В течение всего 1707 года Я. В. Брюс продолжал принимать активное участие в делах своего ведомства, как Приказа артиллерии, так и походной артиллерии. Уже в январе он требует от дьяка Н. П. Павлова срочно прислать подробные ведомости о наличии всей артиллерии, вплоть до находящейся в гарнизонах, а также полные списки личного состава артиллеристов.
Я. В. Брюс постоянно интересовался запасами пороха и доставкой его "незамедлительно" к армии.
Иностранный наблюдатель, современник описываемых событий, отмечал, что "порох делают в Москве сильный и хороший, кроме тех случаев, когда должностные лица в личных интересах смотрят сквозь пальцы на нарушения в процессе его изготовления".
Я. В. Брюс приказывал Н. П. Павлову принимать изготовленный пороховыми уговорщиками порох согласно образцам ("У подрядчиков в приеме пороха смотреть накрепко, чтоб оной порох в приемных во всех бочках сходен был с первым опытом, которой есть в Приказе артиллерии"), а также самому по возможности присутствовать у его приемки. Глава артиллерийского ведомства предостерегал приказного дьяка от злоупотреблений: "Також слышно здесь, что ты сам долю в подрядах имеешь, о чем тебе паки подтверждаю опасность имети. И ежели доподлинно сыщется, что ты в подрядах пай имеешь, и тебе всеконечно бедство будет".
Начальник артиллерии был возмущен низким качеством пушек, отлитых мастерами Тимофеевым и М. Арпольтом, которые оказались "зело внутри криво вылиты". Присланные в армию гранаты и пушечные ядра тоже явились "худого литья".
Чтобы повысить ответственность мастеров и приемщиков, Брюс вынужден был прибегнуть к жестким мерам. Он приказал переливать испорченные орудия за счет литейщиков, а у приемщиков, принимающих бракованные ядра, гранаты и бомбы, вычитать из жалованья, а в особых случаях бить их "долгой плетью".
Главный вопрос, который волновал Я. В. Брюса как начальника артиллерии, - состояние лафетов. Многочисленные справедливые нарекания военачальников на их плохое качество заставили Брюса предъявить более высокие требования к изготовлению станков и лафетов на Пушечном дворе. В письмах-распоряжениях к Павлову он неоднократно напоминает, что лафеты к пушкам должны делаться по образцам, присланным из Киева еще в конце 1706 года, а не по чертежу капитана бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка В. Д. Корчмина, на котором колеса значительно ниже.
Спор между В. Д. Корчминым и Я. В. Брюсом по поводу размеров колес лафетов обусловлен их различным подходом к проблеме повышения боеспособности русской артиллерии. Корчмин стремился всеми мерами облегчить вес системы, для того чтобы сделать артиллерию более маневренной. Брюс, человек широкообразованный, прекрасно разбиравшийся в вопросах артиллерийского искусства, безусловно, понимал необходимость увеличения маневренности артиллерии на поле боя. Однако в тот момент он считал главным в повышении ее боеспособности - надежность материальной части.
Возможно, и не стоило бы столь подробно останавливаться на конфликте Корчмина и Брюса, если бы первый достойным образом отстаивал свои позиции. Под флером усовершенствования артиллерии, пользуясь симпатией Петра I, впрочем, как и все артиллеристы бомбардирской роты, он вмешивался в дела Приказа артиллерии и даже пытался руководить самим главным начальником артиллерии. Корчмин мотивировал свои действия тем, что он якобы располагает указом царя, что не соответствовало действительности.
В письме от 17 мая 1707 года Ф. Ю. Ромодановскому Яков Вилимович рассказал о сложившейся ситуации: "Как поехал Царское Величество из Жолкви, то приказал мне ехать в Острог ко артиллерии, при которой чаю нынешное лето быть. А как я в Острог приехал, застал я тут господина Корчмина, которой просил у меня указ, чтоб в Приказе артиллерии его слушали. И сказал мне, будто имеет о том указ от Царского Величества, и хотел было мне оной показать. И я того указу не смотрел, а сказал ему ежели какой указ имеешь, и ты, приедучи к Москве, объяви князю Федору Юрьевичу для того, что он на Москве управляет. Потом я, подумав немного, попросил того указу посмотреть. Только ж слыша такую от меня отповедь, не показал мне, а чаю для того, что тот указ с ево прошением несходен. И я для того доношу милости твоей, да бы вы о сем были известны. И прошу у тебя, государя, милости, ежели милости твоей какой указ, принадлежащей артиллерии, объявит, пожалуй изволь ко мне список прислать".
Я. В. Брюс был так расстроен и оскорблен поведением В. Д. Корчмина, что вынужден был обратиться за разъяснением к князю А. Д. Меншикову. "Прошу всеуниженно вашего сиятельства, дабы изволили уведомитца о том и ко мне пожаловали б отписали, есть ли у него какой указ от Царского Величества до артилерии надлежащей, чтобы мне неведанием не пострадать. А ево милость (Корчмин. - Авт.) уже нарочито начел в мои дела вступатца. Како я из ево слов слышал. Також прислал ко мне на другой день моего приезда письмо не просительное, но повелительное о присылке к нему одного из дворян, которой приставлен к артиллерийским лошадям, чего я учинить не мог. И впредь не буду делать. Разве буду отдан ему под команду".
Получив распоряжение готовить Москву к обороне от шведов, В. Д. Корчмин отправился в столицу, где развернул кипучую деятельность. Он явился к князю-кесарю, которому также не показал царский указ. По словам Ф. Ю. Ромодановского, Корчмину было "велено… альтилериюописать и осмотреть, и чево каких припасов мало, приполнить; ему ж велено Кремль и Китай (город. - Авт.) починять и совсем управлять, как обычай к военному делу".
По приказу Корчмина с железных заводов Нарышкина и Меллеров в Москву стали свозить боеприпасы "годные и негодные, старого и нового литья" (против чего так боролся Я. В. Брюс).
Кроме того, для строительства новой земляной крепости в Китай-городе, между Спасских и Никольских ворот, Корчмин стал забирать с Пушечного двора различный шанцевый инструмент (лопаты, кирки, ломы, мотыги и пр.), припасенный для нужд артиллерии.
Дьяк Приказа артиллерии Н. П. Павлов писал Брюсу: "Василий Дмитриевич Корчмин афицеров бомбардирских, пушкарей и мастеровых людей, которые обретаютца на Москве, по имянному списку пересмотрел. И по ево приказу господин Шперрейтер, да инженер Гран, да Леонтий Магницкий, которой учителем на Сухаревой башне, с ним обрисовали Кремль и Китай город для того, что ему те оба городы велено осматривать и укреплять, где пристойно, поставить по ним пушки. И под которыми медными и чугунными пушками и мортиры станков нет, приказал тотчас зделать з задними колесы. И ныне те станки делают с великим поспешением. И по ево приказу наряжены к нему на двор 4 человека бомбардиров с шпаги, из Верхней школы 4 человека учеников, да по 2 человека подьячих".
В связи со строительством новых фортификационных укреплений началось настоящее разорение Нового Пушечного двора. Там по приказу Корчмина сносили "учительные школы и всякие мастерские избы, и анбары, и сараи, в которых были положены всякие артиллерийские и иные припасы". На время прекратились занятия в Артиллерийской школе.
Я. В. Брюс совместно с Н. П. Павловым принял энергичные меры для восстановления Пушечного двора и складов. Временно часть амбаров была переведена на Полевой пушечный двор к Красному пруду. Под новую застройку артиллерийское ведомство получило также часть Суздальского подворья и двор окольничего М. В. Собакина.
Совсем уж мелкой местью начальнику артиллерии, сумевшему отстоять свои права, выглядит распоряжение В. Д. Корчмина "отломать" крыльцо у Приказа артиллерии по самый "рундук, что у сенных дверей". Вероятно, таким образом "талантливый фортификатор" намеревался превратить приказ в неприступную для шведов крепость.
Возможно, именно за поддержкой против Корчмина начальник артиллерии обращается в таинственном письме к царскому любимцу (а возможно, и сводному брату государя) И. А. Мусину-Пушкину. "Дерзнул вашего высокородия просити о нужде своей, которая за нещастием моим на Москве учинилась. О чем милости вашей донесет капитан Брылкин, чего зазорюсь писать. Того ради прошу вашего высокородия, дабы пожаловали онаго капитана доношение выслушили и аще ли возможно по его прошению милостивое решение по желанию моему учинили", - писал Брюс боярину в ноябре 1707 года.
Ссора с Корчминым и далеко не простые отношения с некоторыми высокопоставленными лицами из царского окружения усложняли и без того трудную обстановку, в которой приходилось действовать Я. В. Брюсу. Готовясь к походу в Литву, Яков Вилимович был вынужден постоянно заниматься производством и распределением артиллерийских припасов. Пытаясь спасти военные запасы своего ведомства в Москве "от разорения", он резко ограничил доступ к ним начальников различных рангов. Еще 29 марта он отдал распоряжение Приказу артиллерии, категорически запрещающее отпускать какие-либо припасы без его ведома.
"По письмам полковничьим без моего ведома никаких припасов отпускать не вели", - писал он Н. П. Павлову. В августе Брюс требовал от дьяка еженедельных отчетов о приходе и расходе артиллерийских припасов и денежной казны.
Много сил и энергии пришлось затратить главному артиллерийскому начальнику, чтобы обустроить артиллеристов на зимних квартирах и создать им сносные условия быта.
Я. В. Брюс был одним из немногих военачальников XVIII века, которые относились к простому солдату не как к "пушечному мясу". Датский посланник при русском дворе Георг Грунд писал о петровских солдатах: "В России еще не научились ценить человека, а часто относятся к нему хуже, чем к лошади, и люди тысячами падают и погибают от нехватки провианта".
Приехав в Борисов, Брюс уведомил светлейшего князя А. Д. Меншикова, что квартиры "зело скудны и разорены" и провиант вынуждены доставлять из Минска, отстоящего от Борисова в 14 милях. От этого изнемогают артиллерийские лошади, и в дальнейшем от них "мало пользы будет".
Артиллеристы были размещены вместе с пехотными полками под командованием бригадира И. Ю. Бутерера. Поскольку Я. В. Брюс задержался с приездом, то пехотные полки, не исключая малозначительные подразделения, получили лучшие квартиры и территории для сбора провианта и фуража. Борьба с Бутерером, который "всякие дела по своему гнет", и с полковником М. Б. Шереметевым, сыном генерал-фельдмаршала, была ожесточенной, о чем свидетельствует переписка Брюса с их начальником Б. П. Шереметевым.
В одном из писем Я. В. Брюс сообщает, что "зело худы квартеры отведены пушкарям", и приводит слова своего заместителя полковника И. Я. Гинтера, который, если невозможно будет сыскать иных квартир, "хощет в поле выйти и зделать землянки стоя, о чем мне не мало печально есть, что оное так изобижено при солдатах". "Того ради прошу вашего благородия, - с горечью пишет Я. В. Брюс, - когда какой подвиг войску вновь будет, дабы к пушкарям милость явить и оные квартеры понарочитей отвести. Понеже бо оные в чинах государевых в квартерах и в иных порядка рангы всегда перед пехотою имеют".
Интересно, что в этой переписке с Б. П. Шереметевым Брюс впервые называет артиллерийское подразделение "Артиллерийским полком".
В одном из писем Г. И. Головкину артиллерийский начальник сетовал: "Зело, государь, мне слышеть печально, что пушкарей квартерами забидели, тако что принуждены в тесноте как свиньи лежать. Того ради прошу вашего превосходительства да явити милость к оным, пожалуйте, повелите им хотя малую заботу в квартерах дать. Понеже вашему высокородию известно, что в иных государствах оные перед пехотою ранг всегда в квартерах имеют".
Заботясь о своих подчиненных, Я. В. Брюс приказал "всегда над бомбардирами и над пушкари и над протчими служители смотреть чтоб себя в пьянстве не имело". Из шкур забитых волов по его распоряжению изготовили "штеблеты для зимняго походу, а из овчин и из козлин… пушкарям и протчим служителем… душегрейки", а к празднику Рождества Христова начальник артиллерии приказал выдать на каждого человека по 20 фунтов мяса и по 2 фунта масла.
Несмотря на массу каждодневных и очень важных дел, Я. В. Брюс не оставлял своих научных занятий. Он продолжал разрабатывать конструкции различных зарядных камор для гаубиц и мортир, рассчитывая наиболее рациональный вес порохового заряда. "Что принадлежит масштаба, - писал он Петру I, - и я оной сделал токмо цилиндрические камеры вымерять. А ежели иная какая явится, то надлежит оною во цилиндрическую превратить. И тем масштабом вымерять таким обычаем, како описание при том масштабе положенное являет. Ежели Ваше Величество да не имеет порохового масштаба, которым вымеряется колико пороха в бомбу, також и в сферическую камеру входит, и я такой в тот час сделаю и пришлю к Вашему Величеству".
В другом письме Петру I начальник артиллерии писал: "При сем до Вашего Величества послал я два образца о превращении камеров. Един, как из цилиндрической сделать, коносферическую, а другой како из коносферической зделать цилиндрическую, обе по масштабах, а каким такою пропо[рцию], как Ваше Величество, мне изволили чертеж пожаловать. А каким правилом сие доли сыскивать, о том надлежит зело пространно писать. Того ради ныне оное оставлю до того время, как Бог мне щастия даст очи Вашего Величества видети".
В октябре 1707 года Я. В. Брюс посылает государю "фонтанную трость" ("которую изволили у меня в квартире видеть, будучи в Варшаве") и пытается уговорить поступить на русскую службу мастера, ее изготовившего.
По распоряжению царя Брюс занимается переводом на русский язык книги "Приемы циркуля и линейки, или Избраннейшое начало во математических искусствах". По завершении перевода Брюс намеревался лично привезти книгу Петру I. Однако, судя по письму А. Д. Меншикову, Яков Вилимович не смог лично вручить рукопись государю и послал перевод книги с почтой в декабре 1707 года.
Вероятно, для работы над переводом начальник артиллерии попросил Н. П. Павлова прислать ему "на латынском и словенском и греческом языках Алексикон (Лексикон - словарь. - Авт.)".
По окончании этой работы Я. В. Брюс планировал приступить к переводу книги И. З. Бухнера "Учение и практика артиллерии".
Не забывал Я. В. Брюс и о своих астрономических занятиях. Он просил Н. П. Павлова прислать ему "трубу зрительную, буде не сыщещь большую, малую б хотя".
"Зрительная труба" была приобретена для Брюса за один рубль один алтын и пять копеек у армян, которые заверили, что она английской работы ("А сказывают, что она аглинская").
В декабре 1707 года царь поручил Я. В. Брюсу рассмотреть проект генерал-адмирала Ф. М. Апраксина, чтобы внести в герб свои исправления и дополнения. И с этим поручением командующий русской артиллерией успешно справился, показав себя сведущим специалистом в геральдике.
"В гербе я токмо цветы, которых много было в полях, - писал Я. В. Брюс, - да едину из фигур переменил, а именно, поставлен был корабль белый в желтом поле, и понеже белое значит серебро, а желтое золото, которые оба металлы суть. А по искусству геральдическому не подлежит в гербах мета на металле ставить, кроме украшение около гербов, (в которых не есть силы). Того ради я желтое поле отставил и написал таков же серебряной корабль в синем поле. Також отставил я и вишневое поле, на котором был якорь поставлен, и написал я оной в таком же поле, на котором был якорь поставлен, и написал я оной в таком же поле, как и корабль, потому что якорь х кораблю надлежит. Також и для регулярства, понеже сие оба поля накось в прямой линии стоят. Сверх того редко употребляется вишневый цвет в гербах потому, что оной цвет якобы неестественен сам в себе, но сочинен из красного и синего цвета.
Из фигур переменил я звезду, понеже оных никогда в правильных гербах, употребляют, кроме того, что под старшим, другой молотшей брат одное фамилии таким знаком определяется. И ставится оной знак при других фигурах, и то неподлинно такою звездою: яко сия о семи лучах. Но употребляется о пяти субцах, которые называются колесцом из сапожной остроги. Того ради, я такое острожное колесцо о пяти субцах написал, а вовсе оного отставить не посмел, потому что не ведал, какую фигуру без [воли] Вашего Величества вместо того написать. А поставил я оную в красном поле для того, что против ее накось стоящая фигура в таком же поле. Також разделил я щит главнешей золотым, а не серебряным крестом (ибо оной вящей честь являет), яко Ваше Величество из ризунка [лутшей видеть может]".
Как следует из письма, Яков Вилимович выступил еще и в качестве рисовальщика, послав царю рисунок - эскиз герба.
По мере возможности Брюс продолжал вникать в дела Гражданской типографии в Москве. В июльском письме заведующему типографией В. О. Киприанову он приказал прислать по нескольку экземпляров каждой из напечатанных гравюр. С "образцовых"(ненапечатанных) необходимо было сделать "абрисы для лутчего исправления" и также направить их начальнику артиллерии. В свою очередь Киприанов просит своего патрона защитить типографию от каких-то претензий аптекаря Данилы Турчанина.
В 1707 году Я. В. Брюс смог наконец-то встретиться с любимой супругой Марфой Андреевной. Пользуясь затишьем на театре военных действий, он пригласил жену приехать в Жолкву. Путешествие продолжалось довольно долго из-за того, что она "в Калуге заскорбела (заболела. - Авт.) и даже "посылала к Москве за доктором".
В конце января 1707 года генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев отдал командирам полков распоряжение оказывать М. А. Брюс содействие в поездке, выделять ей лошадей и провожатых. В феврале супруги наконец-то встретились.
Заботясь о перенесшей болезнь супруге, Я. В. Брюс приказал прислать из Москвы "зенчилинц (видимо, корень женьшеня) 2 фунта, которое привозят из Сибири". При этом Яков Вилимович не считался с высокой ценой чудодейственного средства. "А преж сего такое коренье в покупке было фунт по 20 рублей, а ныне ежели по той цене не сыщещь, то хотя и дорожей купя, и всеконечно, присылай не умедляв", - писал он дьяку Павлову.
Спустя некоторое время Я. В. Брюс просит прислать по 3 фунта чаю и кофе, для него же было приобретено 2 пуда "кенарского"(канарского) сахара.
В начале октября 1707 года Я. В. Брюс направился на "зимние квартиры" в Борисов, стоявший на берегу реки Березина - еще одном водном рубеже, где планировалось сдерживать шведское наступление. "Я сего числа приехал в Минск и получил указ от господина фельтмаршала идти в Борисов город, где будет артиллерия обретатся", - сообщал Яков Вилимович князю А. Д. Меншикову.
В аналогичном письме Н. И. Репнину начальник артиллерии писал: "И я, день спустя, побреду в оное место, которое не лутчей деревни московской". В письме князю В. В. Долгорукому Брюс дает меткое ироническое определение своей новой квартире: "Сказывают - оное второй Париж и гораздо еще лучшей нашего славного города Клина".
Благодаря переписке Я. В. Брюса, а также письмам Марфы Андреевны к родственникам, мы можем узнать некоторые подробности их жизни на зимних квартирахи получить представление о гардеробе супругов.
Извещая сестер о своем приезде в Борисов, Марфа Андреевна просит прислать из своего московского дома рысью шубу под бархатом, собольи пластинчатые меха, серебряные нашивки, венгерскую соболью шубу под бархатом, беличью венгерскую шубу под алым сукном. В других письмах она заказывает 32 пуговицы, 26 петель больших, 6 малых, булавок, лент алых и лазоревых, алого флеру с зубчиками.