Со вступлением на престол Екатерины II Брюс благодаря тому особому расположению, которым пользовалась его супруга у императрицы, быстро продвигался по службе. Он был произведен в генерал-поручики и 14 мая 1769 года награжден орденом Святого благоверного князя Александра Невского. В начале Первой турецкой войны Брюс находился в армии князя Голицына, командовал частями войск первой линии и участвовал в сражениях под Хотином в 1769 году, в особенности 29 августа и 6 сентября, где Брюс с трудом удерживал натиски турок. После того как Голицын был отозван и на его место назначен граф П. А. Румянцев, брат его жены, Брюс получил в командование 3-ю дивизию и принимал участие в сражении при Ларге, находясь на левом фланге главного каре. В последовавшей затем битве при Кагуле 21 июня 1770 года Брюс был направлен для атаки в тыл правого фланга турецкого ретраншемента. При этом турки окружили со всех сторон каре Брюса и Репнина, храбро и стойко державшихся, пока в результате действий Румянцева турки не потерпели полного поражения. Получив после битвы при Кагуле приказ Румянцева выступить с отрядом к Фальчи, чтобы спешить к штурму Бендер, сообразуя свое движение с отрядом генерала Глебова, Брюс, достигнув 1 сентября Фальчи, остановился ввиду сильного разлития реки Прут от дождей. Румянцев приказал ему двинуться немедленно далее. Хотя Брюс это и исполнил и дошел до Текуча, но, не имея должного сношения с отрядом Глебова, дал туркам возможность отступить к Фокшанам и, опасаясь один встретиться со значительными силами врага, не решился идти дальше; этими действиями Брюс навлек на себя гнев Румянцева, который ему написал, между прочим: "Мне остается жалеть только о невозвратном времени, когда я должен узнавать, сколько отсутственные мои распоряжения не производят своих действий; всякое мое повеление лежит на моем ответе; напротив, ваше сиятельство одну должность имеете - все то исполнять, что вам повелевается, а за другое, кроме неисполнения приказанного, не потребуется от вас ответа". Брюс обиделся на это письмо, сказался больным, сдал команду Глебову и скоро отправился в Киев, а затем в Петербург, где был пожалован в генерал-адъютанты. В 1771 году ему было поручено, по случаю свирепствовавшей в Москве чумы, принять меры для предотвращения появлениязтой болезни в Петербурге. Брюс принялся за дело энергично, учредил карантины между двумя столицами, строго следил за приезжающими, запретил всякий вывоз товаров из пунктов, зараженных чумою, приказал осматривать и окуривать все привозимые товары и т. д.; благодаря таким мерам чума в Петербург не проникла. Произведенный в 1773 году в генерал-аншефы, Брюс был назначен командовать войсками финляндской дивизии ввиду войны со шведским королем Густавом III. Хотя эта война и не ознаменована особыми успехами нашего оружия на сухом пути, тем не менее Брюс был награжден скоро орденом Святого апостола Андрея Первозванного и после почти одновременной кончины генерал-губернаторов в обеих столицах (князя Александра Голицына в Петербурге и графа Захара Чернышева в Москве), был назначен на их место генерал-губернатором обеих столиц и главнокомандующим войсками в Москве. Из дошедшей до нас переписки императрицы Екатерины с Брюсом, относящейся к этому периоду его деятельности, можно заключить, что Брюс являлся только исполнителем предписаний самодержицы, указывавшей ему постоянно на предметы, о которых он должен был бы озаботиться и сам по своей должности. Из тех же писем видно, что в бытность Брюса губернатором Москвы производилась постройка различных казенных зданий, достраивался Всесвятский каменный мост, приводилась в приличный вид Красная площадь, очищался весь Охотный Ряд, устраивались в связи со сломом стены, окружавшей Белый город, площади в разных местах для торга и т. д. 7 октября 1785 года Брюс получил указ императрицы осмотреть во всех московских школах, как производится обучение Закону Божьему, в точности ли по догмату православной веры и по каким именно книгам, наблюдая, чтобы не было допускаемо суеверия, развращения и соблазна. Брюс составил для этого особую комиссию из двух светских профессоров и двух лиц духовного звания и доносил Екатерине, что по осмотру ничего предосудительного не оказалось, хотя открылось, что в очень многих пансионах Закон Божий преподается небрежно и даже вовсе не входит в курс обучения. Будучи человеком суровым, Брюс резко осуждал действия своего предшественника, графа Чернышева, и в особенности по отношению к мартинистам. Он прямо заявлял, что будет чинить зло мартинистам, ибо императрица считает их подозрительными, и что вообще солидным людям неприлично принадлежать к их обществу. Масона Лопухина, бывшего председателем Уголовной палаты, он принудил выйти в отставку, неоднократно жалуясь на него императрице. Равным образом, согласно указу императрицы от 23 декабря 1785 года о том, чтобы осмотреть и описать типографию Новикова, из которой "выходит много странных книг", а также испытать в Законе Божьем самого Новикова, Брюс доставил к императрице роспись книг, бывших у Новикова и у него отобранных, замечая в своем письме к Безбородко по этому поводу, что "величайшее число книг сенсировано (т. е. цензурован) духовными, но видится мне, что наши духовные с вашими не единогласны, и что из них одни находят для просвещения, то другие - для развращения". Позднее, в 1786 году, Брюс представил императрице допросные пункты, данные Новикову, и его на них ответы, а также доносил ей, что у Новикова все книги опечатаны и у него более не имеется других экземпляров. Брюса в Москве не любили за его суровость, да и сам он был недоволен пребыванием в городе, где "застарелые обычаи и тьма предубеждений", и благодарил Безбородко в 1786 году за исходатайствованное у государыни разрешение ему приехать в Петербург. После этого, 26 июня 1786 года, Екатерина II подписала, по его просьбе, указ об увольнении его от должности, занимаемой им в Москве, так что он остался только генерал-губернатором в Петербурге, продолжая пользоваться расположением императрицы. Во время своего путешествия в Крым в 1787 году Екатерина посылала Брюсу журнал этого путешествия, чтобы отвратить в столице пустые речи. Немного позже, при возникшей войне с Турциею, Брюс был назначен членом особого совета, в котором обсуждалась вероятность предстоящей войны; затем, при возникшей внезапно войне со Швецией в 1788 году, Брюс был назначен главнокомандующим в столице и Петербургской губернии, однако должен был производить дела под собственным ведением ее величества. В этом звании Брюс особенной деятельности не проявил. "Яков Брюс, да не тот", - писали о нем современники, сравнивая его со знаменитым дедом, героем нашей книги. Сохранились и нелицеприятные воспоминания, характеризующие личность этого человека. Говорят, Яков Александрович внес предложение о радикальном способе борьбы с дезертирами в армии. На лбу у этих солдат необходимо было, по его мнению, выжигать слово "дезертир". Когда же в качестве возражения ему сказали о возможной ошибке в ходе следствия и что солдат может не быть дезертиром, Брюс хладнокровно ответил, что достаточно добавить на лбу подследственного две буквы "не".
В 1784 году Я. А. Брюс выкупил у вдовы бывшего губернатора Чернышева здание на улице Тверской, 13 и перестроил его в резиденцию губернатора. С тех пор на этом месте находятся органы управления столицы: до революции - резиденция московских губернаторов, в советский период - Моссовет, а ныне - правительство Москвы. Именно здесь от здания по адресу Тверская, 13 до Большой Никитской проходит Брюсов переулок, названный по фамилии владельцев здешних зданий Александра Романовича и Якова Александровича Брюсов.
В советское время этот переулок стал улицей, названной в честь певицы A.B. Неждановой. С возвращением в Москве исторических названий этой улице вернули ее прежнее наименование. В связи с чем неискушенные в краеведении москвичи спрашивали: "Как можно было заменить великую актрису Нежданову на поэта Валерия Брюсова?" - не зная, что Брюсовым переулок стал еще в XVIII веке.
Как показали исследования, это совпадение двух фамилий неслучайно, поскольку прадед В. Я. Брюсова по материнской линии, будучи крепостным крестьянином на оброке, принадлежал Я. А. Брюсу, жил в Костромской губернии и после Указа 1764 года, позволившего крестьянам заниматься коммерческой деятельностью и предпринимательством, стал возить товары в Москву на продажу. Накопив приличное состояние, он выкупился у Якова Александровича. В его вольной указывалось, что он Брюсов крестьянин. Так, бывший крепостной стал основателем довольно известной в XIX - начале XX века династии московских предпринимателей Брюсовых. И дед, и отец, и старший брат поэта В. Я. Брюсова были представителями этой династии. Сам поэт в мемуарах ошибочно отмечал, что является потомком Я. В. Брюса.
О статс-даме Екатерины Великой Прасковье Александровне Румянцевой-Брюс написано немало. Ее портрет можно найти в историческом романе В. Пикуля "Фаворит" и в книге Г. М. Петрова "Румянцев-Задунайский", в художественных произведениях и в серьезных исторических исследованиях.
Отец Прасковьи Александровны, будучи капитаном гвардии Петра Великого, выполнял особые поручения русского царя. Достаточно вспомнить, что П. А. Толстому и А. И. Румянцеву было поручено разыскать за границей и доставить в Россию царевича Алексея.
Преданность русскому престолу сохранили все Румянцевы.
Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725–1796) известен как выдающийся полководец, генерал-фельдмаршал, написавший "Обряд службы", во многом ставший основой будущей теоретической подготовки русской армии. В его подчинении долгие годы служил и выдвинулся как гениальный полководец A.B. Суворов. Сам П. А. Румянцев действительно побеждал не числом, а умением. Это видно по сражениям Семилетней войны при Цорнсдорфе в 1758 году, Куненсдорфе в 1759 году, ходу военных действий против Турции в 1768–1774 и 1787–1791 годах. Проявил он себя и как искусный дипломат.
Не менее известны имена его сыновей, Николая и Сергея. Один из них явился создателем знаменитой Румянцевской библиотеки (нашим современникам больше известной под названием Российская государственная библиотека им. В. И. Ленина). Другой - создателем Румянцевского музея.
Прасковья Александровна умерла в 1786 году и похоронена в родовой усадьбе Брюсов - Глинки. Надгробие, установленное на ее могиле, выполнено скульптором И. П. Мартосом и относится к числу лучших работ великого мастера.
Яков Александрович Брюс умер в 1791 году, похоронен в Александро-Невской лавре.
Это был представитель четвертого поколения Брюсов в России.
Пятое поколение оказалось последним.
Трагедия богатой наследницы
Сын Прасковьи Александровны и Якова Александровича Брюсов Иван умер в раннем возрасте.
Дочь Екатерина, родившаяся в конце 1775 года, осиротела в 15-летнем возрасте и оказалась наследницей огромного состояния. Е. П. Карнович отмечает: "Екатерина II хотела женить Мамонова (своего фаворита) на графине Брюс и в 1789 году писала ему: "Дочь графа Брюса составляет в России первейшую, богатейшую и знатнейшую партию, женись на ней". Отношение москвичей к богатствам Е. Я. Брюс и Н. П. Шереметева выразил одной фразой H.H. Бантыш-Каменский в письме 1 декабря 1792 года к князю А. Б. Куракину, имея в виду Шереметева: "Москва его женит на Брюсовой".
Однако судьба распорядилась иначе. Незадолго до смерти Я. А. Брюс обратился к другу генерал-фельдмаршалу Валентину Платоновичу Мусину-Пушкину с просьбой взять под опеку Екатерину. В 1793 году опекун выдает Екатерину замуж за своего сына Василия Валентиновича, ее троюродного брата, который добивается того, чтобы к его фамилии в 1796 году была добавлена приставка "Брюс". Видимо, знатность и богатство рода, которых удалось достичь к тому времени четырем поколениям Брюсов, очень прельщали мужа Екатерины. Брак с Мусиным-Пушкиным-Брюсом оказался несчастливым, так как мужа совершенно не интересовала молодая жена, а Екатерину тяготили родственные узы с мужем. В письме императору Александру I в 1804 году она писала, что брак "…по степени родства крови был совершен против законов супружества… против правил святых отец". В 1796 году она уезжает в Италию.
После смерти императрицы Екатерина Яковлевна обратилась с прошением к Павлу I, где сообщила: "Уведомилась я, что муж мой вступил без ведома моего в наследственные мои права и принял фамилию отца моего". В начале 1800 года она подает прошение, "чтобы имения ея разделено было на три части, из которых одну назначала она для своего содержания, другую в пользу мужа, а остальную на уплату состоящих за ея долгов". Однако Павел 119 мая 1800 года на это прошение "повелел: имение привести в законное положение и уничтожив все сделки… с законными правами не согласныя возразить его в ея пользу, долги заплатить не касаясь частей имения праву последних в роде принадлежащаго… определить опекунами сенаторов Державина и Алябьева". Так известный поэт и отец будущего композитора становятся опекунами Екатерины Яковлевны и приводят в порядок ее имения.
В 1804 году Екатерина приезжает в Москву и подает на имя императора Александра I прошение о расторжении брака. В просьбе было отказано. Екатерина Яковлевна, вернувшись в Италию, через поверенного начинает продажу земель и имущества, принадлежавших ей в России. В этот период она занимается благотворительной деятельностью. Через Санкт-Петербургский банк в России с 1818 года ее пожизненными пенсионерами стали как минимум 55 человек, и, кроме того, значительная сумма была ею положена в том же банке на счет Санкт-Петербургского Николаевского сиротского института. В Италии она вступила в гражданский брак, в котором было у нее двое сыновей - графы Гритти, Камилл и Александр. Им она и завещала все свое состояние. Умерла Екатерина Яковлевна в Париже в 1829 году.
Со смертью Е. Я. Мусиной-Пушкиной-Брюс пресеклась российская ветвь рода Брюсов.
Часть вторая
ЯКОВ ВИЛИМОВИЧ БРЮС. СТАНОВЛЕНИЕ
Начало службы русскому царю
Яков Вилимович Брюс родился в Москве 1 (11) мая 1669 года. Он был на три года старше Петра I. Они были людьми одного поколения. Может, это и повлияло на их сближение в 1690-е годы. Во всяком случае, по духу, по стремлению всегда постигать что-то новое, чему-то постоянно учиться они были, безусловно, схожи.
Одно время считалось, что Петр и Брюс были знакомы в детские годы. Предполагали даже, что с 1683 года Я. В. Брюс был записан в потешные войска, впоследствии ставшие гвардейскими. Однако это утверждение не подтверждается документально, поскольку нигде не упоминаются гвардейские звания Брюса, которые при Петре сохранялись на всю жизнь и сопровождали каждого военного, в каком бы чине он ни находился и кем бы ни служил. Кроме того, необходимо учитывать, что 11-летний Петр привлекал в потешные бои жителей смежных сел Семеновского и Преображенского и, естественно, группу конюхов, которые постоянно Петра сопровождали, в их числе были и будущие первые русские солдаты Сергей Бухвостов, впоследствии плац-майор, и Аким Воронин, погибший во время Азовского похода 1695 года. Из Немецкой слободы для участия в потешных боях привлекались только специалисты, инженеры и опытные военные. Причем было это уже в начале 1690-х годов.
Военную службу в русской армии Яков и Роман начали в 1686 году прапорщиками. Они принимали участие в первом и втором Крымских походах 1687 и 1689 годов, где войсками командовал князь В. В. Голицын. За первый Крымский поход оба брата получили награды - "…по ползолотому в золотом", поместьями в 120 четей земли и от 8 до 30 рублей деньгами.
И это было справедливо, несмотря на неудачу. Об этом походе Ф. Лефорт пишет: "…никогда ни одна армия не страдала столько, как эта здесь.
От реки Мерля пошли мы к реке Коломаку, где трава росла в изобилии, равно как и близ рек Орчики и Липянки. Спустя несколько дней достигли мы прекраснейшей реки, какую только можно видеть: она называется Орель; оба берега ее покрыты великолепными лесами, где во множестве водятся всякого рода звери: олени, вепри, медведи, дикие бараны и другие. Здесь мы простояли некоторое время; затем приблизились к реке Кильчену и, наконец, к весьма красивой реке Самаре, с не совсем, впрочем, здоровою водою. Пройдя еще несколько речек, добрались мы до реки Конская Вода, скрывавшей в себе сильный яд, что обнаружилось тотчас же, как из нее стали пить. Эта вода для многих была пагубна, смерть произвела большие опустошения. Ничего не могло быть ужаснее мною здесь виденного. Целые толпы несчастных ратников, истомленные маршем при палящей жаре, не могли удержаться, чтобы не глотать этого яда, ибо смерть была для них только утешением. Некоторые пили из вонючих луж или болот; другие снимали наполненные сухарями шапки и прощались с товарищами; они оставались там, где лежали, не имея сил идти от чрезмерного волнения крови. К довершению несчастия, наш великодушный князь, боярин В. В. Голицын, не позволял сворачивать с дороги, хотя мы уже не имели травы, потому что все степи были выжжены. Мы достигли реки Ольбы, но и ее вода оказалась ядовитою, а все кругом было уничтожено: мы видели только черную землю да пыль и едва могли рассмотреть друг друга. К тому же вихри свирепствовали постоянно. Все лошади были изнурены и падали во множестве. Мы потеряли голову. Искали повсюду неприятеля или самого хана, чтобы дать ему сражение. Захвачены были несколько татар и сто двадцать из них и более были истреблены. Пленные показали, что хан идет на нас с 80 000 татарами. Однако и его полчище жестоко пострадало, потому что до Перекопа все было выжжено.
Наш генералиссимус, невзирая на то, пошел вперед к реке Анцике, куда посланы были некоторые отряды, ничего, впрочем, не сделавшие. Армия расстроилась вконец; все роптали, потому что болезни свирепствовали страшно; артиллерию везли те солдаты, которые еще не совсем изнурились. Наш князь был в отчаянии оттого, что не мог достигнуть Перекопа, что оказывалось, действительно, невозможным, да, правду сказать, не было и нужды в том: и без сражений смерть довольно потрепала нас. Она похитила лучших наших офицеров, между прочим, трех полковников: Во, Фливерса, Бальцера, и до двадцати немецких подполковников, майоров и капитанов. Мы напрягли последние силы, чтобы добраться до речки Янчакрака. Здесь армия очутилась в бедственнейшем положении. Вода повсюду была черная, в малом количестве и нездоровая; жара стояла невыносимая; дождя не выпало, ни капли; во весь поход ни следа травы; и солдаты, и лошади едва тащили ноги. Наш генералиссимус был вне себя и, могу Вас уверить, горько плакал. Собрались все генералы на военный совет.
Не могли понять, как удалось татарам выжечь всю траву. Подозревали гетмана казаков в соумышлении с татарским ханом. Это оказалось справедливым, и он был схвачен с двумя сыновьями. Слетело несколько голов, а гетмана и сыновей его сослали в Сибирь. Мазепу назначили гетманом".
Такова безрадостная картина первого Крымского похода. Обращу внимание на два обстоятельства в связи с этим событием.
Первое. Выжженная степь. Выжженная до начала похода армии В. В. Голицына. Хотя всем нам хорошо помнится картина из учебников по истории и описаний этого похода о том, как татары подожгли степь: "… люди Голицына заметили… дым вдоль горизонта. Татары жгли степь, чтобы лишить корма лошадей и волов в русском лагере. Огонь приближался по высокой траве, оставляя за собой почернелую, дотлевающую стерню. Временами огонь подходил вплотную к колоннам, окутывая дымом людей и животных и грозя подпалить громоздкий обоз. Терпя такие мучения, русская армия ползла на юг, пока в шестидесяти милях от Перекопа Голицын не решил остановиться. Армия повернула назад".