого".
Полиция оправдывала тот факт, что Приклопиль ускользнул из их рук, заявляя, что они проделали все, что только можно проделать при проверке семисот человек, но Пёчхакер не принял подобного утверждения: "Даже если они и не захотели фотографировать допрашиваемых людей, то почему они не взяли с собой ищейку, когда задавали вопросы Приклопилю? Они могли бы без труда обнаружить маленькую девочку, спрятанную в подвале. Собака просто обезумела бы, если бы ей дали обнюхать фургон. Почему же этого не сделали?"
Когда полицейские оказались в доме похитителя, чтобы допросить его и обыскать фургон, они слишком быстро сняли с него подозрения - и это вопреки тому, что его относительно новый автомобиль был покрыт грязью и пылью со стройплощадки, что могло бы навести их на мысль, что подозреваемый зарывал улики или тело.
Когда ему задали вопросы на пороге дома - в то время как его добыча была упрятана всего в нескольких ярдах от места, где стояли полицейские, - Приклопиль заявил, что использовал пассажирский автомобиль для перевозки строительных материалов в дома, которые ремонтировал.
И все тут. Холостяк, проживающий в одиночестве, без подружек, однако после допроса, длившегося менее четырех минут, он немедленно исключается из списка подозреваемых. И ни тогда, ни впоследствии они не собирались обыскивать его дом.
В свете всего произошедшего после 23 августа 2006 года австрийцы начинают задаваться вопросом, почему полиция тогда не обыскала дом Приклопиля и почему за все время расследования, длившегося восемь с половиной лет и так ни к чему и не приведшего, они не решили вернуться в дом в Штрасхофе с ордером на обыск. Детектив по делу Наташи доктор Эрнст Гейгер оправдывался: "А что мы должны были делать? Без конкретных подозрений мы не могли обыскивать дома семисот человек и взламывать их подвалы. На законных основаниях это было невозможно".
Он добавил, что в пользу Приклопиля говорила видимость его нормальности - ранее он не совершал преступлений, подозрений его поведение не вызывало. Когда полицейские расспрашивали его, он вел себя спокойно и вежливо и казался, согласно их словам, человеком, которому "нечего скрывать".
Уже через неделю после исчезновения Наташи детектив Ханнес Шерц из SB выразил неоправдавшееся ожидание своих людей: "Наша надежда, что ребенок исчез "добровольно" и объявится где-нибудь в полном здравии, тает с каждым днем. У нас нет совершенно никаких зацепок по делу этой девочки".
Это и вправду стало доброй вестью для владельца дома номер 60 по Хейнештрассе, когда он поймал трансляцию пресс-конференции по радио.
Критики говорят, что полицейским, наведывавшимся к Приклопилю, следовало поговорить с его соседями, от которых они наверняка узнали бы о странных охранных устройствах, которыми нашпигован его дом, о том, что у него нет подруг, о его очевидной чрезмерной привязанности к матери. Могли бы, должны были, тогда ретроспективный взгляд стал бы девизом дела Наташи Кампуш.
Вместо этого в те первые недели расследование переместилось в Грац, на двести километров в сторону, где жил освободившийся детоубийца. Белого фургона у него не было.
"Зачастую полиции приходится действовать интуитивно: вы либо чувствуете что-то, либо нет. В конечном счете криминалисты вынуждены полагаться на совпадения", - поведал доктор Гейгер, однако добавил, что тот факт, что они были так близки к завершению дела более восьми лет назад и не сумели этого сделать, "весьма и весьма неудовлетворителен".